- Они христиане, лорд Утред. В гарнизоне христиане!
Я нахмурился.
- Да пусть они хоть долгоносикам поклоняются, мне плевать, - сказал я, - но если они сдались, то наше войско должно быть внутри. Это так?
- Так и будет, - заявил отец Фраомар. - Всё согласовано.
- Что согласовано? - поинтересовался я.
Этельфлед выглядела встревоженной.
- Они согласны сдаться, - сказала она, посмотрев на исповедника в поисках подтверждения. Фраомар кивнул. - А мы не деремся с христианами, - закончила Этельфлед.
- Я дерусь, - кровожадно заявил я и подозвал слугу. - Годрик! Труби в рог! Годрик взглянул на Этельфлед в надежде на ее одобрение, а я пнул его по левой руке. - Труби в рог! Давай!
Он поспешно протрубил, и мои воины, разоружающие врагов, подбежали к лошадям.
- Лорд Утред! - запротестовала Этельфлед.
- Если они сдались, - сказал я, - то форт наш. А если он не наш, то они не сдались, - я перевел взгляд на Фраомара. - Ну так что же?
Никто не ответил.
- Финан! Приведи людей! - крикнул я и, не обращая внимания на Этельфлед с Фраомаром, послал лошадь на юг.
Обратно в Эдс-Байриг.
Глава пятая
Мне следовало догадаться. Это все Хэстен. Своим красноречием он способен превратить дерьмо в золото, и он применил его на Меревале.
Я разыскал и Меревала, и Хэстена, каждый находился в окружении десятка спутников, в ста шагах от форта, на западной стороне, где склон становился более пологим. Обе стороны стояли в нескольких шагах под своими знаменами. Меревал, конечно же, нес знамя Этельфлед с изображением гуся Святой Вербурги, Хэстен вместо привычного черепа на шесте щеголял новым стягом - серым полотнищем с вышитым на нем белым крестом.
- Совести у него нет! - крикнул я Финану и пустил Тинтрига вверх по склону.
- Скользкий же ублюдок, господин. - рассмеялся Финан.
Скользкий ублюдок оживленно разговаривал, когда мы появились из леса, но стоило ему заметить меня, как он умолк и отступил под защиту своих воинов. Когда я приблизился, он приветствовал меня по имени, но я не обратил на него внимания, послав Тинтрига между двумя отрядами, и соскользнул с седла.
- Почему ты не занял форт? - набросился я на Меревала, кинув поводья Годрику.
- Я… - начал было он, но потом посмотрел куда-то в сторону. Этельфлед со свитой стремительно приближалась, и он определенно решил дождаться ее прибытия, прежде чем отвечать.
- Засранец сдался? - спросил я.
- Ярл Хэстен… - тут Меревал вновь запнулся и пожал плечами, словно не зная, что ответить, и не понимая, что происходит.
- Это легкий вопрос! - угрожающе сказал я. Меревал был порядочным человеком и стойким воином, но сейчас выглядел донельзя смущенным. Его взгляд бегал по группе окружающих его священников. Тут стояли отец Цеолнот со своим беззубым братцем Цеолбертом, а также Леофстан. Всех несказанно привело в замешательство мое внезапное появление.
- Он сдался? - медленно и громко повторил я вопрос.
От ответа Меревала спасло прибытие Этельфлед. Она протолкнулась сквозь священников.
- Если тебе есть, что сказать, лорд Утред, - ледяным тоном произнесла она с седла, - то поведай мне.
- Я хочу лишь знать, сдался ли этот кусок дерьма, - сказал я, указав на Хэстена.
Ответил отец Цеолнот.
- Госпожа, - заговорил священник, нарочито не обращая на меня внимания, - ярл Хэстен согласился присягнуть тебе на верность.
- Согласился на что? - поперхнулся я.
- Тишина! - крикнула Этельфлед. Она оставалась в седле, возвышаясь над нами. Её свита, по меньшей мере сто пятьдесят воинов, последовала за ней от берега реки и остановилась ниже по склону.
- Расскажи, о чем вы условились, - потребовала она у отца Цеолнота.
Цеолнот встревоженно оглянулся на меня и посмотрел на Этельфлед.
- Ярл Хэстен - христианин, госпожа, и ищет твоего покровительства.
По меньшей мере трое из нас одновременно раскрыли рты, но Этельфлед хлопнула, призывая к тишине.
- Это правда? - спросила она у Хэстена.
Хэстен поклонился ей и коснулся серебряного распятия поверх кольчуги.
- Хвала Господу, это так, госпожа.
Ответил он чинно, смиренно с подкупающей искренностью.
- Лживое дерьмо, - пробурчал я.
Он не обратил на меня внимания.
- Я обрел искупление, госпожа, и пришел к тебе просителем.
- Он искупил свои грехи, госпожа, - твердо произнес высокий человек рядом с Хэстеном. - Мы готовы, госпожа, нет, даже жаждем присягнуть тебе в верности, и как христиане молим о покровительстве.
Он обратился к ней на английском и говорил учтиво, а под конец слегка поклонился Этельфлед. Она выглядела изумленной, что неудивительно, поскольку высокий человек казался священником, по крайней мере, носил длинную черную рясу, подпоясанную веревкой, а на груди у него висело деревянное распятие.
- Кто ты? - спросила Этельфлед.
- Отец Гарульд, госпожа.
- Датчанин?
- Я родился здесь, в Британии, - ответил он, - но мои родители прибыли из-за моря.
- И ты христианин?
- Милостью Господней, да. Харульд был суровым, смуглолицым мужчиной с посеребренными сединой висками. На моем веку он не был первым обращенным датчанином, и не первым, кто стал священником.
- Я сызмальства христианин, - добавил он.
Говорил он веско и уверенно, но я заметил, что его пальцы непроизвольно сжимаются и разжимаются. Он волновался.
- Ты что, хочешь сказать, этот паршивый кусок дерьма тоже христианин? - я кивнул на Хэстена.
- Лорд Утред! - предостерегающе произнесла Этельфлед.
- Я саморучно его крестил, - с достоинством ответил мне Гарульд, - хвала Господу.
- Аминь, - громко поддакнул Цеолнот.
Я посмотрел в глаза Хэстену. Я знал его всю взрослую жизнь, и жизнью своей он был обязан мне, ведь я его спас. Тогда он поклялся мне в верности, и я верил ему, поскольку он обладал заслуживающим доверия лицом и искренними манерами. Но Хэстен нарушил каждую данную им клятву. Он был пронырой, коварным и смертоносным, как горностай. Его честолюбие превышало достижения, поскольку судьба позаботилась о том, чтобы я раз за разом разрушал его замыслы. В прошлый раз подобное произошло в Бемфлеоте, когда я уничтожил его армию и сжег флот, но по милости судьбы Хэстен всегда выходил сухим из воды. И сейчас он здесь, без надежды заперт в Эдс-Байриге, но улыбается мне, словно давнему другу.
- Он такой же христианин, что и я, - буркнул я.
- Госпожа, - Хэстен посмотрел на Этельфлед и вдруг, что совершенно поразительно, рухнул на колени, - клянусь жертвой Спасителя нашего, что я истинный христианин.
Он говорил смиренно, сотрясаясь от нахлынувших чувств. Даже слезы выступили на глазах. Внезапно он широко распростер руки и обратил лицо к небу.
- Да поразит меня сей же миг Всевышний, если я лгу!
Я выхватил Вздох Змея, клинок громко и отрывисто лязгнул по горловине ножен.
- Лорд Утред! - в тревоге воскликнула Этельфлед. - Нет!
- Я собирался выполнить работу за твоего бога, - сказал я, - и поразить его. Ты меня остановишь?
- Господь сам уладит свои дела, - едко заявила Этельфлед и повернулась к датскому священнику. - Отец Гарульд, ты уверен, что ярл Хэстен христианин?
- Да, госпожа. Он проникся раскаянием и радостью при крещении.
- Хвала Господу, - прошептал отец Цеолнот.
- Довольно! - оборвал их я. В руке я сжимал Вздох Змея. - Почему наши люди еще не в форте?
- Они там будут! - ядовито процедил Цеолнот. - Таков уговор!
- Уговор? - голос Этельфлед звучал настороженно, она, очевидно, подозревала, что священники превысили полномочия, когда заключили договор без её согласия. - О чем вы договорились? - спросила она.
- Ярл Хэстен, - осторожно начал Цеолнот, - хочет присягнуть тебе на верность во время пасхальной мессы. Он желает, чтобы радость воскрешения Господа нашего освятила этот акт примирения.
- Плевать я хотел, что он собрался ждать праздника Эостры, - сказал я, - поскольку мы займем форт немедленно!
- Форт передадут на Пасху, в воскресенье, - ответил Цеолнот. - Таков уговор!
- На Пасху? - переспросила Этельфлед, и любой знакомый с ней мог уловить в голосе недовольство.
Она не была глупа, но оказалась не готова отмести надежду на то, что Хэстен в действительности христианин.
- Это послужит поводом к примирению, - уговаривал её Цеолнот.
- А кто ты таков, чтобы заключать подобное соглашение? - спросил я.
- Такое дело следует решать христианам, - упорствовал Цеолнот, поглядывая на Этельфлед в надежде на поддержку.
Этельфлед же посмотрела на меня, потом на Хэстена.
- Почему бы нам не занять форт немедленно? - спросила она.
- Я условился... - робко начал Цеолнот.
- Госпожа, - прервал его Хэстен, подползая ближе на коленях, - я искренне желаю крестить всех своих людей на Пасху. Но есть упорствующие. Мне нужно время, отцу Гарульду нужно время! Нам нужно время, чтобы убедить тех немногих упрямцев в спасительной милости Господа нашего Иисуса Христа.
- Лживый ублюдок, - процедил я.
Мгновение все молчали.
- Клянусь, это правда, - смиренно добавил Хэстен.
- Когда он произносит эти слова, - обратился я к Этельфлед, - можешь быть уверена, что он лжет.
- И если нас навестит отец Цеолнот, - продолжил Хэстен, - а лучше, отец Леофстан, и станет проповедовать нам, то снизойдет на нас милость и благословение, госпожа.
- С радостью... - начал Цеолнот, но умолк, когда Этельфлед подняла руку. Мгновение она молчала, не сводя взгляда с Хэстена. - Ты предлагаешь массовое крещение? - спросила она.
- Всех моих людей, госпожа! - с жаром подхватил Хэстен, - все узрят Божью благодать и станут твоими слугами.
- Сколько человек, ты, дерьма кусок? - спросил я Хэстена.
- Лишь малое число, лорд Утред, упорно придерживается язычества. Человек двадцать, может, тридцать. Но с Божьей помощью мы и их обратим!
- Сколько человек в форте, жалкий ты ублюдок?
Хэстен замялся, но понял, что колебаться не стоит, и улыбнулся.
- Пятьсот восемьдесят, лорд Утред.
- Так много! - возликовал отец Цеолнот. - То будет свет, озаряющий язычников! - взмолил он Этельфлед. - Представь себе, госпожа, массовое крещение язычников! Мы сможем крестить их в реке!
- Лучше бы тебе их утопить, - пробормотал я.
- И госпожа, - Хэстен, не вставая с колен, сцепил руки и не сводил глаз с Этельфлед. Его лицо лучилось доверием, а голос звучал искренне. Хэстен был лучшим лгуном, что я встречал на своем веку. - Я бы пригласил тебя в форт! Помолился бы там вместе с тобой, госпожа, вознес бы хвалу Господу вместе с тобой! Но малая часть моих людей непреклонна. Они могут воспротивиться. Я прошу лишь немного времени, чтобы милость Господня коснулась этих закоснелых душ.
- Вероломный подонок, - прикрикнул я на Хэстена.
- И чтобы убедить тебя, - смиренно продолжил Хэстен, игнорируя меня, - я клянусь тебе в верности сейчас, госпожа, в это самое мгновение!
- Хвала Господу, - прошамкал отец Цеолберт.
- Есть одна небольшая загвоздка, - сказал я, и все взоры обратились ко мне. - Он не может присягнуть тебе на верность, госпожа.
Этельфлед испытующе посмотрела на меня.
- Почему?
- Потому что он уже присягнул на верность другому, госпожа, и тот лорд еще не освободил его от клятвы.
- Я освободился от клятвы ярлу Рагналлу, когда поклялся служить Всевышнему, - возразил Хэстен.
- Но не от клятвы, принесенной мне, - заметил я.
- Но ты ведь тоже язычник, лорд Утред, - с хитрецой ответил Хэстен, - а Иисус Христос освободил меня от всех клятв язычникам.
- Воистину, воистину! - захлебываясь поддакнул отец Цеолнот. - Он очистился от скверны, госпожа! Отверг дьявола и козни его! Новообращенный свободен от всех клятв, принесенных язычникам, так учит нас церковь.
Этельфлед еще колебалась. Наконец, она взглянула на Леофстана.
- Ты еще не высказался, отец.
Леофстан слегка улыбнулся.
- Я обещал лорду Утреду не вмешиваться в его дела, если он не станет вмешиваться в мои, - он примирительно улыбнулся отцу Цеолноту. - Я радуюсь обращению язычников, но что касается судьбы крепости, увы, то не в моей власти. Кесарю кесарево, госпожа, и судьба Эдс-Байрига - дело кесарево, а точнее - твое.
Этельфлед коротко кивнула и указала на Хэстена.
- Ты веришь этому человеку?
- Верю ли я ему? - нахмурился Леофстан. - Могу я задать ему вопрос?
- Спрашивай, - приказала Этельфлед.
Леофстан прохромал к Хэстену и встал перед ним на колени.
- Дай мне твои руки, - тихо сказал Леофстан и подождал, пока Хэстен послушно повиновался. - Теперь поведай мне, - мягко продолжал Леофстан, - во что ты веруешь?
Хэстен сморгнул слезы.
- Верую в Господа единого, отца Всевышнего, творца небес и земли, - едва слышно шептал он, - в единого отца Иисуса Христа, единородного Сына Божия, сына Отца, Бога Богов, Светоча Светочей! - голос его стал громче, когда он произносил последние слова, но потом Хэстен стал задыхаться. - Я верую, отец! - взмолился он, и слезы вновь оросили его лицо. Он мотнул головой. - Лорд Утред прав, прав! Я был грешником. Нарушал клятвы. Оскорблял небеса! Но отец Гарульд молился за меня, молился, и моя жена молилась, и хвала Господу, я уверовал!
- Воистину хвала Господу, - сказал Леофстан.
- Рагналл знает, что ты христианин? - сурово спросил я.
- Необходимо было держать его в неведении, - смиренно ответил Хэстен.
- Почему?
Леофстан по-прежнему держал Хэстена за руки.
- Меня изгнали, и я укрылся на острове Манн, - ответил на мой вопрос Хэстен, глядя при этом на Этельфлед, - и именно на том острове отец Гарульд меня обратил. А ведь нас окружали язычники, они убили бы нас, если б прознали. Я молился! - он взглянул на Леофстана. - Я молил наставить меня! Остаться ли мне и обратить в истинную веру язычников? И Господь ответил: приведи в Мерсию последователей своих и предоставь свои мечи в услужение Христа.
- Услужение Рагналла, - отрезал я.
- Ярл Рагналл потребовал служить ему, - Хэстен вновь обратился к Этельфлед, - но я узрел в этом Божью волю! Господь открыл перед нами дорогу с острова! У меня не осталось кораблей, лишь вера в Иисуса Христа и Святую Вербургу.
- Святую Вербургу! - воскликнула Этельфлед.
- Моя дорогая жена молится ей, госпожа, - невинной овечкой ответил Хэстен. Каким-то образом льстивому выродку удалось прознать, что Этельфлед поклоняется гусиному пугалу.
- Лживая сволочь, - рявкнул я.
- Он искренне раскаивается, - настаивал Цеолнот.
- Отец Леофстан? - спросила Этельфлед.
- Мне хочется верить ему, госпожа! - искренне ответил Леофстан. - Хочется верить, что моему рукоположению будет сопутствовать чудо! Что на Пасху мы узрим радость обращения языческих орд в услужение Иисусу Христу!
- Это чудо Христово! - прошамкал беззубыми деснами отец Цеолберт.
Этельфлед все еще колебалась, не сводя глаз со стоящих на коленях мужчин. Отчасти она наверняка понимала мою правоту, но ею руководило унаследованное от отца благочестие. И готовность Леофстана поверить. Леофстан был её ставленником. Этельфлед убедила архиепископа из Контварабурга рукоположить Леофстана, писала епископам и аббатам, восхваляя его искренность и горячую веру, жертвовала серебро храмам и церквям, чтобы склонить их в пользу Леофстана. Церковь предпочла бы более красноречивого человека, способного увеличить земли епархии и вытянуть больше денег из знати северной Мерсии, но Этельфлед желала святого.
И этот святой теперь выставлял обращение Хэстена как знак того, что небеса одобряют выбор Этельфлед.
- Только представь себе, госпожа, - Леофстан наконец отпустил руки Хэстена, и по-прежнему стоя на коленях, повернулся к Этельфлед, - представь, какое ликование начнется, когда язычник поведет своих воинов к Христовому престолу! Эта идея прельщала и Этельфлед. Её отец всегда прощал обращенных датчан, даже позволял им селиться в Уэссексе. Альфред часто заявлял, что борьба идет не за создание Инглаланда, а за обращение язычников. Этельфлед узрела в этом массовом крещении язычников-датчан проявление Господней силы.
Она подвела Гасту на шаг вперед.
- Ты клянешься мне в верности?
- С радостью, госпожа, - воскликнул Хэстен, - с радостью!
Я смачно плюнул в сторону вероломного мерзавца, вогнал Вздох Змея в ножны и взобрался в седло Тинтрига.
- Лорд Утред! - резко окликнула меня Этельфлед. - Куда ты направился?
- Назад к реке, - коротко ответил я. - Финан! Ситрик! Все за мной!
Мы поспешили прочь от фарса, что вот-вот разыграется под стенами Эдс-Байрига.
За мной последовало сто двадцать три человека. Мы миновали свиту Этельфлед, повернули на север и поскакали к реке.
Но стоило нам войти в лес и скрыться с глаз окружающих Этельфлед глупцов, как я повернул своих людей на восток.
Потому что намеревался сделать работу христианского бога.
И прибить Хэстена.
Мы скакали быстро, лошади петляли между деревьями. Со мной поравнялся Финан.
- Что мы делаем?
- Берем Эдс-Байриг, - ответил я, - что же еще.
- Иисусе.
Я помолчал, поскольку Тинтриг провалился в небольшой овраг, поросший папоротником, и рысью поднялся по невысокому склону. Так скольких людей вел Хэстен? Он заявил, что пятьсот восемьдесят, но я ему не верил. Он лишился своей армии вместе с репутацией при Бемфлеоте. В той битве он не участвовал, но я удивился бы, окажись при нем сотня воинов. Впрочем, несомненно, и Рагналл оставил часть людей в крепости.
- Велика ли крепость? - спросил я Финана.
- Эдс-Байриг? Велика.
- Сколько выйдет шагов, если обойти стены?
Финан задумался. Я слегка свернул на север, пустив Тинтрига по длинному склону, заросшему дубами и кленами.
- Девятьсот? - предположил Финан. - Может, тысяча?
- Так я и думал.
- Большая крепость, не сомневайся.
Король Альфред пытался втиснуть жизнь в правила. В основном эти правила, конечно же, проистекали из священного писания, но были и другие. Построенные им города тщательно вымеряли, исследовали каждый клочок земли. Измеряли городские стены, чтобы узнать их высоту, ширину и протяженность. Именно эта последняя цифра, длина стен, определяла количество воинов, необходимое для защиты города. Число это вычислили заумные священники, что пощелкали деревянными шариками на ниточках и решили, что в каждом бурге требуется по четыре защитника на пять шагов стены. В руках Альфреда Уэссекс превратился в сплошной гарнизон - его границы усеивали новопостроенные бурги, чьи стены защищал фирд.