Показался епископ Леофстан верхом на своем мерине, болтая ногами почти у самой земли. Вслед за священником въехала Этельфлед в окружении внушительного отряда воинов под предводительством Меревала. Замыкали шествие Хэстен со своими людьми и отряд мерсийцев Этельфлед.
- Ты нарушил перемирие! - обвинил меня отец Цеолнот, скорее грустно, нежели со злостью. - Лорд Утред, ты нарушил наше священное обещание! Он не отрывал взгляда от распластанных на земле тел. Выпотрошенные тела превратились в мешанину внутренностей и разбитых кольчуг, из разрубленных шлемов вытекали мозги, на покрасневшие от крови трупы уже слетались мухи.
- Мы дали обещание перед Богом, - печально добавил он.
Отец Гарульд с искаженным от гнева лицом встал на колени и взял за руку умирающего.
- У тебя нет чести, - выплюнул он.
Я пришпорил Тинтрига и опустил кровавое острие Вздоха Змея, так что оно коснулось шеи датского священника.
- Знаешь, как меня прозвали? - спросил я его. - Убийцей священников. Только заикнись еще раз о чести, и заставлю тебя сожрать свое дерьмо.
- Ты… - начал он, но я с силой стукнул его Вздохом Змея плашмя по голове, свалив наземь.
- Ты лгал, монах, лгал, так что не говори мне о чести.
Священник затих.
- Финан, - проревел я, - разоружить всех!
Этельфлед подтолкнула кобылу к строю потерпевших поражение норманнов.
- Почему? - горько спросила она, - почему?
- Они враги.
- Крепость и так бы сдалась на Пасху.
- Госпожа, - устало сказал я, - Хэстен в жизни не говорил правды.
- Он принес мне клятву!
- А я еще не освободил его от клятвы, принесенной мне, - рявкнул я в ответ, внезапно разозлившись. - Хэстен мой, он мне поклялся! И никакие священники или богомольцы этого не изменят!
- А ты, - возразила она, - присягнул мне. Твои люди служат мне, и я заключила договор с Хэстеном.
Я повернул лошадь. Епископ Леофстан приблизился, но тут же отпрянул. Мы с Тинтригом были покрыты кровью, воняли ею, мой меч блестел от крови. Я привстал в стременах и закричал выжившим воинам Хэстена.
- Все христиане, шаг вперед! - я подождал. - Живей! - крикнул я. - Я хочу, чтобы все христиане встали тут! - я указал мечом в сторону пустующего лужка между двумя кучами бревен.
Хэстен открыл было рот, но Вздох Змея, метнувшись, уткнулся в него.
- Скажешь слово, вырежу тебе язык!
Хэстен закрыл рот.
- Христиане, - повторил я, - сюда, немедленно!
Вышли четверо мужчин. Четверо мужчин и около тридцати женщин. И всё.
- Теперь посмотри на остальных, - сказал я Этельфлед, указывая на людей, которые остались на месте. - Посмотри, что висит на шеях, госпожа. Ты видишь кресты или молоты?
- Молоты, - тихо произнесла она.
- Он солгал, - сказал я. - Заявил тебе, что все его люди, кроме нескольких - христиане, что они ждут праздника Эостры, дабы крестить остальных, но взгляни на них! Они, как и я, язычники, а Хэстен - лгун. Он всегда лгал.
Я пробирался сквозь толпу, говоря на ходу.
- Ему приказали удержать Эдс-Байриг до возвращения Рагналла, что вскоре произойдет. Хэстен лгал, потому что не мог говорить правду. Его язык изворотлив. Он нарушает клятвы, госпожа, и клянется, что черное - это белое, а белое - черное, и люди ему верят, потому что мед так и сочится с его языка. Но я его знаю, госпожа, потому что он мой человек, он принес мне клятву.
Сказав это я, наклонился, схватил Хэстена за кольчугу, рубаху и плащ и приподнял его. Он был намного тяжелее, чем я ожидал, но я перекинул его через седло и развернул Тинтрига.
- Я знаю его всю жизнь, госпожа, - сказал я, - и за все это время он ни разу не сказал ни слова правды. Он изворотлив, как змея, лжив, как ласка, и обладает храбростью мыши.
В задних рядах толпы завопила Бруна, жена Хэстена, и начала пробираться вперед, работая увесистыми кулаками. Она обзывала меня убийцей, язычником, дьявольским отродьем. Я знал, что она христианка. Хэстен даже поощрял её обращение, поскольку таким образом снискал расположение Альфреда. Он дернулся в седле и схлопотал удар в зад увесистой рукоятью Вздоха Змея.
- Утред, - крикнул я сыну, - если эта толстая сука хоть пальцем коснется меня или коня, сломай ей никчемную шею!
- Лорд Утред, - Леофстан решил было меня остановить, но бросив взгляд на кровь на Вздохе Змея и боку Тинтрига, отступил.
- В чем дело, отец?
- Он знает символ веры, - неуверенно произнес священник.
- Так и я его знаю, отец. Делает ли это меня христианином?
- Он не уверовал? - Леофстану будто бы разбили сердце.
- Нет, - сказал я, - и я это докажу. Смотри. Я сбросил Хэстена с седла, спешился, передал поводья Годрику и кивнул Хэстену: - Меч при тебе, обнажи его.
- Нет, господин, - произнес он.
- Ты не станешь сражаться?
Ублюдок обратился к Этельфлед:
- Разве Господь не учит нас возлюбить врагов наших? Подставить другую щеку? Если я умру, госпожа, то умру христианином. Умру, как Христос, охотно. Я умру как свидетель...
Чему бы он там ни был свидетелем, ему сообщить не удалось, потому что я ударил его мечом плашмя по шлему. От удара Хэстен повалился на землю.
- Вставай, - сказал я.
- Госпожа, - произнес он, глядя на Этельфлед.
- Вставай, - крикнул я.
- Вставай, - приказала Этельфлед, пристально глядя на него.
Хэстен встал.
- А теперь дерись, скользкий кусок дерьма, - велел я.
- Я не стану сражаться. Я тебя прощаю.
Хэстен перекрестился и дерзнул пасть на колени, сжав обеими руками крест и выставив его перед лицом, словно молился.
- Святая Вербурга, - воззвал он, - помолись за меня сейчас и в час моей смерти!
Я замахнулся Вздохом Змея с такой силой, что Этельфлед охнула. Клинок просвистел в воздухе, метя Хэстену в шею. Замах был свиреп и быстр, но в последний миг я сдержал удар, так что окровавленный меч застыл на волоске от Хэстена. И он поступил так, как я и предвидел. Его правая рука, до того сжимавшая крест, метнулась к рукояти меча. Он сжал ее, однако не предпринял попытки обнажить меч.
Я прикоснулся клинком к его шее.
- Испугался, - спросил я его, - что не попадёшь в Вальхаллу? Поэтому схватился за меч?
- Пощади, - взмолился он, - и я выдам тебе все замыслы Рагналла.
- Мне известно, что замышляет Рагналл. - Я надавил острием на шею Хэстена, и тот вздрогнул.
- Ты недостоин того, чтобы с тобой сражаться, - сказал я и посмотрел мимо Этельфлед на её племянника. - Принц Этельстан! Подойди!
Этельстан глянул на тетку, но та лишь кивнула, и он соскользнул с седла.
- Сразишься с Хэстеном, - сказал я ему. - Настало время тебе убить ярла, пусть и жалкого ярла вроде него.
Я убрал меч от шеи Хэстена.
- Вставай, - приказал я ему.
Хэстен поднялся и бросил взгляд на Этельстана.
- Ты выставишь против меня мальчишку?
- Побьешь мальчишку и останешься в живых, - пообещал я ему.
Стройный и юный Этельстан едва вышел из мальчишеского возраста, а Хэстен был закаленным воином. Однако Хэстен смекнул, что я не стал бы рисковать жизнью принца, не будучи уверенным, что юноша победит. Понимая это, Хэстен прибегнул к уловке. Он обнажил меч и понесся на Этельстана, который ожидал моей отмашки на начало поединка.
Хэстен с ревом подскочил и занес клинок, но Этельстан проворно увернулся и выхватил из ножен меч. Хэстен ударил наотмашь, но Этельстан отбил этот удар. Раздался звон, я увидел, как Хэстен развернулся и нанес удар сверху, стремясь расколоть Этельстану череп. Но юноша слегка подался назад, увернувшись от клинка, и издевательски засмеялся над престарелым врагом. Принц опустил клинок, словно приглашая напасть еще раз, но теперь Хэстен осторожничал. Он ограничивался тем, что кружил вокруг Этельстана. Тот же поворачивался, чтобы держать меч перед противником.
Я преследовал свои цели, позволив Этельстану сразиться и победить. Может, он и старший сын короля, а следовательно этелинг Уэссекса. Но у него был младший брат, которого могущественные люди Уэссекса прочили следующим королем.
Прочили не потому, что младший брат был лучше, сильнее или мудрее, а просто потому, что тот приходился внуком самому могущественному олдермену Уэссекса. И чтобы пошатнуть влияние знати, я заплачу барду звонкой монетой, дабы тот сложил песнь про эту битву. И пусть песнь не будет похожа на битву, главное, что она сделает Этельстана героем, сразившим датского вождя в лесах северной Мерсии. Тогда я отправлю барда на юг, в Уэссекс, петь песню в залитых светом тавернах, пусть народ узнает, что Этельстан - достойный этелинг.
Мои люди издевались над Хэстеном, кричали, что тот испугался мальчишки, подначивали его напасть, но Хэстен по-прежнему осторожничал. Тогда Этельстан шагнул вперед и нанес удар. Почти наугад, но принц проверил ловкость противника. Результатом он остался доволен, поскольку принялся наседать резкими, короткими ударами, принуждая Хэстена пятиться. Принц не пытался ранить Хэстена, а просто заставлял его опираться на заднюю ногу и не давал возможности атаковать.
И вдруг принц отступил назад, вздрогнув, будто потянул мышцу, и Хэстен бросился на него, а Этельстан шагнул в сторону и мощно рубанул мечом, быстрым как взмах крыльев ударом, и клинок со страшной силой подрубил правое колено Хэстена, и тот споткнулся, а Этельстан с силой ткнул мечом, пробив кольчугу на плече Хэстена и сбив датчанина на землю.
Я видел упоение битвой на лице Этельстан и услышал, как Хэстен закричал в отчаянии, когда молодой человек встал над ним с занесенным для смертельного удара мечом.
- Стой! - крикнул я. - Стой! Назад!
Воины, наблюдавшие за сражением, замолчали. Этельстан выглядел озадаченным, но тем не менее, подчинился и отступил от поверженного врага. Хэстен дрожал от боли, но сумел подняться. Он неуверенно пошатывался на раненой правой ноге.
- Ты оставишь мне жизнь, господин? - спросил он меня. - Я буду твоим.
- Ты и так мой, - сказал я и схватил его за правую руку.
Тогда он понял, что я собираюсь сделать, и его лицо исказилось от отчаяния.
- Нет! - крикнул он. - Прошу тебя, не надо!
Я схватил его за запястье и вывернул меч из руки.
- Нет! - вопил он. - Нет! Нет!
Я отбросил меч в сторону и сделал шаг назад.
- Заканчивай начатое, - коротко бросил я Этельстану.
- Дайте мне меч! - выкрикнул Хэстен и, прихрамывая, сделал болезненный шаг к упавшему мечу, но я встал у него на пути.
- Чтобы ты мог попасть в Вальхаллу? - усмехнулся я. - Думаешь, что сможешь разделить чашу эля с теми славными воинами, что ждут меня в пиршественном зале? С этими храбрыми людьми? И разве христианин верит в Вальхаллу?
Он промолчал. Я посмотрел на Этельфлед, потом на Цеолнота.
- Ты слышал? - спросил я. - Этот добрый христианин хочет отправиться в Вальхаллу. Вы еще думаете, что он христианин?
Этельфлед кивнула, принимая доказательства, но Цеолнот не поднял взгляда.
- Меч! - просил Хэстен, слезы текли по его щекам, но я просто махнул Этельстану и шагнул в сторону. - Нет! - вопил Хэстен. - Меч! Прошу тебя! - он посмотрел на Этельфлед. - Госпожа, дай мне меч!
- Зачем? - холодно спросила она, и Хэстену было нечего ответить.
Этельфлед кивнула племяннику, и Этельстан проткнул Хэстена мечом, вонзив сталь прямо в живот, сквозь кольчугу, кожу, сухожилия и плоть, и дернул меч вверх, кряхтя от натуги и глядя врагу прямо в глаза. Кровь хлестала из живота датчанина, заливая чахлую траву Эдс-Байрига.
Так умер Хэстен-датчанин.
А Рагналл приближался.
Убить его будет труднее.
Глава шестая
Мы взяли слишком много пленных, и слишком многие из них были воинами, которые, если их оставить в живых, скорее всего снова станут с нами сражаться. Большинство из них - сторонники Рагналла, немногие поклялись в верности Хэстену, но все были опасны. Если бы мы просто дали им уйти, они бы вернулись в армию Рагналла, и так уже достаточно мощную, так что я советовал перебить всех до последнего.
Мы не могли прокормить почти двести мужчин, не говоря уже об их семьях, а среди моих воинов было много молодежи, нуждающейся в практике с мечом или копьем, но Этельфлед вздрогнула при мысли о бойне. Она не была слабой женщиной, вовсе нет, и в прошлом бесстрастно смотрела, как убивают пленников, но сейчас пребывала в милосердном или, возможно, брезгливом настроении.
- Так что же мне с ними сделать? - спросил я.
- Христиане могут остаться в Мерсии, - сказала она, хмурясь, что так мало людей исповедуют ту же веру, что и она.
- А остальные?
- Только не убивай их, - резко сказала она.
Так что в итоге мне пришлось приказать отрубать пленникам ту руку, которой они держат меч, и эти руки мы собирали полными мешками. Еще на вершине холма лежали сорок три мертвеца, и я велел обезглавить трупы и принести мне головы. Потом пленников освободили и вместе со стариками отправили на восток по римской дороге.
Я сказал им, что они найдут перекресток в половине дня ходьбы отсюда, а если повернут на север, дорога приведет их к реке, перейдя на другой берег, они снова окажутся в Нортумбрии.
- Вы встретите своего господина, идущего вам навстречу, - сказал я им, - и можете передать ему послание. Если он вернется обратно к Честеру, то потеряет не только руку.
Мы оставили молодых женщин и детей. Большую часть отправят на невольничий рынок в Лундене, но некоторые, возможно, найдут себе новых мужей среди моих воинов.
Мы свезли все захваченное оружие в Честер, где его раздадут фирду взамен мотыг или кос. Потом мы обрушили только что построенные стены Эдс-Байрига. Они рухнули легко, и мы использовали бревна, чтобы сделать большой погребальный костер, на котором сожгли обезглавленные тела.
Трупы корчились в огне, извивались и сморщивались, посылая зловоние смерти на восток вместе со столбом дыма. Рагналл, решил я, увидит дым и задумается, не знак ли то богов. Остановит ли это его? Я сомневался. Он, несомненно, поймет, что так яростно пылает именно Эдс-Байриг, но честолюбие убедит его проигнорировать предзнаменование. Он придет.
И я хотел поприветствовать его, и потому оставил сорок три бревна стоять как столбы вокруг Эдс-Байрига. Мы прибили к ним отрубленные головы, а на следующий день прибили отрубленные руки к деревьям по обе стороны римской дороги. Так что, когда Рагналл возвратится, его встретят сначала руки, а затем исклёванные воронами головы вокруг разрушенного форта.
- Ты действительно думаешь, что он придет? - спросила меня Этельфлед.
- Придет, - твердо заявил я.
Рагналл нуждался в победе, а чтобы победить Мерсию, не говоря уже об Уэссексе, ему нужно захватить бург. Он мог напасть и на другие бурги, но его привлекал Честер. Контролируя Честер, он воцарится на морских путях в Ирландию и завладеет всей северо-западной Мерсией. Это победа дорого ему обойдется, но Рагналл мог себе позволить потерять часть воинов. Он придет.
Ночью, через два дня после захвата Эдс-Байрига мы вдвоем стояли над северными воротами Честера, глядя на небо, сияющее бесчисленными яркими звездами.
- Если ему настолько нужен Честер, - тихо спросила Этельфлед, - то почему он не напал сразу после высадки? Зачем сначала отправился на север?
- Поскольку, захватив Нортумбрию, он вдвое увеличил своё войско. И он не хочет, чтобы за спиной таился враг. Если бы он осадил нас, не взяв Нортумбрию, то дал бы Ингверу время собрать собственное войско.
- Ингвер из Эофервика слаб, - презрительно сказала она.
Я сдержался и не спросил, почему же она сама в это верит, но категорично отказывается захватить Нортумбрию. Я знал ответ - она хотела сначала укрепить оставшуюся часть Мерсии и не станет завоевывать север без поддержки брата.
- Может, он и слаб, - сказал я вместо этого, - но все еще король Йорвика.
- Эофервика, - поправила она.
- Стены Йорвика впечатляют, - продолжил я, - а у Ингвера пока еще есть сторонники. Если Рагналл даст ему достаточно времени, то, вероятно, Ингвер сможет собрать тысячу воинов. Отправившись на север, Рагналл заставит Ингвера запаниковать. И нортумбрийцы сейчас встали перед выбором - Ингвер или Рагналл, а ты знаешь, кого они выберут.
- Рагналла, - тихо произнесла она.
- Потому что он могучий воин. Они его боятся. Если у Ингвера есть здравый смысл, то сейчас он уже на корабле на пути в Данию.
- И ты думаешь, Рагналл придет сюда? - спросила она.
- Меньше, чем через неделю, - предположил я, - может, даже завтра.
Она смотрела на сияние костров на восточном горизонте. Эти костры зажгли наши воины, оставшиеся в Эдс-Байриге. Им предстояло завершить уничтожение форта, а потом, как я надеялся, найти способ захватить те немногие корабли, что Рагналл оставил на северном берегу Мерза. Я оставил молодого Этельстана командовать, хотя прежде удостоверился, что у него есть опытные воины в советниках, но даже учитывая это, я прикоснулся к висящему на шее молоту Тора и вознес молитву богам, чтобы Этельстан не наделал глупостей.
- Я превращу Эдс-Байриг в бург, - сообщила Этельфлед.
- Да, но у тебя нет времени сделать это до возвращения Рагналла.
- Я знаю, - нетерпеливо ответила она.
- Но без Эдс-Байрига, - сказал я, - он окажется в беде.
- А что ему помешает построить новые стены?
- Мы ему помешаем, - твердо заявил я. - Знаешь, как много нужно времени, чтобы построить настоящую стену вокруг того холма? Не ту фальшивую, что возвел Хэстен, а настоящую? Целое лето! А сюда идет твоя армия, у нас есть фирд, через неделю мы будем превосходить их числом и не оставим в покое. Мы будем нападать, убивать и преследовать. Он не сможет построить стены, если его воинам постоянно придется носить кольчуги и ждать нападения. Мы перережем тех, кто поставляет ему провизию, пошлем крупные отряды, чтобы превратить его жизнь в кошмар. Он протянет не больше двух месяцев.
- Но он нас атакует, - сказала она.
- Рано или поздно ему придется, - ответил я, - очень на это надеюсь! Он потерпит поражение. Стены Честера крепки. Я больше беспокоюсь за Брунанбург. Нужно усилить тамошний гарнизон и углубить ров. Если он захватит Брунанбург, то получит желаемую крепость, а мы - проблемы.
- Я уже укрепляю Брунанбург, - ответила она.
- Углуби ров, - повторил я, - сделай его глубже и шире, увеличь гарнизон на две сотни воинов. Ему в жизни не захватить Брунанбург.
- Все будет исполнено, - ответила она, коснулась моего локтя и улыбнулась. - Ты выглядишь уверенным.
- К концу лета я получу меч Рагналла, а он - могилу в Мерсии, - мстительно пообещал я.
Я дотронулся до молота Тора на шее, гадая, уж не искушаю ли я тем, что произнес это вслух, трех норн, прядущих нити нашей жизни у подножия Игдрасиля. Ночь не была холодной, но я вздрогнул.
Wyrd bið ful āræd. Судьба неумолима.
За ночь до праздника Эостры перед "Ночным горшком" случилась очередная потасовка. Убили фриза, что состоял на службе у Этельфлед, а второй воин, один из моих, потерял глаз. По меньше мере еще с десяток получили тяжелые увечья, пока моему сыну с Ситриком не удалось положить конец уличной драке. Эти вести принес мне сын, разбудив посреди ночи.
- Нам удалось остановить драку, - сообщил он, - но она едва не переросла в настоящее побоище.