Глава восьмая
Позже в тот день Финан повел двести пятьдесят всадников на юг от Эдс-Байрига, где обнаружил два отряда фуражиров Рагналла. Первый перебили, а второй обратили в беспорядочное бегство. Захватили и одиннадцатилетнего мальчишку, оказавшегося сыном нортумбрийского ярла.
- Он заплатит выкуп за мальчонку, - сказал Финан. Также он пригнал шестнадцать лошадей и привез с десяток кольчуг вместе с оружием, шлемами и щитами. Я отправил с Финаном Видарра, чтобы испытать верность новичка.
- Поубивал он всласть, - поведал мне Финан, - ловок в обращении с мечом. Уступив любопытству, я пригласил Видарра с женой домой, чтобы воочию узреть, что за женщина сподвигла мужчину на предательство и слезы. Она оказалась низеньким и пухлым созданием с глазами-бусинками и сварливым языком.
- Нам дадут земли? - спросила она меня, а когда муж попытался её унять, напустилась на него как дьяволица.
- Не смей меня затыкать, Видарр Лейфсон! Ярл Рагналл обещал нам земли! Не для того я пересекла море, чтобы сдохнуть в саксонской канаве! Да, я бы у нее точно наплакался, но на предательство никогда бы не пошел. Видарр же взирал на нее так, словно та была королевой Асгарда.
Усталые всадники Финана по возвращении торжествовали. Они понимали, что разбили орду Рагналла, что выкуп или продажа захваченного оружия наполнят их карманы золотом. Люди стремились в набег, и тем вечером Ситрик повел очередную сотню, чтобы прочесать ту же местность. Я хотел постоянно заставлять Рагналла сражаться, дать понять, что ему не будет спокойной жизни, пока он рядом с Честером. После праздника Эостры мы жестоко его разбили, и я хотел, чтобы так шло и дальше.
Я также хотел поговорить с сыном, но он по-прежнему не мог разговаривать. Он лежал под грудой одеял и шкур, потел и трясся.
- Лихорадка должна выветриться, - пояснила Имма, суровая женщина, ей единственной из послушниц дозволялось общаться с мужчинами. - Ему нужны молитвы и нужно потеть, - добавила она, - обильно потеть!
Когда я прибыл в дом епископа, хромой привратник ударил по железке, возвестив, что посетитель - мужчина. Послушницы в капюшонах поспешили укрыться, и тут же откуда-то появилась сестра Имма.
- Хвала Господу, кровотечение остановилось, - приветствовала она меня, перекрестившись. - Благодаря ткани, которой Святая Вербурга обматывала грудь.
- Благодаря чему?
- Нам одолжила ее леди Этельфлед, - сказала она. - Это священная реликвия. Мне выпала честь прикоснуться к ней, - вздрогнула сестра.
- Ткань, которой обматывала грудь?
- Благословенная Святая Вербурга обматывала грудь куском ткани, - сурово пояснила сестра Имма. - Обматывала плотно, дабы не искушать мужчин. А под нее подкладывала шипы, дабы не забывать о страданиях Господа нашего.
- Она вонзала в титьки колючки? - изумился я.
- Это способ восславить нашего Христа! - ответила сестра Имма.
Мне никогда не понять христиан. Я видел, как люди хлещут свои спины до кости, видел, как пилигримы хромают на кровоточащих, сбитых ногах, чтобы поклониться зубу кита, слопавшего Иону, видел, как мужчина пробил себе ноги гвоздями. Неужели их богу угодна такая чепуха? Зачем отдавать предпочтению богу, который требует истязать себя, перед Эострой, что требует лишь одного - отвести девушку в лес и зачать с ней ребенка?
- Прошлой ночью о твоем сыне молился сам епископ, - продолжила Имма, погладив лоб моего сына с удивившей меня нежностью. - Он принес язык Святого Седда и приложил к его ране. И конечно, за ним ухаживает сестра Гомерь. Если кто и способен на чудо Господне, то это сестра Гомерь.
- Жена епископа, - уточнил я.
- Святая во плоти, - трепетно добавила сестра Имма.
Мой сын нуждался в святой во плоти, на худой конец в чуде. Он больше не держался за рану, но по-прежнему не мог говорить. Я громко позвал его, и похоже, он расслышал, хотя я не был уверен. Я даже не был уверен, что он не спит.
- Безмозглый ты болван, - мягко пожурил его я, - что ты потерял в Ирландии? Но сын, конечно, не ответил.
- Не сомневайся, он там вершил богоугодное дело, - уверенно заявила сестра Имма. - Он теперь мученик за веру. Ему выпала честь пострадать за Христа!
Да, мой сын страдал, но оказалось, что сестра Гомерь и впрямь творит чудеса, поскольку на следующее утро епископ уведомил меня, что сын поправляется. Я направился к нему домой, подождал, пока со двора выйдут женщины, и вошел в небольшую комнату, где лежал Утред. Хотя он больше не был Утредом. Он звал себя отцом Освальдом, и я нашел его привставшим на постели и с румянцем на щеках. Сын посмотрел на меня, я на него.
- Безмозглый ты болван, - сказал я.
- Здравствуй, отец, - едва слышно ответил он.
Похоже, он лишь недавно поел, поскольку на меховом покрывале лежала пустая миска с деревянной ложкой. В руке сын сжимал распятие.
- Ты едва не умер, безмозглый болван, - напустился я.
- Разве тебе не все равно?
Я промолчал, остановившись в дверном проеме, и выглянул во двор.
- Эти проклятые монашки с тобой говорили?
- Шепотом, - ответил он.
- Шепотом?
- Как можно тише. Молчание - их дар Господу.
- Безмолвная женщина. Весьма неплохо, на мой взгляд.
- Они лишь следуют Писанию.
- Писанию?
- Послание к Тимофею, - чопорно пояснил сын. - Святой Павел учит, что женщина должна "быть в безмолвии".
- Как пить дать взял он себе в жены сварливую тварь, нещадно его пилившую, - хмыкнул я, вспомнив о сварливой жене Видарра, - но с чего бог требует молчания?
- Поскольку слух его отягощают молитвы. Тысячи молитв. Молитвы хворых, сирых, умирающих, терпящих нужду, нищих и убогих. Молчание - дар для этих душ, позволяющий их мольбам дойти до Бога.
Я наблюдал за воробьями, ссорящимися на траве во дворе.
- Думаешь, бог внемлет молитвам?
- Я ведь жив, - просто ответил он.
- Как и я, но ведь немало христиан желало мне смерти?
- Это так.
Голос его показался мне веселым, но когда я обернулся, то заметил, что на его лице застыла маска боли.
Я смотрел на него, не находя слов.
- Больно, должно быть, - наконец выдавил я.
- Больно, - согласился сын.
- Как вышло, что тебя схватил Рагналл? Что за глупость ты совершил!
- Я пришел к нему с предложением, - устало пояснил сын, - как посланник. Это не было безрассудством, он согласился меня принять.
- Ты был в Ирландии?
- Нет, не при встрече с ним. Но я прибыл оттуда.
- От Стиорры?
- Да.
Пришла карлица с чашей воды или эля и тихонько хмыкнула, чтобы привлечь мое внимание. Она хотела, чтобы я посторонился.
- Кыш, - рявкнул я на нее и посмотрел на сына. - Эта сука Брида тебе и член отрезала?
Он замялся, но потом кивнул.
- Да.
- Хотя какая разница. Ты ведь проклятый священник. Можешь отливать на корточках, как баба.
Я был в ярости. Может, я и отрекся от Утреда, лишил его наследства и пренебрегал им, но он по-прежнему оставался моим сыном. Нанесенное ему оскорбление - оскорбление для всего рода. Я хмуро разглядывал Утреда. Он коротко подрезал волосы. Он всегда был миловидным мальчиком, с тонким лицом и скорым на улыбку, хотя, пожалуй, улыбки своей лишился вместе с членом. Он выглядел красивей моего второго сына, решил я, который, если верить другим, пошел в отца - с грубыми чертами лица и весь в шрамах.
Сын посмотрел мне в глаза.
- Я по-прежнему чту тебя как отца, - промолвил он спустя мгновение.
- Чти меня как человека, кто за тебя отомстит, и расскажи мне, что там со Стиоррой?
Сын вздохнул и шевельнулся под одеялом, поморщившись от боли.
- Их с мужем осадили.
- Кто?
- Уи Нейллы, - нахмурился он. - Это клан, племя и королевство в Ирландии. Он замялся, очевидно, желая пуститься в объяснения, но потом пожал плечами, показывая, что те выйдут утомительными.
- В Ирландии дела обстоят иначе.
- Они союзники Рагналла?
- Да, но они не доверяют друг другу.
- А кто станет доверять Рагналлу? - спросил я.
- Он берет заложников. Так он добивается верности людей.
Я нашел его объяснения чересчур путанными.
- Ты хочешь сказать, что Уи Нейллы дали ему заложников?
Сын кивнул.
- Рагналл передал им свои земли в Ирландии, но в качестве уплаты взял одну корабельную команду на год службы.
- Так они наемники! - удивленно воскликнул я.
- Наемники, - подтвердил сын, - и их служба - часть земельной сделки. Второе условие - смерть Сигтрюгра. Что если Уи Нейллы его не выполнят?
- Если не выполнят, то во власти Рагналла люди Уи Нейллов. Думаешь, он убьет их в отместку? - спросил я.
- А сам как думаешь? Коналл с его людьми - наемники, но одновременно и заложники.
Вот теперь, наконец, все прояснилось. Ни Финан, ни я не могли понять, почему ирландские воины служат Рагналлу. Ни один из пленников не смог дать нам объяснения. Они были наемными воинами и гарантией смерти Сигтрюгра.
- Что стало причиной ссоры Рагналла с братом? - спросил я.
- Сигтрюгр отказался присоединиться к армии брата.
- Почему?
- Они недолюбливают друг друга. Когда умер отец, он поделил земли между ними. Рагналл этому воспротивился. Он считал, что все принадлежит ему. Сын прервался, невесело рассмеявшись.
- И главное, Рагналл добивается Стиорры.
Я уставился на него.
- Что?
- Рагналл домогается Стиорры, - повторил он.
Я молча смотрел на него.
- Она стала красавицей, - пояснил сын.
- Сам знаю! Она еще и язычница.
Он печально кивнул.
- Говорит, что язычница, но думается мне, она - как ты, отец. Говорит это, чтобы досадить людям.
- Я язычник! - гневно возразил я. - Как и Стиорра!
- Я молюсь за нее, - ответил он.
- Как и я.
- Так что Рагналл ее добивается, - продолжил он. - У него уже четыре жены, но теперь ему захотелось и Стиорру.
- А Уи Нейллы должны взять ее в плен?
- Верно, должны, - согласился он, - и еще убить Сигтрюгра. В обмен на земли.
Я прошел к двери и выглянул во двор. Бледное солнце бросало тени от остатков мозаичного бассейна с каменной стеной, в котором давно пересохла вода. На стене были вырезаны бегущие нимфы и козлоногие мужчины. Извечная погоня.
- Финан сказал, что Уи Нейллы - самый могущественный клан в Ирландии,- произнес я, стоя в дверях, - а ты хочешь сказать, что они преследуют Стиорру?
- Преследовали, - ответил сын.
- Преследовали? - спросил я, но сын лишь опять вздохнул, явно не желая продолжать разговор. Я обернулся и посмотрел на него.
- Преследовали? - резко повторил я.
- Они ее боятся, - он и в самом деле говорил через силу, не поднимая на меня глаз.
- С чего могущественному клану бояться Стиорры? - спросил я.
Сын вздохнул.
- Они считают её колдуньей.
Я засмеялся. Моя дочь - колдунья! Я гордился ею.
- Значит, Сигтрюгр со Стиоррой в осаде, - сказал я, - но Уи Нейллы не нападают, поскольку считают, что за Стиоррой стоят боги?
- Скорее дьявол, - ответил он.
- Считаешь, она верховодит дьяволом? - резко спросил я.
Сын покачал головой.
- Ирландцы крайне суеверны, - с жаром вымолвил он. - Одному лишь Господу известно, сколько суеверий в Британии! Слишком многие отказываются отречься от старой веры...
- Ну и славно, - ответил я.
- Но в Ирландии дела обстоит хуже! Даже ирландские священники посещают старые святыни. И да, они боятся Стиорры и её языческих богов.
- А как ты встрял в эту историю? Я думал, что ты в безопасности, в Уэссексе.
- Аббат из Ирландии отправил мне весточку. Ирландские монастыри отличаются от наших. Они больше, обладают большей властью. В каком-то смысле аббаты там - как малые короли. Аббат хотел, чтобы Уи Нейллы ушли с его земель, поскольку они забивали его скот и ели его зерно. И я отправился туда по его просьбе...
- А что, по их мнению, ты мог сделать? - нетерпеливо прервал его я.
- Они искали миротворца.
Я фыркнул.
- И ты что? Приполз к Рагналлу, просил его образумиться и оставить твою сестру в покое?
- Я отвез Рагналлу предложение, - ответил он.
- Предложение?
- Сигтрюгр предложил два шлема золота, если Рагналл велит Уи Нейллам снять осаду.
- А Рагналл отрезал тебе яйца.
- Он отклонил предложение. Посмеялся над ним. Он собирался отослать меня назад в Ирландию с ответом, но тут появилась Брида из Дунхолма.
- Сука, - мстительно выпалил я и выглянул во двор. Послушницы, должно быть, решили, что мое присутствие не подпадает под рамки запрета, поскольку некоторые проносили через двор тряпки и еду.
- Брида, - сказал я, - была моей первой любовью, но она меня ненавидит.
- Любовь оборачивается ненавистью, - заметил он.
- Неужели? - спросил я и посмотрел ему в глаза. - Она оскопила тебя, потому что ты мой сын.
- И потому что я христианин. Она ненавидит христиан.
- Значит, не так уж она плоха, - съязвил я, но тут же пожалел об этом. - Она ненавидит христиан, потому что они осквернили нашу землю! - пояснил я. - Эти земли принадлежали Тору и Одину. В каждом ручье, каждой реке, каждом поле жили свои духи и нимфы, теперь же там чужой бог.
- Бог един, - тихо произнес сын.
- Я убью её.
- Отец...
- Только не заводи эту христианскую чепуху про прощение, - отрезал я. - Я не подставлю вторую щеку! Сука тебя оскопила, я выхолощу её. Вырежу её чертово чрево и скормлю псам. Где Сигтрюгр?
- Сигтрюгр? - переспросил сын, пытаясь оправиться от моей вспышки гнева.
- Да, Сигтрюгр и Стиорра! Где они?
- По другую сторону Ирландского моря, - устало произнес он. - В большом заливе, что зовется Лох-Куан. На восточной стороне залива на холме стоит крепость, почти как остров.
- Лох-Куан, - повторил я незнакомое название.
- Любой кормчий, кто знает Ирландию, сможет отвезти тебя в Лох-Куан.
- Сколько человек у Сигтрюгра?
- Было сто сорок, когда я отплывал.
- А их жены?
- Жены с детьми тоже там.
Я заворчал и перевел взгляд на двор, где две епископских горбуньи расстелили на земле две льняные простыни на просушку. Стоило им уйти, как откуда-то забрела собачонка и пометила одну простыню.
- Над чем ты смеешься? - спросил сын.
- Просто так, - ответил я. - Значит, в крепости около пяти сотен человек?
- Пожалуй, что так, да, вот... - он замялся.
- Что?
- Вот только если им хватит еды.
- Так Уи Нейллы не нападают, а берут их измором?
Сын кивнул.
- Сигтрюгру на время хватит провизии, к тому же есть еще рыба, и источник на мысу. Я не воин...
- Какая жалость, - прервал его я.
- Но крепость Сигтрюгра легко оборонять. Дорога с суши узка и скалиста. Двадцать человек с легкостью могут её удержать. Орвар Фрейрсон напал с кораблей, но лишь потерял людей на берегу.
- Орвар Фрейрсон? - спросил я.
- Один из кормчих Рагналла. У него четыре корабля в заливе.
- А у Сигтрюгра ни одного?
- Ни одного.
- Значит, он обречен. У него провизия кончится.
- Да.
- А мою внучку убьют.
- Нет, если Господь решит иначе.
- Я бы не доверил твоему богу даже спасение червя, - я посмотрел ему в глаза. - Что теперь станет с тобой?
- Епископ Леофстан предложил мне стать его священником, если на то будет воля Божья.
- Иными словами, если ты выживешь?
- Да.
- Так значит, ты остаешься в Честере?
Сын кивнул.
- Думаю, что да, - он замялся. - А ты командуешь городским гарнизоном, и думаю, не захочешь, чтобы я остался тут.
- Чего я действительно хочу, - сказал я, - и всегда хотел, так это Беббанбурга.
Сын кивнул.
- Значит, ты здесь не останешься? - с надеждой спросил он. - Ты ведь не останешься в Честере?
- Конечно нет, болван, - ответил я, - я поплыву в Ирландию.
- Ты не поплывешь в Ирландию, - сказала Этельфлед. Или скорее приказала.
Полдень уже миновал. Солнце вновь исчезло, скрывшись за пеленой низких и зловещих облаков, предвещающих ливень еще до наступления ночи. В такой день следовало оставаться дома, но мы находились к западу от Эдс-Байрига и к югу от римской дороги, по которой я привел из Честера триста человек. Половину составили мою люди, остальную - воины Этельфлед. Неподалеку от подступов к Эдс-Байригу мы свернули к югу, надеясь отыскать фуражиров, но никого не нашли.
- Ты меня слышишь? - спросила Этельфлед.
- Я не глухой.
- Кроме тех случаев, когда им прикидываешься, - съязвила она. Она сидела верхом на Гасте, своей белой кобыле, облаченная в боевые доспехи. Я не желал, чтобы она шла с нами, доказывая ей, что местность вокруг Честера слишком опасна для кого-либо кроме воинов, но как всегда, она пренебрегла советом.
- Я правительница Мерсии, - пафосно возразила она, - и разъезжаю по своей стране, когда пожелаю.
- Ну хоть похоронят тебя на родной земле.
Однако ничего подобного не предвиделось. Если Рагналл и выслал фуражиров, то они, должно быть, шли прямиком на восток, поскольку к югу от холма они отсутствовали. Мы проехали заросшие пастбища, пересекли ручей и остановили коней посреди пней вырубленного леса. Наверное, лет десять прошло с тех пор, как здесь в последний раз побывал лесник, потому что дубы вновь разрастались. Я спорил, стоит ли повернуть назад, как вдруг окрик Берга возвестил о возвращении одного из наших лазутчиков с севера. Я выслал с десяток всадников, чтобы разведать римскую дорогу. Но день прошел так тихо, что я не ждал никаких известий.
Я ошибался.
- Они уходят, господин!
Разведчиком оказался мерсиец Гримдаль, он и сообщил эту весть, прискакав к нам на взмыленном коне. Он ухмылялся.
- Они уходят! - повторил он.
- Уходят? - спросила Этельфлед.
- Все до единого, госпожа.
Гримдаль осадил коня и махнул на восток.
- Идут, растянувшись по дороге!
Этельфлед пришпорила лошадь.
- Стой! - крикнул я, поскакав впереди нее. - Финан, двадцать пять человек! Немедленно!
Отобрав всадников на быстрых скакунах, я повел их по пастбищам с пышной весенней травой. Земли эти годами пустовали из-за близкого соседства норманнов. Любого осевшего здесь человека ждали лишь набеги и смерть. Земля здесь плодородная, но теперь по ней расползлись сорняки и молодые орешники. По заросшей коровьей тропинке мы следовали на восток, продираясь сквозь густую чащобу и заросли ежевики, пока не выехали на вересковую пустошь. Впереди простиралась очередная полоса леса, и Гримдаль, скачущий рядом со мной, кивнул на деревья.
- Дорога неподалеку от тех сосен, господин.
- Мы должны напасть! - воскликнула Этельфлед. Она ехала следом, пришпоривая Гасту, чтобы нас нагнать.
- Тебе не следует здесь находиться, - отрезал я.
- Как же тебе нравится бросать слова на ветер, - парировала она.