- Почему в Ликкелфилд? - спросил он спустя мгновение. Но задал он вопрос лишь из чувства долга. Он не думал ни о Рагналле, ни о норманнах, ни о чем другом, кроме пронзенного копьем тела у кромки реки.
- Потому что я не знаю, куда направился Рагналл, - ответил я, - а из Ликкелфилда можно легко выступить как на север, так и на юг.
- Север или юг, - покорно повторил он.
- Выродок нуждается в землях, - продолжил я, - он попытается отхватить кус или на севере Мерсии, или на юге Нортумбрии. Нужно как можно скорей его остановить.
- Он пойдет на север, - беспечно бросил Финан и пожал плечами. - С чего ему сражаться с мерсийцами?
Я подозревал, что он прав. Мерсия стала силой, её границы оберегали бурги, укрепленные города, тогда как к северу лежали беспокойные земли Нортумбрии. То были земли датчан, но ярлы грызлись и враждовали между собой. Сильный человек вроде Рагналла мог их объединить. Я беспрестанно повторял Этельфлед, что нам следует отправиться на север и отбить земли разобщенных датчан, но та не желала вторгаться в Нортумбрию, пока её брат Эдуард не приведет на подмогу войско западных саксов.
- Пойдет ли Рагналл на север или юг, - сказал я, - но сразиться с ним следует сейчас. Он только что высадился. Незнаком с землями. Конечно, Хэстен с ними знаком, но насколько Рагналл доверяет этому проныре? А со слов пленников, воины Рагналла еще не сражались вместе, так что бить его надо сейчас, прежде чем у него появится возможность найти пристанище и почувствовать себя в безопасности. Мы поступим, как ирландцы - дадим понять, что ему здесь не место.
Вновь последовало молчание. Я смотрел на гусей в поисках предзнаменования, но их оказалось невозможно счесть. А гусь был эмблемой Этельфлед, так служило ли их присутствие добрым знаком? Я коснулся молота Тора на шее. Финан заметил жест и нахмурился. Потом схватил распятие на своей шее и, скривившись, с силой дернул, порвав кожаный шнур. Мгновение он смотрел на серебряную безделицу и швырнул её в воду.
- Гореть мне в аду, - выпалил он.
На миг я не нашелся, что сказать.
- Так мы хотя бы будем вместе, - наконец произнес я.
- Да, - без улыбки ответил он. - Тот, кто убивает свою плоть и кровь - проклят.
- Тебе про это христианские священники наплели?
- Нет.
- Тогда откуда тебе знать?
- Знаю. Поэтому брат и не убил меня много лет назад. А взамен продал тому выродку-работорговцу.
Так мы познакомились с Финаном - рабами, прикованными к скамье корабля и ворочающими длинные весла. Мы по-прежнему носили на теле клеймо работорговца, хотя тот был давно мертв, зарезан Финаном в порыве мести.
- С чего твоему брату понадобилось тебя убивать? - спросил я, понимая, что вступил на зыбкую почву. За долгие годы нашей дружбы я так и не узнал, за что Финана изгнали из родной Ирландии.
- Из-за женщины, - поморщился он.
- Удивил, - усмехнулся я.
- Я был женат, - продолжил он, пропустив мои слова мимо ушей. - На славной женщине, принцессе из рода Уи Нейллов, я же был принцем своего народа. Как и мой брат. Принц Коналл.
- Коналл, - повторил я после недолгого молчания.
- В Ирландии маленькие королевства, - уныло продолжил он, глядя на реку. - Маленькие королевства, но великие короли, и мы сражаемся. Иисусе, как же мы любим сражаться! Род Уи Нейллов, конечно же, самый великий, на севере уж точно. Мы были их вассалами. Платили дань. Сражались за них, когда те требовали, пировали с ними и брали в жены их славных женщин.
- И ты женился на женщине из клана Уи Нейллов? - спросил я.
- Коналл младше меня, - продолжил Финан, пропустив вопрос. - Я должен был стать следующим королем, но Коналл повстречался с девушкой из клана О'Доналлов. Господи, как же она была прекрасна! Без роду-племени! Не дочь вождя, простая девушка. Чудесная, - с тоской сказал он, его глаза влажно блеснули. - У нее были темные как ночь волосы, глаза как звезды, и тело стройное, как у ангела.
- А как её звали? - спросил я.
Финан отрывисто мотнул головой, словно отмахнулся от вопроса.
- Господи, мы влюбились. Сбежали. Взяли лошадей и поскакали на юг. Лишь жена Коналла и я. Нам казалось, что мы ускачем прочь, спрячемся, и нас никогда не найдут.
- И Коналл погнался за вами? - предположил я.
- За нами погнались Уи Нейллы. Господи, вот это была охота. Каждая крещенная душа в Ирландии знала о нас, знала, какое богатство получит, если поможет нас найти. И да, Коналл ехал вместе с воинами Уи Нейллов.
Я промолчал. И ждал.
- В Ирландии ничто не утаить, - рассказывал Финан. - Не спрятаться. Тебя видят дети. Народ. Найдешь остров посреди озера, так все уже знают, что ты там. Заберешься на вершину горы, и там тебя отыщут, укроешься в пещере, и оттуда выкурят. Нам следовало сесть на корабль, но мы были такими юными. Мы не знали.
- Они вас нашли.
- Они нас нашли, и Коналл пообещал, что моя жизнь станет хуже смерти.
- Продав тебя Сверри? Сверри был работорговцем, что нас заклеймил.
Он кивнул.
- У меня отняли золото, отхлестали кнутом, заставили ползать в дерьме Уи Нейллов и продали Сверри. Я так и не стал королем.
- А девушка?
- Коналл забрал себе и мою жену из клана Уи Нейллов. Священники ему разрешили, даже поощрили, он растил моих сыновей, как своих. Они проклинали меня, господин. Родные сыновья меня проклинали. Этот, - он кивнул на труп, - только что меня проклял. Я отступник, проклятый.
- Он твой сын? - мягко спросил я.
- Он не сказал. Может, и мой. Может, Коналла. Как бы то ни было, он моей крови.
Я подошел к мертвецу, поставил ногу ему на живот и взялся за копье. Когда после некоторого усилия я выдернул копье, труп издал чавкающий звук. На груди мертвеца покоился окровавленный крест.
- Священники его похоронят, - сказал я, - и помолятся за него.
Я бросил копье на мелководье и повернулся к Финану.
- Что стало с девушкой?
Он смотрел невидящим взглядом на реку, что потемнела от пепла наших кораблей.
- На один день, - сказал он, - ее отдали на забаву воинам Уи Нейллов. И заставили меня смотреть. А потом сжалились, господин. Они её убили.
- И твой брат послал людей на помощь Рагналлу?
- Уи Нейллы послали людей Рагналлу. И да, их ведет мой брат.
- С чего им это понадобилось? - спросил я.
- Потому что Уи Нейллы станут королями севера. Ирландии и Шотландии, всего севера. Рагналлу достанутся земли саксов. Таков уговор. Он помогает им, они ему.
- И начнет он с Нортумбрии?
- Или с Мерсии, - пожал плечами Финан. - Но на этом они не успокоятся, потому что хотят всё.
То была давняя мечта, что преследовала меня всю жизнь. Мечта норманнов завоевать Британию. Не раз они пытались, и не раз были близки к успеху, но мы, саксы, еще живы, еще сражаемся и вернули себе половину острова. А должны были проиграть! Норманны свирепы, пришли с яростью и гневом, от их полчищ потемнела земля, но у них есть смертельная слабость. Они грызутся как собаки. И только когда среди них появлялась та, что рычанием и клыками заставляла остальных покориться, лишь тогда их вторжения представляли опасность. Но одно поражение рассеивало их армии. Они следовали за предводителем, пока тот добивался успеха, но стоило ему выказать слабость, как они толпами сбегали в поисках другой, более легкой поживы.
И Рагналл привел армию сюда. Полчище норвежцев, датчан и ирландцев, а значит, он объединил наших врагов. Это делало его опасным.
Вот только не всех псов ему удалось сделать покорными.
Про это я узнал от одного из пленников. Сигтрюгр, мой зять, отказался отплыть с братом. Он остался в Ирландии. Бедвульф мог подумать иначе, поскольку заметил знамя с красным топором и решил, что оно принадлежит Сигтрюгру, но два пленника поведали, что знамя у братьев общее. То было знамя их усопшего отца, красный топор Ивара, но топор Сигтрюгра, по-крайней мере сейчас, отдыхал. Хоть топор Рагналла и прорубил кровавую брешь в наших укреплениях, мой зять оставался в Ирландии. Я коснулся молота и взмолился, чтобы там он и остался.
- Пора идти, - сказал я Финану.
Нам предстояло разбить Рагналла.
И я решил идти на восток.
Глава вторая
Священники явились ко мне утром следующего дня. Четверо под предводительством Цеолнота и Цеолберта - близнецов из Мерсии, что меня ненавидели. Я знал их с самого детства и питал к ним симпатии не больше, чем они ко мне, но теперь хотя бы мог их различить. Многие годы я не понимал, к какому близнецу обращаюсь, ведь те были на одно лицо. Но когда одна из наших ссор закончилась тем, что я выбил зубы Цеолберту, я уже знал - он тот, кто шепелявит. К тому же он и слюни пускал.
- Ты вернешься к Пасхе, господин? - спросил он. Держался он подобострастно, пожалуй, оттого, что у него осталось лишь два зуба, и ему хотелось их сохранить.
- Нет, - ответил я и пустил лошадь шагом. - Годвин! Набей мешки рыбой!
- Да, господин! - отозвался Годвин. Годвин был моим слугой и вместе с тремя другими выкатывал бочонки из амбаров Честера. Бочонки были набиты копченой рыбой, и люди пытались соорудить постромки, что позволят каждой вьючной лошади нести по два бочонка. - Господин, а у нас есть мешки? - нахмурился Годвин.
- В моей кладовой лежат двадцать два мешка с шерстью, - ответил я. - Передай моему управляющему, чтобы их освободил! - я оглянулся на отца Цеолберта. - Всей шерсти из мешков не выбить, - продолжил я, - так что она кое-где налипнет к рыбе, а потом и застрянет в зубах, - я улыбнулся священнику. - Если только у нас есть зубы.
- Сколько людей останется для защиты Честера? - сурово спросил второй близнец.
- Восемьдесят.
- Восемьдесят!
- И то половина увечных, - добавил я. - Так что у вас сорок здоровых мужчин, остальные - калеки.
- Этого недостаточно! - запротестовал он.
- Конечно, недостаточно, - рявкнул я, - но мне нужна армия, чтобы разделаться с Рагналлом. Придется рискнуть Честером.
- Но если нагрянут язычники... - в тревоге высказался отец Виссиан.
- Язычникам нипочем не узнать, велик ли гарнизон, - прервал его я, - но крепки ли стены, они узнают. Оставлять здесь так мало людей - большой риск, но я на него пойду. И к вам добавится фирд. Годвин! Используй мешки и под хлеб!
Я брал с собой немногим более трех сотен воинов, оставив лишь скудное число для защиты укреплений Честера и Брунанбурга. Возможно, на словах и выглядит легко, что я повел за собой триста человек, словно нам оставалось лишь вскочить на коней, покинуть Честер и поскакать на восток, но на сбор войска уходит время. Нам нужно везти провизию. Хоть поход и предстоял по местности, где её можно купить, на всех бы её не хватило. Норманны крали все, что хотели, мы же платили, поскольку ехали по своей стране, ради чего я держал вьючную лошадь с поклажей серебра под охраной двух воинов. Да и набиралось нас гораздо больше трех сотен. Многие брали с собой слуг, некоторые - женщин, с которыми не могли расстаться. Шли с нами и мальчишки, что вели запасных лошадей и вереницу вьючных лошадей с доспехами, оружием, мешками с солониной, копченой рыбой, черствым хлебом и сыром с толстой коркой.
- Тебе ведь известно, что творится на Пасху! - сурово сказал Цеолнот.
- Еще как известно, - ответил я, - мы детей плодим.
- Что за несусветный вздор, - возмутился было Цеолберт, но тут же смолк под взглядом брата.
- Да, это мой любимый праздник, - весело продолжил я. - На Пасху мы деток плодим!
- Это самый священный и торжественный праздник в календаре, - просветил меня Цеолнот, - священный, потому что мы вспоминаем муки Спасителя и радуемся по случаю Его воскрешения.
- Аминь, - прогундосил отец Виссиан.
Виссиан тоже был мерсийцем, юношей с преждевременно поседевшей шевелюрой. Я благоволил Виссиану, но его застращали близнецы. Рядом с ним стоял отец Кутберт, слепой и улыбающийся. Он и прежде слышал эту перепалку и наслаждался.
- А почему праздник зовется Пасхой? - сурово глянул я на священников.
- Потому что Господь наш умер и воскрес на востоке. - ответил Цеолнот.
- Чушь собачья, - возразил я, - Пасхой он зовется потому, что это праздник Эостры , и тебе это известно.
- Это не... - возмутился было Цеолберт.
- Эостра! - перебил я его. - Богиня весны! Богиня зачатия! А вы христиане, присвоили себе как её имя, так и праздник!
- Не обращай внимания, - сказал Цеолнот, зная, что я прав.
Эостра - богиня весны, да и веселья ей не занимать, отчего множество детей рождалось в январе. Христиане, конечно, стараются положить веселью конец и заявляют, что название Пасха связано с востоком, но как всегда плетут чепуху. Пасха - праздник Эостры, и несмотря на все молебны, где настаивают, что праздник свят и торжественен, многие не забывают о своих обязательствах Эостре, так что к каждой зиме исправно рождаются малыши. За три года, что я провел в Честере, по моему настоянию отмечали праздник Эостры с прыжками через костер, с жонглерами, музыкантами и акробатами, борьбой и скачками. На лотках продавали всё, от глиняной посуды до драгоценностей, устраивали танцы. Священники не одобряли танцы, но народ это не останавливало. Танцы же гарантировали, что детки появятся своевременно.
Но этот год обещал стать исключением. Христиане решили избрать епископа Честера, а день его рукоположения назначили на Пасху. Нового епископа звали Леофстан. Я никогда с ним не встречался и знал только, что он из Уэссекса и страдает избытком набожности. Он был ученым человеком и к тому же женатым, как мне поведали, но после избрания епископом публично поклялся поститься три дня в неделю и соблюдать целибат. Слепой отец Кутберт, смаковавший подобные нелепицы, поведал мне об обете нового епископа, чтобы позабавить.
- Что он сделал? - переспросил я.
- Поклялся, что перестанет услаждать свою женушку, господин.
- Может, она стара и уродлива?
- Говорят, в самом соку, - неуверенно протянул Кутберт, - но наш будущий епископ заявил, что Господь пожертвовал ради нас своей жизнью, и меньшее, что мы можем сделать - пожертвовать ради него плотскими утехами.
- Вот осел, - ответил я.
- Нельзя мне с вами соглашаться, - хитро скривился Кутберт, - но так и есть, господин, Леофстан - осел.
Именно посвящение в сан этого осла и привело Цеолнота с Цеолбертом в Честер. Они устраивали эту церемонию и пригласили аббатов, епископов и священников со всей Мерсии, Уэссекса и даже из заморской Франкии.
- Мы должны обеспечить им безопасность, - настаивал Цеолнот. - Мы обещали, что город будет защищен от любого нападения. Восьмидесяти недостаточно! - презрительно заявил он.
Я прикинулся озабоченным.
- Хочешь сказать, что всех ваших церковников могут перебить, если явятся датчане?
- Именно!
Но тут он заметил мою ухмылку, что еще сильней распалило его гнев.
- Нам нужно пятьсот воинов! Может прибыть король Эдуард! А леди Этельфлед уж точно будет!
- Не будет, - ответил я. - Она будет сражаться с Рагналлом вместе со мной. Если придут норманны, то лучше помолитесь. Разве ваш бог не творит чудеса?
Я знал, что как только мои гонцы достигнут Глевекестра, Этельфлед незамедлительно отправится на север. Те же самые гонцы закажут новые корабли корабелам на Сэферне. Я бы предпочел купить корабли в Лундене, на верфях которого работали искусные фризские корабелы, но пока мы ограничимся тремя кораблями сэфернских верфей.
- Передайте, что мне нужны малые корабли, - наказал я гонцам, - не больше тридцати весел на борт!
Сэфернцы строили и большие корабли, широкие, с глубокой осадкой, что бороздили суровые моря до самой Ирландии, но такие корабли в мелких реках станут неповоротливыми. Спешить некуда. Команды будущих кораблей теперь скакали со мной на восток, а в наше отсутствие я приказал Рэдвальду начать строительство верфи. Свое дело он выполнит отлично, хоть и медленно.
Я выслал вперед сына вместе с отрядом из пятидесяти человек на легких и резвых скакунах. Они выехали днем ранее и должны были преследовать врага, нападать на фуражиров и подстерегать разведчиков. Бедвульф уже следовал за врагом, но его задачей было просто доложить мне о месте высадки армии, что вскорости произойдет, поскольку через несколько миль река становилась несудоходной. Сойдя на берег, армия Рагналла разбредется в поисках лошадей, еды и рабов, и я послал сына, чтобы задерживал и нападал на норманнов, и если он не потеряет головы, уклоняться от серьезной битвы.
- Что если Рагналл пойдет на север? - спросил меня Финан.
- Я велел Утреду не покидать саксонских земель, - ответил я. Я понимал, о чем спрашивает Финан. Если Рагналл решит повести людей на север, он войдет в Нортумбрию, земли датчан, и если мой сын со своим отрядом последует за ними, то окажется на вражеской территории в окружении превосходящих сил врага.
- И ты думаешь, он тебя послушается? - спросил Финан.
- Он не глупец.
- Он похож на тебя, - усмехнулся Финан.
- В смысле?
- В том смысле, что как и ты, последует за Рагналлом до самой Шотландии, прежде чем очухается, - он склонился поправить подпругу. - Да и как понять, где кончается Мерсия и начинается Нортумбрия?
- Он будет осторожен, - сказал я.
- Ему лучше поостеречься, господин. Финан вложил ногу в стремя, вскочил в седло, устроился поудобней, подобрал поводья и повернулся, чтобы взглянуть на четверых священников. Склонив головы, те беседовали между собой и жестикулировали.
- Чего им понадобилось?
- Чтобы я оставил тут войско для защиты их проклятых епископов.
Финан фыркнул и, повернувшись, посмотрел на север.
- Жизнь - как горшок с дерьмом, да? - горько спросил он. Я промолчал, просто смотрел, как Финан извлек из ножен свой меч, Душегуб. Тело своего сына или племянника он похоронил у реки, собственными руками вырыв могилу и отметив ее камнем.
- Дела семейные, - горько сказал он. - А теперь пойдем-ка и убьем еще ублюдков.
Я запрыгнул в седло. Солнце уже поднялось, но по-прежнему стояло низко в завесе серых облаков. С Ирландского моря дул пронизывающий ветер. Воины седлали коней и привязывали к вьючным лошадям последние копья, как вдруг у северных ворот протрубил рог. В рог трубили лишь когда дозорные замечали что-то достойное моего внимания, и я поскакал по главной улице, а мои люди, решив, что мы выступаем, поспешили следом. Рог вновь протрубил, когда я рысью проскакал мимо Большого зала Честера, а потом и в третий раз, когда я соскользнул с седла и вскарабкался по каменным ступеням на укрепления над аркой ворот.
С десяток всадников во весь опор гнали своих лошадей вдоль римского кладбища. Я узнал серого скакуна своего сына, а потом заметил, что с ним и Бедвульф. Они остановились у самого рва, и сын поднял голову.
- Они у Эдс-Байрига, - крикнул он.
- Тьма ублюдков, - добавил Бедвульф.
Я невольно глянул на восток, хоть и знал, что с ворот Эдс-Байриг не разглядеть. Но он находился неподалеку. Не дальше, чем Брунанбург к западу.