Этельфлед уселась в кресло за столом на возвышении, Цинлэф занял стул по правую руку от нее, Осферт по левую, а теперь Этельфлед велела мне и Меревалу к ним присоединиться. Очаг в центре зала дымил, и свежий ветер, порывами врывающийся через отверстие в римской черепице, разгонял густой дым по залу, который медленно заполнялся. Многие мои воины, что не уехали с Финаном и не стояли в дозоре на высоких каменных стенах, пришли послушать, что за новости принесла Этельфлед. Я послал за Этельстаном, и ему также приказали присоединиться к нам за высоким столом, где заняли свои места и близнецы, священники Цеолнот и Цеолберт. Пока слуги разносили воду и полотенца, чтобы вновь прибывшие гости за высоким столом могли помыть руки, воины Этельфлед заполонили оставшуюся часть зала. Другие слуги принесли эль, хлеб и сыр. - Так что, - потребовала ответа Этельфлед, пока наливали эль, - что здесь происходит?
Я позволил Этельстану поведать о сгоревших кораблях Брунанбурга. Ему было неловко говорить, конечно, ведь он подвёл свою тётю отсутствием бдительности, но он рассказал обо всём внятно и не пытался избежать ответственности. Я гордился им, и Этельфлед отнеслась к нему мягко, сказав, что никто не ожидал, что корабли поднимутся по Мерзу ночью.
- Но почему нас не предупредили о приближении Рагналла? - сурово спросила она.
Никто не ответил. Отец Цеолберт начал что-то говорить, глядя на меня, но потом решил промолчать. Этельфлед догадалась, что он хотел сказать, и взглянула на меня.
- Твоя дочь, - ее голос звучал неодобрительно, - замужем за братом Рагналла.
- Сигтрюгр не поддерживает своего брата, - произнес я, - и думаю, не одобряет действий Рагналла.
- Но он, должно быть, знает, что задумал Рагналл?
Я медлил с ответом.
- Да, - наконец произнес я. Было немыслимо, что Сигтрюгр и Стиорра ничего не знали, и я мог только догадываться, почему они не захотели меня предупреждать. Возможно, моя дочь хочет, чтобы Британия стала языческой. Но если это так, почему тогда Сигтрюгр не присоединился к набегу?
- И зять не послал тебе предупреждение? - поинтересовалась Этельфлед.
- Может быть, послал, но Ирландское море коварно. Возможно, его гонец утонул, - ответил я.
Отец Цеолберт издевательски фыркнул в ответ на мою неубедительную отговорку.
- Возможно, твоя дочь предпочла... - начал было он, но Этельфлед остановила его прежде, чем он смог договорить.
- Новости из Ирландии мы в основном узнаем от церкви, - язвительно произнесла она. - Вы перестали переписываться с их клириками и монастырями?
Я наблюдал, как она выслушивает убогие оправдания церковников. Она была старшей дочерью короля Альфреда, самой яркой из его обширного потомства, в детстве она была резвой, счастливой и всегда смеялась. А потом превратилась в красавицу с бледно-золотыми волосами и ясными глазами, но брак с Этельредом, лордом Мерсии, оставил резкие морщины на ее лице. С его смертью большая часть несчастий прекратилась, но теперь она стала правительницей Мерсии, и забота об этом королевстве добавила ей седых прядей. Сейчас она была скорее привлекательной, чем красивой - с суровым лицом и девичьей фигурой - и всегда держалась настороже.
Настороже, потому что еще находились люди, верившие, что женщина не должна править, хотя большинство мужчин Мерсии любили её и с готовностью следовали за ней. Она унаследовала ум отца, а также его благочестие. Я знал, какая она пылкая, но с годами она становилась все более зависимой от священников, ради уверенности в том, что пригвожденный Бог христиан на ее стороне. И, возможно, так оно и было, поскольку правление её оказалось успешным. Мы выкинули датчан, вернули исконные земли, украденные ими у Мерсии, но теперь появился Рагналл, угрожая разрушить всё, чего она достигла.
- Он неслучайно появился на Пасху, - настаивал отец Цеолнот.
Я тут никакой связи не видел, как и Этельфлед.
- Почему на Пасху, отец? - спросила она.
- Мы покорили земли, - объяснил Цеолнот, - и построили бурги, чтобы ее охранять, мы полагаемся на воинов, чтобы бурги оставались в безопасности, - последние слова сопровождались быстрым и презрительным взглядом в моем направлении, - но земли не будут в безопасности, пока длань Господа не раскинется над его новыми пастбищами! Так говорится в Писании! Господь - пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться.
- Ого, - сказал я и был вознагражден гневным взглядом Этельфлед.
- Так ты думаешь, - произнесла она, намеренно меня проигнорировав, - что Рагналл хочет помешать рукоположению?
- Потому он сюда и прибыл, - заявил Цеолнот, - и потому мы должны помешать его злобным намерениям, сделав Леофстана епископом!
- Ты считаешь, что он нападет на Честер? - поинтересовалась Этельфлед.
- А зачем еще он пришел? - пылко произнес Цеолнот. - Он привел больше тысячи язычников, чтобы нас уничтожить.
- Теперь уже две тысячи, - поправил я, - и среди них есть и христиане.
- Христиане? - резко спросила Этельфлед.
- В его армии есть ирландцы, - напомнил я.
- Две тысячи язычников? - впервые вступил в разговор Цинлэф.
Я не обратил внимания на его слова. Если он хочет, чтобы я ответил, то следовало быть повежливее, но вопрос он задал правильный, и Этельфлед тоже хотела услышать ответ.
- Две тысячи? Ты уверен, что их так много? - переспросила она.
Я встал и обошел стол кругом, оказавшись перед помостом.
- Рагналл привел больше тысячи воинов, - сказал я, - и они заняли Эдс-Байриг. С тех пор к нему присоединилась еще по меньшей мере тысяча, что прибыли морем или по дорогам из Нортумбрии. Он становится сильнее! Но несмотря на свою мощь, он не послал на юг ни единого воина. Из Мерсии не выкрали ни одной коровы, ни одного ребенка не забрали в рабство. Он даже не сжег деревенскую церковь! Он не послал лазутчиков присматривать за Честером, просто не обращает на нас внимания.
- Две тысячи? - снова повторила вопрос Цинлэфа Этельфлед.
- Вместо этого, - продолжал я, - он построил мост через Мерз, и его люди движутся на север. Что там, на севере? Вопрос повис в дымном воздухе зала.
- Нортумбрия, - пришел кто-то на помощь.
- Воины! - сказал я. - Датчане! Норманны! Люди, что владеют там землей и боятся, как бы мы ее не отняли. Люди, не имеющие короля, если не считать слабака в Эофервике. Люди, госпожа, что ищут предводителя, который их защитит. Он вербует людей Нортумбрии, так что да, его армия растет день ото дня.
- И все они в Эдс-Байриге? - спросила Этельфлед.
- Там, наверное, три или четыре сотни, - ответил я. - На большее число там не хватит воды, но остальные стоят лагерем на берегу Мерза, где Рагналл соорудил мост из кораблей. Думаю, там-то он и собирает армию, и к следующей неделе у него будет три тысячи воинов.
Священники переглянулись.
- И как, во имя Господа, мы будем сражаться с такой ордой? - тихо спросил Цеолберт.
- Рагналл, - безжалостно продолжил я, обращаясь к Этельфлед, - ведет самую большую армию, что видели в Британии со времен твоего отца. И с каждым днем она лишь растет.
- Нам следует вверить себя в руки Господа! - впервые заговорил отец Леофстан, - и также в руки лорда Утреда! - смиренно добавил он. Новоизбранного епископа пригласили присоединиться к Этельфлед на высоком помосте, но он предпочел сидеть за одним из нижних столов. Он повернулся ко мне с сияющей улыбкой и разочарованно погрозил пальцем. - Ты пытаешься нас запугать, лорд Утред!
- Ярл Рагналл, - сказал я, - кого угодно напугает.
- Но ведь у нас есть ты! И ты сокрушишь язычников!
- Я сам язычник!
Он кашлянул.
- Да поможет нам Господь.
- Так может, кто-нибудь скажет, - я снова повернулся к столу на помосте, - как Господь поможет нам справиться с Рагналлом?
- А что уже сделано? - спросила Этельфлед.
- Я созвал фирд, - ответил я, - и послал всех, кто хочет укрыться, в бурги. Мы углубили ров и наточили в нем колья, сложили на стенах камни и наполнили закрома. В лесу лазутчики, они изучают лагерь врага и Эдс-Байриг.
- Так значит, самое время сокрушить Рагналла! - пылко воскликнул отец Цеолнот.
Я плюнул в его сторону.
- Скажите уже кто-нибудь этому слюнявому идиоту, что мы не будем сражаться с Рагналлом.
Молчание в конце концов прервал Ситрик:
- Потому что его защищают стены Эдс-Байрига.
- Но не людей у реки! - напомнил Цеолнот. - Они беззащитны!
- Этого мы не знаем, - сказал я, - потому я и послал в лес лазутчика. Но даже если у них нет частокола, у них есть лес. Вести армию в лес - это значит нарваться на засаду.
- Ты можешь пересечь реку на востоке, - решил предложить совет по воинской тактике отец Цеолнот, - и напасть на мост с севера.
- И с какой стати мне так поступать, дубина ты стоеросовая? - поинтересовался я. - Мне нужен там этот мост! Если я разрушу мост, то загоню три тысячи норманнов в ловушку в Мерсии! А я хочу, чтобы выродки убрались отсюда, убрались за реку, - я помедлил, а потом решил сказать то, что подсказывало чутье, я верил, что это подтвердит и Бедвульф. - Именно этого они и сами хотят.
Этельфлед озадаченно нахмурилась.
- Хотят убраться на другой берег реки?
Цеолнот пробубнил что-то о том, что это чепуха, но Цинлэф понял, о чем я.
- Лорд Утред, - сказал он, уважительно подчеркнув мое имя, - считает, что Рагналл на самом деле хочет вторгнуться в Нортумбрию. Хочет стать там королем.
- Тогда почему он здесь? - уныло спросил Цеолберт.
- Чтобы заставить жителей Нортумбрии поверить, что он грезит о Мерсии, - объяснил Цинлэф. - Пытается сбить врагов с толку. Рагналл не собирается нападать на Мерсию...
- Пока не собирается, - подчеркнул я.
- Он хочет стать королем севера, - закончил Цинлэф.
Этельфлед посмотрела на меня.
- Он прав?
- Думаю, да, - ответил я.
- Так Рагналл не двинется на Честер?
- Он знает, как я поступил здесь с его братом.
- С его братом? - удивился Леофстан.
- Сигтрюгр напал на Честер, - объяснил я священнику, - и мы перебили его людей, а я лишил его правого глаза.
- А он взял в жены твою дочь! - не мог не вставить отец Цеолнот.
- Покувыркался с ней, это уж точно, - сказал я, глядя на Леофстана, а потом повернулся к Этельфлед. - Рагналл не собирается нападать на Честер, - заверил я ее, - по крайней мере еще пару лет. Когда-нибудь - да, если сможет, но не сейчас. Так что да, - твердо произнес я, - он сюда не придет.
А на следующее утро он пришел.
Норманны показались из-за края леса шестью огромными потоками. Им по-прежнему не хватало лошадей, поэтому многие шли пешком, но все в кольчугах и шлемам, со щитами и оружием, появляясь из-за далеких деревьев под своими знаменами с изображениями орлов и топоров, драконов и воронов, кораблей и молний. Некоторые флаги несли христианский крест, и эти, предположил я, относились к ирландцам Коналла, а стяг Хэстена - просто человеческий череп, насаженный на шест. Самый большой флаг - кроваво-красный топор Рагналла, трепетал на сильном ветру над группой всадников, которые выдвинулись впереди гигантской орды, медленно выстраивающейся в мощный боевой строй, обращенный к восточным валам Честера. Во вражеских рядах трижды проревел рог, будто они думали, что мы как-то не заметили их прихода.
Финан вернулся, опережая врага, предупредив меня, что видел движение в лесу, и теперь присоединился к нам с сыном на крепостном валу и смотрел на огромную армию, появившуюся из-за дальнего леса и развернувшуюся перед нами, заняв полмили открытого пространства.
- Нет лестниц, - произнес он.
- Нет, насколько я вижу.
- Язычники могущественны, - отец Леофстан тоже поднялся на стену и окликнул нас. - Но мы победим! Разве не так, лорд Утред?
Я не обратил на него внимания.
- Никаких лестниц, - сказал я Финану, - значит, они не атакуют.
- Довольно впечатляюще, - произнес мой сын, глядя на огромную армию. Он обернулся, когда тихий голос пропищал с ведущей на стену лестницы. Это была жена отца Леофстана, по крайней мере, эта кучка тряпья, плащей, накидок и капюшонов напоминала ту кучку, с которой он прибыл в город.
- Гомерь, любимая! - воскликнул отец Леофстан и поспешил на помощь этой кучке тряпья по крутой лестнице. - Осторожно, мой херувимчик, осторожней!
- Он женат на гноме, - произнес мой сын.
Я засмеялся. Отец Леофстан был столь высок, а кучка тряпья так мала и закутана в тряпье, что напоминала маленького пухлого гнома. Она протянула руку, и муж помог ей на последних истертых ступенях. Она пискнула с облегчением, когда добралась до вершины, и ахнула, увидев армию Рагналла, что сейчас продвигалась по римскому кладбищу. Она стояла рядом с мужем, ее голова едва достигала ему до талии, Гомерь вцепилась в его рясу, будто опасаясь, что может навернуться со стены. Я попытался разглядеть её лицо, но оно скрывалось в глубине просторного капюшона.
- Они язычники? - спросила она слабым голосом.
- Поверь, дорогая, - весело сказал отец Леофстан, - Бог послал нам лорда Утреда, и Бог дарует нам победу. - Он обратил широкое лицо к небу и поднял руки. - Излей же гнев свой на язычников, Господи! - взмолился он, - приведи их в смятение яростью своей и порази их гневом своим!
- Аминь, - пискнула его жена.
- Бедняжка, - тихо произнес Финан, взглянув на нее. - Как пить дать под этим тряпьем прячется уродливая жаба. Епископ, пожалуй, рад, что не обязан засевать её чрево.
- А может, это она рада, - возразил я.
- А может, она красавица, - задумчиво предположил мой сын.
- Ставлю два шиллинга, что жаба, - предложил Финан.
- Идет, - сын протянул руку, чтобы скрепить сделку.
- Не будьте глупцами, - прорычал я, - проклятая церковь и так у меня в печенках сидит, не хватало еще ваших шуточек над женой епископа.
- Ты хочешь сказать, над его гномом, - произнес сын.
- Просто не распускайте руки, - сказал я и повернулся взглянуть на одиннадцать всадников, отделившихся от широкой стены щитов. Они под тремя знаменами скакали к нашим крепостным валам. - Пора ехать, - сказал я.
Время встретиться с врагом.
Глава четвертая
Наши лошади ожидали на улице, а мой слуга Годрик держал превосходный шлем, увенчанный фигуркой волка, свежевыкрашенный щит и плащ из медвежьей шкуры. Когда я грузно взобрался в седло, знаменосец встряхнул огромный стяг с волчьей головой. Я ехал на Тинтриге, новом черном как ночь жеребце, огромном и диком. Его имя означало Буря, и то был подарок от моего старого друга Стеапы, который возглавлял придворную гвардию короля Эдуарда, пока не покинул свой пост, удалившись в свои владения в Уилтуншире. Тинтриг, как и Стеапа, был натренирован для битвы и обладал злобным нравом. Мне он нравился.
Этельфлед уже ждала у северных ворот. Облаченная в отполированную до блеска кольчугу под белоснежным плащом, она сидела верхом на Гасте, своей белой кобыле. Ее сопровождали Меревал, Осферт и Цинлэф, как и отец Фраомар, ее духовник и капеллан. - Сколько приближается язычников? - спросила меня Этельфлед.
- Одиннадцать.
- Пусть к нам присоединится еще один человек, - приказала она Меревалу. Этот человек, учитывая наших с ней знаменосцев, моего сына и Финана в качестве сопровождающих, уравняет нас в числе с теми, кого взял с собой Рагналл.
- Возьми принца Этельстана! - велел я Меревалу.
Меревал посмотрел на Этельфлед, она кивнула.
- Но скажи ему, чтобы поторопился! - уточнила она.
- Пусть ублюдки подождут, - проворчал я, игнорируя замечание Этельфлед.
Этельстан уже облачился для битвы - в кольчугу и шлем, так что заминка возникла, только чтобы оседлать лошадь. Сев в седло, он улыбнулся мне, а потом почтительно поклонился тетке.
- Благодарю тебя, госпожа!
- Просто сохраняй молчание, - приказала ему Этельфлед, а потом повысила голос: - Открыть ворота!
Огромные ворота заскрипели, завизжали и заскрежетали, пока их толкали наружу. Воины еще топали по каменным ступеням, поднимаясь на валы крепости, когда наши знаменосцы уже проезжали сквозь длинную арку ворот. Держащий крест гусь Этельфлед и моя волчья голова были единственными знаменами, что поднялись навстречу слабому весеннему солнцу, когда мы прогрохотали по мосту, что пересекал заполненный водой ров. А затем мы пришпорили лошадей навстречу Рагналлу и его людям, осадившим своих коней ярдах в трехстах от нас.
- Ты не должна здесь находиться, - сказал я Этельфлед.
- Почему же?
- Потому что мы не услышим ничего кроме оскорблений.
- Думаешь, я боюсь слов?
- Думаю, он постарается оскорбить и задеть тебя, и разгневав, добьется своей цели.
- Писание учит нас, что глупец обычно словоохотлив! - произнес отец Фраомар, весьма приятный молодой человек, крайне преданный Этельфлед. - Так пусть поганец говорит и явит свою глупость.
Я повернулся в седле, чтобы взглянуть на стены Честера, густо усеянные воинами: солнце сверкало на наконечниках копий по всей длине вала. Ров очистили и заново утыкали заостренными кольями, а стены увешали знаменами, большинство из которых изображали христианских святых. "Оборонительные сооружения, - подумал я, - выглядят внушительно". А вслух произнес:
- Если он попытается напасть на город, то он просто глупец.
- Тогда почему он здесь? - спросила Этельфлед.
- Этим утром? Запугать нас, обругать и бросить вызов.
- Я хочу на него посмотреть. Хочу увидеть, что он за человек.
- Он опасен, - произнес я и задался вопросом, сколько же раз я встречался с врагом перед битвой во всем блеске своей воинской славы. Это ритуал. На мой взгляд, ритуал этот ничего не значил, ничего не менял и ничего не решал, но, видимо, Этельфлед было любопытно взглянуть на врага, и поэтому мы сделали Рагналлу одолжение и приехали выслушать оскорбления.
Мы остановились в нескольких шагах от северян, стоящих под тремя знаменами. Красный топор Рагналла был самым большим, а по бокам - стяг с изображением корабля, плывущего по кровавому морю, и череп на высоком шесте - символ Хэстена. Сам Хэстен восседал под этим черепом на коне и улыбнулся мне, будто мы старые друзья. Он выглядел старым, но, думаю, я тоже. Его шлем украшало серебро и крылья ворона. Он был явно доволен собой, в отличие от человека, чьё знамя изображало корабль в кровавом море - тоже пожилого мужчины, узколицего и седобородого, со шрамом на щеке.
Он носил превосходный шлем с длинным лошадиным хвостом черного цвета, каскадом ниспадающим на спину. Шлем также венчал золотой обруч - шлем короля. Поверх кольчуги висел крест, золотой крест, усеянный янтарем, показывающий, что это единственный христианин среди врагов, что нам противостоят. Но что действительно выделяло его в это утро, так это убийственный взгляд, брошенный на Финана. Я сам взглянул на Финана и увидел, что его лицо тоже преисполнено гневом. Так человек в шлеме с золотой короной и лошадиным хвостом, должно быть, Коналл, брат Финана. Взаимная ненависть была прямо-таки осязаемой. Одно лишнее слово, и мечи вылетят из ножен.
- Гномы! - тишину нарушил громадный мужчина под знаменем с изображением красного топора и пнул большого жеребца, заставив того сделать шаг вперед.