- Да-да, по-видимому, отсюда они и шли. - И Русов склонился над картой, разглядывая курс, прочерченный карандашом от южной оконечности острова Мадагаскар на юго-запад, в сторону мыса Игольный. - А вот крестик! И отметка широты и долготы: тридцать три градуса зюйдовой широты и сорок два градуса двадцать минут вестовой долготы. Предположим, что тут с ними что-то произошло, команда покинула теплоход. И значит, ветер и течения почти на тысячу миль уволокли его на юго-восток?
- Суток пятнадцать в дрейфе.
- Судового и вахтенных журналов нет?
- Вот сейф. Тут они, наверно. - Жора повернул фигурную, в виде головы льва ручку, и дверка открылась. - Пустой! С собой забрали. Глядите: трубка. И коробка с табаком.
- Если хочешь, возьми на память. Боцман, что обнаружил?
- Флаги я сигнальные заберу. А кресло какое! И угломер.
- То, что брошено в океане, принадлежит всем, - сказал Русов. - Но носильные вещи из кают брать запрещаю.
Он нажал ручку двери, ведущей в капитанскую каюту. В открытом окне полоскалась синяя кружевная занавеска. И хотя прошло немало времени, как люди покинули судно, но, странно, каюта еще держала в себе живые запахи человеческого жилья. К солености морского воздуха чуть приметно был подмешан душистый запах трубочного табака и, пожалуй, духов. Русов сказал:
- Боцман, Мухин, Серегин и Алексанов, осмотрите другие каюты на палубе. Поодиночке в каюты не входить.
Со странным чувством острого любопытства и скованности, неудобства, что ли, какое, наверно, бывает у любого человека, оказавшегося в чужом, оставленном хозяевами жилье, Русов оглядывал каюту. Кашлянул в кулак Жора, доктор поднял с ковра и положил на письменный стол фотографию в тяжелой, красного дерева рамке. На фотографии был изображен мужчина в белой куртке и морской фуражке. Борода, усы, энергичный взгляд, трубка. Капитан, наверно. А над столом была привинчена к переборке другая фотография: белокурая женщина с собачкой на руках. Женщина улыбалась, поправляла левой рукой тугие завитки волос.
Вещи на полу, вещи у распахнутого рундука: куртки, рубахи, галстуки. Бронзовые часы над столом. Дверь в ванную комнату. И еще одна дверь, в спальную. Куликов вопросительно поглядел на Русова, тот кивнул, и Жора вошел в спальню. Слышно было, как он там на что-то наткнулся, на кресло, видимо, отдернул занавеску на окне. Затих. Крикнул вдруг:
- Сюда! Скорее!
Русов ворвался в каюту, следом за ним ввалился доктор.
Куликов стоял возле широкой, задернутой портьерой кровати.
- Там!.. Кто-то... - сказал он. - Шевелится кто-то!
- Отдерни портьеру.
Жора сделал судорожное, глотательное движение, ухватился за край портьеры, рванул ее. Несколько, одно на другом, одеял. И чье-то тело угадывалось под ними. Жора передохнул и нажал кнопку электрического фонаря, висевшего у него на груди. Доктор, отодвинув Куликова, осторожно, медленно потянул одеяла, сбросил их на палубу, и все трое замерли: в постели, уставившись в подволок широко открытыми глазами, лежала молодая женщина. Короткая комбинация едва прикрывала бедра. Левая рука вытянута вдоль тела, правая прижата к груди.
- Живая?.. - еле слышно пролепетал Жора. - Улыбается, видите?
Теплоход плавно качнулся, и Русову показалось, что женщина шевельнулась. Сказал:
- Доктор, осмотрите ее, Жора, не суетись... Сядь.
- Мертва. - Доктор тронул лоб женщины ладонью. Посветил своим фонарем в лицо женщины, заглянул в глаза. Повторил: - Мертва.
- Причина смерти?
Надо было уходить. Какая разница, отчего померла эта женщина? Но Русов почему-то медлил, оглядывал каюту, мебель. Да, такие каюты на современных судах уже не строят. Была эта каюта маленькой, тесной, но уютной. Стены обшиты темным красным деревом, резной потолок, массивный, темной бронзы плафон. Картина: яркие цветы и бабочки. Узкий диванчик, пестрый халатик на спинке кресла... Кто же эта женщина? Почему оставлена командой? Капитаном оставлена?..
- Под левой грудью пулевое ранение, - сказал доктор. - Вот поглядите. Кровь на простыне. Тут она, видимо, и погибла.
- Убийство? - прошептал Жора. - Кто же ее? За что?
Теплоход вновь качнулся. Русов насторожился, толчок был резким, не плавным, как до этого. Прислушался: торопливые шаги. И зов боцмана: - "Старпом! Скорее!" Что там еще?..
- Уходим, - сказал Русов. - Жора, дай-ка фонарик. Идите!
Куликов и доктор вышли из каюты. Что же он-то медлит?.. Опять резкий толчок, пустая бутылка выкатилась из-под дивана. Русов зажег фонарик, осветил женщину и почувствовал, как волосы шевельнулись под фуражкой. Жора не ошибся: женщина улыбалась. "Фу, просто это такая гримаска на ее губах, предсмертная", - успокоил себя и вгляделся в смуглое, с родинкой на левой щеке, лицо. Какая красивая. Черные, густые волосы разметались по подушке. Круто вскинулись широкие брови. Зеленые, как вода у коралловых рифов, глаза. Русов наклонился, и почудилось ему, что хоть женщина и мертва, но глаза живут, с любопытством глядят в его лицо, зрачки в зрачки. Но отчего такое знакомое лицо? Вроде бы он ее уже где-то видел! Но где, когда? Стоп-стоп... уж не эта ли женщина приходила к нему сегодня во время коротенького, дерганого сна?..
Да, надо было уходить, но Русов медлил. Он сел на край кровати, подоткнул одеяло. Белые пятнышки, словно созвездие, были рассыпаны по теплой на вид коже в верхней части грудей.
Семь белых звездочек полукругом, причем одна немного крупнее других. Однако пора! Русов прикрыл женщину одеялами до подбородка, подошел к двери, оглянулся и представил ее себе на миг живой. Как проснувшись, выскакивала она из кровати, подбегала к окну и, плавно раскачиваясь, любовалась солнечной, океанской ширью.
- Старпо-ом! Скорее в шлюпку! Теплоход тоне-ет! - донесся до его слуха отчаянный зов Куликова. - Где вы, Николай Владимирович?
Этого еще недоставало! Да-да, крен-то заметно увеличился! Но почему? Хватаясь за переборки, опрокинув кресло, Русов будто в горку пошел. Захлопнул дверь. Из замка торчал ключ, и он зачем-то опять замкнул дверь спальни и сунул ключ в карман. Какие-то бумаги шуршали под ногами: из распахнутого письменного стола высыпались. Русов нагнулся, подобрал несколько бумаг, писем, что ли, и бросился прочь из капитанской каюты. Жора приплясывал возле двери, ведущей на палубу, махал рукой. Лицо у него было отчаянным, серым:
- Скорее! Алексанов дверь отдраил в машинное... А оттуда!..
- Воздух из машинного отделения рванул? А задраили?!
- Задраили, а судно все кренится и кренится. Воду берет!
Жора поскользнулся, запрыгал на одной ноге, удержал все же равновесие, ссыпался по заледенелому трапу на палубу. Слышно было, что двигатель шлюпки уже работает. Мухин нетерпеливо топтался возле трапа, завидя Русова и Куликова, заулыбался и быстро спустился в шлюпку. А боцман и Серегин переваливали через борт теплохода испачканную краской флягу, в каких обычно развозят молоко. Лица у обоих были красными и злыми.
- Такую грязную в океан майнать?! - кричал Серегин. - Подожди, тряпкой оботру.
- Я те оботру! - орал боцман. - Вяжи к ручке веревку... Счас потопнем, во грязи всплывет, а ты?!
- В шлюпку все, в шлюпку! - Русов подтолкнул Куликова к трапу, но тот пропустил его вперед. - Да оставьте вы флягу!
Всплеск. Вода окатила Русова. Волна, вместе с шлюпкой, ушла вниз, потом вспухла горбом, и Русов спрыгнул на груду ящиков и мешков: ну боцман, успел! Куликов свалился, пробрался в корму, к румпелю. Двигатель взревел. Продолжая переругиваться, боцман и Серегин крепили на корме веревку. Фляга тяжело бултыхалась за кормой. Русов поднял голову вверх, и ему показалось, что высоченный, накренившийся над ними борт теплохода стремительно опускается... "Быстрее же от борта, быстрее, - подгонял Русов то ли Алексанова, включившего скорость, то ли сам двигатель. - Какой крен... Если сейчас судно сделает оверкиль, нас засосет в воронку!"
- Отдраил я дверь в машинное отделение, а оттуда!.. - прокричал, поднимая лицо от двигателя, Алексанов. - А оттуда, ка-ак...
- Как рванет! - торопливо продолжил Мухин. - Нас даже сшибло!
- И воздух оттуда: у-у-уу! - прокричал Алексанов.
- Быстрее, черт вас побери... быстрее от судна!
- Воздушная подушка, старпом! Вот что держало судно на плаву! - орал Алексанов. - Я все ж заглянул: машина в воде! Видно, напоролись на льдину, пробили корпус в районе машины...
- Быстрее, быстрее!
- Да и так на полной скорости чешем. Уже ушли! И когда удирали из машины...
- Ушли? Ну, ребятки, чуть-чуть бы и...
- ...и когда удирали из машины - задраили дверь! Вот воздух и держит опять посудину. До шторма.
Вздрагивающими пальцами Русов нашаривал в кармане сигареты, с облегчением глядел, как шлюпка быстро уходила от теплохода. Поежился: что там бункеровки, пересадка доктора на "Коряк", ожидание "Эллы"?.. Вот оно... Ушли, ушли! Русов протянул сигареты морякам; он глубоко затягивался дымом, Жора поглядел на него, мол, сядете к румпелю? Русов отрицательно мотнул головой: нет, давай уж ты практикуйся. Голова приятно кружилась. Привалившись спиной к борту шлюпки, Русов глядел на теплоход. Сколько же они там пробыли? С час примерно... Вечереет уже, вон и первые звездочки показались и... Созвездие на груди. Какое же? Семь звездочек. И третья слева, самая крупная. Так это же созвездие Северная Корона, а самая крупная звездочка - Гемма. Кто же тебя убил, Гемма? Русов напряг зрение. И показалось ему, что кто-то стоит у открытого окна капитанской каюты, глядит им вслед через кружевную занавеску. Русов отвернулся. Устал, мерещится всякое; о чем ты, Василий Дмитриевич?
- Сурику я там выискал, у нас ведь, почитай, весь кончился, - говорил, придвинувшись лицом к лицу Русова, боцман. - Да краски, белилов цинковых. Да олифу... Чего добру пропадать? Да гвоздей разных, болтов.
- Что в остальных помещениях?
- Пусто, - сказал Серегин. - Мы с Мухой почти все обежали. Койки незаправленные. Барахло разбросанное.
- Стоит кто-то у окна! - крикнул Жора. - Из-за занавески глядит.
- Глупости все это, глупости! - Русов засмеялся. - Просто складки там сбились. Вот и танкер. Муха, Серегин, будете принимать гаки. Петя, малый...
Капитан был мрачен. Лицо восковое, голова обмотана полотенцем. Он выслушал рассказ Русова, ругнулся, когда услышал про мертвую женщину и про то, как Алексанов отдраил дверь в машинное отделение и воздух рванул оттуда. Проворчал: "Старый я осел, что разрешил осмотр судна". Уставившись в палубу, он ходил взад-вперед. А Русов, Жора Куликов, доктор и боцман стояли в разных краях рубки. Второй помощник капитана Степан Федорович, как мышь, шуршал картами в штурманской, но то и дело выглядывал в дверь, прислушивался к разговору. Танкер уже лег на генеральный курс, и покинутый командой теплоход быстро уходил за корму. Его серый, резко накренившийся на правый борт корпус, как бы расплывался в вечерних сумерках. Налетит ветер посильнее, и перевернется теплоход, заглотит его океанская пучина...
- Итак, что же произошло? Отчего команда покинула судно? - Капитан остановился перед Русовым. - Столкновение с айсбергом? И вот что еще: отчего нет ни названия, ни порта приписки, а? Что скажете? Какая-то таинственная посудина...
- Полагаю, что эту старую калошу волокли с Мадагаскара на ремонт. В какой-то из портов Южной Африки ее волокли. Вернее всего, в Кейптаун. Названия нет? А все объясняется просто: когда вышли с Мадагаскара, были хорошие погоды. И команда сдирала с теплохода старую краску. Чтоб, значит, не бездельничали морячки.
- А может, и на металлолом волокли! - торопливо проговорил Жора Куликов. - Вот Шурик Мухин да Серегин подсчитали: белье-то было на койках всего в четырнадцати каютах. А команда на таком теплоходе человек сорок. Значит, была тут уменьшенная, перегонная команда. Ну вот, трахнулся теплоход о льдину, высадились мореплаватели в шлюпки, их кто-то подобрал, но во время шторма взять судно на буксир не смогли.
- Трахнулись о льдину! - проворчал капитан, - С чего вы взяли, Куликов? Трахнуться о льдину теплоход мог где-то за тридцать пятым градусом южной широты, там, где уже встречаются айсберги. А может, теплоход уже с десяток суток, а то и больше, как покинут командой. И дрейфует сам по себе с попутным Мадагаскарским течением, да и попутными в это время года ветрами. Нет, тут что-то не так. Что скажете, Русов?
- И я не уверен насчет столкновения теплохода с айсбергом. У меня есть еще одна версия... Так вот. Теплоход старый. Очень. Гнилая палуба, ржавые борта. Пожалуй, легче новый теплоход построить, нежели отремонтировать этот. Так вот, не было ли тут злого умысла? Судно застраховали на приличную сумму, а потом...
- А потом вывели в океан и открыли кингстоны! - выкрикнул Куликов. - Кто-то из команды, чтобы скрытно, тайно, понимаете?.. В сговоре с капитаном. - Он передохнул, прошелся по рубке. - Но возникает вопрос: ведь такой риск! Предположим: высадились в шлюпки, а тут шторм. И каюк всем, в том числе и заговорщикам, но... - Жора скрестил руки на груди, остановился. - Но у них могли быть сообщники! На другом, идущем следом теплоходе. И порядок. Развалюха на дно, страховые в карман.
- Но мебель, ковры, - подал голос доктор, - пианино?
- Да если бы они перед выходом в море все это барахло сгрузили на пирс, вывезли с судна, сразу бы возникло подозрение: что-то не то!
- А то, что не взяли пассажиров? Не подозрительно?
- Ничуть! Ну и что? Не сезон, раз! Перед этим, предположим, в те же порты ушло современное пассажирское судно, забравшее всех пассажиров в Форт-Дофене, два! И третье, тот же ремонт, ради которого они отправились в путь.
- Все может быть, все может быть, - задумчиво проговорил капитан: - Но кто эта женщина? Кто ее убил? Зачем?
- Тайна! - воскликнул Жора. - Ах, узнать бы все... И вот что еще: и мне, и Русову показалось, будто кто-то смотрел из-за занавески капитанской каюты, ведь верно, Николай Владимирович?
- Складки ткани... Хотя действительно вроде бы кто-то там стоял. И когда подходили к судну, и когда уходили. И потом: хоть окно и было открыто и холодный ветер гулял в каюте, но было ощущение какого-то тепла. Понимаете, будто не покинута каюта, словно кто-то тут был совсем недавно.
- А женщина?! Ну точно живая...
- Минутку, я еще не выяснил вот чего. - Капитан стянул полотенце на голове потуже. - Доктор, вы осматривали женщину. Сколько же времени прошло с момента убийства?
- Трудно сказать, видите ли, холодный, соленый воздух, низкие температуры, все это сдерживало процесс разложения. - Доктор толкнул указательным пальцем очки вверх. - Скажу так: совсем недавно! Да, сутки-двое, не больше. Но вот какая мне мысль пришла в голову, догадка, что ли. Может, ее не убили? Может, она сама себя?.. Что-то там произошло... гм, может, произошло между ней и капитаном. Ведь в его же спальне лежит! Какая-то очень сложная история, непростые отношения были между ними.
- Капитану теплохода, судя по фотографии, лет пятьдесят, - снова вступил в разговор Русов. - Фотография на переборке - видимо, его жена. А эта юная женщина... Ей лет двадцать, да, Толя? - Доктор кивнул. - Очень смуглая, черные густые волосы, пухлые губы. Пожалуй, она мулатка. Так вот, капитан этого таинственного "летучего голландца" прихватил ее с Мадагаскара, чтобы переход до какого-то из портов Южной Африки, а может, и дальше не показался ему уж очень скучным. Какая-нибудь юная любительница приключений, танцорка, может, или певичка...
- Но почему ее убили? Или бросили? - спросил Жора. - Тайна!
- Я не Шерлок Холмс, но думаю, вот тут в чем дело. Вряд ли Гемма... гм, женщина была записана в судовую роль. Так вот, когда случилось несчастье, капитан ее просто запер в спальне. Зачем? А чтобы скандала не было, понимаете? Какое-то судно подобрало их, доставило в ближайший порт. Представьте, с ними была бы и эта женщина... Любой портовый чиновник задал бы вопрос: кто такая? Сообщения в газетах, "команда погибшего теплохода с капитаном и его любовницей спасена". Хоть маленькая, но сенсация!
- Ладно... Шерлок Холмс. - Капитан сдавил виски пальцами, поморщился. - Ч-черт, давление падает... Все свободны. Русов, пришла радиограмма с Кергелена. Губернатор острова перекачку топлива с танкера на зверобазу в бухте Морбиан запрещает. И вообще возле берегов острова. Мол, заповедник. И придется нам рандеву устраивать в открытом океане. Что скажешь?
- Черт бы их там всех побрал! - воскликнул Русов. - С ума можно сойти: то одно, то другое. - Он так сказал потому, что в отличие от бункеровок траулеров, когда связывались "веревками", условия передачи топлива на гигантскую базу требовали швартовки непосредственно к ней самой. - А что там за погоды?
- Прогноз, правда, обнадеживающий: метеослужба Кейптауна обещает на ближайшие трое-четверо суток тихую и даже штилевую погоду, но скажи, каким прогнозам можно доверять в этих дьявольских широтах?!
Русов отвернулся, поглядел в океан. Тишина, покой. Штиль. Это всегда накануне сильнейшего шторма. Может, "Элла" возвращается? И тут надо упредить подлую океанскую бабенку. Но что-то волнует его еще! Ах да! И он спросил:
- А что с пресной водой?
- Повторная, настойчивейшая просьба от рыбаков: опресненку пьют. И радиограмма от Огуреева: "Действуйте на свое усмотрение".
- Ах, Огуреев! На свое усмотрение... Берите все на себя, на свой страх и риск. Ладно, черт с ним. А с Кергелена какие на этот счет вести?
- Никаких пока. - Капитан вздохнул. Кашлянул. - Может, и воду брать не разрешат? Все ж у нас танкер, а там заповедник, что скажешь, а?
Нотки надежды на то, что разрешение взять воду получено не будет, уловил Русов в этих словах капитана. В общем-то, нечто подобное мелькнуло и в его голове: может, действительно хватит риска? Ведь взять воду на острове - это не то, что купить ящик газировки в магазине. Взять! Чтобы ее взять, надо вначале войти в одну из бухт острова, а там узкости, течения, подводные опасности, ветры. И выход потом по этим узкостям в океан. Танкер ведь не "Москвичек", а махина длиной со стадион. Но... но люди в Южной экспедиции пьют опресненную из соленой воду. Мертвую воду.
- Надо дать дополнительный запрос на остров Кергелен.
- Я сам знаю, что мне надо делать! - вспылил вдруг капитан. - Слышите, мой старший, слишком настойчивый помощник?!
- И чего я тут торчу? - пожал плечами Русов. - Ведь не моя вахта. Я ушел, гутен нахт!
"К черту! Чего я все лезу? Хватит с меня". Русов сбросил рубаху, брюки, сорвал майку и вошел в душевую. Открыл кран. Подставил голову под тугую струю горячей воды. Ах, хорошо. Завтра они будут у плавбазы, за сутки управятся. И назад. А пресная вода?.. Да, хорошо, что все самое трудное, что должно было случиться в этом рейсе, уже позади, да-да, ничего больше необычного, рискованного не будет! А пресная вода для рыбаков... А, перебьются! Мало ли он, Русов, похлебал в свое время опресненной водички? И ничего, не окочурился. Хотя, конечно, мертвая вода есть мертвая... Что пьешь ее, что не пьешь, все время жажда мучит. А солоноватые, вернее, сладко-соленые компоты и кисели? Бр-рр! Ничего. Вот-вот и плавбаза притопает. Ну, не "вот-вот", а через неделю-две, а что для рыбака, отправившегося в плавание на полгода, две недели? К тому ж какие-нибудь у них есть соки. Да. Больше он пальцем не шевельнет.