Гектор огляделся, пытаясь понять, что так встревожило моряка. Вражеское судно находилось менее чем в двухстах ярдах. Каждая его деталь была отчетливо видна. Еще несколько мгновений - и "Слава моря" преодолеет расстояние между ними, тогда ее абордажная команда начнет действовать. Скоро битве конец.
И тут он понял, что напугало Дентона. Длинный флаг, висевший на вершине мачты чужака, зашевелился. Гектор смог различить его цвета - красный и белый. А клубы пушечного дыма, в которых тонул высокий корпус, отчетливо двигались на фоне дымной завесы. Штиль кончился, поднялся легкий ветерок. На глазах Гектора большие паруса заполоскали и напряглись, наполняясь ветром, и вот уже парусник медленно двинулся по воде. Поврежденная галера отчаянно старалась сократить расстояние, но большая добыча явно ускользала у нее из-под носа.
- Наддай! Наддай! - неистовствовали надсмотрщики, требуя от гребцов последних усилий.
Но гребцы почти обессилили. В горле у Гектора першило от запаха пороха, а гребцы хрипели от изнеможения и натуги. Кое-кто просто двигал руками, стараясь не отставать от товарищей, иным же, как заметил Гектор, то здесь, то там не хватало сил даже на это, и они падали навзничь на скамьи.
Еще удар; ядро проделало кровавую дорогу по гребным скамьям, части тел взлетели в воздух. Задор угас, и порядок среди гребцов нарушился - слишком многие из них поняли, что их усилия бесполезны.
"Слава моря" никогда не сможет догнать парусник. Многие весла отпустились, и гребцы распластались на скамьях, пытались отдышаться. Движение корсарской галеры замедлилось, она почти встала, а их предполагаемая жертва уходила все дальше и дальше.
Дентон орал на кого-то из младших офицеров. Гектор решил, что этот турок и есть каравано, отвечающий за парус.
- Лева! Лева! - кричал Дентон, отчаянно взмахивая руками. - Поднимай парус! Поднимай парус!
Бесполезно. Растерянный турок, казалось, не в состоянии был действовать. Ответил сам предводитель. Встав так, чтобы гребцы могли ясно его видеть, он крикнул:
- Хорошая работа, дети мои! Вы сделали, что могли. Теперь пришло время как можно лучше воспользоваться ветром - его нам тоже послал Аллах. Мы станем соколами!
И он воздел к небу правую руку, ободряя их, и вдруг - о ужас! - в него ударил град пуль. Только что он стоял на кормовой палубе, а через мгновение его безжизненное тело опрокинулось навзничь, и белая одежда превратилась в измятый саван. Не остались невредимыми и офицеры. Штурман схватился за лицо, кровь сочилась у него между пальцами; ага, онемев, уставился вниз, на покалеченную ногу.
- Господи помилуй! - простонал Дентон. - Переносные пушки. Они нас прикончат.
Гектор оторвал взгляд от мертвого предводителя и взглянул на парусник. Команда брала паруса на гитовы, замедляя ход судна, когда то оказалось на безопасном расстоянии от поврежденной галеры и уже могло маневрировать. Он заметил какую-то деятельность на высокой кормовой палубе. Люди сгрудились у легких вращающихся пушек, установленных на поручне - эти орудия, стреляя картечью, легко могли смести с галеры все живое.
- Лева! Лева! - Дентон снова кричал и размахивал руками.
Потом влетел на рею и принялся развязывать завязки паруса. А ближе к носу самые храбрые и опытные моряки торопливо разворачивали свернутый фал, раскладывая его вдоль узкого мостика. Те из надсмотрщиков, что еще стояли на ногах, принялись сгонять гребцов туда же - поднимать парус. Высокий худой алжирец с диким взглядом запел рабочую песню, и - невероятно! - в людях вновь проснулось ощущение смысла и порядка: два десятка уцелевших ухватились за толстый канат, и тяжелая рея начала медленно подниматься.
Она уже поднялась футов на десять, когда снова прогремел залп, самый громкий из всех. На сей раз это был не перемежающийся гром, не пальба из отдельных орудий, но отрывистый рев бортового залпа. Пушкари военного корабля не могли промахнуться, стреляя прямой наводкой. Ядра кучно ударили в середину неподвижной галеры, разбив остов. Люди и весла падали в воду. Нос и корма разом вздыбились, когда средняя часть разбитого корпуса начала тонуть. Море ринулось на скамьи, и Гектор услышал отчаянные крики невольников-гребцов, все еще прикованных цепями к скамьям - им спасения уже не было. Кормовая палуба накренилась, и у Гектора защемило сердце, когда он увидел, как тело Тургута скользнуло по наклонной плоскости и остановилось у поручня, наполовину погрузившись в воду.
Совершенно ошеломленный, Гектор уцепился за какой-то треснувший брус. А потом, когда кормовая часть начала переворачиваться, его смыло в море.
Он вынырнул на поверхность и понял: что-то изменилось. Пальба почти стихла, хотя в воздухе все еще стоял густой пушечный дым. Гектор кашлял и задыхался. Что-то толкну ло его в плечо, и он, не глядя, ухватился, как оказалось, за полог с кормовой палубы. В пологе оставался воздух, и надувшись, как пузырь, полог покачивался, наполовину выступив из воды. Держась одной рукой за нежданно явившийся плот, Гектор огляделся.
Гибель предводителя затмила все - даже о Дане Гектор забыл, но теперь, всматриваясь в мешанину плавающих обломков и вещей, смытых с галеры, он пытался обнаружить друга. Носовая часть галеры почти ушла под воду, и он видел там только головы незнакомых людей. Дан исчез. Зато он заметил другое знакомое лицо. В тридцати ярдах от него барахтался Дентон. Он цеплялся за обломок бревна, слишком маленький, чтобы удержать его на плаву. Дентон то уходил под воду с головой, то вновь появлялся, и лицо его было искажено паническим страхом.
- Сюда! Сюда! Плыви сюда! - крикнул Гектор.
Дентон услышал и обернулся. Снова ушел под воду, а когда появился, отплевываясь и задыхаясь, ответил:
- Не могу! Не умею плавать!
Гектор научился плавать на побережье Ирландии, и теперь, скользнув в воду, поплыл к моряку-англичанину.
- Держись за меня, - сказал он, запыхавшись, когда добрался до Дентона. - Я оттащу тебя к пологу.
Дентон отчаянно барахтался.
- Не получится. Кольцо на ноге. Тянет ко дну.
- Давай! - рявкнул Гектор. - Обхвати меня за шею. Это ты можешь!
Резким броском Дентон оторвался от своего тонущего обломка и ухватился за спасителя. Гектор стиснул зубы и поплыл к плоту. Плыть было трудно. Он старался изо всех сил, но почти не продвигался. Дентон мертвым грузом висел у него на спине и тянул вниз. Гектор заглатывал воздух ртом и понимал, что сил его надолго не хватит. Он глотнул соленой воды, захлебнулся, и на миг ему показалось, что он тоже утонет. Юноша плотно зажмурился, чтобы прочистить глаза, и посмотрел вперед, пытаясь понять, далеко ли еще до плота. Они одолели не больше половины пути.
- Я же сказал, ничего не получится, - прошептал Дентон ему на ухо, а потом чудесным образом хватка матроса ослабла, и Гектору полегчало. Он оглянулся - и в последний раз увидел Дентона, уходящего под воду.
Даже без груза на спине Гектор совсем обессилел, когда наконец добрался до полога-пузыря и ухватился за него. Он сумел вползти на скользкую мокрую поверхность и лежал, пытался отдышаться. Смутно он сознавал, что другие пловцы хватаются за плот. Раза два чувствовал, как полог под ним шевелится, когда кто-то вползал на поверхность пузыря. Не в силах открыть глаза, в совершенном изнеможении, он все еще не мог поверить тому, чему был очевидцем - гибели предводителя. Тургут купил его точно так, как крестьянин покупает на аукционе многообещающего жеребенка, и все же Гектор помнил только доброту Тургута, его сочувствие и слова ободрения, сказанные им подопечному во время обряда: "Не бойся. Это случается раз в жизни и происходит по воле Аллаха. Хвала Творцу". Гектор надеялся, что слова эти в той же мере относятся и к гибели Тургута.
Чья-то рука схватила его за воротник просторной рубахи. Гектора стащили с полога, тюком перевалили через борт шлюпки и бросили на днище. Чей-то голос произнес по-английски:
- Еще одного из этих мерзавцев вытащили.
Кто-то встал на него коленями, причиняя сильную боль, и связал руки за спиной. Вскоре его поставили на ноги, потом приподняли и почти перебросили через борт корабля - он оказался на твердой сухой палубе. Юноша стоял, шатаясь от изнеможения, и смотрел под ноги - как струйки соленой воды, стекая с его одежды, разбегаются извилистыми ручейками по доскам. Отвратительное состояние.
- Ти! Мористо? Мавро? Турко? - воинственно вопрошал голос.
Кто-то на плохом лингва франка пытается выяснить его национальность и стоит так близко, что чувствуется, как у него воняет изо рта. Но Гектор слишком устал, чтобы отвечать.
- На нем нет невольничьего кольца. Должно быть, один из команды, - заявил другой, ворчливый, голос.
Кто-то указал на киблу, все еще висевшую на ремешке у него на шее.
- Гляди-ка, - сказал первый. - Он, несомненно, приверженец Аллаха. Видал я такое в Тунисе, в баньо.
Гектор поднял голову и увидел перед собой враждебное лицо обычного матроса. Неровный шрам шел от краешка рта к правому уху, придавая лицу весьма злобный вид. Позади стоял низкорослый, плохо выбритый человек в парике и платье, некогда отменном, а ныне потертом и в пятнах от водорослей. Гектор решил, что это офицер.
- Меня зовут Гектор Линч, - сказал он, обращаясь к офицеру. - Я из Ирландии.
- Папист, обратившийся в мусульманство, вот забавно! - усмехнулся офицер. - Ведро, дважды утонувшее в отхожем месте.
- Мой отец был протестантом, - устало начал Гектор, но офицер не дал ему договорить.
- Ты ренегат и отступник, к какой бы церкви ни принадлежал прежде. Ты служил берберийским пиратам и заслужил повешение. Но живой ты нужнее, чем мертвый. Тебя будут держать в цепях, пока мы не дойдем до порта. Там ты пожалеешь, что не пошел ко дну со своими дружками-грабителями.
Гектор хотел было спросить, куда идет судно, но тут его внимание привлек стук молотка. Неподалеку судовой кузнец сбивал ножное кольцо с истощенного галерного раба, которого, вероятно, успели спасти с тонущей "Славы моря". А за ним стоял и ждал своей очереди Дан, одетый в одну лишь набедренную повязку. И Гектор вспомнил, что мискито надел невольничье кольцо, когда попал на галеру, и Тургут не приказал его снять. Очевидно, команда военного корабля приняла Дана за раба, которого они освободили от корсаров. Гектор заставил себя отвести глаза. Любой знак, что они знакомы, может повредить Дану.
- Возьмите этого ренегата и поместите вместе с его дружками-мерзавцами! - приказал офицер, и Гектора тычками погнали к кучке мокрых и грязных людей, уцелевших после крушения галеры; среди них были несколько оджаков. Гектор стоял среди них, ожидая, когда всех отведут в тюремный трюм, и тут раздались радостные крики. Истощенный человек освободился от невольничьего кольца, и несколько членов команды военного судна собрались вокруг него, хлопали по спине и поздравляли с обретенной свободой. Гектор увидел, как Дан с равнодушным видом шагнул вперед и поставил ногу на наковальню. Несколько резких ударов - кузнец сбил заклепки с кольца, и снова раздались радостные крики. Но на сей раз поздравления длились недолго, потому что истощенный бывший раб вдруг повернулся и, вцепившись в набедренную повязку Дана, сдернул ее, оголив мискито. Указывая на обрезанный член Дана, обвинитель завопил мстительно и торжествующе:
- Ренегадо! Ренегадо!
Глава 12
Шевалье Адриен Шабрийан, рыцарь Большого креста ордена Святого Стефана, был вполне удовлетворен сегодняшней покупкой. Через своего агента Джедедайю Креспино, представителя хорошо известного в Тоскане банкирского дома, шевалье приобрел превосходных рабов для галеры. Рабы эти появились на рынке Ливорно совершенно нежданно, и Джедедайя их не упустил. Английский военный корабль "Портленд" у берегов Сардинии отправил на дно галеру алжирских корсаров и выудил часть команды из воды. Капитан "Портленда", ясное дело, не прочь был получить прибыль от своей победы и выставил пленников на самом большом, не считая, вероятно, Мальты, невольничьем рынке в христианском Средиземноморье. Шевалье Шабрийан, высокий человек с аристократической внешностью, был в Ливорно фигурой известной. Всегда безупречно одетый в красную форму ордена, он имел репутацию записного щеголя. И в самом деле, зачем столь известному капитану так заботиться о своей внешности, постоянно пудрить щеки и кичиться париками и башмаками с пряжками по последней моде? Так говорили люди. Еще они говорили, что одной только славы воителя за веру вполне достаточно, чтобы считать его выдающимся человеком. Шабрийан, соглашались они, есть истинный наследник тех дней, когда герцог Флоренции мог запросто послать против турок две дюжины галер под флагом святого Стефана. А в тот год, когда Великий магистр объявил, что ему не по средствам содержать и поддерживать столь крупный флот, шевалье предложил заплатить эту цену, оставив свое судно за собой в качестве вознаграждения, и приобрел разрешение плавать вместе с кораблями мальтийского ордена Святого Иоанна. И с тех пор приходил в Ливорно довольно часто, чтобы купить или продать рабов или договориться о дележе добычи.
Ливорно служил идеальным местом для такого рода операций. Почти десять лет минуло с тех пор, как герцог Тосканский объявил его свободным портом, и теперь он сделался воровским притоном крупного масштаба. И в приморской части города, и в конторах молчаливо соглашались с тем, что на дела таких людей, как Шабрийан, лучше смотреть сквозь пальцы. Официально галерам ордена дозволялось выходить в море единственно для поиска кораблей "врагов нашей святой католической веры", как сказал Великий магистр Котонер в Валетте. Такие суда можно было захватить и продать вместе с командой и грузом, а буде обнаружится, что христианское судно везет товары, владелец которых - мусульманин, в таком случае капитан, подчиненный ордену, вправе завладеть только грузом, но обязан отпустить судно. Однако нередко заодно с грузом прихватывали и судно, и случалось, что самих христиан удерживали ради выкупа или даже продавали в рабство.
Столь деликатные торговые операции город Ливорно препоручал своим евреям. В городе их проживало без малого три тысячи, и были им дарованы исключительные привилегии. Здесь еврей имел право владеть собственностью, нанимать слуг-христиан и иметь при себе оружие в любой час дня и ночи, а также не носить отличительный знак своего еврейства. Отсюда они управляли сложной торговой сетью, составленной из людей той же веры в Тунисе, на Мальте и в Алжире. Именно по этой причине шевалье Шабрийан столь высоко ценил свои связи с Джедедайей Креспино.
* * *
- По одной сотне скуди за голову - весьма умеренная цена, с позволения сказать, даже при том, что английский капитан потребовал оплаты единовременной, немедленной и серебром, - заметил банкир-еврей.
Они с Шабрийаном встретились в личных апартаментах Креспино под конец делового дня. Джедедайя жил на широкую ногу, хотя его контора была всего лишь малым форпостом торговой империи Креспино. Он управлял делами из здания, выходящего окнами на пристань. Комната на первом этаже, где сидели собеседники, блистала роскошью тяжелой парчи, прекрасной мебели, великолепных ковров и богатого собрания украшений из кораллов - ибо символом коммерции для Креспино были безделушки и византийская утварь, на торговле которыми когда-то смолоду он основал свое состояние.
- Вы предполагаете продать их или оставите себе? - продолжал банкир.
Шабрийан отвернулся от окна, в которое любовался прекрасной бронзовой статуей, воздвигнутой у причала в честь великого герцога Фердинанда. Весьма знаменательно, думал он, что статую герцога поддерживают фигуры четырех турецких рабов в цепях.
- Нет, я хочу эту партию отправить в Марсель, - сказал он.
Еврей одобрительно кивнул.
- Ах да, я слышал, что король Людовик намерен расширить свой галерный флот.
- Он задумал создать самый мощный флот в Средиземном море, и королевский Галерный корпус набирает гребцов где только может. Во французских тюрьмах уже не осталось заключенных, которых можно посадить на скамьи, и я уполномочен закупать иноземных рабов. Бюджет мой весьма велик.
Креспино с интересом рассматривал рослого аристократа. Интересно, с какой это стати Шабрийан, известный своей набожностью и свирепой ненавистью к мусульманам, теперь стремится услужить Королю-Солнцу Людовику Четырнадцатому Французскому, не слишком враждебно настроенному в отношении турок? Ответ не заставил себя ждать.
- Мне предложили, и я принял чин капитана в Галерном корпусе Людовика. Я готов положить на это жизнь. Уверен, что Корпус вскоре станет важным союзником в Вечной войне.
"Вечная война, - подумал еврей, - это безумие. Эта обоюдно разрушительная схватка между христианами и мусульманами длится уже несколько столетий, и если люди вроде Шабрийана будут иметь к ней отношение, она действительно продлится вечно. А пока дом Креспино в Ливорно, Коэны в Алжире и его щепетильный друг Лаццаро дель’Арбори на Мальте, конечно, неплохо зарабатывают на выкупах, на переговорах об обмене пленными, на продаже добычи, на рабах и на уйме прочих коммерческих операций".
- А вы не боитесь, что Людовик и его флот могут настолько усилиться, что когда-нибудь превзойдут мальтийский орден Иоанна?
Шабрийан пожал плечами.
- Большинство рыцарей Иоанна французы. Они служат ордену и папе, но сохраняют верность Франции.
- Точно выверенный баланс.
- Так же, как у вас.
Еврей склонил голову.
- Может быть, вы желаете, чтобы я позаботился о доставке рабов в Марсель, на стоянку королевских галер?
- Да. Я попрошу вас об этом. Мне нужно, чтобы эти люди прибыли туда как можно скорее. В Марселе их освидетельствуют и распределят по французским галерам, а мне надо бы заранее выяснить, кто из них на что способен, и еще здесь отобрать лучших, чтобы ими пополнить команду моего корабля, когда я присоединюсь к флоту Людовика. Сделайте это.
- В таком случае, я отправлю их в Марсель двумя партиями. Выбранных и указанных вами мы пошлем после некоторой задержки - второй партией. К тому времени, когда они прибудут в Марсель, там уже будут знать, что их следует разместить на вашем корабле.
- И еще одно, - добавил шевалье. - В своем письменном отчете вы можете указать такую, пожалуй, цену - сто тридцать скуди за голову. Французы заплатят лишку без вопросов, а я буду вам очень обязан, если вы перешлете разницу на Мальту в пользу ордена Святого Иоанна. Великий магистр Котонер нуждается в любых средствах, какие только можно добыть, для усиления фортов Валетты. Когда эта работа завершится, у рыцарей будет наилучшая гавань во всем Средиземноморье.
"Так вот что имеют в виду христиане, говоря, что надо ограбить Петра, чтобы заплатить Павлу", - подумал еврей-банкир. Шабрийан поступает согласно своей репутации фанатика, который ни перед чем не остановится, чтобы продолжить Вечную войну. Не удивительно, что его прозвали Львом Рыцарей и его галера "Святой Герасим" несет личный флаг Шабрийана с изображением пяти ран Христовых. Еврей слышал о Шабрийане много необычайного: что он совершил караванов, как называют грабительские плавания против неверных, больше, чем какой бы то ни было рыцарь - будь то из ордена Иоанна или Стефана, и что он сыграл доблестную роль в героической защите Крита от турок. Там, как говорят, мусульмане захватили его в плен и подвергли пыткам. Возможно, этим объяснялась его ненависть к мусульманам.
За всю свою жизнь Джедедайя Креспино не встречал человека, столь ревностно относящегося к вопросам веры.