Избранная лирика - Николай Якушев 3 стр.


ПРОЩАНИЕ С ЛЕТОМ

Волга ночью качает
волны валуны,
и дрожат
голубые дорожки луны.
Ты - над чёрною кромкой,
губу прикусив,
и оттиснут в воде
звёзд холодный курсив.
Что он значит?
Что ветры обрушились зло.
Это сиверко дует,
это лето прошло.
Слышишь?
Кончилось лето.
Подними воротник!
Полночь плещет в лицо,
как холодный родник.

Только полночь ли?
Может, не полночь виной?
Просто юность
прощается нынче со мной.
Что ж, прощай.
Больше вместе нам
быть не дано,
но друзьями
останемся мы всё равно!

Всё равно
я узнаю тебя поутру
в крике птиц
в двухсотлетнем бору.
В смехе сына,
в отчаянном запахе трав,
в ровном ритме колёс...
Может быть, я не прав?

Все, как в юности:
Волга, волны валуны,
синеватая долька луны.

* У жизни строгий есть закон... *

У жизни строгий есть закон,
такой её и принимайте:
для жизни
нет черновиков,
она - в одном лишь варианте.

Ошибок, сделанных вчера,
и отступления от правил
не можешь росчерком пера
ни зачеркнуть ты,
ни исправить.

Солгал, кому-то не помог,
обидел друга -
всё осталось.
Пройдя по тысячам дорог,
оно отыщет нас под старость.

Найдёт, напомнит, уличит
во всем забытом и далёком.
И горький голос
прозвучит
незаживаемых упрёков.

А я черкаю и крою,
чтобы по-новому звучало.
И верю:
можно жизнь свою
и в пятьдесят
начать сначала.

* Видно, все мы, с Волги или Тускари... *

Видно, все мы,
с Волги или Тускари,
с Дона или Северной Двины,
в наши реки -
медленные русские -
до сердечной боли влюблены.

Перекаты,
плёсы да излучины
да лесов заречный окаём
до мельчайшей чёрточки
изучены
в вечном откровении своём.

Дождевые
звонкие иголки
сквозь туман летят наискосок.
Не спеша
спущусь с обрыва к Волге
на дождём исчерченный песок.

Так бывает,
если что случится,
если невезенья полоса,
чтоб её поддержкой заручиться,
прихожу сюда на полчаса.
И она,
полна целебной грусти,
эта чисто русская вода
никогда
несчастным не отпустит,
потерявшим веру -
никогда.

Я всегда немного опечален
слепотой напыщенных людей,
что живут,
совсем не замечая
родственной сердечности твоей.

Взглядами
солидными и тусклыми
провожают медленно зарю...

Реки наши,
солнечные, русские,
я о вас с любовью говорю.

Так живём.
От первых дней рожденья
до последней строчки седины,
освятив
своё происхожденье
синим откровением волны.

* Не в час бездумного досуга... *

Не в час бездумного досуга -
когда нас ветер с ног косил
и по глазам хлестала вьюга,
я разглядел, как мир красив.

Красив не в миг весны летучей,
когда для счастья он готов,
но и когда затянут тучей,
без звёзд,
без песен,
без цветов.

По берегам кустарник высох,
сгорают звёзды на лету...
Я без лирических приписок
влюблён в земную красоту.

В травы
таинственное диво,
в поток воды и в снежный наст.

Пусть не талантливо -
правдиво
все это песня передаст.

*Люблю старинные романсы *

Люблю старинные романсы.
За что?
Сказать вам не берусь.
Они, как русские ромашки -
в них есть и солнечность,
и грусть.

В них тихой радости свеченье
и вдруг надрывное:
- Прости!
Как рек равнинное теченье,
так их мелодии просты.

Они, как явленное чудо,
как те ночные поезда,
что возникают ниоткуда
и исчезают в никуда.

* Уходит август, лето разбазарив... *

Уходит август,
лето разбазарив,
сжигая зори...
Не с того ли встарь
его славяне называли
зарев,
а наши деды ласково -
густарь.

Ну что же,
добрым словом помяните
всю солнечность
его последних дней.
Потянутся
за бабьим летом нити
осенних паутинок и дождей.

Осенние приметы различимы
по пасмури,
по листьев желтизне.
И просто так,
без видимой причины,
вдруг тихо затоскуешь по весне.

ВТОРАЯ ПОЛОВИНА ДНЯ

Н. А. Желтухину

Пока что
все как нужно у меня,
хоть по годам
давно уже не утро...
Как говорят
с улыбкою и мудро -
идёт вторая половина дня.

Судьба мне подарила,
что могла.
Ни ясным небом,
ни тяжёлым хлебом,
ни униженьем, ни бедой,
ни гневом -
ничем меня судьба не обошла.

Всю жизнь,
в плену ошибок и грехов,
храню обрывки жалкие бумажек -
в них только боль
черствеющих стихов -
и это все,
что приобрёл и нажил.

Из года в год,
в преддверии весны,
упрямство демонстрируя воловье,
дежурят по ночам у изголовья
из юности вернувшиеся сны.

И тёплый ветер
входит в старый сад,
листву листает
робко и неслышно.
А юность
на минутку только вышла
и возвратится
тотчас же назад.

Но точен ход.
Идёт за годом год,
и каждый -
словно взысканная плата.
И время неподкупное бредёт
по замкнутому
кругу циферблата.

Что мне
вторая половина дня
и приближенье неизбежной даты?
Я не страшусь.
Давным-давно когда-то
уже однажды не было меня.

Идёт вторая половина дня.
И, может быть,
страшней всего на свете,
что строчки,
как взрослеющие дети,
уходят безвозвратно от меня.

ПРОВОДЫ

Провожают старика на пенсию
добрым словом,
ужином простым.
Наклонился баянист
над песнею,
клавиши потрогал
и застыл.

Что сыграть,
чтобы вздохнулось легче,
ветерком прошёл
застольный смех?
Вот сидит он,
сразу постаревший,
вроде посторонний человек.

От тоски ль, от водки -
все в тумане.
Отрешённый ото всех забот,
осторожно
трогает в кармане
постоянный пропуск на завод.

Что же,
долгий путь не даром прожит,
так сказать,
на трудовом посту...
Говорить об этом
он не может,
и молчать -
никак невмоготу.

Видно, здесь нужны
слова иные.
И, с лихой отмашкою руки,
крикнет:
- Что ж вы, черти, приуныли?
Ну-ка, провожайте в старики!

И забыв,
что на седьмом десятке,
с клетчатым платочком у плеча,
он пойдёт
в немыслимой присядке,
каблуками бешено стуча.

Кружевами, петлями, узлами
сыплет дробь
отчаянно и зло...
Важно, чтобы люди не узнали,
как ему сегодня тяжело.

ПАМЯТИ НИКОЛАЯ РУБЦОВА

Здесь ели -
сухие, как мётлы,
сугробы к крестам намело.
Железное равенство мёртвых
порядок тут свой навело.

Висят полинялые ленты.
Но дело, конечно, не в том,
отмечен ли ты монументом,
иль просто корявым крестом.

К чему?
Чтобы было красиво?
Дороже во веки веков
лохматое буйство крапивы
бесчувственной жести венков.

Но как же нелепо и горько,
что жизни отчаянный след
земли равнодушная горка
как будто бы сводит на нет.

Не верую в необратимость,
в последнюю эту постель.
Не верю, что жизнь обратилась
в холодную груду костей.

Однажды,
собравшися вместе,
ватага шумливых парней
споёт твою старую песню
о звёздах российских полей.

И вот,
воскрешённый стихами,
под рокот гитарных басов,
возникнет твой голос,
в дыханьи
твоих вологодских лесов.

Пусть ели
сухие, как метлы,
в рассветных лучах ножевых...

Я верю
в содружество мёртвых
с весёлым всесильем живых.

* Ночь спустилась, чёрная, как дёготь... *

Ночь спустилась,
чёрная, как дёготь,
стужей потянуло от реки.
Не спеши
воспоминанья трогать,
для последних дней побереги.

Вот тогда
на все, что вдаль отплыло,
можешь поглядеть со стороны
и понять,
что "не было" и "было",
может быть,
между собой равны.

Нужно много
вытоптать дорожек,
чтобы голос памяти позвал.
Память удивительно похожа
на скупого рыцаря подвал.

Дорогое
спутано с ненужным.
Вы не ворошите без нужды
золото сверкающее дружбы,
медяки коварства и вражды.

* Живи, но помни - ты не вечен... *

Живи, но помни -
ты не вечен,
уходит жизнь за годом год.
И не откладывай на вечер
дневных
и утренних забот.

Застигнет вечер -
встретишь смело,
ведь нет
незавершённых дел.

Ты не жалей о том, что сделал,
жалей о том,
что не успел.

* Лес меня нисколько не боится... *

Лес меня нисколько не боится,
наши отношения просты -
от меня не улетают птицы,
от меня не прячутся цветы.

И почти совсем по-человечьи,
видно, понимают в дружбе толк,
ветки опускаются на плечи,
листьями моих касаясь щёк.

Вы, цветы, кустарник, птицы, звери,
всею глубиною естества
я благодарю вас за доверье,
за признанье кровного родства.

ОТТЕПЕЛЬ

Был воздух солнцем весь пронизан,
тянуло свежестью лесной,
капели зрели на карнизах,
как настоящею весной.

И вот торжественно запели,
о чем-то светлом говоря,
недальновидные капели,
поверив в кротость января.

А он прикинулся пригожим,
он сокрушал снегов завал,
в глаза заглядывал прохожим
и на улыбки вызывал.

И было небо чистым-чистым,
светлели лица и дома,
и толковали оптимисты:
"Сдаёт позиции зима".

Нo вот, небрежен и рассеян, -
иллюзий время истекло, -
дохнул под вечер строгий Север
и превратил капель в стекло.

И вот опять мороз жестокий
встал монолитен, как скала...
Да, до весны ещё далеко,
а это оттепель была.

ЗАПАСНЫЙ ВЫХОД

Он есть в театре и в кино,
вы это знаете и сами -
бывает душно и темно,
но есть запасный выход в зале.

Тупою болью
сдавит грудь.
Во тьме не различая лица,
подняться можешь и шагнуть
к зелёной маленькой таблице.

Там дверь,
ведущая в простор,
в живую жизнь, в холмы и пади.
Там лес,
озвученный дроздом,
дождей струящиеся пряди.

Зовёт зелёный огонёк.
Но люди молча подсказали,
что этот шаг твой,
как упрёк,
как вызов
всем сидящим в зале.

И с грустной миною лица
досмотришь ты
(куда же деться?)
со всеми вместе, до конца,
парад пустого лицедейства.

* Перед словами, сказанными мною... *

Перед словами,
сказанными мною,
пусть, как и был,
останусь я в долгу.
Я дверцу печки
медленно открою -
я рукописи жгу.

От груза
изумленья и печали,
бессонницы,
что мне не по плечу
и мной распоряжается ночами, -
избавиться хочу.

Они горят
и ярко, и недолго,
рождая очистительную грусть.
Я рукописи жгу...
Да только что в том толку,
когда я все их
помню наизусть.

* Первый падает снег... *

Первый падает снег
и на землю ложится,
оборвав свой разбег,
не успев накружиться.

И не знает, искрясь,
как устроено мудро -
он в обычную грязь
превратится под утро.

Это позже, потом,
после гибельной пробы,
лягут снеги пластом,
соберутся в сугробы.

Запугают пургой,
полосатою вьюгой,
завладеют тобой
и окном, и округой.

Так из года и в год.
И, не правда ли, странно -
самым первым был тот,
что пришёл слишком рано.

СОВЕТ В ДОРОГУ

Сыну Ярославу

Не сетуй, что дорога далека,
и трудная стезя тебе досталась.
Умойся из лесного родника -
и как рукою снимет всю усталость.

И снова в путь.
И снова в гору лезть
сквозь бурелом,
где чёрт сломает ногу.
Дороги нет,
но направленье есть,
а это значит, что найдёшь дорогу.

Из всех советов
на своём пути
запомни крепко
правило простое:
всегда прекрасно то, что впереди
и стоит жить,
когда и жить не стоят.

СЛОВО

Мало мне осталось впереди.
Из всего, что трогал я руками,
Слово встало поперёк пути,
как буслаевский
непроходимый камень.

Бьют из почвы яростно ключи.
Ты нагнись - живой воды напейся,
разбегись, его перескочи,
но, смотри,
как Васька, не разбейся.

Сто попыток...
Как же мы порой
глупой неудачею ранимы.
Сотню раз я разбивался в кровь,
сотню раз
меня похоронили.

Но встаю,
опять иду на старт.
Цель одна – добьюсь или погибну,
и слепой мальчишеский азарт:
разобьюсь, но всё же перепрыгну.

* В то место, откуда ты родом... *

В то место, откуда ты родом,
когда доживёшь до седин,
вернись,
и с родною природой
останься один на один.

Осенняя дышит прохлада.
Развёртывай свиток потерь,
задумайся, что тебе надо
и что тебе делать теперь?

Под шорох берёзовой рощи
на пень обомшелый присесть -
и жизнь тебе кажется проще
и сам ты моложе, чем есть.

И в эту минуту покоя
забытый откроется след,
припомнится что-то такое,
чему и названия нет.

И мамина песнь про лучину,
и месяц, стучащий в стекло,
и все, что с тобою случилось,
и все, что случиться могло.

* Лунный свет через листву просеян... *

Лунный свет через листву просеян,
по расцветке серебру под стать.
Сорок лет мне снятся сны про Север,
вроде бы, пора и перестать.

Но нельзя.
Как с первою любовью,
С Севером расстаться не могу,
потому что радостью и болью
заплатил без сдачи за пургу.

Это не романтика, поверьте,
просто каждый понял и привык,
что отсюда два шага до смерти,
десять тысяч вёрст на Материк.

ВОСПОМИНАНИЕ О ДЕТСТВЕ

Когда-то
по утрам я просыпался,
наполнен светлой радостью рассвета,
тревожным и счастливым ожиданьем
того,
что в этот день произойдёт.
Мир открывался
яркий и весёлый.
Луч солнца,
золотистый как солома,
лежал у ног ковровою дорожкой,
которой предстояло мне идти.

Я шёл по ней.
Мне подчинялись травы,
мне запахи впервые открывались
и первые названия вещей.
Вот это -
пятилистник тёмно-красный,
тройные листья жёлтенькой медунки
и солнцегляд - нектарный молочай.

Мир ждал, что я -
единственный в природе -
сейчас войду в него
и разгадаю,
его наполню песнями и смехом,
и дерзостью
неповторимых дел.

Да, для меня цветы на свете жили,
и девушки
мне щедро улыбались,
и вдохновенно
щебетали птицы,
названия которых я не знал.

Мир был ещё не познан,
но понятен.
Я верил, что он хочет мне добра.
Уже я знал,
что люди умирают,
но верил в то,
что сам я не умру.
Уже я знал,
что есть на свете зло,
но твёрдо верил,
что оно случайно
и что граница
меж добром и злом
проходит через сердце человека.

Мечты, любовь,
большие ожиданья -
и я нещадно время торопил.
А время шло и шло...
Теперь я знаю
названья птиц и имена цветов
и что пора отбросить ожиданья -
все, что могло, уже произошло.
Теперь хочу я только сохранить
то чувство опьяненья бытием.
Пусть будет так же солнечен и ясен
тот первый день,
когда я не проснусь.

Я написать хотел
стихи о детстве
и рассказать,
как шло, оно, босое,
сквозь тихие, тенистые левады
и солнечные степи на ветру.
Но рассказать, -
не значит ли расстаться?
А я с ним расставаться не хочу.

* В старом русском городе *

В старом русском городе
ветрено и гулко,
над заставой
медленно догорает день.
На углу знакомого
с детства переулка
белую и розовую
продают сирень.

Мне её не нужно,
вот какое дело.
Мне за поворотами
юность не видна.
Будто два десятка
жизней пролетело,
а всего-то-навсего
прошла одна.

Я не должен прошлому
ни слезы, ни вздоха,
не обязан прошлому
тем, что впереди.
Если почему-нибудь
станет очень плохо,
я шепну тихонько:
- Слышишь, приходи...

В старом русском городе
наступает вечер,
тени за прохожими
увязались вслед.
По дорожке сквера
мне шагнёт навстречу
человек, которому
восемнадцать лет.

* Приятель, с годами приходит усталость... *

- Приятель,
с годами приходит усталость… -
Кукушка считала мне,
да просчиталась.
И ветер мальчишества,
радостный ветер,
опять поднимает меня
на рассвете.
Не ты ли,
валивший траву наповал,
всю жизнь за собою
настойчиво звал?
Не ты ли носил
и легко, и упруго,
от счастья к несчастью,
от Севера к Югу?
Как книгу,
листал за вокзалом вокзал,
не ты ли мне
юность мою подсказал?
Ах,. мне бы иметь
твои лучшие свойства -
свободный полет
и азарт беспокойства!

Опять бы восход,
что краснее калины,
горбатый маршрут
Мексиканской долины.
Молочный туман
уползает в распадки.
Костер-дымокур
у холщовой палатки.
И снова,
ещё до рассветной поры,
- В дорогу, в дорогу! -
зовут каюры.
И мне бы промчаться
ущельями просек,
лететь над верхами
оранжевых сосен.
И мне бы других
поднимать на рассвете.
Ах, ветер мальчишества,
доблестный ветер!

Назад Дальше