И последняя шутиха
Где-то канула на дно.
И тогда настало Тихо,
И надвинулось Темно.Мы стояли, рот разинув,
И глядели долго вверх.
И как битву исполинов
Вспоминали фейерверк.
Красота
Она как скрипка на моем плече.
И я ее, подобно скрипачу,
К себе рукою прижимаю.
И волосы струятся по плечу,
Как музыка немая.Она как скрипка на моем плече.
Что знает скрипка о высоком пенье?
Что я о ней? Что пламя о свече?
И сам господь - что знает о творенье?Ведь высший дар себя не узнает.
А красота превыше дарований -
Она себя являет без стараний
И одарять собой не устает.Она как скрипка на моем плече.
И очень сложен смысл ее гармоний.
Но внятен всем. И каждого томит.
И для нее никто не посторонний.И, отрешась от распрей и забот,
Мы слушаем в минуту просветленья
То долгое и медленное пенье
И узнаем в нем высшее значенье,
Которое себя не узнает.
"Расставанье…"
Расставанье,
Век спустя после прощанья,
Ты звучишь во мне, как длинное стенанье,
Как стенанье ветра за стеной.
Расставанье,
Мне уже не нужное,
Стонешь ты, как женщина недужная,
Где-то за туманной пеленой.Пробуждаюсь.
Вместе с пробужденьем
Оборвался звук. Но странным пеньем
Я разбужен был. Так где оно?
Я однажды в детстве слышал это:
Женский вопль далеко до рассвета,
Замиравший медленно вдали.
Мне казалось - это похищенье
Женщины. Куда ее влекли?Так со мной бывает спозаранок,
Когда что-то нарушает сон.
Слышу похищенье сабинянок -
Длинный, удаляющийся стон.
"И всех, кого любил…"
И всех, кого любил,
Я разлюбить уже не в силах!
А легкая любовь
Вдруг тяжелеет
И опускается на дно.И там, на дне души, загустевает,
Как в погребе зарытое вино.Не смей, не смей из глуби доставать
Все то, что там скопилось и окрепло!
Пускай хранится глухо, немо, слепо,
Пускай! А если вырвется из склепа,
Я предпочел бы не существовать,
Не быть…
Названья зим
У зим бывают имена.
Одна из них звалась Наталья.
И было в ней мерцанье, тайна,
И холод, и голубизна.Еленою звалась зима,
И Марфою, и Катериной.
И я порою зимней, длинной
Влюблялся и сходил с ума.И были дни, и падал снег,
Как теплый пух зимы туманной.
А эту зиму звали Анной,
Она была прекрасней всех.
"Получил письмо издалека…"
Получил письмо издалека,
Гордое, безумное и женское.
Но пока оно свершало шествие,
Между нами пролегли века.Выросли деревья, смолкли речи,
Отгремели времена.
Но опять прошу я издалече:
Анна! Защити меня!Реки утекли, умчались птицы,
Заросли дороги. Свет погас.
Но тебе порой мой голос снится
Анна! Защити обоих нас!
Рябина
Так бы длинно думать,
Как гуси летят.
Так бы длинно верить,
Как листья шелестят.
Так бы длинно любить,
Как реки текут…
Руки так заломить,
Как рябиновый куст.
"Была туманная луна…"
Была туманная луна,
И были нежные березы…
О март-апрель, какие слезы!
Во сне какие имена!Туман весны, туман страстей,
Рассудка тайные угрозы…
О март-апрель, какие слезы -
Спросонья, словно у детей!..Как корочку, хрустящий след
Жуют рассветные морозы…
О март-апрель, какие слезы -
Причины и названья нет!Вдали, за гранью голубой,
Гудят в тумане тепловозы…
О март-апрель, какие слезы!
О чем ты плачешь? Что с тобой?
Апрельский лес
Давайте каждый день приумножать богатство
Апрельской тишины в безлиственном лесу.
Не надо торопить. Не надо домогаться,
Чтоб отроческий лес скорей отер слезу.Ведь нынче та пора, редчайший час сезона,
Когда и время - вспять и будет молодеть,
Когда всего шальней растрепанная крона
И шапку не торопится надеть.О этот странный час обратного движенья
Из старости!.. Куда?.. Куда - не все ль равно!
Как будто корешок волшебного женьшеня
Подмешан был вчера в холодное вино.Апрельский лес спешит из отрочества в детство.
И воды вспять текут по талому ручью.
И птицы вспять летят… Мы из того же теста -
К начальному, назад, спешим небытию…
"Стройность чувств. Их свободные речи…"
Стройность чувств. Их свободные речи.
И в мазут Патриарших прудов
Опрокинут мерцающий глетчер,
Звездный брус городских холодов.В эту ночь окончанья сезона,
Когда лебеди странно вопят,
До сухого и нежного звона
Доведен городской листопад.И почти одинаково ярки
Фонари, что в аллее горят,
И высокие тополи в парке,
Сохранившие желтый наряд.На пустынной аллее садовой
Мне сулит этот лиственный звон
Приближение музыки новой
И конец переходных времен.Пруд лоснится, как черное масло,
И как легкое пахнет вино.
И бессонница наша прекрасна -
Так все молодо, так ледяно!..
"Дай выстрадать стихотворенье!.."
Дай выстрадать стихотворенье!
Дай вышагать его! Потом,
Как потрясенное растенье,
Я буду шелестеть листом.Я только завтра буду мастер,
И только завтра я пойму,
Какое привалило счастье
Глупцу, шуту, бог весть кому,-Большую повесть поколенья
Шептать, нащупывая звук,
Шептать, дрожа от изумленья
И слезы слизывая с губ.
В деревне
В деревне благодарен дому
И благодарен кровле, благодарен печке,
Особенно когда деревья гнутся долу
И ветер гасит звезды, словно свечки.Сверчку в деревне благодарен,
И фитилю, и керосину.
Особенно когда пурга ударит
Во всю медвежью голосину.Соседу благодарен и соседке,
Сторожевой собаке.
Особенно когда луна сквозь ветки
Глядит во мраке.И благодарен верному уму
И доброму письму в деревне…
Любви благодаренье и всему,
Всему - благодаренье!
"Весь лес листвою переполнен…"
Весь лес листвою переполнен,
Он весь кричит: тону! тону!
И мы уже почти не помним,
Каким он был семь дней тому.Как забывается дурное!
А память о счастливом дне,
Как излученье роковое,
Накапливается во мне.Накапливается, как стронций
В крови. И жжет меня дотла -
Лицо, улыбка, листья, солнце.
О горе! Я не помню зла!
Голоса
Здесь дерево качается: - Прощай! -
Там дом зовет: - Остановись, прохожий!
Дорога простирается: - Пластай
Меня и по дубленой коже
Моей шагай, топчи меня пятой,
Не верь домам, зовущим поселиться.
Верь дереву и мне.-
А дом: - Постой! -
Дом желтой дверью свищет, как синица.
А дерево опять: - Ступай, ступай,
Не оборачивайся.-
А дорога:
- Топчи пятой, подошвою строгай.
Я пыльная, но я веду до бога! -
Где пыль, там бог.
Где бог, там дух и прах.
А я живу не духом, а соблазном.
А я живу, качаясь в двух мирах,
В борении моем однообразном.
А дерево опять: - Ну, уходи,
Не медли, как любовник надоевший! -
Опять дорога мне: - Не тяготи!
Ступай отсюда, конный или пеший.-
А дом - оконной плачет он слезой.
А дерево опять ко мне с поклоном.
Стою, обвит страстями, как лозой,
Перед дорогой, деревом и домом.
Советчики
Приходили ко мне советчики
И советовали, как мне быть.
Но не звал я к себе советчиков
И не спрашивал, как мне быть.Тот советовал мне уехать,
Тот советовал мне остаться,
Тот советовал мне влюбиться,
Тот советовал мне расстаться.А глаза у них были круглые,
Совершенно как у лещей.
И шатались они по комнатам,
Перетрогали сто вещей:Лезли в стол, открывали ящики,
В кухне лопали со сковород.
Ах уж эти мне душеприказчики,
Что за странный они народ!Лупоглазые, словно лещики,
Собирались они гурьбой,
И советовали мне советчики
И советовались между собой.Ах вы, лещики, мои рыбочки,
Вы, пескарики-головли!
Ах спасибо вам, ах спасибочки,
Вы мне здорово помогли!
"Вдруг обоймут большие шумы леса…"
Вдруг обоймут большие шумы леса
И упадет к ногам кусок коры.
И февраля неистовая масса
На полнедели разведет хоры.Такой зимы давно не выдавалось,
Подобной стужи не было давно,
Так широко и шумно не вздувалось
Деревьев грубошерстное рядно.Давно и я не жил, забившись в угол,
Темно, как волопас или овчар.
И лишь в смешенье выдохов и гулов
Какое-то движенье различал.Порой срывало провода с фаянса,
И нам светили печка и свеча.
Мой пес пространства дымного боялся
И в конуре ворочался рыча.А лес, как бесконечный скорый поезд,
Летел, не удаляясь в темноту.
Я, наконец со скоростью освоясь,
В него вбегал, как в поезд на ходу.И мы летели в страшном напряженье,
Почти непостижимые уму.
Но только гулом было то движенье
И устремленьем дерева во тьму.
Выезд
Помню - папа еще молодой.
Помню выезд, какие-то сборы.
И извозчик - лихой, завитой.
Конь, пролетка, и кнут, и рессоры.А в Москве - допотопный трамвай,
Где прицепом старинная конка.
А над Екатерининским - грай.
Все впечаталось в память ребенка.Помню - мама еще молода,
Улыбается нашим соседям.
И куда-то мы едем. Куда?
Ах, куда-то, зачем-то мы едем!А Москва высока и светла.
Суматоха Охотного ряда.
А потом - купола, купола.
И мы едем, все едем куда-то.Звонко цокает кованый конь
О булыжник в каком-то проезде.
Куполов угасает огонь,
Зажигаются свечи созвездий,Папа молод. И мать молода.
Конь горяч. И пролетка крылата.
И мы едем, незнамо куда,-
Все мы едем и едем куда-то.
Двор моего детства
Еще я помню уличных гимнастов,
Шарманщиков, медведей и цыган
И помню развеселый балаган
Петрушек голосистых и носатых.
У нас был двор квадратный. А над ним
Висело небо - в тучах или звездах.
В сарае у матрасника на козлах
Вились пружины, как железный дым.
Ириски продавали нам с лотка.
И жизнь была приятна и сладка…
И в той Москве, которой нет почти
И от которой лишь осталось чувство,
Про бедность и величие искусства
Я узнавал, наверно, лет с пяти.Я б вас позвал с собой в мой старый дом…
(Шарманщики, петрушка - что за чудо!)
Но как припомню долгий путь оттуда -
Не надо! Нет!.. Уж лучше не пойдем!..
Пустырь
Подвыпившие оркестранты,
Однообразный цок подков.
А мне казалось - там пространство,
За садом баронессы Корф.Там были пустыри, бараки,
И под кладбищенской стеной
Храпели пыльные бродяги,
Не уходившие домой.А кладбище цвело и пело
И было островом травы.
Туда бесчувственное тело
Везли под грузный вздох трубы.Но дальше уходили трубы
Вдоль белокаменной стены,
И марши не казались грубы,
А вдохновенны и нежны.Над белым куполом церковным
Вдруг поднималось воронье.
А дальше - в свете безгреховном
Пространство и небытие.И светом странным и заветным
Меня пронизывал дотла
При звуках музыки посмертной
Осколок битого стекла.
Ночной сторож
В турбазе, недалеко от Тапы,
Был необычный ночной сторож.
Говорили, что ночью он пишет ноты
И в котельной играет на гобое.
Однажды мы с ним разговорились
О Глюке, о Моцарте и о Гайдне.
Сторож достал небольшой футлярчик
И показал мне гобой.
Гобой лежал, погруженный в бархат,
Разъятый на три неравные части,
Черный, лоснящийся и холеный,
Как вороные в серебряной сбруе.
Сторож соединил трубки,
И черное дерево инструмента
Отозвалось камергерскому блеску
Серебряных клапанов и регистров.
Я попросил сыграть. И сторож
Выдул с легкостью стеклодува
Несколько негромких пассажей…
Потом он встал в концертную позу
И заиграл легко, как маэстро,
Начало моцартовского квартета.
Но вдруг гобой задохнулся и пискнул.
И сторож небрежно сказал: "Довольно!"Он не мог играть на гобое,
Потому что нутро у него отбито
И легкие обожжены войною.
Он отдышался и закурил…
Вот почему ночной сторож
Играет по ночам в котельной,
А не в каком-нибудь скромном джазе
Где-нибудь в загородном ресторане.
Благодарите судьбу, поэты,
За то, что вам не нужно легких,
Чтоб дуть в мундштук гобоя и флейты,
Что вам не нужно беглости пальцев,
Чтоб не спотыкаться на фортепиано,
Что вам почти ничего не нужно,-
А все, что нужно,
Всегда при вас.
Фотограф-любитель
Фотографирует себя
С девицей, с другом и соседом,
С гармоникой, с велосипедом,
За ужином и за обедом,
Себя - за праздничным столом,
Себя - по окончанье школы,
На фоне дома и стены,
Забора, бора и собора,
Себя - на фоне скакуна,
Царь-пушки, башни, колоннады,
На фоне Пушкина - себя,
На фоне грота и фонтана,
Ворот, гробницы Тамерлана,
В компании и одного -
Себя, себя. А для чего?Он пишет, бедный человек,
Свою историю простую,
Без замысла, почти впустую
Он запечатлевает век.А сам живет на фоне звезд.
На фоне снега и дождей,
На фоне слов, на фоне страхов,
На фоне снов, на фоне ахов!
Ах! - миг один,- и нет его.
Запечатлел, потом - истлел
Тот самый, что неприхотливо
Посредством линз и негатива
Познать бессмертье захотел.
А он ведь жил на фоне звезд.
И сам был маленькой вселенной,
Божественной и совершенной!
Одно беда - был слишком прост!
И стал он капелькой дождя…Кто научил его томиться,
К бессмертью громкому стремиться,
В бессмертье скромное входя?
Оправдание Гамлета
Врут про Гамлета,
Что он нерешителен.
Он решителен, груб и умен.
Но когда клинок занесен,
Гамлет медлит быть разрушителем
И глядит в перископ времен.Не помедлив стреляют злодеи
В сердце Лермонтова или Пушкина.
Не помедлив рубит гвардеец,
Образцовый, шикарный воин.
Не помедлив бьют браконьеры,
Не жалея, что пуля пущена.Гамлет медлит,
Глаза прищурив
И нацеливая клинок.Гамлет медлит.
И этот миг
Удивителен и велик.
Миг молчания, страсти и опыта,
Водопада застывшего миг.
Миг всего, что отринуто, проклято.
И всего, что познал и постиг.Ах, он знает, что там, за портьерой,
Ты, Полоний, плоский хитрец.
Гамлет медлит застывшей пантерой,
Ибо знает законы сердец,
Ибо знает причины и следствия,
Видит даль за ударом клинка,
Смерть Офелии, слабую месть ее,-
Все, что будет потом,
На века.Бей же, Гамлет! Бей без промашки!
Не жалей загнивших кровей!
Быть - не быть - лепестки ромашки,
Бить так бить! Бей, не робей!
Не от злобы, не от угару,
Не со страху, унявши дрожь,-
Доверяй своему удару,
Даже
если
себя
убьешь!
Свободный стих
Профессор Уильям Росс Эшби
Считает мозг негибкой системой.
Профессор, наверное, прав.
Ведь если бы мозг был гибкой системой,
Конечно, он давно бы прогнулся,
Он бы прогнулся, как лист жести,-
От городского гула, от скоростей,
От крика динамиков, от новостей,
От телевидения, от похорон,
От артиллерии, от прений сторон,
От угроз, от ложных учений,
Детективных историй, разоблачений,
Прогресса наук, семейных дрязг,
Отсутствия денег, актерских масок,
Понятия о бесконечности, успеха поэзии,
Законодательства, профессии,
Нового в медицине, неразделенной любви,
Несовершенства.
Но мозг не гибок. И оттого
Стоит, как телеграфный столб,
И только гудит под страшным напором,
И все-таки остается прямым.
Мне хочется верить профессору Эшби
И не хочется верить писателю Кафке.
Пожалуйста, выберите время,
Выключите радио, отоспитесь
И почувствуете в себе наличие мозга,
Этой мощной и негибкой системы.
"Химера самосохраненья!.."
Химера самосохраненья!
О, разве можно сохранить
Невыветренными каменья
И незапутанною нить!Но ежели по чьей-то воле
Убережешься ты один
От ярости и алкоголя,
Рождающих холестерин;От совести, от никотина,
От каверзы и от ружья,-
Ведь все равно невозвратима
Незамутненность бытия.Но есть возвышенная старость,
Что грозно вызревает в нас,
И всю накопленную ярость
Приберегает про запас,Что ждет назначенного срока
И вдруг отбрасывает щит.
И тычет в нас перстом пророка,
И хриплым голосом кричит.
Читая фантаста
С. Л.
Что, если море - мыслящее существо,
А волны - это мысли моря,
И зыбкое зеленое стекло
Подвижная пронизывает воля?Тогда мне страшен мудрый океан
И буйное его воображенье.
И что такое лютня, и кимвал,
И стон, и необузданное пенье?Как страшно быть смятением земли,
Быть мозгом всеобъемлющим и диким,
Топить в себе мечты и корабли -
Быть океаном - Тихим и Великим!
Зрелость
Приобретают остроту,
Как набирают высоту,
Дичают, матереют,
И где-то возле сорока
Вдруг прорывается строка,
И мысль становится легка.
А слово не стареет.И поздней славы шепоток
Немного льстив, слегка жесток,
И, словно птичий коготок,
Царапает, не раня,
Осенней солнечной строкой
Приходит зрелость и покой,
Рассудка не туманя.И платят позднею ценой:
"Ах, у него и чуб ржаной!
Ах, он и сам совсем иной,
Чем мы предполагали!"
Спасибо тем, кто нам мешал!
И счастье тем, кто сам решал,-
Кому не помогали!
Колыбельная вполголоса
Ну вот, сыночек, спать пора,
Вокруг деревья потемнели.
Черней вороньего пера
Ночное оперенье ели.
Закрой глаза. Вверху луна,
Как рог на свадьбе кахетинца.
Кричит, кричит ночная птица
До помрачения ума.Усни скорее. Тополя
От ветра горько заскрипели.
Черней вороньего пера
Ночное оперенье ели.
Все засыпает. Из-под век
Взирают тусклые болотца.
Закуривает и смеется
Во тьме прохожий человек.