Кларк лежал на верхней палубе "Несравненного", куда его подняли на конце, пропущенном через блок на ноке рея; корабельный хирург все еще склонялся над ним. Врач пытался привести раненного в чувство, но, похоже, единственное, в чем он, кажется, преуспел - это окончательно раздробил ему нижнюю челюсть. Кровь была повсюду - на синем сюртуке и белых штанах раненного, на бинтах, покрывающих его голову. Он лежал, корчась в предсмертных судорогах на куске парусины, на котором его подняли на борт. Хорнблауэр еще раз взглянул на распростертое перед ним тело. Черты лица, которые ему удалось рассмотреть, - лица, белого как мел, на котором даже загар казался лишь налетом грязи, - были тонкими и слабыми. Тонкий нос, впалые щеки, карие, почти по-женски большие глаза под жидкими песочного цвета бровями. Те немногие пряди волос, которые выбивались из-под бинтов, также были песочно-рыжеватого цвета. Любопытно, какое стечение обстоятельств заставило этого человека предать свою родину и перейти на службу к Бонапарту? Может быть, нежелание оставаться в плену? Хорнблауэр хорошо помнил, что значит плен, - он побывал в плену у испанцев в Ферроле и Росасе, а позже - во Франции. Но это тонкие, почти аристократичные черты лица… Нет, он явно не походил на человека, который бы сходил с ума от тюремной тоски. Скорее всего, на предательство его толкнула женщина, или же он просто дезертировал с флота в страхе перед наказанием - поркой, а то и чем пострашнее. Интересно будет взглянуть ему на спину - не прогулялась ли по ней кошка-девятихвостка? Возможно, это - ирландец, один из тех фанатиков, которые в своей жажде насолить Англии не хотят видеть, что даже худшее из того, что Англия когда-либо причинила Ирландии - ничто по сравнению с муками, которые уготовит его родине Бонапарт, если когда-нибудь она окажется в его власти. Но кем бы он ни был - это человек способный и сообразительный. Как только он увидел, что "Лотос" отрезал ему пути отступления, то сразу же лег на единственный курс, который оставлял ему хоть и минимальные, но шансы на спасение. Он спокойно подвел "Мэгги Джонс" почти на расстояние вытянутой руки к "Несравненному", выдумка об оспе на борту была просто гениальной, а его речь во время переговоров в рупор звучала почти вполне естественно.
- Он выживет? - спросил Буш у хирурга.
- Нет, сэр. Мандибула слишком сильно повреждена с обеих сторон - я имею в виду, что его челюсть раздроблена, сэр. Есть трещины и в максилле - верхней челюсти, сэр. И еще его язык - по сути, вся глоссо-фарингальная область - фактически разнесена в клочья. Хаэмморагия может оказаться смертельной - иными словами, этот человек может просто истечь кровью, хотя сейчас я и не уверен в этом. Зато абсолютно ничто не сможет остановить гангрену сэр, а она в этой части организма неминуемо смертельна. В любом случае, он умрет от истощения, от голода и жажды, даже если мы попытаемся поддерживать в нем жизнь per rectum - питательными клизмами, сэр.
При других обстоятельствах эти мучительные попытки врача говорить простым и понятным языком могли бы даже вызвать улыбку.
- Значит, судя по всему, его уже ничто не может спасти?
Человеческая жизнь - вот, что стояло за этими рассуждениями.
- Мы должны повесить его, сэр, прежде, чем он умрет, - проговорил Буш, обернувшись к Хорнблауэру: - Можно собрать трибунал.
- Но он не может высказаться в свое оправдание, - заметил Хорнблауэр.
Буш развел руки весьма красноречивым жестом.
- Какие оправдания он может привести, сэр? У нас есть все необходимые доказательства - кроме фактов еще и показания пленных.
- Он мог бы постараться опровергнуть обвинения, если бы мог говорить, - произнес Хорнблауэр. Абсурд, конечно, но приходилось так говорить. Не было никаких сомнений в виновности Кларка - сама его попытка самоубийства доказывала вину, даже если бы не было других улик, но Хорнблауэр великолепно знал, что он не способен повесить человека, который физически не в состоянии предпринять что-либо в свою защиту.
- Он ускользнет у нас из рук, если мы будем ждать, сэр.
- Так дайте ему умереть.
- Но урок для команды, сэр…
- Нет, нет и нет! - вспыхнул Хорнблауэр: - Какой урок получит команда, если на ее глазах буду вешать умирающего, который, кстати, даже не поймет, что с ним делают?
Было сущей мукой наблюдать за сменой выражений на лице Буша. Буш был добрым человеком, хорошим братом своим сестрам и послушным сыном для своей матери - и вдруг эта жажда убийства, желание повесить умирающего. Нет, конечно же, дело не в кровожадности - все, чего хочет Буш - это отомстить предателю, который поднял руку против своей Родины.
- Это покажет матросам, что значит дезертировать, - продолжал Буш, подыскивая аргументы. Хорнблауэр знал - по собственному двадцатилетнему опыту - каким бичом божьим является дезертирство для каждого британского капитана. Полжизни уходит на то, чтобы найти команду для корабля и еще половина - на то, чтобы ее удержать.
- Возможно, - заметил Хорнблауэр: - но я сомневаюсь, чтобы урок пошел в прок.
Сам он не видел ничего хорошего в том, что на глазах всей команды горло абсолютно беспомощного человека захлестнут петлей, чтобы потом вздернуть на ноке рея, - а вот вред от всей этой затеи, безусловно, будет.
Буш все еще жаждал крови. Хотя он уже ничего не говорил, это было видно по его лицу, а с губ были готовы сорваться новые слова протеста.
- Спасибо, капитан Буш, - наконец произнес Хорнблауэр: - Я подумаю.
Буш не понимает и, наверное, уже никогда не поймет, что обычная месть - бессмысленная, дикая, по принципу "око за око", - никогда не приносит пользы.
Глава 8
"Бланш Флёр", скорее всего, все еще рыщет вокруг острова Рюген. Мыс Аркона был бы для нее очень удобным местом для засады - практически все суда, выходящие в Балтийское море из русских или финских портов вынуждены подходить тут к берегу на дистанцию прямой видимости и, зажатые между берегом и двухсаженной отмелью Адлергрунд, стать легкой добычей капера. Зато француз не знает ни о прибытии английской эскадры, ни о том, что недавнее избавление "Мэгги Джонс" от призовой команды так быстро навело англичан на его след.
- Думаю, все ясно, джентльмены? - спросил Хорнблауэр, оглядывая свою каюту и собравшихся в ней капитанов.
Ответом ему был одобрительный шумок. Викери с "Лотоса" и Коул с "Ворона" выглядели глубоко разочарованными. Каждый из них надеялся, что именно его шлюп будет отправлен в погоню за " Бланш Флер " - успешная схватка один на один с кораблем, практически равным по силе могла бы стать самым быстрым путем из коммандеров в капитаны. Викери был молод и порывист - это он командовал шлюпками в операции по захвату "Севра" - а Коул был седоголовый и сутулый. Маунд, командир "Гарви" и Дункан, командир "Мотылька", были молодыми лейтенантами; Фримен, с тендера "Клэм", смуглый, с длинными темными волосами, напоминающий цыгана, выглядел совсем иначе: его проще было представить капитаном шхуны контрабандистов, нежели командиров корабля Его Величества. Следующий вопрос задал Дункан.
- С вашего позволения, сэр, а Шведская Померания нейтральна?
- Уайтхолл был бы счастлив узнать ответ на этот вопрос, мистер Дункан, - ответил Хорнблауэр с мрачной улыбкой. Он пытался выглядеть суровым и бесстрастным, но с этими замечательными ребятами это было нелегко.
Они улыбнулись ему в ответ; со странным чувством угрызения совести Хорнблауэр вдруг осознал, что его подчиненные уже в восторге от своего коммодора - и тут же виновато подумал, что если бы они знали про него всю правду, то, возможно, он понравился им значительно меньше.
- Еще вопросы, джентльмены? Нет? Тогда вы можете вернуться на свои корабли и занять свои позиции еще до наступления ночи.
На рассвете, когда Хорнблауэр вышел на палубу, по поверхности моря стлался легкий туман: c ослаблением западных ветров потоки холодной воды из покрытого тающими льдами Финского залива охлаждали теплый воздух, влага из которого превращалась в облака.
- Он может сгуститься, сэр, но ненамного, - проворчал Буш. Со шканцев еще можно было разглядеть фок-мачту - но уже не бушприт. С севера дул почти неощутимый бриз, и "Несравненный" почти полз, тяжело переваливаясь с носа на корму, по молчаливому морю под скрип и постанывание блоков и тросов.
- В шесть склянок я приказал бросить глубоководный лот, сэр, - доложил Монтгомери: - Девяносто одна сажень. Грунт - серый ил. Думаю, мыс Аркона неподалеку, сэр.
- Очень хорошо, мистер Монтгомери, - ответил Буш. Хорнблауэр был почти уверен, что лаконичностью в общении краткостью в общении со своими лейтенантами Буш повторяет манеру, которую Хорнблауэр применял к нему самому, в его бытность первым лейтенантом на "Сатерленде".
- Приходится идти почти вслепую, нащупывая дорогу лотом, - проворчал Буш с явным неудовольствием:
- Прямо как траулер с Доггер-банки. А помните, сэр, что сказали эти пленные с "Бланш Флер"? У них на борту лоцмана, которые знают все здешние воды как свои пять пальцев.
Пробираться по мелководью в густом тумане - большой двухдечный линейный корабль явно не был предназначен для подобных упражнений, но в предстоящей операции "Несравненный" имел особую ценность. По эту сторону Зунда было лишь несколько кораблей, способных сравниться с ним по силе; под его защитой эскадра может чувствовать себя в безопасности и идти туда, где ее присутствие необходимо. Датчане и шведы, русские и французы - все они располагают множеством небольших кораблей, но с появлением "Несравненного" они будут бессильны помешать англичанам.
- С Вашего позволения, сэр, - проговорил Монтгомери касаясь треуголки: - похоже, я слышу пушечные залпы.
Все прислушались, вглядываясь в густой и как будто липкий туман, окружавший шканцы. Единственными звуками были привычные поскрипывания и постанывания корабельного корпуса, да еще - глухой стук, с которым капли влаги, сконденсировавшейся на такелаже, падали на палубу. Наконец какой-то глухой, низкий гул достиг их ушей.
- Это пушки, сэр, или меня зовут не Сильванус Монтгомери!
- Доносится с кормы, - бесстрастно заметил Хорнблауэр.
- Прошу прощения, сэр, но я полагаю, что скорее справа по носу.
- Чертов туман, - проворчал Буш.
Если на "Бланш Флёр" каким-то образом узнали, что неподалеку бродит английская эскадра, капер просто исчезнет, подобно иголке в стоге сена. Хорнблауэр незаметно послюнявил и поднял вверх палец, вглядываясь в картушку компаса.
- Ветер северный, - наконец проговорил он: - возможно норд-норд-ост. Это было приятным открытием: с подветренной стороны - на пути вероятного бегства противника, - лежал остров Рюген, а в двадцати милях далее - побережье шведской Померании. Если "Бланш Флер" до сих пор не ускользнула из его сетей, то теперь французу не уйти.
- Продолжайте замер глубин, мистер Монтгомери, - приказал Буш.
- Есть, сэр!
- Еще пушечный выстрел! - воскликнул Хорнблауэр: - справа по носу, абсолютно точно.
Дикий крик донесся с марса:
- Вижу парус! Парус прямо по курсу!
В этом направлении непроглядная пелена казалась менее плотной. На расстоянии по крайней мере в четверть мили, с трудом, но можно было разглядеть смутный призрак судна, пробиравшегося сквозь туман.
- Корабельная оснастка, гладкая палуба - прищурился Буш: - это "Бланш Флер", точно, как из пушки!
В более плотной полосе тумана корабль-призрак исчез также неожиданно, как и появился.
- Право на борт, - проревел Буш: - пошел все к брасам!
Хорнблауэр уже стоял у нактоуза, торопясь запеленговать цель.
- Так держать, - бросил он рулевому: - держи прямо на него.
При таком легком бризе хорошенько пришпоренный надвигающейся опасностью капер сможет развить большую скорость, нежели тяжелый двухдечный корабль. В любом случае, лучше постараться удерживать "Несравненного" на ветре у француза, чтобы не дать тому вырваться из расставленной сети.
- Свистать всех наверх, - приказал Буш: - боевая тревога!
По кораблю разнеслась дробь барабанов и матросы побежали занимать места по боевому расписанию.
- Выкатить пушки, - продолжал командовать Буш: - один бортовой залп и она - наша.
Катки взревели - триста тонн металла сдвинулись со своих мест. У казенной части каждой из пушек замерли в готовности молчаливые группы моряков. Фитили медленно тлели в кадках.
- Эй, на марсе! Смотреть в оба! - проорал Буш и затем более спокойным тоном обратился к Хорнблауэру: - они могут лечь на обратный курс и сбить нас со следа в этом тумане.
Всегда существовала вероятность, что площадка марса будет выше толщи тумана, тогда с нее можно будет разглядеть слабый силуэт топов "Бланш Флёр" даже сели с палубы ничего не видать. Некоторое время стояла полная тишина, нарушаемая только криками лотового. "Несравненный" тихо колыхался на волнах, но в тумане трудно было себе представить, что он действительно продвигается вперед.
- У отметки двадцать! - выкрикнул лотовый.
Прежде чем он произнес последнее слово, Хорнблауэр и Буш повернулись и взглянули друг на друга - до сих пор они слушали доклады лотового механически, не особенно вдаваясь в детали. Но "у отметки двадцать" означало, что под глубина под ними не более двадцати морских саженей.
- Мелеет, сэр, - прокомментировал Буш.
Снова раздался крик с марса:
- Парус на подветренной раковине, сэр!
Буш и Хорнблауэр метнулись к релингам, но в непроницаемом тумане, окутавшем шканцы ничего не было видно.
- Эй, на марсе! Что вы видите?
- Сейчас ничего, сэр! Минуту назад мелькнули брамсели какого-то судна. Вот они опять, сэр! Два-три румба в корму от левого траверза, сэр!
- Какой у него курс?
- Примерно, как у нас, сэр! Вот они опять пропали.
- Дадим по нему залп, сэр? - спросил Буш.
- Пока нет, - ответил Хорнблауэр.
- Приготовиться у пушек левого борта! - приказал Буш.
Даже бортовым залпом с дальней дистанции можно было бы рассчитывать сбить одну-две стеньги, а то и мачту - тогда жертва далеко не уйдет.
- Прикажите людям не стрелять без команды, - проговорил Хорнблауэр: - это может быть "Лотос".
- Боже мой, это действительно может быть он, - согласился Буш.
"Лотос" находился на левом траверзе "Несравненного" в цепи судов британской эскадры, прочесывающий море по направлению к Рюгену. Кто-то несомненно стрелял из пушек - скорее всего, это и был "Лотос". Затем он подвернул на перехват "Бланш Флёр", что и могло привести его в точку, в которой с марса "Несравненного" заметили брамселя, а брамселя двух шлюпов с корабельной оснасткой, мелькающие в тумане, слишком похожи, чтобы глаз не подвел даже опытного моряка.
- Ветер свежеет, сэр, - заметил Харст.
- Так и есть, - согласился Буш: - дай Бог, чтобы он унес этот туман!
"Несравненный" ощутимо ускорил свой ход под свежеющим бризом; с носа донеслась радующая ухо моряка музыка - шум волн, рассекаемых форштевнем.
- Глубже восемнадцати! - выкрикнул лотовый.
Затем, должно быть, человек двадцать выкрикнули в один голос:
- Это он! Парус на левом траверзе! Это - "Лотос"!
Туман в этом направлении рассеялся и, на расстоянии не более трех кабельтов стал виден "Лотос", идущий под всеми парусами.
- Запросите его: "Где цель?" - коротко бросил Буш.
"Парус - в последний раз - видели - прямо по курсу" - сигнальный мичман прочитал ответ "Лотоса", не отрывая от глаз подзорную трубу.
- Ну да, очень полезное для нас сообщение, - недовольно проворчал Буш. По всему горизонту по-прежнему оставалось достаточно полос тумана, хотя солнечные лучи понемногу пробивались сквозь оставшуюся дымку и бледный диск солнца - серебряный, а не золотой, как обычно - просвечивал на востоке.
- Вот он! - неожиданно закричал кто-то с салинга: - вижу его корпус на левой равковине!
- Хочет улизнуть, клянусь Богом! - воскликнул Харст: - француз, наверное, начал разворот как только увидел нас. "Бланш Флер" была уже в добрых шести милях и на всех парусах спускалась под ветер - с палубы "Несравненного" виднелись только верхушки ее брамселей. Целая связка сигнальных флагов поднялась на мачте "Лотоса", а последовавший выстрел из пушки должен был привлечь к этому сигналу особое внимание.
- Он тоже увидел француза, - проговорил Буш.
- Будьте добры развернуть корабль, капитан Буш. Сигнал по эскадре: "Общая погоня за неприятелем".
"Несравненный" повернул на другой галс, среди проклятий офицеров, ругавших матросов за нерасторопность. "Лотос" также развернулся и шел рядом, раскачиваясь на волнах. Его нос был направлен точно на "Бланш Флер". Теперь, имея впереди по курсу побережье Померании, "Несравненного" на ветре и "Лотос" с "Вороном" с обоих флангов, "Бланш Флер" была практически обречена.
- "Ворон", похоже, уже почти вышел на траверз французу, сэр, - проговорил Буш, довольно потирая руки: - а скоро найдутся и наши бомбардирские кечи - куда их только занесло в этом тумане.
- У отметки четырнадцать! - доложил лотовый. Хорнблауэр наблюдал, как матрос, стоя на вантпутенсах, натренированным движением раскручивал тяжелую болванку лота, бросал ее вперед по ходу корабля, громко считывал отметку, когда лотлинь становился вертикально и затем быстро выбирал его, готовясь к следующему броску… Это была изнурительная работа, требующая постоянных тяжелых физических усилий. Более того, лотовый, должно быть, промок насквозь, раз за разом выбирая сотню футов линя, с которого крупными каплями стекала морская вода. Хорнблауэр знал достаточно про жизнь нижней палубы, чтобы не питать иллюзий: этому человеку вряд ли даже удастся хорошенько просушить свою куртку и штаны - он хорошо помнил, как в бытность мичманом на "Неустанном", под командованием капитана Пеллью, ему пришлось исполнять обязанности лотового в ту страшную ночь, когда в бискайском заливе они подошли почти вплотную к берегу и добили транспорт " Droits de l'homme" уже в волнах прибоя. В ту ночь он промерз до костей, а руки настолько окоченели, что пальцы на ощупь уже не ощущали разницы между марками на лоте - белая миткалевая лента, кусочек кожи с отверстием - и прочих. Сейчас он, наверное, уже не смог бы исполнять обязанности лотового, даже если бы очень постарался, а порядок следования марок на лотлине он-то уж точно позабыл. Хорнблауэр надеялся, что у Буша хватит добросердечия или, по крайней мере, здравого смысла, чтобы приказать сменять лотовых через определенные интервалы и изыскать возможность просушивать их одежду, но сам не мог прямо вмешиваться в то, что находилось в исключительной компетенции капитана. Буш персонально отвечает за организацию службы и порядок на корабле и будет абсолютно прав в своем недовольстве любым посторонним вмешательством - увы, среди розовых лепестков, устилающих ложе коммодора, тоже иногда встречаются шипы.
- У отметки десять! - прокричал лотовый.
- "Ворон" опережает цель, сэр, - доложил мичман: - намеревается отрезать ей путь.
- Очень хорошо, - ответил Хорнблауэр.
- Видно и Рюген, сэр, - заметил Буш: этот белый утес - Стаббенкаммер, или как они его там называют.