В другой раз такая насмешка, наверное, очень рассердила бы Витю, но сейчас он пропустил ее мимо ушей. Все его мысли сосредоточились на одном: как бы это скорее и лучше узнать о высоком госте в сером костюме. То, что гость был именно здесь, Витя знал наверняка: недопитая бутылка вина и два стакана еще стояли на столе. Витя долго придумывал разные способы, как бы лучше подойти к этому деликатному вопросу, но в конце концов рубанул напрямик.
- Отец, это к тебе человек приходил?
- Ко мне, Витя, ко мне, - все еще улыбаясь, ответил водолаз, и вдруг хитро покосился на мальчика. -
А ты скажи мне, сынок, только правду скажи, ты когда-нибудь жулика видел?
- Нет…
- А я же тебя просил правду сказать, - снова покосился на Витю водолаз, - а ты мне просто в глаза прешь! Видел ты жулика, совсем недавно видел! Самого настоящего жулика… К нам он больше не придет. Завтра пойду, куда надо, - и каюк ему будет по первому разряду.
Степан Тимофеевич рассказал сыну, по какому странному и подозрительному делу приходил незнакомец:
- Достань ему предмет какой-то с "Галатеи". А "Галатея", он же сам сказал, была белогвардейская. Откуда же он знает, что там есть, на этой "Галатее". А?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В этот день Вася впервые в жизни играл Бетховена. Музыка захватывала его, поднимала и куда-то несла, пробуждая новые, незнакомые чувства.
Музыка Бетховена не казалась маленькому скрипачу трудной. Вася играл вдохновенно, а профессор слушал и вспоминал свой первый концерт, когда он неуклюже и неумело, в широком фраке, взятом на прокат, вышел на сцену. Его тогда встретили настороженно, холодным и несколько насмешливым молчанием. Много времени прошло с тех пор, а концерт вспоминается так, словно это было вчера. Тогда зал казался профессору тысячеголовым зверем, перед пастью которого он, маленький музыкант, стоял беззащитный на ярко освещенной эстраде. Он должен укротить этого зверя. Как индийские факиры зачаровывают противных ядовитых змей, так он должен музыкой своей скрипки очаровать толпу.
Тогда он играл Бетховена. Перед глазами профессора, словно в тумане, проносилось его первое выступление.
Он глубоко задумался.
Вася кончил играть. Профессор даже не посмотрел на своего ученика. Взволнованный, Вася несколько минут ждал, потом бесшумно положил скрипку на стол и сел в неглубокое кресло около стола.
Профессор молчал несколько минут. Вася тоже не чувствовал потребности говорить. В мозгу звучали последние аккорды, и не верилось, что это он, Вася, паренек с пристани, может так взволновать музыкой старого знаменитого профессора.
- Он был глухим! - неожиданно сказал профессор, и взгляд его остановился на клумбе, где цвели большие красные канны.
Вася вздрогнул. Было странно и даже неприятно после музыки вдруг услышать голос профессора. Профессор смотрел в сад. Неизвестно, обращается ли он к Васе, или сам себе говорит о чудесной и страшной судьбе гениального композитора, который оглох в самом расцвете своего творчества и никогда в жизни не мог услышать лучших своих произведений.
Наступал вечер, и на веранде было тихо. Вася испугался, не оглох ли и он! Но струна зазвенела, когда он тронул ее. Профессор словно понял Васины мысли и улыбнулся.
То, что скоро вечер, что Варваре Павловне надо отдать пять рублей, из которых не заработано еще ни копейки, вдруг отодвинулось куда-то далеко, за густую пелену тумана, а после того, как Вася взял первый аккорд, и совсем исчезло.
Но не только профессор слушал эту прекрасную, страстную и волнующую музыку. Совсем недалеко от того места, где кончался низенький забор профессорского сада, на скамье сидел задумавшийся Глоба, медленно обрывая листья с маленькой веточки акации. Сидел он здесь давно. Случайно проходя мимо, он услышал музыку, на миг остановился и увидел на веранде Васю со скрипкой в руках.
Это было весьма странно. И во всяком случае, стоило узнать обо всем этом до конца.
Ждать пришлось очень долго.
Поздно вечером, когда летучие мыши на своих бесшумных крыльях начали летать в саду, профессор отпустил Васю.
Вася попрощался с профессором, как всегда, коротким рукопожатием и через минуту, вспомнив о пяти рублях и о Варваре Павловне, уже бежал безлюдными улицами к порту.
Холодные мурашки ползли по его спине, когда он думал о том, как будет ругать его Варвара Павловна. В порту и на базаре уже нельзя было заработать ни копейки. Теплоход давно отошел, грузчики ушли из порта, шлюпки с иностранных пароходов, на которых приехали в город матросы, одиноко покачивались на воле у причалов.
Словно побитый щенок, возвращался Вася домой. Он не знал, что через минуту после того, как калитка профессорского сада закрылась за ним, Глоба взошел по ступеням на веранду, где на столе лежала еще теплая скрипка.
Старик встретил его удивленным взглядом, но когда Глоба назвался родственником Васи, пригласил гостя сесть.
Однако Глоба ничего особенного от профессора не требовал. Он только хотел узнать, в самом ли деле паренек - способный ученик и не надо ли ему чем-нибудь помочь.
Профессор сухо и неприязненно сказал, что Вася весьма способный мальчик, но ему еще надо много учиться, чтобы стать скрипачом. Возможно, старика охватило тревожное чувство ревности.
Глоба не понимал настоящей цены Васиной игры, но зато узнал: Васе нужна скрипка.
Этого ему было достаточно. Через пять минут он попрощался с профессором и прошел по хрустящему песку дорожки к выходу.
К калитке сада мадам Кивенко Глоба подходил как раз тогда, когда с другой стороны к дому приближался Вася.
Самое странное произошло позже, когда мадам Кивенко потребовала, чтобы Вася отдал ей дневной заработок. Он побледнел от страха и сказал, что денег у него нет.
Знал: на этот раз Варвара Павловна его не пощадит. Вдруг неожиданно Глоба, который все время молча сидел за столом и, казалось, о чем-то сосредоточенно думал, поднялся, взял Васю за плечи и позвал его погулять.
Они вышли, сопровождаемые удивленным взглядом мадам Кивенко.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Вася и Глоба вышли на улицу и не спеша побрели к набережной. Темнота южной ночи охватила их. Ночь была свежая, прозрачная, и это напоминало о приближении осени. Звезды висели в темноте большие, холодные, они уже тоже стали по-осеннему яркими. Темнота была наполнена множеством звуков, которые неизвестно откуда появлялись и исчезали, ничего не оставляя в памяти.
Вася шел рядом с Глобой. Сотни мыслей роились в его голове. Этот вечер был удивительным. Вася готовился к суровому наказанию, а вместо этого идет гулять с Глобой на набережную.
Мальчик не мог понять ни быстрой перемены в настроении Варвары Павловны, ни причины странного поведения Глобы. Такая прогулка была для него совсем необычной. Но она спасала его от беды, и Вася был благодарен Глобе.
Они медленно шли вдоль улицы по тротуару, выложенному из больших серых каменных плит, и тихо беседовали. Разговор прерывался недолгими паузами. Собственно, говорил один Глоба, а Вася отвечал на его незначительные, даже равнодушные вопросы.
Так они дошли до гранитного парапета и некоторое время смотрели на море. В порт входил большой пароход: он двигался по воде бесшумно и быстро. Огни на его мачтах и палубе издалека казались звездами.
Это был вечер перед выходным днем, один из прекрасных последних летних вечеров. Люди гуляли по набережной, они то заходили в городской парк, то снова появлялись у моря.
Вася и Глоба посидели на скамье, рассматривая толпу. Вдруг Васе показалось, будто он видит Витю Огринчука. Это удивило его. Шел уже десятый час, и то, что Витя бегал по набережной, было странно.
Вася несколько минут всматривался в темноту, потом решил, что ошибся.
Волны набегали на набережную, с шумом откатывались назад, одна волна, звонко хлюпая, старалась догнать другую и возвратиться в море. Вася понимал голос и разговор волн, когда море не играет, а только дышит. Волны говорили ему, что несколько дней про-держится хорошая погода. Это же обещали ясное, безоблачное зарево на западе и прозрачные капли росы па траве. Завтра Васе придется много работать, чтобы отдать долг Варваре Павловне. Но ведь завтра - выходной день, всюду будет много гуляющих, и заработать деньги будет легче.
Глоба предложил пойти в кафе, полакомиться мороженым и выпить воды. Васю уже не удивляли никакие неожиданности, и поэтому он спокойно поднялся и пошел по набережной рядом с Глобой. Они не спеша взошли на веранду кафе "Спартак".
Неожиданно в толпе, которая прогуливалась по набережной возле кафе, опять появилось и тотчас исчезло возбужденное лицо Витьки Огринчука. Однако и на этот раз Вася не был уверен, что видел именно его, и поэтому спокойно пошел следом за Глобой, выбирая столик. А впрочем, он ведь не делает ничего плохого, школьные товарищи могут встречать его и по-одиночке и даже целым классом. Беспокоиться ему не о чем.
Кафе "Спартак" помещалось на набережной, у самого синего моря. Широкая веранда, вся увитая густыми лозами дикого винограда, и две небольшие комнаты, где за буфетом хозяйничал высокий, черный грек, - вот и все кафе. На веранде стояли легкие, плетеные кресла и такие же столы, в комнатах мебель была посолидней, но летом туда никто не заходил. Все останавливались около удобных кресел, отгороженных от улицы густой завесой виноградной листвы. В летнюю жару никому и в голову не приходило располагаться в душных комнатах, и папа Мустамяки - так все звали грека - в белоснежном халате одиноко высился в своем буфете. Иногда он выходил оттуда и прогуливался по длинной веранде, критическим взглядом осматривая пол, стулья и белые скатерти на столах.
Но такого случая, чтобы папа Мустамяки заметил какой-нибудь непорядок в государственном кафе "Спартак", никогда не бывало. Папа Мустамяки раньше был боцманом на пароходе дальнего плавания и требовал, чтобы кафе блестело, как самое чистое во всей эскадре военное судно.
Три официантки понимали посетителей кафе с одного взгляда. Сюда было приятно зайти, и не хотелось уходить. Мороженое у папы Мустамяки было вкуснее, чем где-либо, хотя всем было известно, что в "Спартак" и в другие кафе его привозят с одного завода.
Попробовать этого мороженого и решил Глоба. Вместе с Васей они выбрали столик у самых перил веранды. Виноградные листья сплетались в пышный ковер, отдельные листки близко склонялись к чистой скатерти, оттеняя ее белизну.
Высокая девушка в белой пышной наколке и туго накрахмаленном фартучке принесла желтое и красное мороженое. Вода в высокой бутылке, покрытой мелкими росинками, кипела от пузырьков. Глоба налил два стакана, подвинул один Васе, второй поднес ко рту, отпил, потом посмотрел сквозь прозрачную воду на свет и начал говорить.
* * *
Когда Васе показалось, что в толпе он видит Витю Огринчука, он не ошибся. Витя действительно следил за своим товарищем и тем подозрительным незнакомцем, о котором отец сказал, что это "жулик", а может, даже больше чем "жулик".
В первую минуту, увидев их вместе, Витя остолбенел от удивления и испуга. "А что, - подумал он, - если этот жулик задумал сделать что-то нехорошее с пионером нашего отряда?"
Не лучше ли ему, Вите, сейчас же побежать и привести милиционера. Но через минуту он сообразил, что над ним могут посмеяться и не поверить. Тогда Витя решил проследить, как будут разворачиваться события.
Он спрятался в тени за стволом старого платана и стал ждать.
Тут его и нашел Андрюша Кравченко. Андрюша спешил домой, но, увидев товарища в такое необычное время на набережной, не мог пройти мимо. Витя явно прятался за платаном. Это было таинственно и интересно. Андрюша даже заговорил шепотом. Он рассчитывал услышать о какой-нибудь захватывающей игре, в которой участвует Витя, но действительность превзошла все его самые затаенные мечты. От сознания огромной ответственности Андрюша даже задрожал. Волнение сдавило ему горло,
Они смотрели на скамью, где развалился Глоба, с такой настороженностью и ужасом, словно там сидел выпущенный из клетки зверь. Их широко раскрытые глаза не пропускали ни одного движения Глобы. Нечего было и думать о том, чтобы идти домой. Но как же предупредить Васю о страшной опасности?
Глоба и Вася сидели на набережной очень долго. И когда терпение ребят уже истощилось, Глоба вдруг поднялся со скамьи и следом за ним встал Вася. Поднимаясь, он огляделся по сторонам, и ребята за деревом съежились, закаменели, прижались к платану и стали совсем незаметными. Они свободно вздохнули, лишь когда Вася и Глоба медленно пошли вместе с толпой по набережной.
Витю охватил страх: сейчас Глоба и Вася исчезнут в толпе, и тогда их не найдешь. Ребята побежали по тротуару, вьюнами пробираясь в густой толпе, и догнали Глобу. Они проводили Васю и его спутника до самых дверей кафе "Спартак", прячась за веселой компанией молодежи. Но под конец увлекшийся Андрюша сделал, бесспорно, ошибку, высунувшись вперед. В тот же миг Витя грубо схватил его за руку и потащил назад, но Кравченко показалось, что Вася его заметил.
Ребята бросились бежать и остановились, только промчавшись полквартала. Лишь убедившись, что никакой погони за ними нет и Вася, наверное, их не видел, осмелились подойти к обвитой диким виноградом веранде кафе. Глоба и Вася уже сидели за столом, и девушка в белом фартучке несла им, мороженое в хрустальных вазочках.
Затаив дыхание, поминутно останавливая друг друга, ребята залезли в глубину виноградных лоз. Там, между перилами веранды и зеленой стенкой, был узкий проход.
Осторожно двигаясь, стараясь даже не дышать, ребята добрались по этому проходу до того места, где стоял столик Глобы и Васи.
От ребят столик отделяла только тонкая досчатая перегородка, в которой были прорезаны разнообразные, довольно-таки нескладные узоры. Каждое слово Глобы и Васи слышалось здесь совершенно ясно. Мальчики застыли, стараясь не пропустить ни одного звука.
* * *
Глоба посмотрел сквозь прозрачную воду на свет и начал говорить. Он говорил так, словно рассказывал давно известную историю, медленно и лениво, но в то же время его внимательные, настороженные глаза напряженно следили за Васей, за тем, как он слушает. От этого зависело, удастся ли Глобе выполнить намеченный им план.
- В одном городе,-рассказывал Глоба,-жил знаменитый скрипач. Когда он играл, люди умолкали, и ничто не могло их заставить говорить, пока звучала скрипка. Скрипач жил в большом городе, он выступал в концертах, но частенько играл и у себя дома. Тогда у открытых окон собиралась толпа. У него была скрипка, каких не много на свете. Такие скрипки когда-то делали старинные итальянские мастера. Они создавали их так, как художники пишут картины: долго, любовно, точно и аккуратно подгоняя каждую деталь. И каждая скрипка, сделанная старыми мастерами, была настоящим художественным произведением… Знаменитый скрипач был очень богатым человеком. У него были прекрасные парки, замки, автомобили. Прекрасная белая яхта всегда ждала его, когда ему хотелось покататься в море. Она медленно, плавно покачивалась в порту на якоре, напоминая огромную чайку…
Глоба остановился и минуту помолчал, поглядывая на Васю. Он хорошо выбрал тему для рассказа. Ведь это было то, чем жил Вася, к чему стремился: стать настоящим скрипачом, иметь собственную скрипку…
Затаив дыхание, мальчик слушал Глобу.
В кафе играл небольшой оркестр. Скрипка, пианино, виолончель и барабан производили оглушающий шум. Даже за соседними столиками не было слышно ни слова из того, что говорил Глоба. Вася слушал, как фальшиво и путанно выводила скрипка ритмичную мелодию фокстрота, и с легким презрением усмехался. Воспитанный на суровой и высокой классической музыке, он считал фокстроты недостойной музыкой.
- Слава скрипача, - помолчав, продолжал Глоба, - разносилась широко по всей стране и по всему миру. И вот, когда произошла революция, скрипач не захотел играть на своей чудесной скрипке под аккомпанемент выстрелов. Когда выстрелы приблизились к городу, он взошел на свою яхту и приказал капитану выйти в море…
- Попросту сбежал за границу! Читал я о таких!- грубовато перебил Вася романтический рассказ, но Глоба не обратил на его слова никакого внимания.
- …И они вышли в море. Был ужасный шторм, полны катились через палубу яхты. Скрипач боялся за свою скрипку. Она могла намокнуть, и тогда старинная скрипка погибла бы. Он завязал ее в резиновый мешок и положил на полку в рулевой рубке, куда не могла достать ни одна волна. Яхта неслась по воле волн, шторм был такой сильный, что легкое, хотя и быстроходное суденышко, почти потеряло управление. Капитан старался держать яхту подальше от берега, чтобы полна не выбросила ее на прибрежные скалы.
Вскоре началась гроза, хлынул ливень, и большой прожектор, установленный на яхте, не мог осветить ничего, кроме густой, серой пелены падающей воды. И тогда случилось то, чего боялся капитан: в полной темноте яхта налетела на подводную скалу, и невидимые камни разодрали ее дно своими острыми краями. Яхта затонула недалеко от берега. Верхушку ее мачты ? ясную погоду можно видеть на волнах. Но тогда, в шторм, пи скрипач, ни капитан не смогли добраться до берега и погибли в пучине моря. Теперь лежит на дне морском в затонувшей яхте чудесная скрипка работы старого мастера, лежит и ждет той поры, когда ей снова будет дано очаровывать людей кристально чистыми звуками…
Глоба замолчал и долил воды в стакан. Потом придвинул к себе вазочку с мороженым и начал есть его, тщательно растирая кусочки ложечкой.
Эта история, рассказанная Глобой как бы между прочим, глубоко взволновала маленького скрипача.
Перед глазами Васи встала чудесная скрипка, во много раз лучшая, чем у профессора. Она сияла, отражая солнце, на морском дне, и рыбы задевали ее струны своими плавниками, словно пытались извлечь из них мелодические звуки.
Глоба хитро молчал: пусть мальчишка хорошо обдумает и прочувствует эту историю. У него был четко разработанный план.
После рассказа Глобы за столиком начался обыкновенный, малоинтересный разговор. Глоба расспрашивал Васю, где он учится, интересно ли в школе, есть ли у него товарищи.
Вася отвечал, а чудесная скрипка не выходила из его головы. Что бы он ни начинал говорить, мысли его тотчас возвращались к ней.
И когда Глоба, будто вскользь спросил Васю, кем он мечтает стать, Вася, ни секунды не задумываясь, хотя и смутившись немного, ответил.
- Скрипачом. Вот бы мне ту скрипку со дна моря!
- Скрипачом? - притворно удивился Глоба. - А ты разве умеешь играть на скрипке?
- Умею, - кивнул головой мальчик.
И сейчас же пожалел, что признался Глобе, - тот еще насмехаться станет над ним.
Но Глоба и не думал смеяться. С минуту он помолчал, потом взглянул на Васю и неожиданно встал из-за столика. Вася тоже поднялся, по рука Глобы легла ему на плечо. И он снова сел на свое место.
Глоба подошел к оркестру, поговорил недолго со скрипачом, что-то сунул ему в руку и взял у него скрипку. Неся ее, как палку, он подошел к столику, ткнул скрипку и смычок в руки Васе и приказал:
- Играй!
Вася покраснел, но не мог удержаться от искушения и взял скрипку в руки. Скрипка была плохонькая, она ничуть не напоминала чудесный инструмент профессора, но Васе это было сейчас безразлично.