- Пятнадцать. Я хорошо поработал.
- Надеюсь, ты не придушил их окончательно.
- Мерзкие обезьяны, они вполне могли бы убить нас…
- Уходим! Быстро, но без спешки… к шлюпке! Если нам помешают, постараемся добраться до корабля вплавь.
Марион и Татуэ вышли из кабинета, заперев дверь на два оборота, и направились к пристани. Около здания суда дежурили еще четверо полицейских. Увидев спокойно идущих преступников, старший по званию имел неосторожность схватить Мариона за воротник. Не успев пожалеть о безрассудном поступке, он получил такой силы удар ногой в живот, что отлетел шагов на десять. Татуэ, приняв боксерскую стойку, с проворностью фокусника отбивался от остальных. Хук справа, хук слева, хруст сломанных костей - и двое полицейских уже валялись на земле один на другом.
- Чья очередь?
Вот и четвертый великан, скуля как собака, покатился по высокой траве.
- На помощь! Убийцы! К оружию! Я умираю…
Стараясь поднять тревогу, он вопил как сумасшедший. На его крики из здания суда прибежали другие жандармы, артиллеристы из бара, патрульные, собрались испуганные прохожие. Толпа сначала любопытных, но вскоре враждебно настроенных людей росла. Марион шепнул Татуэ:
- Быстро сматываемся!
Силач ответил с сожалением:
- Неужели хватит? Прокурор… охранники… теперь эти ублюдки… Я бы еще добавил…
- Не медли! Бежим направо, к шлюпке…
И они стремглав пустились наутек, проскочив, как тигры, сквозь толпу зевак. Со всех сторон послышались крики: "Воры! Убийцы! Задержите их!" Но куда там… Раздались запоздалые пистолетные выстрелы. Беглецы уже достигли берега, где их ждала шлюпка. Матросы издали заметили своих и приготовили весла, чтобы сразу отчалить.
- Гребите скорее к кораблю! - приказал капитан, прыгая в шлюпку.
К несчастью, рядом стояла лодка таможни с четырьмя вооруженными солдатами на борту. Они тоже видели бегущих путешественников, слышали крики и выстрелы и непременно хотели принять участие в захвате. В тот момент, когда Марион прыгнул в шлюпку, старший по званию таможенник, направив на него карабин, крикнул:
- Сдавайтесь, или я стреляю!
Подчиненные также достали оружие и прицелились. Вдруг над их головами раздался возглас: "Полундра!" - и что-то большое и тяжелое плюхнулось прямо в середину лодки. В днище образовалась пробоина, суденышко перевернулось, и все четверо оказались в воде. Неожиданно свалившимся предметом послужила полная винная бочка весом пятьсот ливров.
- Разбушевавшиеся черти! - закричал полицейский комиссар, размахивая солнечным зонтиком.
К берегу со всех сторон бежали разъяренные люди, не знавшие, в чем дело, но готовые утопить и разорвать любого. Ох уж эта безумная трусливая толпа!
- Татуэ! Ты где? - беспокоился капитан. Он не понял, что произошло, но, увидев барахтавшихся в воде солдат, рассмеялся. Гениальная шутка силача удалась. Конечно же это он, изобретательный бродяга, заметив на берегу стоявшие в ряд бочки с вином, запустил одну из них в неприятелей. Пятьсот ливров одной рукой - неплохое силовое упражнение!
- Так вам и надо, проклятые таможенные крысы! - ругался великан, запрыгивая в шлюпку.
- Отчаливайте! Дьявол! Отчаливайте и гребите скорее!
Матросы склонились над веслами, а на шхуне уже поднимали паруса. Четыреста метров считается небольшим расстоянием для хороших гребцов. Шлюпка буквально летела по волнам. Но с берега продолжали стрелять. Одна из пуль разбила лопасть весла, лишив беглецов возможности продвигаться вперед. Использовать кормовое весло? Слишком поздно!
- Всем в воду! - скомандовал капитан, и четверо одновременно покинули лодку.
Со скоростью дельфинов пловцы приближались к паруснику, уже готовому к отплытию. Помощник стоял на мостике и руководил действиями команды. "Охота на человека" набирала силу - стрельба не прекращалась. Ветер дул с острова, и стоило чуть повернуть паруса, как шхуна помчалась бы из бухты прочь.
В порту объявили тревогу, и батарея, получив приказ открыть огонь, разворачивала за пристанью артиллерию.
Наконец беглецы доплыли до корабля. Гектор и Элиза, все время следившие за ужасной погоней, бросились к благополучно влезшим на палубу морякам.
- Папа! Папочка! Слава Богу, все спасены! И ты, Татуэ!
- Ребятишки, не волнуйтесь! - обнимая их на ходу, сказал Марион и, схватив топор, побежал на корму. Одним ударом он перерубил трос, на котором держался якорь.
В это мгновение за расщелиной, образованной речушкой Типаере, появилось огромное облако белого дыма.
- Пушки! - крикнул Татуэ и бросился к детям, заслоняя их своим телом.
Раздался взрыв. По счастливой случайности, снаряд пролетел мимо.
- Скоты! - выругался силач. - Ведь у нас ребятишки!
Матросы находились на своих местах и беспрекословно выполняли приказы уже стоявшего у штурвала капитана. Расправив паруса, шхуна набирала ход.
На берегу разочарованная плохой стрельбой бесновалась толпа: "Утопить их! Утопить!"
- И это якобы французы! - возмущался силач. - Безмозглые болваны! Людоеды!
Прозвучал второй выстрел. Слава Богу, снаряд, подняв фонтан брызг, разорвался позади судна. Парусник двигался все быстрее и быстрее и вскоре стал недосягаем. Третий и четвертый выстрелы не дали результатов.
- Стреляют как сапожники! - смеялся помощник.
- Безмозглые дураки! - добавил любитель крепкого словца Татуэ.
Наконец "Лиззи" миновала узкий выход из бухты и оказалась в открытом море. Теперь она двигалась со скоростью хорошего парохода, и никто не смог бы ее догнать. Марион передал руль вахтенному и подошел к сидящим на палубе сыну, дочери, помощнику и Татуэ.
- Неудачный заход, капитан, - обратился к нему помощник.
- Грустная встреча с родной землей!
- Стрельба из ружей… пушек… Как это они нас не подбили?
- Очень просто. У батареи есть зарядные картузы , но порох заперт на ключ, а ключ - у старшего, который в этот момент ловил рыбу…
- Убедительно, но не верится… Во всяком случае, они наделали больше шума, чем вреда.
Наморщив лоб, капитан задумчиво произнес:
- Во всем этом есть одна загадочная вещь, с которой мне еще предстоит разобраться. Потом обсудим!
ГЛАВА 5
Тревожный разговор. - Тайна. - Подозрения. - Жизнь на борту. - Матрос Тотор. - Бушприт. - Непослушание. - Человек за бортом. - Спасение. - Смертельный страх. - Спасен. - Корявый. - Признание. - Благодарность. - Подрезанный перт. - Несчастный случай или убийство.
Помощник был единственным человеком из экипажа, кто знал печальное прошлое капитана. Как только парусник покинул пределы Таити и оказался вне опасности, он и Татуэ подошли к Мариону. Капитан подробно рассказал помощнику о странном приеме, который оказали им французские власти, и спросил:
- Что ты об этом думаешь?
- О причинах или о последствиях?
- И о том, и о другом.
- Теперь, когда инцидент исчерпан, можно не принимать срочных мер. Пока пошлют рапорт в министерство, составят протокол допроса и уладят прочие формальности, пройдет не один месяц, и остальные французские колонии, расположенные в океане, узнают о нас не раньше, чем через год.
- Не имеет значения! Я второй раз не полезу волку в пасть.
- Не зарекайтесь, мало ли какие возникнут обстоятельства… И то правда… А что касается причин?
- Чем больше я думаю, тем меньше ясности. Единственное, что я могу констатировать, что этот из ряда вон выходящий случай был заранее подготовлен.
- Нас ждали…
- Да. Странно, однако.
- Не понимаю, кто мог предупредить таитянские власти, полицию, жандармерию и суд, что мы вышли из Сан-Франциско и направляемся именно на Таити. Кроме меня, об этом никто не знал.
- И еще, - вмешался силач. - Я просто обалдел, когда прокурор назвал меня моим настоящим именем. Я и сам-то его почти забыл. Вы, капитан, наверное, даже не знали, что меня зовут Франсуа Бушу. Только администрации колонии "Бан-де-Пье" было известно, что Франсуа Бушу и Татуэ - одно и то же лицо.
- А наши досье… В них все оказалось очень подробно написано, и что я пять лет был номером двести двенадцать, и все остальное…
- Куда вы клоните? - поинтересовался помощник.
- Одно из двух: либо о нашем побеге послали циркулярное письмо из Кайенны во все колонии, либо на борту есть предатель.
- Но заметьте, капитан, никто на шхуне не знает вашего прошлого, кроме меня и кока Галипота, к тому же никто не имеет контактов с землей. И уж тем более никто из экипажа не знает подробностей вашей жизни…
Татуэ второй раз прервал разговаривающих:
- Если бы я мог увидеть настоящее лицо уродца, чей гнусный образ преследует меня повсюду…
- Корявый? - воскликнул помощник.
- Точно! Кто он? - продолжал бродяга. - Откуда? Чего хочет? Я боюсь, он стал не просто тринадцатым, а предателем, настоящим Иудой…
- Но несчастный, - заступился Марион, - образцовый матрос, исполнительный, внимательный, послушный. Пьет только воду, не надоедает никому, детишки его любят…
- Я первый воздам ему должное, капитан. Именно его безупречное поведение меня настораживает и раздражает. Ведь все мы люди, нам свойственны слабости и ошибки. А человек, играющий чью-то роль, думает о ней постоянно. Я видел страшных людей, которые исполняли роль добропорядочных, что в общем-то не очень трудно… Они не расслаблялись ни на минуту, ни во сне, ни в бреду… И им удавалось на протяжении многих лет обманывать командиров, надсмотрщиков, врачей, монахинь, сокамерников, не выдавая себя ни словом, ни жестом. Не знаю, почему, но мне кажется, что Корявый из таких. Иногда он нагоняет на меня страх, хоть вы знаете, я плевал на все… На всем белом свете я люблю только вас, капитан, да детишек. Я сердцем чую, что Корявый принесет вам беду…
Марион положил руку на плечо великана и, ласково похлопав, сказал:
- Друг мой, я признателен тебе. Надеюсь все же, что твое предчувствие не сбудется.
- Будем смотреть в оба!
- Как бы то ни было, теперь - прощай покой! Надо доплыть до архипелага Кука , чтобы сделать запасы продовольствия, - заключил помощник.
- Оттуда я смогу написать Совалю и попросить его приехать на Фиджи… Черт знает, что за напасть! Сколько времени потеряно…
Экспедиция благополучно продолжалась. На всех парусах шхуна проплыла мыс Раротонга, расположенный на одном из островов архипелага Кука. Восемь дней прошли без приключений. Тотору все больше нравилось управлять кораблем. Под руководством опытного боцмана Вилла маленький горбун делал поразительные успехи. Не ведая усталости, мальчуган с проворностью белки лазил на мачты. Мышцы его укрепились, кожа рук огрубела, он становился настоящим матросом. А боцман, видя плоды своего труда, повторял ему гнусавым голосом янки:
- Господин Гектор, к концу путешествия вы станете "марсовы́м бушприта"… "стариком трюма"…
- Вы считаете, боцман? - улыбался "господин Гектор".
- Уверен. Никогда еще я не встречал такого способного ученика.
"Старик трюма"! "Марсово́й бушприта"! Чтобы оценить эти образные морские выражения по достоинству и понять все, что в них заключено, надо быть тем, к кому они относились. В них заключалось все уважение старого морского волка к молодому матросу.
В глубине души Тотор гордился тем, что его хвалили, и изо всех сил старался оправдать мнение старика Вилла. Вот почему он без устали трудился над бушпритом - вещью сложной и ответственной, требовавшей как ловкости, так и силы. Надо уточнить, что бушпритом называлась мачта, расположенная наклонно впереди носа корабля под углом приблизительно в 20°. Длина ее обычно равнялась ширине судна. Бушприт служил опорой другим мачтам, а во время шторма разрезал волну выступавшим концом.
Однажды мальчуган обратился к отцу, специально назвав его по званию, во-первых, чтобы доставить тому удовольствие, а во-вторых, чтобы получить положительный ответ:
- Капитан, разреши мне пойти с боцманом и растянуть шкотом фок?
Марион улыбнулся, отвел глаза и серьезно произнес:
- Иди, матрос, и будь внимателен!
Вместе с боцманом Гектор удалился. Они направились к носу шхуны, которая то поднималась, то опускалась на волнах. Очень довольный мальчуган, зажав в руке веревку, полез на бушприт. Осторожно продвигаясь к концу бруса, он спрашивал:
- Так, боцман?
- Отлично! Я не ошибусь, если скажу, что из вас получится замечательный моряк.
Шкот был успешно привязан. Капитан облегченно вздохнул, он ни на минуту не сводил глаз с сына. Тот вновь подошел к отцу. Марион пожал ему руку и добавил:
- Молодец, матрос! Так держать!
С этого момента маленький горбун стал постоянно совершать путешествия над глубиной в три тысячи лье. Сноровка его все возрастала. Да как быстро! Гектор ходил до конца бруса и обратно, словно по твердой земле. Тем не менее отец счел нужным предупредить его:
- Знаешь, матрос, никогда не лазай на бушприт один, без подстраховки.
Хоть совет и показался сыну несерьезным, он поначалу следовал ему. Но как-то раз Тотору ужасно захотелось влезть на бушприт одному. Не то чтобы он желал досадить отцу, а просто, как известно, запретный плод сладок. Мальчуган решил проверить свою силу, доказать себе, что уже стал самостоятельным.
Однажды рано утром, переодевшись в форму матроса, чтобы никто не узнал его, маленький горбун направился к мачте. Он очень волновался, так как боялся ослушаться отца, но в то же время сердце замирало от предстоящего риска.
На море было неспокойно. Гектор благополучно добрался до конца бруса. Ему нравилось раскачиваться в такт кораблю. Вдруг послышался звук лопнувшей веревки, и перт оборвался, как сухой лист. Потеряв равновесие, мальчик попытался ухватиться за мачту, но пальцы соскользнули, и он, пронзительно крикнув, упал в воду. Тут же раздался сигнал тревоги: "Человек за бортом!" Несколько секунд спустя послышался всплеск нырнувшего человека. Затем снова: "Человек за бортом!"
На вахте стоял помощник. Резкий гудок наполнил воздух. Все бросились на палубу к своим постам, хорошо зная, что надо делать в экстремальной ситуации. В море полетели спасательный круг и рангоутное дерево. В одно мгновение четверо матросов спустили шлюпку и уже плыли к месту падения. Остальные, опережая команды, останавливали корабль. Капитан, отдыхавший в это время в каюте, вскочил и побежал на мостик, крича на ходу:
- Кто за бортом?
Лизет, зная, что брат переоделся, должно быть, видела его падение. Дрожа от страха, бледная, с испуганными глазами, она не могла вымолвить ни слова, а только указывала рукой вдаль. Наконец сквозь рыдания девочка вымолвила:
- Там Гектор! Братишка! Он погибнет… Папа!
И девочка лишилась чувств. Марион подхватил ее на руки и расстегнул ворот блузы.
- Мой малыш в море, тысяча чертей! Я спасу его или умру!
Капитан уже собрался прыгнуть в воду, но что делать с дочкой? Там - его сын борется с волнами, здесь - дочь, почти бездыханная…
- Господи! Что же делать? Неужели я потеряю их обоих… - простонал мужчина, стараясь взять себя в руки.
Как не везло этому мужественному человеку! Сколько несчастий обрушилось на его голову за совсем недолгую жизнь!
Матросы навалились на весла. Шхуна медленно продвигалась за шлюпкой. Галипот, Бой и все, кто не был занят с парусами, в тревоге наблюдали за морем. Никого. Однако каждый надеялся на благополучный исход, зная, что маленький горбун был хорошим пловцом. Да и два человека нырнули вслед за ним: Татуэ и еще кто-то. Но кто?
- Корявый! - произнес боцман, заметив, что изуродованного матроса нет на посту. Все одобрительно подумали о тринадцатом. Капитану стало стыдно за свои прежние мысли. Он был благодарен храброму парню за то, что тот, рискуя жизнью, бросился спасать его сына.
Галипот радостно воскликнул:
- Вижу человека по левому борту!
Почти одновременно с ним Бой прокричал:
- Обломок по левому борту… На нем двое…
Татуэ плавал как рыба, его мощный торс то целиком уходил, то вновь появлялся на поверхности. Иногда он останавливался и звал Гектора. Он тоже заметил рангоутное дерево с людьми, которое качалось на волнах, переворачивалось и крутилось на месте. На одном его конце висел человек, поддерживающий тело другого, который то и дело погружался под воду. Великан узнал Корявого и мальчугана, который показался ему мертвым, и он гневно заорал:
- Побойтесь Бога! Он его спасает, как будто хочет утопить!
Несколько гребков - и Татуэ оказался рядом. Силач, буквально вырвав ребенка из рук матроса, приподнял голову Гектора над водой и позвал:
- Друзья! Сюда! Скорее! Малыш умирает!
Корявый, казалось, терял сознание. Он висел недвижно на обломке дерева и ждал приближения шлюпки. Матросы гребли изо всех сил и через несколько минут оказались рядом. Старший матрос подхватил мальчугана и уложил около себя. Затем Татуэ проворно взобрался в лодку и втащил обессилевшего пловца.
Операция по спасению закончилась.
Пока лодка плыла к шхуне, Франсуа Бушу пытался привести Гектора в чувство. Расстегнув ему ворот, он массировал грудь и повторял без конца:
- Малыш мой! Мальчик мой дорогой! Посмотри на меня! Скажи хоть словечко! Уже все позади… Ты спасен… Мы плывем к папе… Упаси Господь нас от новых несчастий! Наш ангел не сделал ничего плохого, не забирай его…
Матросы обожали маленького горбуна и вместе с солеными брызгами молча глотали слезы. Корявый, лежа без сил на дне лодки, задыхаясь, шептал:
- Бедный малыш! Он будет жить, да?