Работали споро. Генри прикинул, как лучше положить запалы, а потом поджег их масляной лампой. Пламя разгорелось очень быстро, даже быстрее, чем они рассчитывали. В мгновение ока трюм затянуло зловонным дымом. Американцы кинулись обратно, зажимая рты. Внезапно прямо над их головами с оглушительным ревом вспыхнул потолок. Джексон упал и чуть не погиб под горящими обломками, но Генри ухватил его за ногу, оттащил в безопасное место и помог подняться. Они снова побежали, уворачиваясь от страшного огненного дождя. Команда "Интрепида" спешила следом.
Наконец добрались до лестницы. Лафайет обернулся, подгоняя товарищей:
- Скорее, скорее, черт возьми, иначе все тут помрем!
Джексон полез первым - его массивный зад маячил перед глазами Генри. По коридору понеслась огненная струя, Генри уперся плечами и изо всех сил подтолкнул товарища вверх. Оба вывалились из люка и откатились в стороны, а вслед ударил столб огня - он вырос до потолка и накрыл все пылающим пологом.
Пол, стены, потолок - все было охвачено пламенем. Генри с Джексоном ощупью отыскали лестницу и выбрались на пушечную палубу. Из портов струился дым, однако воздуха оставалось достаточно, и впервые за пять минут они вздохнули полной грудью.
От взрыва фрегат тряхнуло. Генри с боцманом, потеряв равновесие, упали.
- Поднимаемся, скорее! - шепнул Лафайет.
Они вылезли через порт. Команда "Интрепида" помогла им перебраться на палубу. Генри хлопали по спине: он решил, что друзья его поздравляют, на самом деле они гасили тлеющую ткань.
Наверху, одной ногой на фальшборте, ждал Декатур.
- Капитан, - крикнул Лафайет, - на нижних палубах чисто!
- Отлично, лейтенант!
Дождавшись, пока пара матросов скользнет по канатам, командир вернулся на кеч.
"Филадельфия" пылала. Языки пламени высовывались из портов и ползли вверх по такелажу. Пороховые заряды в пушках могли в любую секунду воспламениться, а восемь стволов смотрели на "Интрепид".
Носовой швартов выбрали быстро, а кормовой заело. Генри оттолкнул матросов и выхватил саблю. Чуть притупившийся в бою клинок легко перерубил дюймовый канат.
Пламя пожирало кислород, и паруса кеча бессильно повисли. Еще чуть-чуть, и кливер запутается в горящих снастях фрегата. Американцы пытались оттолкнуться от плавучего костра веслами, однако мощный поток воздуха неумолимо тянул их обратно.
Пылающие клочья парусов сыпались с грот-мачты фрегата, как конфетти. У одного из моряков вспыхнули волосы.
- Генри, - прорычал Декатур, - спускай шлюпку и попробуй оттащить нас подальше!
- Есть!
Лафайет, Джексон и еще четыре матроса спустили шлюпку. Закрепив конец на носу кеча, они отплыли и, когда канат натянулся, налегли на весла, отчаянно сражаясь за каждый дюйм. Стоило поднять весла над водой, как ветер отбрасывал шлюпку назад на половину пройденного пути.
- Гребите, сукины дети! - бесновался Генри. - Налегайте!
И матросы налегали. Им противостояли два корабля общей массой шестьдесят четыре тонны и огонь, который засасывал в себя воздух. На шеях вздулись вены; был слышен хруст костей. Смельчакам удалось оттащить "Интрепид" чуть от "Филадельфии", и Декатур поднял грот, который тут же наполнился легким бризом из пустыни.
На крепостной стене мелькнул огонь, через секунду грянул выстрел. Ядро обрушилось в воду далеко позади кеча и шлюпки, но тут же последовала еще дюжина выстрелов. Море закипело: охранники со сторожевых вышек палили из мушкетов.
Команда "Интрепида" налегла на весла, а позади вновь полыхнуло: на сей раз занялись паруса фрегата.
Двадцать минут матросы отчаянно гребли. Ядра поднимали фонтаны брызг. Одно прошило брамсель, в остальном же кеч не пострадал. Сначала смолкли мушкеты, а вскоре достать беглецов не могли и пушки. Обессилевшие матросы с криками радости падали в объятия друг друга. За кормой, в свете пожара, высилась крепостная стена.
Генри подвел лодку под шлюпбалки.
- Превосходно, мой друг! - Декатур улыбался, и на его лице плясали алые отсветы.
Тяжело дыша - ни на что больше сил не осталось, - Генри отдал честь.
Все взгляды были обращены к гавани. Пылающие мачты "Филадельфии" медленно завалились на левый борт. Прощальным салютом загрохотали пушки. Часть ядер ушла в воду, часть угодила в стену.
Команда приветствовала непокорный фрегат ликующим ревом.
- Что дальше, капитан? - спросил Генри.
- Это еще не конец, - ответил Декатур, не отрывая взгляд от горизонта. - Один из кораблей в гавани я узнал. Это "Сакр", что значит "Сокол", командует им Сулейман аль-Джама. Бьюсь об заклад, они уже поднимают паруса и вот-вот кинутся за нами. Паша пленных моряков не тронет - слишком ценна добыча, - а вот аль-Джама захочет отомстить.
- Он же был у них кем-то вроде святого?
- До недавнего времени, - подтвердил Декатур. - Мусульмане называют таких имамами, то есть посредниками между человеком и Богом. Аль-Джама настолько ненавидит христиан, что одних молитв ему недостаточно, теперь он нападает на корабли.
- Говорят, он не берет пленных.
- Да. Хотя паша этому не особенно рад - за мертвых не потребуешь выкуп - над аль-Джамой он фактически не властен. Позволив ему базироваться в Триполи, паша заключил сделку с дьяволом. А еще я слышал, что у аль-Джамы нет отбоя от добровольцев и что его люди пойдут на смерть за своего предводителя. Для обычных пиратов грабежи - это ремесло, средство существования. Еще их отцы и деды нападали на корабли. Сегодня они почти не сопротивлялись, помнишь? Зачем умирать в бою, который все равно не выиграть? Приверженцы аль-Джамы совсем другие. Для них пиратство - священный долг, для которого даже есть специальное слово - "джихад". Они сражаются, не щадя жизни, пока могут забрать с собой хотя бы одного неверного.
Генри вспомнил великана, который накинулся на него и даже раненый продолжал драться.
Был ли он из людей аль-Джамы? Генри не успел заглянуть в глаза арабу, но тот бился с какой-то исступленной яростью, словно уничтожить американца было важнее, чем спасти фрегат.
- Как ты думаешь, почему они нас так ненавидят?
Декатур смерил Генри недоуменным взглядом.
- Лейтенант Лафайет, столь бессмысленного вопроса я в жизни не слышал! По-моему, они ненавидят нас, потому что мы существуем, потому что мы не такие, как они. А самое главное, они ненавидят нас в полной уверенности, что имеют на это право.
Генри попытался осмыслить слова капитана, но они не укладывались в голове. Сегодня он убил человека без всякой ненависти. Он просто выполнял приказ, и точка. Ничего личного. Неужели у мусульман другие установки?
- Какие будут указания, капитан? - наконец спросил Лафайет.
- "Интрепиду" с "Сакром" в скорости не тягаться, тем более мы здорово перегружены. Встретимся с "Сиреной", как и планировали, однако на Мальту вместе не пойдем. Пусть "Сирена" останется здесь и покажет аль-Джаме, что американский флот не боится ни его самого, ни его фанатиков. Я рассчитываю на капитана Стюарта, так ему и передай.
Генри не смог сдержать улыбку. После двух лет бездействия они захватили "Интрепид", сожгли "Филадельфию", а теперь намерены дать настоящий бой берберийскому корсару.
- Если убьем или возьмем в плен аль-Джаму, наш боевой дух взлетит до небес.
- Чего не скажешь об их боевом духе.
Через час после рассвета дозорный на грот-мачте "Сирены" закричал:
- Парус! Вижу парус! Пять румбов по правому борту!
Генри и Чарльз Стюарт, капитан "Сирены", ждали этого момента с самого рассвета.
- Наконец-то! - шепнул Стюарт.
Капитану "Сирены" было всего двадцать пять, во флот он записался за месяц до того, как Конгресс принял закон о военно-морском флоте. Стюарт, как и его давний друг Стивен Декатур, считался восходящей звездой. Ходили слухи, что ему присвоят звание капитана еще до возвращения в Штаты. Стройный, с длинным лицом и широко расставленными глазами, Стюарт всегда требовал железной дисциплины, но при этом славился справедливостью, и матросы всех кораблей, которыми он командовал, считались везунчиками.
Песочные часы отсчитали десять минут, и дозорный сообщил:
- "Сакр" идет вдоль берега!
Стюарт хмыкнул.
- Этот мерзавец догадывается, что мы тут. Хочет обойти нас и погнаться за "Интрепидом"! Эй, Джексон! - обратился Стюарт к старшему боцману. - Поднять все паруса!
Джексон громко повторил приказ. Матросы полезли по вантам, и вскоре свежий бриз надул дюжину белоснежных парусов. Мачты заскрипели, бриг водоизмещением двести сорок тонн понесся по волнам Средиземного моря.
Стюарт бросил взгляд на пенный кильватерный след. Скорость десять узлов, а при таком ветре они быстро разовьют все пятнадцать.
- Нас заметили! - прокричал марсовый. - На "Сакре" поднимают дополнительные паруса!
- В этих водах нет корабля с латинскими парусами, равного нам в скорости! - самодовольно отметил Генри.
- Все так, только у них осадка в два раза меньше. Захотят - пойдут у самого берега, вне досягаемости наших пушек.
- Судя по рассказам капитана Декатура, Сулейман аль-Джама не из тех, кто избегает схватки.
- Думаешь, он примет бой?
- Декатур уверен, что примет.
- Отлично!
Четырнадцать часов "Сирена" упорно преследовала "Сакр". Американский бриг нес больше парусов и поэтому шел на несколько узлов быстрее, зато капитан пиратов знал здешние воды как свои пять пальцев. Снова и снова он заманивал "Сирену" на мелководье, в последний момент заставляя отворачиваться от самого края банки. Кроме того, "Сакр" ловко пользовался ветрами, которые иногда вырывались из раскаленной пустыни и дули вдоль бесконечной череды скал.
К вечеру, когда утих дневной бриз, расстояние между кораблями заметно уменьшилось.
- Через час догоним, - заявил Стюарт, отхлебывая теплой воды из стакана, который ему принесли из каюты.
Он окинул взором палубу. Канониры замерли у пушек, их глаза горели в ожидании боя. Ядра и пороховые заряды держали под рукой, хотя помногу старались не складывать, опасаясь меткого неприятельского выстрела. Десятилетние мальчишки были готовы сорваться с места и подносить порох из трюма. Матросы рассыпались по вантам - они мгновенно выполнят любую команду. Лучшие стрелки из морской пехоты карабкались на мачты. Двух братьев-снайперов откуда-то с Аппалачей на борту никто не понимал: они общались на престранном языке, зато клали в яблочко четыре выстрела в минуту.
Над кормой "Сакра" внезапно поднялись два белых облачка, и тут же грянули выстрелы. Одно ядро упало метрах в пятидесяти левее носа, второе далеко за кормой.
Стюарт с Лафайетом переглянулись, и Генри озвучил то, о чем подумали оба:
- У них на корме мощные пушки. В два раза дальнобойнее наших.
- Мистер Джексон, возьмите десять градусов влево, - приказал Стюарт, чтобы сбить прицел канонирам пиратов. - После каждого выстрела делайте то же самое: уводите корабль в сторону ядра, упавшего ближе к цели.
- А если в нас попадут, какие будут указания? - выпалил боцман.
За такую наглость Джексона полагалось высечь, однако Стюарт ответил:
- В этом случае за сегодняшний день вам не заплатят. Молите бога, чтобы борта "Сирены" пострадали меньше, чем ваш кошелек!
Ветер у берега совсем стих. Треугольные паруса "Сакра" беспомощно обвисли, "Сирена" же продолжала идти полным ходом. Бриг приближался к корсару с кормы, но на случай обстрела двигался не прямо, а под небольшим углом. Со ста пятидесяти метров "Сакр" дал залп из трех пушек и ненадолго скрылся в облаке порохового дыма. Два ядра пролетели высоко над мачтами "Сирены", третье срикошетило от корпуса, не причинив вреда.
Стюарт сокращал дистанцию между кораблями, с каждым мгновением повышая шансы на удачный выстрел. Он видел, что остальные пушки корсара не поворачиваются в их сторону, и дожидался, пока арабы перезарядят три только что стрелявшие.
- Огонь по готовности!
Четыре карронады ударили по врагу с таким грохотом, что даже Генри испуганно попятился. Нос брига заволокло дымом, который тут же рассеялся вдоль бортов. Стрелки на мачтах палили без передышки, укладывая пиратов, которые прятались за планширью.
Быстро прогремели еще два выстрела, и последствий первого залпа никто оценить не успел. "Сакр" ответил орудиями всего борта. Карронаду с уже горящим фитилем опрокинуло, ядро угодило прямо в расчет соседней пушки - два канонира погибли, нескольких ранило. Ярко полыхнули мешки с порохом. Четвертое по счету ядро попало в грот-мачту, но та устояла, а пятое и шестое - в фальшборта, и кругом засвистели щепки, острые, опасные, словно пули.
- Мистер Джексон, спустите часть парусов грот-мачты, иначе мы ее потеряем! - скомандовал Стюарт, перекрикивая шум боя. - Мистер Лафайет, на нос, тушите огонь и готовьте к бою карронады!
- Есть, сэр! - Генри отдал честь и под огнем пиратских мушкетов бросился на нос.
Контратака "Сирены" оказалась успешной: на "Сакре" тоже свирепствовал пожар. Какой-то пират раздавал указания абсолютно спокойным голосом, словно ничего не произошло. Его черная борода выделялась на фоне длинного белого одеяния, а от уголков рта свисали белые усы. Большой крючковатый нос почти касался верхней губы.
На чужой взгляд Сулейман аль-Джама обернулся. Даже за сотню метров Генри почувствовал волны ненависти. Дым очередного залпа заслонил вражеского капитана, и Лафайет бросился на палубу: прямо перед ним разлетелась в щепки планширь. Он поднял голову. Аль-Джама по-прежнему смотрел на него.
Генри отвернулся.
Он добежал до носа и быстро отдал приказ ведрами заливать пламя. Упавшая карронада вышла из строя, но ее соседка была в полной исправности. Генри сам возглавил расчет: юный мичман, командовавший носовыми орудиями, обгорел дочерна.
Генри навел пушку и поднес к запалу тлеющий фитиль. Орудие тут же с грохотом отъехало назад. Он велел матросам чистить ствол и лишь потом глянул на "Сакр". Ядро пробило в борту брешь, в которую виднелись корчащиеся на палубе канониры ближайшей пушки.
- Заряжай! - скомандовал Стюарт.
Корабли расстреливали друг друга в упор, словно не слышащие гонга боксеры. Уже темнело; на таком расстоянии целились по вспышкам, которые мелькали то здесь, то там.
Огонь с "Сакра" слабел: его орудия одно за другим выходили из строя. Вскоре все пушки триполийского корсара замолчали. Выждав минуту, Стюарт приказал сближаться.
- Абордажная команда готова!
Матросы хватали абордажные крюки, чтобы намертво сцепить корабли бортами, а также пики, топоры и сабли. Генри убедился, что на полочках обоих пистолетов достаточно пороха, и обнажил саблю.
Оставляя за кормой пенный след, "Сирена" ринулась к "Сакру", точно разъяренный бык. Полетели абордажные крюки. Вот борта соприкоснулись, и Лафайет прыгнул на вражеский корабль.
Едва его ноги коснулись палубы, она задрожала. Пушки "Сакра" молчали специально, чтобы подманить американский бриг поближе. Залп из двенадцати орудий ударил по высадившимся на палубу, и Стюарту пришлось резко развернуть корабль. Моряки отчаянно рубили канаты в надежде освободиться.
Гибель товарищей мучительной болью отозвалась в сердце Генри, словно это его тело упало, изувеченное прицельным огнем. Прыгнуть обратно он не успел, а корабли уже разошлись футов на двадцать. Он застрял на "Сакре". Над головой свистели пули.
Арабы его не заметили. Генри оставалось лишь броситься в море и попытаться доплыть до берега. Он пополз к борту. Вдруг прямо над ним выросла высокая фигура.
Генри кинулся на противника, прежде чем тот успел понять, что происходит. Он вытащил пистолет левой рукой, выстрелил и всем телом навалился на пирата. Оба рухнули за борт, но Генри успел разглядеть по бокам бороды белые полоски. Он сжимал в объятиях заклятого врага, Сулеймана аль-Джаму.
Вынырнув, Генри увидел прямо перед собой лицо пиратского капитана: тот жадно хватал ртом воздух и беспомощно барахтался в теплой воде. На белом одеянии аль-Джамы темнело пятно: пуля угодила в плечо, Сулейман не мог пошевелить рукой.
Корма "Сакра" была уже в пятидесяти футах, и пираты снова вступили в ожесточенную перестрелку с "Сиреной". Криков никто не услышит - нечего и пытаться.
Аль-Джама едва держал голову над водой. Он никак не мог набрать в легкие достаточно воздуха, а мокрая одежда тянула вниз. Генри, в отличие от своего противника, плавал как рыба. Волна накрыла аль-Джаму с головой, тот стал отплевываться, однако на помощь не позвал. Пиратский главарь надолго скрылся под водой и с огромным трудом вынырнул. Генри скинул тяжелые ботинки, кинжалом разрезал одежду пирата. Белую ткань тут же подхватило течение. Только ослабевший аль-Джама не протянул бы и минуты.
До берега было не меньше трех миль - расстояние изрядное, даже если плыть в одиночку, а тут еще пират… Однако жизнь Сулеймана аль-Джамы оказалась в руках Генри, и он решил сделать все возможное, чтобы спасти злодея.
Лафайет подхватил араба под мышки, тот яростно оттолкнул руку.
- С того момента, как мы упали за борт, ты мне больше не враг. Но клянусь богом, начнешь сопротивляться - оставлю одного, и ты утонешь.
- Вот и хорошо, - ответил аль-Джама по-английски с сильным акцентом.
- Как скажешь!
Вытащив из-за пояса второй пистолет, Лафайет ударил араба рукоятью в висок, обхватил беспомощного пирата и поплыл к берегу.
ГЛАВА 1
Вашингтон, округ Колумбия
Джулиан Перлмуттер водрузил свое дородное тело на заднее сиденье "роллс-ройса сильвер дон" 1955 года выпуска. Он взял фужер дорогого шампанского с откидного столика, сделал аккуратный глоток и продолжил чтение. Рядом с шампанским и блюдом с канапе лежала стопка листов - вся переписка адмирала Чарльза Стюарта за долгие годы его потрясающей карьеры. Стюарт записался во флот при Джоне Адамсе, а ушел в отставку уже при Линкольне, причем успел покомандовать столькими подразделениями, что другим военным и не снилось. Оригиналы писем покоились в багажнике.
Перлмуттер - пожалуй, лучший в мире специалист по истории военного флота - всячески осуждал варваров, подвергших письма фотокопированию: чернила от света тускнеют, а бумага портится. Впрочем, плодами труда варваров он не преминул воспользоваться - погрузился в изучение копий, едва автомобиль тронулся в обратный путь из Черри-Хилла, штат Нью-Джерси.
Перлмуттер давно разыскивал корреспонденцию адмирала. Лишь благодаря своему природному обаянию, а также чеку на немалую сумму, коллекция не пылилась в каком-нибудь богом забытом государственном архиве. Впрочем, если в письмах не окажется ничего интересного, он оставит себе только копии, оригиналы же принесет в дар государственному музею и получит налоговый вычет.
Джулиан выглянул в окно: на дороге в столицу, как обычно, собралась пробка, но Хьюго Малхолланд, много лет проработавший у Перлмуттера шофером и личным помощником, проявлял чудеса водительского мастерства. "Роллс-ройс" плавно скользил по шоссе номер девяносто пять, словно других машин вокруг не было.
Семья Стюарт передавала письма из поколения в поколение, но потомки великого адмирала переживали трудные времена. Сына Мэри Стюарт Килпатрик, от дома которой только что отъехал Перлмуттер, письма не интересовали, а ее единственный внук страдал тяжелой формой аутизма. Джулиану было совсем не жаль потраченных денег они хоть чем-то помогут мальчику.