- Здравствуйте! - Макаров присматривается: кто же из них Федоров?
- Здравия желаю, - отвечает за всех высокий, русоволосый, со светлыми глазами и кирпичного цвета лицом мужчина, сидящий на красном месте. Он, видимо, был недоволен неожиданным вторжением Макарова.
- Мне нужен прораб Федоров, - сухо произносит Макаров.
- Я за него, - поднимается русоволосый. Рубашка его расстегнута, в вырезе видна татуировка - синяя русалка с огромной грудью…
- Старший десятник Родионов, - представляется он и протягивает большую жилистую руку. - Федоров уехал в банк, за деньгами. С кем имею честь?
- Техник Макаров. Приехал принимать дорогу.
Лица всех вытягиваются. Родионов изумленно переглядывается со своими товарищами.
- Ну, что ж, - говорит он после минутного колебания. - Знакомьтесь.
Из-за стола неловко поднимаются остальные и поочередно представляются.
- Назаров, Сидор Иванович.
Сидор Иванович изрядно наклюкался. У него седые, коротко подстриженные волосы, лицо в глубоких морщинах и такой алый нос, что кажется - подуй на него посильней, и он сразу вспыхнет горячим пламенем.
Вслед за ним к Макарову подходит молодой парнишка с лихим чубом в красной футбольной майке.
- Симка, - внушительно произносит он.
Все несколько смущены и встревожены происходящим.
- Прошу садиться, - придвигает Родионов пустой деревянный ящик. - Поминаем товарища. Боевого помбуха Емельянова.
- Сейчас не время, - отклоняет приглашение Макаров. - Прошу всех на дорогу. И давайте сразу же договоримся: в рабочее время ни проводов, ни поминок не устраивать.
- Нужно же соблюдать обычай, - изумленно смотрит на Макарова Назаров. - Как же это так?
- По обычаю это делается после похорон, - сухо парирует Макаров. - Да это вы и сами великолепно знаете. - Он направляется к двери. - Прошу за мной!
Родионов широко раскрытыми глазами, как будто не понимая происходящего, смотрит на Макарова. Глаза его темнеют, лицо становится совсем бурым. Но он сдерживает себя, машет рукой и бросает:
- Пошли, братва!
Пошатываясь и спотыкаясь, они выходят и бредут вслед за Макаровым по направлению к дороге.
- Молодо, зелено, - ворчит Назаров и вдруг запевает: "Вот приедет барин, барин нас рассудит!"
- Шагай, старый верблюд, - злобно рычит на него Родионов. - Распелся в рабочее время!
…Вечером, когда Макаров вернулся в контору, он был приятно поражен. Окна были вымыты, стены побелены, стол выскоблен и накрыт чистой газетой, пол подметен и побрызган.
- Это все Наталья, - кивает в угол Николай, склонившийся у стола над проектом. - Дорожка! Тридцать два километра по такиру и пятнадцать в горах. Серпантины. Зубы обломаешь. Три миллиона рублей. Ты представляешь себе, Виктор?
Макаров вытирает потный лоб.
- Вот мне эти тридцать два километра по такиру и не нравятся, - устало произносит он.
- Почему? - удивляется Назаров. - Идеальная прямая.
Макаров некоторое время молчит.
- Я здесь другом одним обзавелся, - медленно произносит он. - Мамедом звать. Чудесный человек. Я уж его к нам на работу пригласил - он эту местность здорово знает. Так вот он говорит, что по этому такиру весной ни пройти ни проехать.
- А как же изыскатели? - снова удивляется Николай. - Ведь они-то об этом тоже думали…
- Они думали, а нам строить, - криво усмехается Макаров. - Ну, да ладно. Будем как-то выпутываться.
Наталья меж тем возится за стареньким шкафом с папками, которым она отделила себе дальний угол в комнате. Слышно, как она что-то там приколачивает молоточком.
Наступают сумерки. В комнате темнеет. Из окна видно, как над горами сгущается фиолетовая темень, и они постепенно исчезают в ней.
- Нужно туда, в горы идти, - продолжает Макаров. - Там самый ответственный участок. А людей нет. Я вот думаю, Николай, придется тебе этим делом заняться.
- Каким делом? - изумленно поднимает брови тот.
- Вербовкой, - как бы не замечает его удивления Макаров. - Все это сейчас крайне важно - и кадры, и снабжение. А то ведь здесь даже паршивой столовки не открыли. Позор!
- Ты что же, думаешь меня в снабженца, в интенданта превратить? - голос Николая дрожит. Лицо его побледнело. Он комкает лежащие перед ним листы проекта и медленно встает.
Макаров тоже поднимается.
- Знаешь что, Николай? - с трудом произносит он. - Нам нужно с самого начала…
За шкафом кто-то вскрикивает. Это Наталья. Видно, промахнулась и угодила по пальцу. Там разливается какое-то сияние. Наталья тут же выходит из своего угла и направляется к ним, держа в руках большую керосиновую лампу со стеклом.
- Чудо! - восклицает Макаров, забыв обо всем. - Я же весь день думал об этой проклятой лампе. И как ты догадалась?
Наталья краснеет.
- Ты еще про эту лампу в Ашхабаде нам все уши прожужжал, - тихо произносит она. - Все вы, мужчины, такие бесхозяйственные.
Девушка поправляет газету, сползшую со стола, опускается на табуретку. Часто моргает - это ее давняя привычка, от которой она никак не может избавиться.
- А может быть, я этим делом займусь? - ни к кому не обращаясь спрашивает она. - А?
- Каким делом? - не понимает Макаров.
- Да вот вербовкой, снабжением. Это же, действительно, очень нужно.
Николай опускает глаза.
- Да ты что? - глухо произносит он. - Мы уже обо всем договорились.
Лампа горит ровным и ярким светом. Вокруг вместе с ее сиянием разливается теплота, уют.
- Ты бы отдохнул немного, - участливо говорит Наталья Макарову. - Набегался сегодня. Пойдем.
Макаров послушно встает и идет вслед за Натальей в отгороженный ею угол. Здесь уже стоит топчан, застеленный чистой простыней и одеялом.
- Как же я?.. - смущенно останавливается Макаров.
- Ничего, ничего, - торопливо успокаивает его Наталья. - Так вот и ложись.
Она поворачивается и уходит. Макаров, после недолгого колебания, снимает пиджак и ложится, свесив ноги. И тотчас же виденья обступают его. Он уже не понимает, что это: сон или воспоминания. Он снова - в который раз! - прощается с Юлией.
Вот она идет по тихой аллее Корпусного сада, и он чувствует, как сладкая боль овладевает его сердцем.
- Здравствуй, Юлия, - бросается он навстречу. - Здравствуй, моя хорошая.
Он берет ее об руку, и они идут уже вдвоем. От нее исходит чарующее тепло. Оно словно обволакивает его всего благоухающим облаком. Вот так бы шел и шел, - тысячи дней, тысячи верст!
Когда началась эта любовь? Он не помнит. Будет ли ей конец? Он не знает. Все время стоит она перед его глазами - маленькая, изящная, с черными, как смоль, волосами и молочно-белым, словно выточенным из слоновой кости, лицом.
Что-то не клеилась у Макарова эта любовь.
Юлия Туманова, молодая, способная певица, часто встречалась с ним на вечеринках и много танцевала, поглядывая искрящимися глазами из-под длинных шелковистых ресниц.
На них всегда обращали внимание. Многие говорили: "Вот это пара!" Но мать Юлии - высокая, чопорная дама в пенсне - не придерживалась этого мнения. Она просто не обращала внимания на Виктора, не придавала никакого значения их частым встречам.
И вдруг стряслось неслыханное: Макаров неожиданно, в ее присутствии, сделал предложение Юлии.
- Я очень люблю тебя, - сказал он бледнея. - Зачем нам мучиться? Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Я уже вполне взрослый и могу сам зарабатывать на жизнь. Мы будем хорошо жить. Обещаю тебе это. А то, что мы молоды, так это ведь хорошо. Почему все считают, что нужно жениться как можно позже, когда давно уже истрачены все лучшие чувства? Вот здесь, передо мной, ты и твоя мать. Говорите мне все, что вы думаете, но только правду.
Мать Юлии, все это время протиравшая пенсне, медленно и величаво встала.
- Я считаю этот разговор смешной, но неуместной шуткой, - проговорила она холодно.
- Шуткой? - вскричал Макаров, еще более бледнея.
- Да, шуткой. И вам, юноша, я советую больше не являться в наш дом, вы превратно истолковали наше гостеприимство.
В комнате наступила тишина. Слышно было только, как тикали часы: тик-так, тик-так.
- А ты, Юлия?
Юлия закрыла лицо руками и выбежала в соседнюю комнату…
Уже перед самым отъездом Макаров вновь после долгой разлуки встретился с Юлией. Была тихая зимняя лунная ночь. Он долго бродил по опустевшим улицам Полтавы, встречаясь и прощаясь с памятными уголками. Было очень тихо. Только изредка пробегал, поскрипывая валенками, запоздалый прохожий да проносились извозчичьи сани.
Тополя стояли вдоль улиц, окутанные волшебными кружевами, отбрасывая на снег длинные голубые тени. Макаров шел, опустив голову, глубоко задумавшись. Очнулся он словно от внезапного толчка.
Оглядевшись, понял, что пришел к дому Юлии.
Особнячок стоял озаренный луной, посверкивая иголками инея, будто и на него была накинута та же волшебная кружевная сеть. Щемящая боль сжала сердце Виктора. Чувство утраты чего-то неимоверно большого было настолько сильно, что он сжал зубы, чтобы не застонать.
Долго он стоял, вглядываясь в темные окна, силясь сквозь них разглядеть нежные черты лица Юлии, ее немного бледные губы и влажные блестящие глаза. Она мечтала стать большой актрисой, и он часто в шутку называл ее "царицей сцены".
- Прощай, царица! - прошептал он и вздрогнул.
Бесшумно открылась калитка, и на улицу, закутанная в теплый платок, выбежала Юлия. Торопливо оглядевшись, она подбежала к Виктору.
- Зачем ты здесь? - спросила она, увлекая его в тень, отбрасываемую тополем.
- Проститься с тобой пришел, - не помня себя от счастья, отвечал Виктор. - Я завтра уезжаю в Среднюю Азию. Надолго, Юлия. Ты слышишь меня?
Он привлек ее к себе. Его руки ощущали ее гибкое тело, упругие груди касались его груди, на своем лице он чувствовал ее теплое дыхание.
- Поедем вместе, слышишь? - бормотал он, как в бреду, целуя ее вздрагивающие губы, ее глаза, осязая губами ее пушистые ресницы.
Она выскользнула из его объятий.
- Нельзя, Виктор, - сказала она, словно смиряя его порыв. - Меня ждет сцена. Неужели ты не понимаешь этого? Прощай, Виктор!
Она повернулась и ушла, словно растаяла в лунном серебристом потоке…
Что это, сон или воспоминание?
А вот снова идет она, тоненькая, изящная, кокетливо приподняв свою гордую головку в тяжелом венчике кос.
Но это уже не тихая полтавская улица. Она идет узкой тропинкой, окаймленной камышом, и камыш качает своими метелками, словно приветствуя ее. Она здесь! Она приехала к нему!
- Юлия! - кричит он и бросается к ней навстречу.
Камыш смыкает перед ним свои упругие стебли. Виктор яростно продирается сквозь заросли, но они становятся все гуще и гуще. И вот между ним и ею поднимаются горы, высокие и неприступные. Срывая ногти, он скользит по каменным уступам, он почти настигает ее, но стремительная горная река возникает на его пути. С грохотом скачет она по уступам, увлекая за собой огромные валуны. Они падают прямо на него. Он поднимает руки и вскрикивает.
- Вставай, - тормошит его Наталья. - Вставай, там рабочие пришли. Требуют расчета. Ты слышишь?
Макаров слышит. Там в конторе, за шкафом, стоит невероятный шум. Слышны крики и ругань.
Он торопливо надевает пиджак, приглаживает рукой волосы, и выходит из своего укрытия.
Яркий свет лампы на мгновенье ослепляет его. Он щурит глаза, силясь разглядеть происходящее. Перед ним толпа рабочих. Впереди стоит землекоп в рваном узбекском халате и черной потрепанной шляпе.
"Куркин", - вспоминает Макаров его фамилию.
В толпе, заполнившей небольшое помещение, он замечает высокого парня с льняными волосами и ямочкой на подбородке, рядом с ним - Марусю, прячущую свои угольные глаза, и многих других рабочих.
Землекопы заполнили все помещение, они дымят цигарками, щелкают семечки. От Куркина сильно попахивает вином.
- За расчетом пришли, - вызывающе глядя на Макарова, произносит он. - Давай расчет, хозяин!
- Что это вам так загорелось? - удивляется Макаров, все еще не пришедший в себя. - Что за спешка?
Рабочие дружно, как по команде, что-то злобно выкрикивают.
- Давай расчет! - кричат они, наступая на Макарова. - Деньги на бочку!
- Откуда же у меня деньги? - пробует их уговорить Макаров. - Я ведь еще и дороги-то не принял. Требуйте у Федорова.
При упоминании фамилии Федорова все загалдели еще громче.
- У твоего Федорова получишь, - кричит Куркин, сверля Макарова злобными глазами. - Он, может, с нашими деньгами смылся уже.
- С утра уехал, до сих пор нет. Все вы одна шайка-лейка.
- А ты назвался прорабом, так и рассчитывай нас.
- У нас поезд ночью идет, - кричит кто-то, широко раскрывая рот. - На другую стройку едем.
Все шумят, перебивая друг друга.
- На твоей дороге свет клином не сошелся!
- Поедем на Турксиб, - это не то, что твоя дорога паршивая!
- Там рубли подлиннее будут…
- Постойте, - поднимает руку Макаров, стараясь успокоить рабочих. - Скоро явится Федоров. Я получу у него деньги и всех рассчитаю.
Воспользовавшись наступившей тишиной, он продолжает:
- А что касается Турксиба… Не всем же на Турксибе работать. Здесь тоже большое дело начинается. Пятилетка - это ведь для всей страны.
- Ты брось нам зубы заговаривать, - кричит в ответ Куркин. - Нечего нас за Советскую власть агитировать. Мы люди вольные. Где хотим, там и работаем. Давай расчет, и точка!
Их попросту опьяняет беспомощность Макарова, возможность безнаказанно покуражиться. Они наступают все яростней и злей.
- Гони монету! Расчет!
К Макарову тянутся руки, хватают его за галстук.
- Назад! - кричит побледневший Николай. - Вы что, с ума сошли?
- Я прошу не сорить и не курить, - дуть не плача, просит Наталья. - Полдня провозилась.
Она выходит из своего укрытия в белом стареньком платьице, какая-то особенно домашняя, в шлепанцах на босу ногу, с веником в руках. Часто моргает, между ресницами чуть-чуть поблескивают слезы. В комнате воцаряется тишина. Парнишка в белой рубахе и лаптях, стоявший впереди, смотрит на нее, разинув рот. В руках его зеленый галстук Макарова. Парень вынимает изо рта цигарку и старательно плюет на нее.
Макаров, тяжело дыша, выходит из-за стола. Волосы его слиплись на лбу, лицо побледнело. Он вплотную подходит к Куркину и смотрит на него в упор.
- Летун! - презрительно бросает он. - Можешь уходить. Без тебя дорогу построят.
И вдруг стоящий позади Куркина высокий парень с силой ударяет о пол своей фуражкой.
- К черту! - отрывисто выкрикивает он. - Я остаюсь.
- Я тоже, - тотчас подхватывает Маруся, поднимая на Макарова черные глаза.
- И я! И я! - раздаются восклицания, и возле высокого паренька сбивается тесная группа.
Рабочие как бы разделились на две группы. Возле Куркина стоят его приверженцы. Они, видно, не изменили своего решения.
Макаров хочет что-то сказать, но в это время дверь в контору широко открывается. Рабочие расступаются, давая возможность вновь прибывшему пройти вперед.
Проталкиваясь, к Макарову приближается здоровый детина с лихими запорожскими усами в широких, заправленных в брезентовые сапоги брюках.
- Кладовщик его величества - Борисенко, - представляется он, внимательно всматриваясь в Макарова. - Вас вызывает прораб.
- Может быть, просит? - вежливо осведомляется Наталья, подметая окурки.
Борисенко изумленно поднимает брови.
- Та я ж так и хотел сказать, просит! Именно просит!
Макаров подходит к высокому пареньку, стоящему у стенки.
- Будете бригадиром, - вполголоса бросает он. - И я хочу попросить вас…
- Солдатенков, - услужливо подсказывает Маруся. И тихонько добавляет: - Сережа.
- Пойдемте со мной, - заканчивает Макаров. - И ты, Николай. - Они выходят все вместе и направляются к соседнему домику. У входа все останавливаются. Макаров и Борисенко входят в дом.
Наталья остается одна с бригадой Куркина.
- Перестань дымить, - неожиданно орет Куркин на какого-то хлопца, не выпускающего изо рта цигарки. - Точно труба дымачит.
Парнишка, покраснев, пятится к дверям.
- А может, в самом деле остаться, - всей пятерней почесывает затылок Куркин. - Опять дорога, пересадки. Как ты думаешь, девушка?
- Макаров сказал, получите расчет, - не разгибаясь, отвечает Наталья. - Идите лучше складывать вещи.
…Федоров оказался невысоким старичком с морщинистым розовым лицом, поросшим седой щетиной. Борисенко сразу принялся вскрывать ножом консервную банку.
Макаров успел заметить стоящую возле мазанки грузовую машину и поискал глазами шофера, но его в комнате не оказалось.
Десятники уже густо храпели, за исключением Родионова, сидевшего у стола с крайне независимым видом.
Федоров свернул цигарку, закурил, а потом хитро прищурился на Макарова.
- А я ведь об этом знал. Сколько уже просился с этой дурацкой дороги, вот и дождался.
- Вы получили деньги? - без обиняков спросил Макаров.
Федоров изумленно глянул на Макарова.
- Дороги вси однакови, - заговорил Борисенко, выкладывая на тарелку бычки. - Насыпи, выемки, пылюка и выговоры от начальства!
- Вси да не вси, - тихонько засмеялся Федоров. - Вот пусть молодой человек попрактикуется. - Он посмотрел на Макарова поблекшими, пьяненькими глазами и спросил: - Вы какое училище окончили, четырехгодичное?
Язык у него заплетался, и он выговорил "четиичное".
Макаров кивнул головой.
- Тахеометрическую съемку делать умеете? - Не дождавшись ответа, сразу же задал другой вопрос: - А чем закрывается станция?
- Товарищ Федоров, - спокойно отозвался Макаров. - Давайте лучше поговорим о деле. Мне нужны деньги. Сколько вы сегодня получили в банке?
Старик только махнул рукой..
- О деньгах потом. Нужно же выпить за новое знакомство.
- С дороги по маленькой, - тотчас же отозвался Борисенко. - Как же без этого?
- Надо бы делами заняться, - нерешительно предложил Макаров.
- А у нас никаких дел нет, - весь морщась, засмеялся Федоров и посмотрел на Родионова.
Тот одобрительно улыбнулся.
- Дорожное полотно, вот и все дела.
- Кстати, дорожное полотно в плохом состоянии. В безобразном. Грунт в насыпях не трамбовался и дает большую осадку, резервы заложены неправильно.
Федоров вскипел.
- Молоды вы еще, чтобы учить меня. Молоко не обсохло, хотя и партейный.
В это время открылась дверь, и в комнату вошел человек в промасленной спецовке, очевидно шофер.
- Там какой-то народ собрался, - заговорил он с порога, но, увидев Макарова, замолчал.
Федоров не обратил внимания на его слова.
- Достал, Петро?
- Достал, - ответил шофер и, поглядывая на Макарова, поставил на стол бутылку водки. - Хинная. Ужасная дрянь.
- Хоть смердит, но выпить треба, - откликнулся Борисенко и ловким ударом распечатал бутылку.
Федоров посмотрел на Макарова и, увидев, что тот выпил свой стаканчик, медленно осушил свой.
- Я тебе скажу по секрету, - заговорщически наклонился он к уху Макарова. - Ничего из этого дела не выйдет…