- Слушайте, Диди, это - то, что игроки называют кончать в открытую. Никакого кокетства, никаких уверток и фокусов между нами больше не будет. Мы будем говорить прямо - правду, истинную правду. Теперь вы ответите мне на несколько вопросов, а потом я вам отвечу. - Он остановился. - Ну, в конце концов, у меня только один вопрос: любите вы меня настолько, чтобы выйти за меня замуж?
- Но… - начала она.
- Без "но", - резко перебил он. - Карты открыты. Когда я говорю выйти замуж - я подразумеваю то, что сказал раньше: уехать со мной и жить на ранчо. Любите ли вы меня настолько, чтобы пойти на это?
Секунду она смотрела на него, потом ресницы ее опустились, и весь вид ее, казалось, говорил - "да".
- Ну, так идем, в путь. - Мускулы его ног невольно напряглись, словно он уже собирался вести ее к дверям. - Мой автомобиль ждет на улице. Откладывать нечего, наденьте только шляпу.
Он наклонился к ней.
- Я думаю, это дозволено, - сказал он, целуя ее.
Это был долгий поцелуй, и она заговорила первая:
- Вы не ответили на мои вопросы. Как это возможно? Как можете вы оставить свои дела? Что-нибудь случилось?
- Нет, пока еще ничего не случилось, но чертовски быстро случится. Ваша проповедь запала мне в душу, и я стал каяться. Вы - мой господь бог, и я буду служить вам. А все остальное пусть проваливается в преисподнюю. Вы были наверняка правы. Я был рабом своих денег, а так как двум господам я служить не могу, то и даю деньгам ускользнуть. Лучше я возьму вас, чем все деньги в мире. - И снова он обнял ее. - А вас я наверняка получил, Диди. Наверняка получил.
- И я хочу сказать вам еще кое-что, Диди. С выпивкой кончено. Вы выходите замуж за губку, пропитанную виски, но ваш муж таким не будет. Он так быстро превратится в другого человека, что вы его не узнаете. Пройдет пара месяцев, как мы поселимся в Глен Эллен, и вы проснетесь утром и увидите, что с вами в доме совсем чужой человек, и вам придется с ним знакомиться. Вы скажете: "Я - миссис Харниш, а вы кто такой?" А я отвечу: "Я - младший брат Элема Харниша. Я только что приехал с Аляски на похороны". - "На какие похороны?" - спросите вы. А я скажу: "На похороны этого никудышного игрока и пьянчужки Пламенного, он сидел день и ночь за деловой игрой и умер от ожирения сердца. Да, сударыня, - скажу я, - он был пропащий парень, но я пришел занять его место и сделать вас счастливой. А теперь, сударыня, если вы разрешите, я пойду на пастбище и подою корову, пока вы приготовляете завтрак".
Снова он схватил ее за руку и сделал движение, словно хотел идти к дверям. Она сопротивлялась, и тогда он наклонился и стал ее целовать.
- Я изголодался по тебе, малютка, - прошептал он. - Это ведь ты превратила для меня тридцать миллионов в тридцать центов.
- Сядьте же и будьте благоразумны, - уговаривала она; щеки ее раскраснелись, а искорки в глазах казались ему такими золотистыми, как никогда раньше.
Но Пламенный решил поставить на своем и согласился сесть только подле нее и обвив ее рукой.
- "Да, сударыня, - скажу я, - Пламенный был малый не из плохих, но лучше, что он умер. Он перестал заворачиваться в свои кроличьи шкуры и спать на снегу, он переселился в курятник. Он задрал ноги, перестал ходить и работать и существовал одними коктейлями и шотландской с содой. Он думал, что любит вас, сударыня, и старался изо всех сил, но свои коктейли он любил больше, и деньги любил больше, и себя, и почти все он любил больше, чем вас". А потом скажу: "Сударыня, вы только взгляните на меня разок и увидите, что я - совсем другой человек. К коктейлю меня не тянет, денег у меня ровнехонько один доллар и сорок центов, а мне нужно купить новый топор, старый совсем износился, и я могу любить вас ровно в одиннадцать раз сильнее, чем ваш первый супруг. Видите ли, сударыня, он стал жиреть. А на мне нет ни одной унции жира". И я засучу рукав, покажу вам и скажу: "Миссис Харниш, узнав, что значит быть замужем за старым, жирным мешком с деньгами, не хотите ли вы выйти за такого стройного молодца, как я?" А вы только смахнете слезинку, вспомнив бедного старого Пламенного, и склонитесь ко мне, а по глазам будет видно, что вы согласны. А я тогда покраснею - я ведь буду молодым парнем - и обниму вас рукой, вот так, а потом - ну, потом я вскочу и женюсь на вдове своего брата и пойду работать в поле, пока она будет стряпать.
- Но вы не ответили на мои вопросы, - упрекнула она, розовая и сияющая, вынырнув из его объятий, сопровождавших кульминационную точку его рассказа.
- А что именно вы хотите знать? - спросил он.
- Я хочу знать, как это может быть? Как вы сможете бросить свои дела в такое время? Чтó, это должно скоро случиться, как вы сказали? Я… - она запнулась и покраснела. - Я ведь ответила на ваш вопрос.
- Идем скорей и поженимся, - настаивал он; выражение лица еще более подчеркивало его необычайную манеру говорить. - Вы же знаете, мне придется уступить место этому моему молодцу-брату, и мне немного осталось жить. - Она сделала нетерпеливое движение, и он заговорил серьезно: - Видите ли, Диди, дело обстоит так. Я работал, как сорок лошадей, с тех пор как разразилась эта проклятая паника, и все это время мысли, какие вы посеяли, готовы были прорасти. Сегодня утром они пробились наружу, вот и все. Я начал одеваться, собираясь, по обыкновению, идти в контору. Но в контору я не пошел. А мысли все расцветали. Солнце светило в окно, и я знал, что сегодня славный денек на холмах. И я знал, что мне хочется покататься с вами среди холмов как раз в тридцать миллионов раз больше, чем идти в контору. И все время я знал, что это невозможно. А почему? Да все из-за конторы. Контора не хотела меня отпускать. Все мои деньги поднялись на дыбы, стали поперек дороги и не давали мне пройти. Эти проклятые деньги всегда становятся поперек дороги. Вы это знаете.
- И тогда я решил, что мне нужно выбрать дорогу, по которой идти. Одна дорога вела в контору. Другая дорога вела в Беркли. И я выбрал дорогу в Беркли. И больше никогда ноги моей не будет в конторе. С этим покончено раз и навсегда, и пусть там все рушится. Это я твердо решил. Вы знаете, у меня есть религия, и религия старая: это любовь, - любовь и вы, и она древнее самых древних религий в мире. Она - вот что это такое, с большой буквы Она.
Вдруг Диди испуганно посмотрела на него.
- Вы хотите сказать… - начала она.
- Вот что я хочу сказать. Я стираю доску начисто. Пусть все разлетается вдребезги. Когда эти тридцать миллионов выстроились передо мной и заявили, что я не могу ездить сегодня с вами по холмам, я понял: пришло время положить этому конец. И конец я положил. У меня - вы. У меня - сила для вас работать и есть это маленькое ранчо в Сонома. Вот все, что мне нужно. А я спасусь вместе с Бобом и Волком, с чемоданом и ста сорока волосяными уздечками. От всего остального лучше освободиться. Хлам.
Но Диди настаивала.
- Значит, эти… колоссальные убытки совсем не вызваны необходимостью? - спросила она.
- Как не вызваны? Это совершенно необходимо. Если эти деньги воображают, что они могут становиться мне поперек дороги и запрещать с вами кататься…
- Нет, нет, говорите серьезно, - перебила Диди. - Я не о том спрашиваю, и вы это знаете. Я хочу знать, неизбежно ли это банкротство с деловой точки зрения?
Он покачал головой.
- Можно биться об заклад, что нет. В этом-то все и дело. Я ухожу не потому, что паника загнала меня в тупик и ничего иного мне не остается. Я бросаю все после того, как панику раздавил и начал выигрывать. Это только показывает, как мало значат для меня дела. Имеете для меня значение - вы, моя малютка, и сообразно этому я и поступаю.
Но она отстранилась от его объятий.
- Вы с ума сошли, Элем.
- Назовите меня еще раз так, - в экстазе прошептал он. - Это звучит куда лучше, чем звон миллионов.
Но она не обращала внимания на его слова.
- Это безумие. Вы не знаете, что вы делаете…
- Прекрасно знаю, - заверил он ее. - Я исполняю самое большое свое желание. Да ведь ваш пальчик стоит больше…
- Будьте же хоть на секунду благоразумны.
- Никогда в своей жизни я не был так благоразумен. Я знаю, чего я хочу, и этого я добьюсь. Мне нужны вы и жизнь на открытом воздухе. Я хочу унести свои ноги с тротуаров и оторвать ухо от телефона. Я хочу жить на маленькой ферме в одном из чудеснейших уголков земли, когда-либо созданных Богом, я хочу работать на этой ферме - доить коров, рубить дрова, ходить за лошадьми, пахать землю и делать все остальное. И я хочу, чтобы вы были со мной на этой ферме. Все прочее мне чертовски надоело и измотало меня вконец. Я наверняка счастливейший человек на свете, потому что я получил то, чего нельзя купить за деньги. Я получил вас, а вас не купишь за тридцать миллионов, ни за три тысячи миллионов, ни за тридцать центов…
Стук в дверь прервал его. Пока она говорила по телефону, он с наслаждением созерцал статуэтку Венеры и прочие изящные вещицы Диди.
- Это мистер Хегэн, - сказала она, возвращаясь. - Он ждет у телефона. Говорит, что дело очень важное.
Пламенный покачал головой и улыбнулся.
- Пожалуйста, скажите мистеру Хегэну, чтобы он повесил трубку. Я покончил с конторой и не желаю больше об этом слышать.
Через минуту она снова вернулась.
- Он отказывается повесить трубку. Он просит передать вам, что Энвин сейчас в конторе и хочет вас видеть. И Гаррисон тоже там. Мистер Хегэн говорит, что Гримшоу и Ходжкине в тревоге. Похоже, что они собираются обанкротиться. И он сказал еще что-то о вашем поручительстве.
Известие было ошеломляющее. Энвин и Гаррисон оба были представителями крупных банкирских домов, и Пламенный знал, что если контора Гримшоу и Ходжкине обанкротится, это вызовет ряд банкротств и положит начало серьезным затруднениям. Но он улыбнулся, покачал головой и, передразнивая свою стереотипную конторскую манеру говорить, сказал:
- Мисс Мэзон, будьте так любезны сказать мистеру Хегэну, что тут нечего делать, и пусть он повесит трубку.
- Но вы же не можете так поступить! - убеждала она.
- А вот посмотрим, - мрачно ответил он.
- Элем!
- Скажите еще раз! - воскликнул он. - Скажите еще раз, и пусть дюжина Гримшоу и Ходжкинсов вылетит в трубу!
Он схватил ее за руку и притянул к себе.
- Пусть Хегэн висит на телефоне, пока ему не надоест. Мы не можем тратить на него ни секунды в такой день, как сегодня. Он влюблен только в книги да вещи, а в моих объятиях настоящая живая женщина, которая меня любит, хоть и старается все время порвать постромки…
Глава XXIII
- Но я кое-что знаю о борьбе, которую вы вели, - настаивала Диди. - Если вы остановитесь сейчас - все, чего вы добились, пойдет прахом. Вы не имеете права, вы не можете так поступать.
Пламенный был неумолим. Он покачал головой и улыбнулся.
- Ничто прахом не пойдет, Диди, ничто. Вы не понимаете этой деловой игры. Она делается на бумаге. Разве вы не видите? Где золото, которое я выкопал в Клондайке? Оно - в двадцатидолларовых золотых монетах, в золотых часах, в обручальных кольцах. Что бы со мной ни случилось, двадцатидолларовые монеты, часы и кольца останутся. Допустим, я умер… Золота ни на йоту от этого не убавится. То же самое можно сказать и о настоящем положении. Все мое имущество в бумагах. У меня есть бумаги на тысячи акров земли. Отлично. Сожгите бумаги и меня вместе с ними. Земля останется, не так ли? Дождь на нее льет, прорастают семена, деревья растут, строятся дома, пролетают трамваи. А вот сделки - те на бумаге. Потеряю ли я бумаги или жизнь - одно и то же; это не повредит ни одной песчинки на всей земле, не согнет ни одного стебелька травы. Ничто не будет потеряно, ни одна свая в доках, ни один гвоздь на рельсах, ни одна унция пара на перевозных судах. Трамваи будут продолжать ходить, я или кто-нибудь другой будет держать бумаги. В Окленд началась тяга. Народ стал стекаться. Мы снова распродаем участки. И этого прилива ничто не остановит. Что бы ни случилось со мной или с бумагами, эти триста тысяч человек все равно съедутся. И тут будут трамваи, чтобы возить их, и дома, где они могут жить, и хорошая вода для питья, и электричество, дающее им свет, и все остальное.
К этому времени Хегэн явился на автомобиле. Шум мотора ворвался в открытое окно, и они видели, как машина остановилась рядом с большим красным автомобилем. В ней были Энвин и Гаррисон, а Джонс сидел рядом с шофером.
- Я повидаю Хегэна, - сказал Пламенный, обращаясь к Диди. - Остальных не нужно. Они могут подождать в автомобиле.
- Он пьян? - шепнул Хегэн Диди у дверей.
Она покачала головой и впустила его.
- С добрым утром, Ларри, - приветствовал его Пламенный. - Садитесь и вытяните ноги. Вы как будто спешили.
- Да, - отрезал маленький ирландец. - Гримшоу и Ходжкине вылетят в трубу, если немедленно не будут приняты какие-то меры. Почему вы не пришли в контору? Что же в этом случае вы думаете предпринять?
- Ничего, - лениво протянул Пламенный, - пусть их вылетают в трубу…
- Но…
- У меня не было дел с Гримшоу и Ходжкинсом. Я им ничего не должен. Кроме того, я сам собираюсь вылететь в трубу. Слушайте, Ларри, вы меня знаете. И знаете, если я что решил, я это сделаю. А теперь я решил твердо. Мне надоела вся эта игра. Я хочу от нее избавиться возможно скорее, а банкротство - самый краткий путь.
Хегэн вытаращил глаза на своего патрона, а потом с ужасом перевел взгляд на Диди, та сочувственно кивнула ему.
- И пусть все летит в трубу, Ларри, - продолжал Пламенный. - Все, что вам останется сделать, это защитить себя и всех наших друзей. А теперь слушайте, пока я вам буду говорить, что следует делать. Положение нам благоприятствует. Никто не должен пострадать. Все, что стояли за меня, должны выкарабкаться без потерь. Задержанное жалованье должно быть выплачено всем наличными. Все деньги, какие я брал у Водопроводной компании, Трамвайной и Транспортной, должны быть возвращены. И вы сами никаких потерь не понесете. Все компании, куда вы вложили деньги, выкарабкаются…
- Вы помешались, Пламенный! - вскричал маленький адвокат. - Все это - бессмысленный лепет, безумие! Что такое с вами? Не приняли ли вы какого-нибудь снадобья?
- Принял, - улыбнулся в ответ Пламенный. - А теперь я его выплевываю. Мне надоело жить в городе и вести дела. Я еду в деревню, на зеленую травку - к солнцу. И Диди едет со мной. Вам представляется случай первому меня поздравить.
- К черту поздравления! - выпалил Хегэн. - Не хочу участвовать в таком безумном деле…
- О нет, вы это сделаете. А если не захотите, то крах будет еще больше, и многие, по всей вероятности, пострадают. Вы сами стоите сейчас больше миллиона, а если вы меня послушаете, вы сохраните свою шкуру в целости. Я хочу разориться, и разориться в пух и прах. Вот чего я добиваюсь, и ни один человек не сможет мне помешать. Поняли, Хегэн? Поняли?
- Что вы с ним сделали? - прокричал Хегэн в сторону Диди.
- Стойте, Ларри! - И впервые голос Пламенного прозвучал резко, и лицо его сделалось жестким. - Мисс Мэзон будет моей женой, я ничего не имею против того, чтобы вы ей говорили все, что желаете, но вам придется разговаривать другим тоном, или вы прямо отсюда попадете в госпиталь, а это будет наверняка неожиданным ударом. И позвольте вам сказать еще одну вещь. Все это моих рук дело. Она тоже говорит, что я сумасшедший.
Хегэн в безмолвном отчаянии покачал головой и продолжал таращить глаза.
- Будет, конечно, назначена администрация, - продолжал Пламенный, - но она никому не повредит и долго не протянет… Что вам следует сделать немедленно, это - спасти всех тех, кто оставил у меня свое жалованье, всех кредиторов и всех заинтересованных лиц, помогавших нам. Там есть полоса земли, которую хотела купить компания Нью-Джерси. Если вы на это пойдете, они купят все две тысячи акров и сейчас же подпишут сделку. Участок Фэрмоунт - лакомый кусочек, и за него они дадут по тысяче долларов за акр. Это кое-кому поможет. Вам повезет, если за нижнюю полосу в пятьсот акров они заплатят по двести долларов за акр.
Диди, все время почти не слушавшая, казалось, внезапно на что-то решилась и, выступив вперед, остановилась перед обоими мужчинами. Лицо ее было бледно, но решительно, и Пламенный, глядя на нее, вспомнил тот день, когда она впервые села на Боба.
- Подождите, - сказала она. - Мне нужно кое-что сказать. Элем, если вы совершите этот безумный поступок, я не выйду за вас замуж. Я отказываюсь выйти.
Хегэн, несмотря на свое отчаяние, бросил ей благодарный взгляд.
- А я все-таки рискну… - начал Пламенный.
- Подождите, - снова перебила она. - А если вы этого не сделаете, я выйду за вас.
- Давайте выясним это положение. - Пламенный говорил раздражающе медленно и рассудительно. - Так ли я понял: если я буду продолжать игру, вы за меня выйдете? Вы выйдете за меня, если я в такой работе по-прежнему буду расшибать себе голову и пить коктейль?
После каждого вопроса он останавливался, а она утвердительно кивала головой.
- И вы за меня выйдете без всяких промедлений?
- Да.
- Сегодня? Сейчас?
- Да.
Он на секунду задумался.
- Нет, малютка, я этого не сделаю. Это дело не пойдет, вы сами знаете. Мне нужны вы - вы вся, а чтобы вас получить, я должен отдать вам всего себя, а от меня чертовски мало останется, если я буду продолжать эту деловую игру. Диди, я уверен в вас и в себе - там, вместе с вами на ранчо. И сейчас я в вас уверен. Вы можете говорить - хочу или не хочу - как вам угодно, но все-таки вы наверняка за меня выйдете. А теперь, Ларри, лучше вы уходите. Я скоро вернусь в отель, а так как ноги моей больше в конторе не будет, то вы принесите мне на квартиру все бумаги для подписи и все остальное. По телефону вы можете обращаться ко мне туда в любое время. Этот крах неизбежен. Поняли? Я вышел из игры.
Он встал, давая понять, что Хегэну пора уходить. Тот был совершенно подавлен. Он тоже поднялся и стоял, беспомощно озираясь вокруг.
- Прямое, явное, абсолютное безумие, - бормотал он.
Пламенный опустил руку на его плечо.
- Встряхнитесь, Ларри. Вы всегда говорите о чудесах человеческой природы, и вот я вам даю новый образчик, а вы не умеете его оценить. Я еще больший мечтатель, чем вы, я мечтаю о том, что наверняка сбудется. Это моя самая чудесная мечта, я гонюсь за ней, чтобы ее поймать.
- Теряя все, что у вас есть, - выпалил Хегэн.
- Верно, - теряя все, что у меня есть и что мне не нужно. Но сто сорок волосяных уздечек я все-таки не отдам. А теперь вы лучше проваливайте к Энвину и Гаррисону и поезжайте в город. Я буду в отеле, и вы можете зайти ко мне в любое время.
Как только Хегэн вышел, Пламенный повернулся к Диди и взял ее за руку.
- А теперь, малютка, вам больше не нужно приходить в контору. Считайте себя уволенной. И не забудьте, я был вашим хозяином, так что вам придется обращаться ко мне за рекомендацией, и если вы не будете паинькой, я вам ее не дам. А теперь вы отдохните и подумайте, какие вещи вы хотите уложить, потому что нам придется меблировать дом вашими вещами - во всяком случае, парадную часть дома.
- Но, Элем, я не хочу, не хочу! Если вы совершите это безумие, я никогда за вас не выйду.
Девушка попыталась отнять свою руку, но он бережно удержал ее в своей.