- Уже двадцать один.
- Не уже, а ещё. А мне уже тридцать!
- Тоже немного.
- Хватает, пора уже и о жизни подумать.
- О чём же ты до тридцати лет думала?
- Жила. Думать времени не было.
- Вот и дожилась!
- Ты что каркаешь? Дожилась! Подумаешь, а чем я хуже тебя? Чем?
Голос у Зинки жалкий, нет в нём твёрдости, сознания правоты. Зинка сильно волнуется, а Наташа не может понять, чего она от неё хочет. Брезгливо поджав губы, Наташа сердито спросила:
- О чём хотела говорить?
- Может, домой пригласишь? Или брезгуешь? Не надо, мы с тобой одного поля ягоды; сладкие, как мёд, податливы, как кошки.
Наташу передёрнуло, но она сдержала себя:
- Пойдём!
Дома Наташа вела себя, как гостеприимная хозяйка: предложила ужин, поставила подогревать чайник.
Но Зинка от всего отказалась:
- Не егози.
- Что тебе не так? - удивлённо спросила Наташа.
- Я по делу к тебе. Отступись от Шварца! - грубо, но в то же время просительно выпалила она. - Добром тебя прошу! - И вдруг без всякой связи с предыдущим, с отчаянной откровенностью сказала: - Если бы ты только знала, как я несчастна!
Цель странного визита прояснилась: пришла поверженная соперница.
Наташе стало весело.
- Я бы рада, да он теперь не отпустит, - почти миролюбиво возразила она.
Зинка задумалась. По её лицу было видно, что она мучительно пытается что-то понять. И тут Наташа заметила, что Зинка пьяна. Её миловидное полное лицо было красным, переносица покрылась бисером пота, на глаза легла мутная поволока.
- Ты вот что, дева, со мной не шути! - опять с угрозой, хрипло произнесла Зинка. - Уж как ты там знаешь, а Ганса оставь! Он мне самой нужен!
- Тебе от этого какая радость?
- Это уже не твоё дело.
Наступила пауза, она была настолько велика, что, казалось, к концу её собеседницы забыли, о чём разговаривали.
Зинка сидела краснолицая, грудастая, с нелепой причёской по последней моде, которая совершенно не шла к её лицу.
Вернулся с работы Иван Фёдорович, поздоровался, снял пальто и прошёл в свою комнату.
- Дядя?
- Дядя, - ответила Наташа.
- Хороший мужик, сразу видно. А у меня никого! Был муж, а где он теперь? Может, воюет с фашистами, а может, давно в сырой земле.
Опустились печальные глаза, дёрнулся, кривясь, пьяный рот. Зинке стало очень жаль себя.
- Какая моя жизнь? Кому я нужна? Кто я теперь? Подстилка! А пока ты не появилась на моём пути, я жила, как богиня. Ганс был ласковый, обходительный, а теперь… - И, будто чего-то вспомнив, гадко, злорадно улыбнулась.
- Молодая ты, красивая, а дура! Думаешь, ты у него одна. Радуешься, что туза козырного вытянула! Чёрта лысого! Очередная ты, а не единственная. Он и ко мне по старой дружбе тайком похаживает.
- Не верю, - сказала Наташа, не желая объясняться.
- Она не верит! Приходи ко мне сегодня ночью и разуй свои глаза. Она не верит! Влюбилась, да? Умаслил? Наобещал сорок бочек арестантов - и всё без штатов? Ладно. Хватит. Выпить у тебя нету?
- Я не пью, дядя тоже.
- Ничего, ещё запьёшь! Это я точно знаю. Дорога у нас одна. Потом он и тебя бросит. Не верь ему! Это такая сволочь! Липнет, как моль шершавая. Красавец, неотразимый мужчина! Тьфу, - смачно сплюнула Зинка, - килька недожёванная!
Наташа с удивлением и неподдельной грустью спросила:
- Зачем же он тебе такой?
- Запела пташка, - в пьяном изнеможении прошептала Зинка, - а что мне делать, с голоду подыхать?
- Неужели нет выхода?
- Может, и есть, да его искать надо.
Наташа промолчала.
- Да ты сама-то кто? - будто проснувшись, промолвила Зинка. - Какая между нами разница? Подумаешь, любовь у неё! Враньё всё! Даже забудь об этом глупом слове.
- А меня Ганс любит, - с задором сказала Наташа.
Зинка посмотрела на неё; пьяные глаза выражали горькое сожаление.
- Балда, - равнодушно промолвила она, - разнесчастная дура.
Ленивым движением поправила упавшие на глаза волосы и, уставившись на Наташу выпуклыми, немигающими глазами, вкрадчиво, с угрозой сказала:
- Ладно, поговорили и будя! Убирайся из города той же дорогой, какой пришла! У самой сил не хватит - могу помочь.
- А как?
- Что - "как"?
- Как поможешь?
Зинка поняла, что Наташа издевается над ней.
- А так, - зловеще прошептала она, - шепну Гердеру на ушко, пригрею его потеплее и - нет тебя вместе с дядей. И Ганс твой не поможет.
- А что ты шепнёшь?
- Что на ум взбредёт. Чем чёрт не шутит, когда бог спит. Много ли в наше время нужно, чтобы погубить человека? Скажу, что вы подпольщики и всё.
- Кто тебе поверит?
- Опять дура, - самодовольно ухмыльнулась Зинка, - зачем она, правда-то, кому она нужна? Нам не впервой, фокус проверенный. Гестаповцам тоже приходится как-то свой хлеб зарабатывать, им людей не жаль.
- Тебе тоже не жаль?
- А что их жалеть. Все, как волки, грызут друг друга. Нет у меня жалости к людям!
- Просто ты настоящих людей не встречала, не замечаешь их.
- Настоящих? Уж не ты ли настоящая? Видали мы таких! Каждый свою выгоду соблюдает, да только обставляет по-разному.
Наташа с ужасом слушала эти откровения. А Зинка, убеждённая, что ей удалось запугать Наташу, почувствовала своё превосходство над ней и решительно заявила:
- Дошло до тебя, краля? Исчезни подобру-поздорову, отправляйся к отцу-матери, довольно у дяди на шее висеть. Ясно?
- Ясно, - бессознательно ответила Наташа и почувствовала, что притворяться и сдерживаться она больше не может. - Ты всё сказала? - очень тихо спросила она.
- Всё! - грубо ответила Зинка.
- Хорошо, - шёпотом, чтобы не сорваться на крик, выдавила Наташа, - а теперь слушай меня внимательно: ты, паршивая дрянь, немедленно убирайся отсюда вон!
- Чего? - раскрыла рот Зинка.
- Убирайся вон и никогда больше не попадайся на моём пути!
Такой оборот дела застал Зинку врасплох. Она растерянно смотрела на возмущённую Наташу и не двигалась с места.
- Ты что, русский язык совсем разучилась понимать? - с угрозой выкрикнула Наташа. - Вон отсюда!
Зинка будто проснулась окончательно, быстро, как от удара хлыста, вскочила, набросила на плечи пальто и, ни слова не говоря, вышла.
Наташа прошла следом за ней в сени, заперла на засов дверь, вернулась в комнату и упала на диван. Вошёл Иван Фёдорович.
- Ну, что ты, Наташенька? - участливо сказал он.
- Ничего, - пытаясь улыбнуться, ответила Наташа, - устала…
- А зачем пожаловала эта фурия?
Наташа рассказала всё, и Иван Фёдорович сразу забеспокоился:
- Наташенька, это не простая угроза. Такая, как Зинка, способна на любую подлость. Она давно у нас на примете. По её доносу была арестована жена Ивана Ивановича, которая ей ничего плохого не сделала, а у тебя с Зинкой, по её мнению, переплелись любовные тропки. Это опасно. Очень, - задумчиво повторил он и, уже надевая пальто и перчатки, добавил: - Что ж, она сама подписала себе смертный приговор, который уже давно заслужила. Я уйду ненадолго, Наташенька, вернусь, - будем ужинать. Похлопочи тут.
- Иван Фёдорович, милый, - бросилась к нему Наташа. - Не посмеет она, человек всё-таки.
- К сожалению, человек, - ответил Иван Фёдорович, - но так, девочка, нельзя. Это уже не только наше с тобой личное дело. На авось сейчас не проживёшь. На бога надейся, а сам не плошай! Пошёл я.
Ивана Фёдоровича не было долго. Прошли уже все сроки, давно остыл ужин. Наташа начала нервничать, нетерпеливо посматривала на входную дверь, напряжённо прислушивалась. Наконец не выдержала - оделась и вышла во двор.
Улица была пуста. В воздухе висела тёмная, зловещая тишина. Наташа медленно двинулась в сторону комендатуры, пристально всматриваясь вдоль улицы, в мрачный просвет между домами.
Впереди показалась фигура человека, медленно бредущая ей навстречу. Наташа подумала, что это может быть Иван Фёдорович. И тут же в густую тишину ночи бесцеремонно врезался сердитый рокот автомобиля.
Наташа задержалась, затаила дыхание. Человек подходил к ней неторопливой, уверенной походкой. Но это был не Иван Фёдорович, она увидела ясно.
Не заглушая мотора, возле неё, скрипнув тормозами, остановилась легковая машина.
В тот же миг прохожий, который был уже рядом, неожиданно бросился к Наташе, грубо обхватил, закрыл рукавом пальто её лицо. Из машины выскочили ещё двое…
Хлопнули, как выстрелили, дверцы, автомобиль рванулся с места, быстро набирая скорость.
Наташа лежала на заднем сиденье между двумя мужчинами. Она ничего не видела - лицо её было завязано шарфом, руки и ноги крепко стянуты.
Минут через десять автомобиль остановился. Наташу на руках внесли в дом и, как куклу, усадили в мягкое кресло.
Она ничего не могла понять - всё было так неожиданно и дико. Сидела она молча, старалась мобилизовать волю и мысли.
- Твоя настоящая фамилия? - раздался хорошо поставленный баритон, принадлежавший, видимо, тому прохожему, который первым набросился на неё.
- А придуманная мной, - сказала она, чтобы выиграть хоть немного времени, - вам известна?
- Конечно.
- А другой у меня, к сожалению, нет.
- Почему - к сожалению?
- Тогда я могла бы удовлетворить ваше любопытство.
- Не умничай!
- Я буду стараться.
- Нам всё про тебя известно.
- А мне нет.
- Не дерзи.
- Вам могу посоветовать то же.
- Как твоя фамилия?
- Я уже сказала.
- Повтори ещё раз.
Наташа не ответила. Страх прошёл. Мысли бежали чёткие и ясные. "Кто они? Что им нужно?" Вспомнила слова полковника Снегирёва: "Осторожность - твоё главное, а иногда и единственное оружие. Ты должна остерегаться всех - и врагов, и своих. Свои люди иногда бывают для разведчика опаснее, чем враги. Ведь ты для них - изменник! Правды о тебе не должны знать ни свои, ни враги. И в этом заключается дополнительная трудность твоего и так тяжёлого положения".
- Будешь отвечать?
- Кому?
- Это не важно.
- Для вас - может быть, для меня - очень.
- Мы советские патриоты, которым поручено судить тебя за измену Родине.
- Кто поручил? - с вызовом спросила Наташа.
- Подпольный центр.
- Судите, - сказала Наташа и поняла всё. Это очередной фокус Демеля: проверка, дешёвая и грубая, рассчитанная на глупцов. Неужели и Шварц согласился подвергнуть её этому испытанию? Едва ли! Начальник гестапо по такому пустяку мог и не посоветоваться с комендантом.
- Развяжите меня, - строго сказала Наташа.
- Хорошо и так, - пропел баритон.
- Орлы, - с насмешкой и горечью сказала Наташа, - на одну девчонку трое, и сами дрожат как осиновые листы от страха.
- Это не есть страх, а осторожность, - раздался голос, который убедил Наташу в правильности её предположения. Голос принадлежал Гердеру. Наташа сразу узнала этот голос, хотя он и был сильно изменён.
- Чего же вам бояться? - весело спросила Наташа.
- Вопросы будем задавать мы.
- А я не буду на них отвечать, пока вы не развяжете меня. Интересная получится беседа.
Наступила пауза. Где-то в глубине дома хлёстко хлопнула дверь.
Наташа почувствовала, как чьи-то грубые руки торопливо, но осторожно развязывают верёвку на ногах.
- Теперь руки, - сказала она с той интонацией, по которой нельзя было понять, просит она или приказывает. Сказала и с удовольствием пошевельнула затёкшими ногами.
- Отставить! - выдохнул Гердер.
- Буду молчать, - обиженно промолвила Наташа.
- Хорошо, мы развяжем и руки, но повязку с глаз вы снимать не будете.
Ей развязали руки.
- Что толкнуло вас на измену?
- Я не считаю себя изменником.
- Но вы изменили Родине!
- Нет!
- Как это понимать?
- У каждого своя родина.
- Не умничай, - прогудел баритон, - как ты будешь в глаза смотреть людям?
- А я в вашей повязке щеголять буду.
- Какую нужно иметь силу воли, чтобы перед смертью шутить! - с угрозой и иронией проговорил обладатель красивого баритона.
- Я тронута вашим комплиментом.
- Довольно шуток, - с раздражением сказал Гердер. - Почему вы пошли на службу к немцам?
- Это моё личное дело.
- Положим, это совсем не так, - опять запел баритон.
- Кроме того, служу не одна я. И они хорошо платят - нужно же как-то жить.
- Это не оправдание. Вы работаете в военной комендатуре, принимаете прямое участие в мероприятиях против советского народа, открыто помогаете немцам!
- Вы говорите со мной таким тоном, как будто такие, хрупкие и немощные женщины, как я, а не вы, богатыри-мужчины, виноваты в нашествии немцев на русскую землю.
- Мы боремся, мы не сложили оружия!
- Против кого?
- Против фашистов!
- Где уж вам, - с издёвкой, насмешливо сказала Наташа, - вы боитесь пикнуть, когда видите немецкого солдата.
- Это ты брось, - с угрозой ответил баритон, - тебе не помогут твои увёртки. Ты забыла о чести и совести русской женщины - ты находишься в любовной связи с майором Шварцем!
- А любовь не разбирается ни в политике, ни в национальностях.
- Вы его любите? - спросил Гердер.
- Это не ваше дело!
- Отвечайте на вопрос!
- Подайте команду. О любви очень удобно говорить, приняв стойку "смирно".
- Дело ясное, - процедил баритон.
- Чем вы занимаетесь в комендатуре? - опять спросил Гердер.
- Работой.
- Конкретнее.
- Перевожу. Что ещё?
- Какие секреты вам доверяет комендант?
- Ничего он мне не доверяет!
- А если подумать.
- Я всегда думаю.
- А всё же.
- Что он мне может доверить? Немцы не дураки - это известно каждому.
- А мы, по-твоему, дураки?
- Есть истины настолько очевидные, что они не нуждаются в подтверждении.
- Что? - закричал баритон. - Ты не забывайся!
- Вы - тоже! Если вам поручили меня судить - судите! Мне надоела пустая болтовня. Я с презрением отвергаю ваши пылкие заботы о моей морали и совести.
- Смотри, какая! Не боится. Посмотрим, как ты запоёшь сейчас.
- Не пугайте!
- Тогда слушай: за измену Родине и народу подпольный суд советских патриотов приговорил тебя к высшей мере наказания - смертной казни через повешение. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит и будет приведён в исполнение немедленно.
- Глупо! - выкрикнула Наташа. - Мерзко и глупо. За меня одну майор Шварц утром расстреляет сотню человек! Хорошие же вы патриоты!
- Хитра, - насмешливо сказал баритон.
- Нет, это не хитрость. Так оно и будет, как я сказала!
- А почему ты так уверена, что из-за тебя Шварц арестует заложников? Ты - русская.
- Он любит меня! И если что-либо со мной случится, все вы будете висеть на телеграфных столбах!
- Ого, - удивился баритон, - девушка-то с острыми коготками.
- Но повесить нам её всё-таки придётся, - вступил третий, который до этого молчал.
- Вешайте! - истерично закричала Наташа. - Вы ни на что другое не способны! От виселиц вам не будет легче!
- Довольно, - по-немецки сказал Демель. - Наташа, снимите повязку и примите мои глубокие извинения и искреннее восхищение вами. Простите нас, надеюсь, мы не были очень грубы? Ещё раз простите великодушно. Что делать - долг службы. Откровенно говоря, я знал заранее, чем всё это кончится, и в душе был против этой акции.
Иван Фёдорович встретил Наташу радостной улыбкой:
- Где ты была?
Наташа быстро, но со всеми подробностями рассказала о случившемся.
- Грубая, топорная работа, - задумчиво сказал Иван Фёдорович, когда Наташа умолкла, - но она настораживает. Что это - плановая проверка или они подозревают тебя?
- Не знаю, - устало сказала Наташа, - но если судить по поведению Шварца, то пока должно быть всё в порядке.
- Разберёмся, - уверенно проговорил Иван Фёдорович. - Давай ужинать, доченька.
После ужина начался обычный вечерний разговор. Вид у Наташи был усталый - очень напряжённым для неё был этот день. Но отдыхать было некогда.
Иван Фёдорович понимал состояние Наташи и поэтому говорил, торопясь и смущённо покашливая:
- Обстановка вынуждает нас активизироваться. Необходимо срочно раскрыть сущность "Крота" и убить его в зародыше. Первую часть задачи можешь выполнить только ты.
- А как это сделать?
- Нужно точно узнать, что кроется под этим кодовым названием. Пока мы точных данных не имеем.
- А зачем это, если "Кроту" не суждено родиться?
- Указание центра. Возможно, эти данные в какой-то мере помогут определить общие, стратегические замыслы противника.
- Что я должна делать?
- Вчера Шварц получил пакет с секретной инструкцией, в которой регламентируются сроки проектирования и порядок этих работ по объекту. Может быть, в ней есть и какие-либо технические характеристики.
- А если нет?
- Без риска нельзя, Наташенька. Постарайся раздобыть, скопировать или хотя бы ознакомиться с содержанием документа.
- Понятно, - задумчиво сказала Наташа, - кое-что я об этой инструкции знаю: она находится в сейфе у коменданта.
- Ключи к сейфу готовы. Придётся немного потрудиться, Наташенька.
- Придётся, - вяло согласилась Наташа. - Я спать хочу, Иван Фёдорович. Устала. У меня такое предчувствие, что должно произойти что-то необычное, страшное.
- Не верь предчувствиям, девочка. Предчувствия да суеверия - это признаки слабости и возраста. Ложись спать. Всё будет хорошо. Ты действительно переутомилась.
В это время раздался тихий, но настойчивый стук в окно.
- Это Коля! - встрепенулась Наташа.
- Не может быть - это безумие! - сказал Иван Фёдорович, выходя в сени.
Наташу не обмануло предчувствие: пришёл Николай. Он был растерянный и смущённый.
- Что случилось? - тревожно спросил Иван Фёдорович.
- Ничего. Всё в порядке. Я на одну минуту… К Наташе.
- Как же можно так неосторожно? - недовольно промолвил Иван Фёдорович.
- Меня не видели… Я скоро уйду…