Когда плот повернул по изгибу реки, впереди стал виден мост, беспомощно висевший над водой своими разорванными концами. Первым мост увидел Лемке. Сначала он нахмурился, потом губы скривила презрительная усмешка.
- А вот вам и последний автограф есаула! - перекрывая грохот воды, крикнул Лемке.
Шилов и Кадыркул услышали, посмотрели вперед.
- Ушел, собака! - с отчаянием закричал Кадыркул. - Монголия ушел!
Егор стоял на плоту во весь рост, опустив набрякшие усталостью руки, молча, угрюмо смотрел на мост. Все-таки есаул перехитрил их! Эх, Егор Шилов, Егор Шилов, как же ты, брат, сплоховал!.. Было горько и обидно. Нет, ее за потраченный нечеловеческий труд и не за то, что сто раз за эти считанные и бесконечные дни он умирал от напряжения и приказывал себе жить. Нет, не за то. Золото! Ушел есаул за кордон, теперь его не вернуть.
И в это время гулко и размеренно заработал "льюис". Дробное, тысячекратное эхо прокатилось к вершинам сопок, на воде, рядом с плотом взметнулась шеренга фонтанчиков от пуль.
Лемке и Кадыркул распластались на плоту. Плот накренился, вода хлынула на бревна. А Шилов, с силой ткнул шестом в торчавший из воды валун, резко повернул плот к берегу. Простучала еще одна очередь, пули впивались в бревна, откалывая влажную щепу.
Егор поглядывал в ту сторону, откуда бил пулемет, радостно улыбался и проворно работал шестом.
- Слышишь, Кадыркул! Здесь он, родимый, здесь! Я как мост увидел - даже сердце оборвалось.
Плот со скрежетом налетел на прибрежные камни. Ударила еще одна очередь, пули с визгом защелкали но валунам.
Подхватив Лемке под руку, Шилов бросился с плота на берег, за ними - Кадыркул. Они пробежали несколько метров, упали за камни. Пули взвизгнули над головами, брызнули каменные осколки.
Кадыркул лязгнул затвором, осторожно выглянул из-за валуна.
- Солнце в глаза, - скрипнул зубами Кадыркул. - Не вижу...
- Дай-ка! - Шилов забрал винтовку и тоже выглянул из-за камня...
Вот он, есаул, прямо над ними. Пологие солнечные лучи бьют в глаза, не дают возможности прицелиться. Но радость оттого, что есаул не ушел, переполняла сердце, и Шилов улыбался, глядя вверх, на кромку обрыва.
Он прицелился и выстрелил. Гулко ответил пулемет. Шилов пригнулся за камни, встретился взглядом с ротмистром. Лемке улыбался. Егор спросил:
- Что варежку оскалил?
- Ничего. Сейчас он вам накостыляет.
- Ладно. Мы еще поглядим... - Шилов вдруг подмигнул Лемке: - А золотишко-то здесь!
- Здесь, да не про вашу честь, - усмехнулся ротмистр.
Но Шилов уже не слышал его. Выглядывая из-за камня, он смотрел на обрыв и что-то соображал. Если пробежать метров пятьдесят вдоль берега - дальше виден пологий подъем на взгорье. Там и Брылов будет сбоку, и солнце не слепит.
Есаул молчал. Егор протянул Кадыркулу винтовку, глянул на ротмистра.
- Вставай.
- Куда? - нахмурился тот.
- На кудыкины горы. - Шилов приподнял Лемке за руку, скомандовал: - Короткими перебежками...
- Я сторона пока нейтральная, - буркнул Лемке. - Вы сражайтесь, а я посмотрю...
- Короткими перебежками! - повторил Шилов и первым выскочил из-за укрытия, увлекая за собой ротмистра.
И тут же загрохотал пулемет. Пули вспарывали камни под ногами бегущих, эхо от выстрелов катилось по сопкам. Люди пробежали метров двадцать и упали. Пулемет, словно захлебнувшись от ярости, смолк. Трое тяжело, с хрипом дышали, лица в крупных горошинах пота.
- Мне это совсем не нравится, - проговорил Лемке. - Я-то тут при чем?
- Терпи, ротмистр, немного осталось. - И Шилов вновь первым поднялся и побежал. Лемке он тащил за собой. Кадыркул бежал последним. На бегу успел выстрелить, быстро перезарядил винтовку. Метров через двадцать они опять залегли.
Подъем был пологим, и теперь они лежали почти на одном уровне с есаулом. Слева - обрыв, там глухо шумела вода.
- Кадыркул, иди в обход справа, а я по кромке обрыва. Отвлекать буду...
- Может, я по обрыву, командир? - спросил Кадыркул.
- Делай, что говорят! - оборвал его Шилов.
Кадыркул подхватил винтовку, закинул ее за спину и пополз в сторону, прячась за камнями. Шилов некоторое время провожал его взглядом, потом посмотрел на Лемке.
- Лежи смирно, - посоветовал он.
- Скорей бы вы друг дружку ухлопали! - сквозь зубы процедил Лемке и отвернулся.
- Это мы еще поглядим, кто кого, - улыбнулся Егор. Он сбросил кожанку, сунул наган за пояс и пополз. Передвигался по краю обрыва, прячась за редким, чахлым кустарником, изредка прислушиваясь к тревожной, враждебной тишине.
Есаул, припавший к пулемету, наконец увидел возле кромки обрыва метрах в тридцати от себя ползущую фигуру. Быстро развернув ствол пулемета, он дал длинную очередь.
Шилов припал к земле. Пули щелкали и зарывались в землю совсем рядом. Тогда Егор вскочил, чтобы броситься вперед, к большому камню, за которым можно было укрыться, но левая нога вдруг соскользнула с обрыва. Шилов пошатнулся и пополз вниз. В последнее мгновение он успел ухватиться за тонкие ветки кустарника и теперь висел над обрывом, пытаясь найти ногами хоть какой-нибудь уступчик. Из-под сапог сыпались земля и камни.
Кадыркул уполз уже далеко. Еще немного - и он зайдет в тыл Брылову, и тогда... Вот он замер, приподнялся, оглядываясь вокруг. И вдруг увидел, что есаул направил свой пулемет в сторону Шилова. А самого Шилова не видно. Почувствовав недоброе, Кадыркул вскочил и бросился обратно, к обрыву.
Есаул увидел его, дал очередь.
- Шилов, Шилов! - громко позвал Кадыркул, растерянно оглядываясь.
- Здесь я, - стиснув зубы, ответил Егор. Земля из-под корней куста, за который он держался, сыпалась ему в лицо, за пазуху, корни потрескивали, обрываясь.
Опять ударил пулемет. Пуля попала Кадыркулу в спину. Он резко выпрямился, но удержался на ногах, подбежал к обрыву, упал на колени.
- Шилов, Шилов! - звал казах и, схватив Егора за руку, тащил его наверх, тащил из последних сил - от напряжения на лбу вздулась, пульсировала вена.
- Не могу... Не могу больше, Шилов, - прохрипел казах, но Егор уже выбрался на кромку обрыва, лежал, тяжело дыша. И тогда снова загрохотал пулемет.
Очередь прошила Кадыркула, он, вскрикнув, схватился за поясницу и, опрокинувшись на спину, рухнул с обрыва на острые камни. Шилов увидел, как бурлящая вода потащила тело Кадыркула. Оно скользнуло меж камней в желтоватой пене, мелькнуло и пропало из виду навсегда.
И снова воцарилась враждебная таежная тишина.
Нарушил ее голос есаула.
- Конец тебе, Шилов! - громко крикнул он. - Теперь уж не выпущу.
И будто в подтверждение своих слов есаул надавил на гашетку. Прямо над головой засвистели пули. Шилов прижался к земле, замер. Пулемет замолчал, и послышался смех есаула. И тогда издалека раздался голос ротмистра Лемке:
- Не тяните волынку, есаул! Кончайте его скорей!
- Заткнись! - огрызнулся Брылов.
- Не горячись, есаул! - ответил Лемке.
- К черту! - зло выкрикнул Брылов.
Пока они переговаривались, Шилов напрягся, собрался с силами и вдруг прыгнул вперед.
Тут же простучала короткая очередь. Шилов упал. Он медленно сполз с обрыва, повис, крепко ухватившись за торчавшие из земли корни.
Есаул приподнялся и выглянул из-за своего укрытия. Шилова не было видно.
А Егор в это время вывернул вдавленный в потрескавшийся сланец валун. Тот медленно поддавался и наконец рухнул вниз, увлекая за собой поток мелких камней и земли.
- А-а-а! - пронзительно, с отчаянием закричал Егор. Он висел над обрывом, держась за корни.
Валун тяжело ударялся о каменистые выступы, гремел камнепад, глухо шуршала осыпавшаяся земля. Потом снова наступила тишина.
- Кажется, конец, господин есаул. - Ротмистр Лемке встал на колени, потом тяжело поднялся.
Их разделяло метров пятьдесят. Брылов еще некоторое время прислушивался к тишине, потом тихо улыбнулся, смахнул пот с лица. Он оставил свой "льюис", подтащил баул с золотом, начал проверять, хорошо ли привязаны к ручке ремни.
А Шилов в это время тщательно осматривал глинистую стену обрыва, находил торчащие крепкие корни, осторожно пробовал их одной рукой и, убедившись в их прочности, перехватывал другой рукой. Мелкие комья земли сыпались вниз, но шум реки заглушал их падение. Егор медленно передвигался вдоль обрыва, цепляясь за корни, с каждым метром приближаясь к цели.
Есаул вдруг вскинул голову, прислушался. Какой-то посторонний шум насторожил его. Он подхватил "льюис" и направился к тому месту, откуда, как он считал, упал Шилов. Есаул подошел к самому краю обрыва, осторожно заглянул вниз.
Егор замер, уцепившись за корни, стараясь вжаться в отвесную стену. Короткие секунды, пока Брылов смотрел вниз, показались Егору вечностью.
Потом есаул повернулся и увидел, что к нему направляется Лемке.
- Куда-а?! - крикнул Брылов, поднимая "льюис". - А ну, назад!
- Что-о? - опешил Лемке и остановился.
- Назад, говорю! - звонко повторил есаул. - Проваливай!
- Ты! - Ротмистр захлебнулся яростью. - Ты-и, щенок! А ну, развяжи мне руки! Да если б не я, ты этих денег никогда не увидел бы, недоносок! - Лемке брызгал слюной от звериного бешенства. Он приближался к Брылову, продолжая хрипло выкрикивать: - Сопляк, ничтожество! Я из-за этого золота сто раз под смертью ходил! Да я тебя!..
Договорить он не успел. Брылов нажал на гашетку. Пулемет сделал несколько выстрелов и замолк: кончились патроны.
Лемке пошатнулся, рухнул на колени. Пули пробили ему бедро и раздробили плечо. На рубахе расползалось алое пятно.
Шилов тяжело дышал, пот заливал глаза, сыпалась сверху земля. Он смертельно устал, но продолжал держаться ослабевшими руками за корни. Он слышал ругань, потом выстрелы. Собрав последние силы, Егор подтянулся и, выглянув, увидел, как есаул, бросив на землю пулемет, кинулся к баулу. Взвалив его себе на плечо, Брылов побежал вдоль обрыва, направляясь к пологому спуску - туда, где был плот.
Егор ухватился за кромку, еще подтянулся, закинул ногу и выбрался на поверхность. Он видел спину убегавшего рысцой Брылова, выдернул из-за пояса наган. Егор долго прицеливался, стараясь успокоить дыхание. Ослабевшая рука дрожала. Грохнул выстрел. Есаул споткнулся на бегу, но удержал равновесие и опять побежал, только теперь неуверенно, медленно переставляя ноги.
- Убей его, Шилов, голуба! - заорал Лемке, стоя на коленях. Лицо его было забрызгано кровью.
Шилов бросился догонять есаула. Тот спускался к реке, но двигался все неувереннее. Вот он выронил баул с золотом, обернулся, выдернул из кобуры маузер. Но выстрелить не успел. Шилов опередил его, два раза нажав курок.
Есаул упал.
Шилов приблизился к нему, остановился, тяжело дыша, молча смотрел на поверженного врага. Потом повернулся, ссутулившись, побрел между камней к тому месту, где есаул Брылов бросил свою добычу.
Егор устало прилег возле баула, раскрыл его, мельком взглянул на тускло поблескивающие золотые монеты, броши, колье, кольца и снова защелкнул пряжки.
Они сидели на берегу реки. Шилов порвал нижнюю рубаху на полосы, связал их и теперь бинтовал ротмистру Лемке рану на плече. День медленно клонился к вечеру, раскаленное докрасна солнце упало за верхушки сопок.
Лемке морщился, когда Егор сильно стягивал рану, потом поднял голову, спросил:
- Ты что, на себе меня понесешь, что ли?
- Понесу, - коротко ответил Егор.
- Эх, жалко, меня есаул не убил, - вздохнул ротмистр и усмехнулся. - То-то ты переживал бы.
- И что за жизнь такая? - больше обращаясь к самому себе, чем к Лемке, посетовал Егор. - Кого не надо убивают, а кого надо - перевязывать приходится.
Лемке не отозвался. Он глядел на баул. И вдруг после паузы попросил:
- Слышь, Шилов, покажи золото, а? Столько за ним гонялся и в глаза не видел.
Шилов затянул узелок, молча открыл баул, ногой подвинул его к Лемке. Ротмистр с непонятной усмешкой смотрел на золото.
- Пятьсот с лишком, - пробормотал он.
- Пятьсот с лишком, - отозвался Шилов.
Они смотрели на золото и думали каждый о своем. Затем Егор нагнулся и защелкнул баул. И вдруг Лемке повалился на бок, приблизился к Шилову и заговорил торопливо, лихорадочно:
- Кому и что ты доказать хочешь? Заче-ем? Мало лиха хватил? Вот - граница! Там ты сам себе хозяин! Уходи, не будь идиотом! Другого случая не будет, никогда в жизни не будет, пойми!
И чем больше он говорил, тем яснее начинал понимать, что его слова не трогают Егора.
Шилов спокойно сел на землю, стал сматывать остатки рубахи.
- Господи! - Лемке поднял глаза к небу. - Почему ты помогал этому кретину? Почему ему, а не мне?
- Потому, что ты все себе заграбастать хочешь, - спокойно ответил Шилов. - А бог велел делиться. - Шилов поднялся, добавил: - Пора, дорога длинная.
Двери кабинета Сарычева плотно закрыты. Секретарь губкома сидел на диване. Напротив него в кресле расположился молодой человек в перетянутом ремнями френче. Представитель из Москвы напряженно слушал Сарычева, жадно курил и стряхивал пепел мимо уже полной окурков пепельницы.
- И вот наконец известие из Омска, которого я ждал, - негромко говорил Сарычев и протянул собеседнику небольшой, заляпанный печатями лист бумаги.
Тот быстро его прочел, вернул Сарычеву.
- Так, - представитель из Москвы хрустнул пальцами. - А этот мундштук можно посмотреть?
- Пожалуйста. - Сарычев вынул из кармана слоновой кости мундштук, положил на маленький столик, разделявший его с молодым человеком во френче.
Некоторое время они молчали.
- Где, вы говорите, он теперь? - спросил представитель, подняв на Сарычева глаза.
Сарычев подошел к стене, отдернул занавеску, прикрывающую карту, ткнул пальцем.
- Вот тут. Вместе с частью отряда он продолжает поиски остатков разбитой банды. - Сарычев закрыл карту, вернулся на диван. Сел, концом шарфа начал протирать стекла очков.
- Почему вы его до сих пор не отозвали? - спросил представитель.
- Честно говоря, боялся. Больно уж он осторожен. Я боялся, почует неладное и уйдет. А без него мы потеряем ключи ко всему подпольному центру.
- Логично. - Представитель из Москвы придавил папиросу, встал и подошел к окну. - Ну, что ж... будем брать на месте. - Он повернулся, внимательно посмотрел на Сарычева и спросил: - Ну а с золотом-то как, Василий Антонович?
Сарычев некоторое время молчал опустив голову. Потом поднял глаза, открыто посмотрел на молодого человека и тихо, но твердо сказал:
- Это моя вина, Дмитрий Петрович. Я был инициатором операции... И отвечу перед партией по всем законам нашего трудного времени.
Сапоги глубоко проваливались в моховую подушку, и Егор с трудом вытаскивал ноги. Его шатало от усталости, страшно хотелось пить. На груди Шилова, схваченный ремнями, висел баул, на спине Егор нес ротмистра.
- Правее бери, - советовал ротмистр. - Там потверже.
Шилов не отвечал, дышал хрипло, открыв рот. Кедровые и еловые лапы цеплялись, шуршали по одежде, похрустывали сучья.
Он прошел еще несколько метров, осторожно опустил ротмистра в мох, сбросил баул и сам плюхнулся на землю, тяжело дыша.
- А в сущности, мне теперь наплевать, донесешь ты меня или нет...
- Донесу. А ну покажи ногу.
Шилов размотал окровавленные тряпки, некоторое время угрюмо смотрел.
- Гниет... - проговорил ротмистр. - Дело труба, гангреной пахнет.
Шилов молча встал и пошел в лесную чащу. Лемке повалился на спину, закинул за голову здоровую руку. Что-то сонно бормотали вековые сосны и кедры, далеко вверху голубело небо. Ротмистр, нахмурившись, смотрел в эту бездонную синеву.
Егор скоро вернулся с пучком каких-то листьев, размял их, приложил к ране и снова замотал тряпки.
- По-моему, железная дорога в той стороне. - Лемке показал вправо.
- Нет, там. - Шилов кивнул в противоположную сторону и вновь поднялся.
Ножом он долго срезал молодую тонкую ель. Сыпалась белая влажная щепа, Егор кряхтел, шепотом ругался.
Лемке лежал на спине, говорил задумчиво:
- У матушки было маленькое имение... Пили по вечерам чай на веранде, разговаривали о судьбах России. - Он усмехнулся. - Брат музицировал. Настойку закусывали ветчиной, матушка сама ее коптила. Превосходная была ветчина... А потом брата убили в Галиции, во время брусиловского наступления.
- Когда? - вдруг спросил Шилов.
- В августе пятнадцатого.
- Я там тоже был, - отозвался Шилов. Он перевел дух и снова принялся резать ствол ели.
- Н-да-а... - протянул Лемке. - А потом имение сожгли к черту, библиотеку разграбили. Как тебе это нравится, Шилов? - Лемке повернул голову и посмотрел на Егора.
Тот, навалившись на подрезанный ствол ели, старался сломать его. Раздался сухой треск, и ствол резко переломился. Шилов упал. Лежал, раскинув руки, отдыхал.
- Ты что, Шилов? - встревожился Лемке и приподнялся на локте. - Шилов, что с тобой?
- Ничего, - помолчав, ответил Шилов и поднялся. - Отдохнул маленько...
Он встряхнул ель, подтащил ее к Лемке, сказал с улыбкой:
- Садись, ваше благородие!
Он помог Лемке сесть на еловые лапы, подумал и сказал:
- Ты лучше ложись.
Лемке повиновался. Шилов поставил рядом с ним баул, приказал:
- Держи.
Потом сделал из ремней нечто вроде бурлацкой петли, зацепил за крепкий сук, другой конец перекинул через плечо, поднапрягся и потащил. Лемке усмехнулся:
- Мне только кнута не хватает.
Наклонившись всем корпусом вперед, Шилов медленно передвигал ноги. Все так же сдержанно и могуче дышала тайга, потрескивали, раскачиваясь под ветром, ровные и желтые, будто свечи, стволы сосен.
Лемке смотрел в помутневшее от наплывавших вечерних сумерек небо, молчал.
- Отдохнул бы, Шилов? - тихо сказал Лемке.
Егор не ответил. Все так же шел и шел. Шаг за шагом, метр за метром. Слышалось хриплое, надсадное дыхание.
Желтые хвосты пламени, разбрызгивая искры, метались из стороны в сторону. Тяжелое, черное небо нависло низко над землей. Шилов и Лемке молчали, задумчиво смотрели на костер, слушали, как шумит тайга, как потрескивают и стреляют еловые шишки, и каждый думал о своем. Из далекой таежной чащи донесся тоскливый, хватающий за душу волчий вой.
- Если с голоду не подохнем, так волки сожрут, - спокойно проговорил Лемке. - Сколько у тебя патронов осталось?
Шилов вытащил из-за пояса наган, повернул барабан, ответил:
- Три...
Неожиданно закуковала кукушка - одиноко, протяжно. И вдруг замолчала.
- Кукушка, кукушка, сколько нам жить осталось? - громко спросил Лемке, и таежные чащобы отозвались слабым эхом.
Птица ответила. Она куковала, а Шилов и Лемке шепотом считали. Было видно, как у них шевелятся губы.
"Ку-ку, ку-ку, ку-ку..."
Она прокуковала одиннадцать раз и замолчала.
- Вранье, - сказал Лемке и усмехнулся.
- Ты ото что? - спросил Шилов.
- Про кукушку. - Ротмистр вздохнул, задумчиво уставился в огонь. Он лежал на боку, подперев кулаком голову. - Один бог правду видит... да не скоро скажет. А вы и бога у народа отняли. А как он без бога жить будет, русский-то народ, вы об этом думали?