Ей показалось или он действительно "сделал стойку"? Мириам давно не удивляли чувственные взгляды менее именитых мужчин; с юных лет, с тех пор, как набухла ее грудь, она привыкла к свисту вдогонку, но пронзительный взгляд султана ее напугал. На мгновение ей показалось, что они знакомы. Или, если быть более точным, она с ним обязательно познакомится. С высоты прожитых лет Мириам потом поймет, что в жизни есть судьбоносные мгновения, когда некая сила свыше сводит вместе расходящиеся дорожки смертных. Когда люди, которым суждено вместе писать запутанную историю, соединятся впервые волею судьбы. Именно в такие моменты все чувства обострены, по спине пробегает холодок, а дыхание Господа Бога очищает душу, слегка окропив сердца трепетом предчувствия.
Но мгновение это миновало. Султан повернулся к стоявшему рядом с ним Маймониду и ласково улыбнулся.
- Друг мой, слышал, ты прибыл с хорошими вестями, - сказал султан.
- Сегодня, сеид, приехала из Каира моя семья. Удостой их чести быть представленными тебе! - ответил Маймонид.
- Разумеется. - Глаза Саладина вновь на мгновение остановились на Мириам - девушка почувствовала знакомый трепет.
Когда Маймонид стал подталкивать Ревекку к трону и помог пожилой женщине наклониться, припав к сандалиям Саладина, Мириам поняла, что дяде не терпится покончить с церемониями и выпроводить свою семью из дворца. Старик рассказал Мириам, что, пока султан скрывается в Иерусалиме от клубка интриг, преследовавших его в Каире, завистливые дворяне из круга приближенных не дремлют. Маймонид - еврей, поэтому ему не привыкать к обидам со стороны враждебно настроенной свиты султана, недовольной тем, что их правитель оказывает хоть малейший знак внимания своему лекарю.
Все это Мириам прекрасно понимала, даже не заходя в царские палаты. После теплых, но поспешных объятий дядюшка отвел Мириам в сторону и прочел ей нотацию касательно правил придворного этикета, чтобы подготовить племянницу к аудиенции с самым влиятельным властителем на земле. Раввин не хотел представлять ко двору свою жену и племянницу, но Саладин настоял. Султан посчитал, что давно пора познакомиться с восхитительной женщиной, которая уже столько лет мирится с причудами его своенравного лекаря. Поэтому у Маймонида не осталось выбора - лишь подготовить семью и молиться, чтобы сие суровое испытание поскорее закончилось.
И сейчас Мириам поняла почему. Когда ее тетя поклонилась султану, Мириам заметила неприязненные и потрясенные взгляды, которыми обменялись некоторые дворяне в чалмах. По их мнению, уважение Саладина к народу иной веры - политическая необходимость, которая поможет сохранить мир среди простых людей. Но они явно не понимали, зачем удостаивать подобной чести этих еврейских проходимцев во дворце султана.
Когда Ревекка посторонилась, а ее место, дабы выказать почтение владыке, заняла Мириам, все взоры обратились к последней. Мириам знала, что мужчины считают ее красавицей: копна черных волос и зеленые, словно воды Средиземноморья, глаза. Она не искала внимания, но когда ей его уделяли, обращала себе на пользу.
- А это, сеид, моя племянница Мириам. Мы с Ревеккой воспитывали ее как дочь. Мириам с детства мечтала увидеть Иерусалим. Благодаря твоему мужеству ее мечта осуществилась. - Маймонид явно лебезил перед своим господином. Саладин коротко кивнул, не сводя глаз с великолепной грации в голубом шифоне, склонившейся у его ног.
- Тогда я обязан удостовериться, что вам показали весь город, - заметил султан.
Мириам подняла глаза и встретилась с немигающим взглядом Саладина.
- Султан оказывает мне честь своим подарком.
- Как и ты оказываешь нам честь своей красотой.
Присутствующие зашептались. К удивлению примешивалось неодобрение. Женщины редко разговаривали в присутствии султана, и от этого обмена любезностями воздух в зале накалился. Маймонид неловко затоптался на месте.
- Сеид, моя племянница устала после утомительного путешествия. Я отвезу ее домой.
Саладин не сводил с Мириам глаз. Ей показалось, что во взгляде султана что-то промелькнуло. Это испытание? Он бросает ей вызов? Или что-то другое? Как обычно, а иногда на свою беду, Мириам решила испытать удачу.
- Но, дядя, разве нынче не час суда? Я слышала о величайшей мудрости султана и желаю увидеть, как он решает споры. - Она запнулась и добавила: - Если позволишь, сеид.
От нее не укрылось, как побледнел дядя, а затем она услышала шепот придворных сплетников, перешедший вскоре в настоящий гул. Пусть боятся! Мириам всю сознательную жизнь нарушала границы дозволенного, которые общество пыталось навязать ей как женщине, к тому же еврейке. Многие мужчины под страхом смерти не решились бы так самоуверенно разговаривать с Саладином. Но девушке все было нипочем. Она давным-давно, а именно после того, что произошло на пустынной дороге близ Синая, перестала испытывать страх и многие другие чувства.
Саладина, со своей стороны, казалось, развеселила, даже восхитила ее храбрость.
- С огромным удовольствием, юная Мириам. - Он повернулся к одному из своих телохранителей и велел: - Представьте первое дело.
Мириам отступила в сторону, к своим напуганным дяде и тете. Она знала, что их постоянно поражает ее дерзость, но таков уж у нее характер. Такой ее сделала жизнь.
Резные, украшенные серебром двери зала правосудия распахнулись, и ошеломленная Мириам увидела, как телохранитель втянул внутрь испуганную женщину. За ними следовал надменный мужчина в богато расшитой рубахе, подпоясанной пурпурным кушаком - знаком благородного человека. Мириам догадалась, что это обвинитель. Женщина была бледной и худой, со спутанными от пота темно-каштановыми волосами и заплаканными глазами. Она не производила впечатления человека, способного совершить преступление, к тому же настолько тяжкое, что потребовалось вмешательство султана.
Мириам взглянула на Саладина и заметила растерянность на его лице. Султана явно посетили те же мысли. Он повернулся к своему неулыбчивому визирю, кади аль-Фадилю, восседавшему на богато украшенной тахте по правую руку от него: прямая как стрела спина, над головой, словно нимб, почти ощущаемая аура горделивого аристократизма. Аль-Фадиль изучал свиток, где подробно описывалось дело этой женщины.
- Кто она и в чем ее вина? - Саладин говорил сурово и отрывисто, без какого бы то ни было намека на игривость и флирт, которые минуту назад сквозили в его тоне.
Аль-Фадиль свернул свиток и взглянул на повелителя.
- Заключенную зовут Зейнаб бинт Акиль. Она - жена торговца коврами Юнуса ибн Варака из Вифлеема. - Визирь отвечал высоким, гнусавым голосом, от которого у Мириам разболелась голова. Аль-Фадиль кивнул на богато одетого мужчину. - Она обвиняется в прелюбодеянии с абиссинским рабом.
Зейнаб стыдливо опустила голову. Мириам заметила зловещие взгляды, которые бросали присутствующие на униженную женщину, и ее сердце словно пронзили острые кинжалы.
- Где раб? - прервал обвинение Саладин. Он не сводил глаз с дрожащей женщины.
- Ее муж убил его, когда обнаружил эту тварь в постели со своей женой, - ответил визирь.
- Очень удобно. Есть еще свидетели?
- Только муж, сеид, но ибн Варака - глубоко уважаемый в городе человек. Его слово…
- …без доказательств ничего не значит. В священном Коране говорится, что нужно представить четырех свидетелей прелюбодеяния.
Мириам удивилась. Она отлично знала исламские законы, слышала, что об идеалах Корана громко рассуждают при дворе, но редко следуют им, особенно если речь идет о правах женщин. Закон о наличии четырех свидетелей внебрачной связи был вписан в Коран после скандала, разгоревшегося вокруг любимой жены Мухаммеда, вспыльчивой Айши. Когда юная Айша затерялась в пустыне, отстав от каравана, который возвращался в Медину, ее нашел прекрасный воин. И он же поспешил на помощь одинокой девушке, сопроводив мать всех верующих к оазису, служившему мусульманской столицей. Но там Айшу встретили сплетни и презрение. Хитрые недруги из зависти к преданности Мухаммеда этой гордой красавице распустили слухи о том, что у нее была любовная связь с ее спасителем.
Скандал грозил разобщить зарождавшуюся религиозную общину - умму, - когда Пророк получил от Аллаха откровение, снимающее с его жены подозрение в измене: любое обвинение в неверности должно быть подкреплено показаниями четырех лиц, ставшими непосредственными свидетелями самого акта прелюбодеяния. Такое условие было направлено на защиту женской чести, особенно это касалось публичной порки - наказания за преступление. Провинившуюся даже могли забросать камнями, в зависимости от свода правил поведения мусульман, по которому судили несчастную. Мириам уважала добрые намерения Корана, но прекрасно знала, что на практике мужчины, жаждущие контролировать женщин, часто игнорируют или неверно истолковывают то, что написано в Коране. Тот факт, что Саладин не на словах, а на деле руководствуется постулатами древней книги, удивляло. Особенно во время войны.
Удивилась не одна Мириам, но и присутствующие придворные, а также муж-рогоносец. Торговец коврами сделал шаг вперед, чтобы поддержать обвинение.
- Сеид, клянусь Аллахом, я…
- Я не давал тебе слова! - В глазах Саладина вспыхнула ярость; муж поспешно отступил, низко кланяясь, выражая покорность и смирение. В то же мгновение Мириам поняла, что на самом деле в Саладине под маской доброго правителя скрывается бесстрашный воин. Воздух в зале сгустился от нервного напряжения, когда придворным напомнили, в чьем присутствии они находятся.
Саладин перевел взгляд на лежащую перед троном женщину.
- Женщина, встань. Посмотри на меня, - велел он.
Она тут же выполнила приказ, однако ноги ее дрожали, и казалось, что они могут в любую минуту подкоситься. Несчастная робко подняла голову, но не решилась посмотреть Саладину прямо в глаза. Мириам почувствовало, как внутри у нее все сжалось при виде этой женщины, и она стала молиться о том, чтобы Бог, если он слышит, поскорее положил этому конец. Ради обвиняемой.
- Зейнаб бинт Акиль, тебя обвиняют справедливо?
Слезы потекли по щекам бедной женщины, но она молчала. Со своего места Мириам видела ее затылок и шею и не на шутку разозлилась: на шее обвиняемой остался след от удара кнутом - судя по цвету, явно свежий. Шрам шел от затылка и исчезал под красной рубахой. Возмущение Мириам достигло критической точки, и она, повернувшись к дяде, который безучастно стоял во время всего происходящего, прошептала:
- Смотри, что они с ней сделали.
Маймонид отчаянно замахал племяннице, чтобы та помолчала, но было уже поздно. Визирь, услышав слова молодой еврейки, был явно потрясен ее дерзостью.
- Как ты смела заговорить, когда султан вершит правосудие? - сурово произнес аль-Фадиль.
Мириам вздрогнула, ее щеки запылали. По залу пронесся гул возмущенных голосов. Неслыханное неуважение к дворцовому этикету! Особенно со стороны неверной.
- Сеид, она молода… не обучена дворцовому этикету. Молю простить ее глупость. Это все по молодости, - быстро заговорил Маймонид, надеясь погасить пожар, пока не поздно.
Мириам вновь почувствовала на себе взгляд Саладина. Но скорее удивленный, чем разгневанный. Уголок его рта подергивался, как будто он пытался сдержать улыбку.
- Не бойся. Мне интересно твое мнение по этому делу, юная Мириам, - успокоил султан.
На мгновение Мириам растерялась. Но затем, взглянув на несчастное, дрожащее от страха создание в центре зала, решила сказать правду.
- Сеид, твои телохранители привыкли избивать женщин? Взгляни, во что они превратили ее спину.
Придворные замерли от такой наглости, Маймонид закрыл лицо руками. Мириам знала, что подумал ее дядя: даже его болтливая Ревекка понимает, когда и где можно распускать язык. Тетя стояла молча, хотя укор в ее разгневанных глазах был красноречивее слов. Нет, их племянница безнадежна. Она будет сама копать себе могилу, пока та не станет достаточно глубокой, чтобы уместилась вся их семья. Все возрастающая враждебность придворных должна была насторожить Мириам, тем не менее она чувствовала себя в безопасности, пока к ней благоволил Саладин. Она по опыту знала, что мужчина многое может позволить женщине, если очарован ее красотой, а потому надеялась, что и сегодня это наблюдение не подведет ее.
Как бы там ни было, слова Мириам возымели ожидаемый эффект. Саладин встал с трона и подошел к заключенной. Зейнаб замерла, не зная, как себя вести, когда султан обходил вокруг нее. Его шершавые руки, загрубевшие от боев и жизни в пустыне, ощупали ее шею. Заметив след от кнута, султан расстегнул рубаху женщины, обнажив верхнюю часть спины.
Мириам чуть не стошнило. Все плечи Зейнаб покрывали шрамы, кожа сморщилась и кое-как затянулась вокруг ран. Когда ее печальный секрет был раскрыт, Зейнаб не смогла больше сдерживать рыданий.
Мириам заметила, как изменилось лицо Саладина: из рассудительного судьи он превратился в разгневанного воина. Он повернулся к телохранителю, конвоировавшему женщину из тюрьмы. Тот был на голову выше султана, но под пристальным взглядом господина съежился, а его густые коричневые усы нервно задергались.
- Твоих рук дело? - Несмотря на холодный тон, Саладин говорил негромко, почти шепотом. Мириам почувствовала, как по спине пробежал холодок. В этом спокойном голосе угрозы слышалось больше, чем в воплях разозленного человека.
- Нет, сеид. Клянусь Аллахом. Я никогда не поднял бы руку на женщину, - ответил телохранитель.
Саладин долго и пристально смотрел телохранителю в глаза, как будто хотел проникнуть в его душу. Затем он повернулся к Зейнаб:
- Кто это сделал?
Зейнаб зашлась в рыданиях и, прикрыв рот рукой, покачала головой.
- Отвечай султану!
- Мой… мой муж… кнутом. - Она захлебывалась рыданиями, но слова, заглушаемые всхлипами, резанули Мириам по сердцу. Не нужно быть Синдбадом и путешествовать в дальние дали, чтобы повстречаться с чудовищами. Ты сталкиваешься с ними каждый день, хотя они и приняли обличье благообразных людей.
После того как Саладин выслушал признание женщины, его лицо вновь стало безразличным, все чувства спрятались в потайные уголки души. Он внимательно осмотрел синяки, прежде чем застегнуть рубаху и скрыть позор обвиняемой от окружающего мира.
- Некоторые синяки старые. Тебя избивали и раньше, до этого предполагаемого происшествия с рабом?
У Зейнаб не осталось сил говорить, она лишь слабо кивнула. Саладин повернулся к Юнусу ибн Вараку, гнев повелителя пал на "жертву" преступления.
- Скажи мне, торговец коврами, разве мужчине, оплоту общества, гоже избивать супругу, словно мула?
Ибн Варак побледнел. Он явно не ожидал, что дело примет такой поворот.
- Я лишь время от времени учу ее дисциплине. Это мое право.
Мириам захотелось прямо здесь и сейчас выцарапать ему глаза.
- Я вижу. - Саладин вернулся на свое место, в его голосе вновь зазвучал металл: - Я разрешил ваш спор. Поскольку ты не можешь представить четырех свидетелей, чтобы подкрепить свое обвинение, как того требует Коран, я признаю Зейнаб бинт Акиль невиновной в супружеской измене.
В зале удивленно зашептались, но испепеляющий взгляд визиря заставил всех замолчать.
- И согласно Корану я признаю Юнуса ибн Варака виновным в том, что он выдвинул ложное обвинение, запятнав честь непорочной женщины. Приговариваю его к восьмидесяти ударам плетью. Нет, кнутом.
Юнус стал протестовать, но его тут же схватили стражники и потащили прочь из зала правосудия. Присутствующие, изумленные происходящим, притихли. Мириам была ошарашена не меньше остальных. В Коране также было установлено наказание за неспособность представить четырех свидетелей прелюбодеяния - в ответ на скандал вокруг Айши. Последнее средство было призвано защитить честь женщины от досужих сплетников и тех, кто ради корысти хотел избавиться от своих жен. Но с течением времени об этом пункте забыли, поскольку из-за жизненных превратностей и упадка культуры снизилась ценность женской чести.
В этот момент Мириам поняла, почему подданные так преданы своему султану, - он являлся живым воплощением справедливости и моральных ценностей, которые были присущи Мухаммеду и его ранним последователям. Мусульмане всегда говорили о золотом веке, о днях правления праведных халифов, как будто превознося минувшую эру. Саладин чудесным образом стал воплощением этой золотой эры.
Зейнаб была слишком потрясена событиями сегодняшнего дня и никак не реагировала. Она пришла сюда, полагая, что ее ждет смертная казнь, поэтому не выражала никакой жалости к жертве. Несчастная женщина наконец подняла голову и встретилась взглядом с Саладином, будто ища подтверждения, что все это не жестокая шутка и ее действительно не казнят. Саладин ответил ей улыбкой.
- Если пожелаешь, я разведу вас и отправлю тебя в родительский дом, - сказал султан.
Зейнаб упала на колени и ударилась лбом о землю.
- Навеки останусь твоей благодарной слугой! - воскликнула она.
Саладин опять встал с трона и подошел к лежавшей ниц женщине. Обнял ее за плечи и помог встать.
- Благодари Аллаха. Надеюсь, ты забудешь прошлое и когда-нибудь встретишь настоящую любовь. Нет в жизни мгновения прекраснее, когда встречаешь сердечного друга.
Телохранитель взял благодарную Зейнаб за руку и повел ее из зала правосудия. Проходя мимо Мириам, женщина встретилась с ней взглядом, но промолчала. Слова были излишни. Мириам едва заметно кивнула в знак того, что принимает молчаливую благодарность Зейнаб.
- Что ж, друг мой, ты доволен тем, как я разрешил дело? - Саладин вновь сидел на троне и обращался к Маймониду, который хранил гробовое молчание в надежде, что племянница перестанет навлекать дурную славу на их семью.
- Султан мудр и милосерден. Особенно в делах сердечных, - ответил раввин.
- Думаю, жены из гарема вынесут для себя урок.
По залу пронесся нервный смешок в ответ на эту самокритичную шутку султана. Мириам заметила, что Саладин вновь разглядывает ее.
- А ты, моя госпожа? Находишь ли ты решение султана справедливым?
Мириам гордо тряхнула головой. Если придворные сплетники хотят посудачить, что ж, пусть судачат. Она была решительно настроена на то, чтобы сохранить свое достоинство под ревнивыми взглядами сотен людей.
- Я присоединяюсь к словам дяди.
- Тогда добро пожаловать в Иерусалим. Надеюсь, что ты еще почтишь наш дворец своим присутствием. И примешь во внимание все сказанное мною. У женщины с твоими умом и красотой найдется немало воздыхателей в граде Божьем. - Саладин запнулся и, пристально посмотрев ей в глаза, повторил: - Нет в жизни мгновения прекраснее, когда встречаешь сердечного друга.
Султан поднялся с трона, присутствующие с поклоном проводили его из зала. Подняв голову, Мириам почувствовала, как дядя крепко сжал ее руку.
- Ты еще многого не знаешь о придворной жизни, дитя, - зло прошептал он. - В тени прячутся недоброжелатели. Будет лучше, если ты впредь не станешь привлекать к себе внимание.