- Эх, внук, - дед смотрит на меня как на несмышленыша, - мы с самого начала, от самой границы на Берлин шли. А то, что сначала маленько отошли, ну, что ж, война ведь, не все сразу делалось. Разные маневры были.
- Уж и маневры, - говорю недоверчиво, - чуть полземли не отдали, а ты говоришь - маневры.
- Ну и что, война ведь. Ты учти, внук, сражение в войне можно проиграть, важно саму войну выиграть. Это, знаешь ли, истина древняя, не я придумал. Словом, как надел я белый полушубок, погоны к тому времени подоспели, валенки тоже новые, так стал себя уверенней чувствовать - командир!
И дед продолжает свой рассказ.
Он много мне рассказал о войне. И много я о ней читал. Я даже библиотеку собрал - мемуары знаменитых полководцев, не всех, конечно, попробуй достань-ка! Но многих. И романы, повести о войне, особенно о пограничниках. А все же с рассказами деда ничего не сравнится. Словно сам там побывал. Я эти рассказы часто вспоминаю.
А по физкультуре я действительно здорово учился. Мне через "коня" летать, кувырки делать - раз плюнуть. Хуже стало, когда стал заниматься самбо. Еще бы, чемпион! Ну, пусть не сегодняшний, завтрашний, разрядник, победитель, районного первенства. Ну что мне какая-то там жалкая физкультура? Это пусть Борька Рогачев - кореш был в те годы закадычный (мы с ним всю школу за одной партой просидели) - там на брусьях валяется или со скалкой прыгает, как девчонки. Но, смотрю, в кроссе он меня уделал.
- Если трое нападут, - смеется, - еще посмотрим, как ты с ними со своей самбой управишься, а я, будь здоров, только мои пятки и видели.
- Во-во, - говорю, - ты же храбрец великий, ты не то что от хулиганья, ты и от девчонок готов на край света драпать.
- Э, нет, - подмигивает, - от девчонок не драпаю, наоборот, за ними. Ты кто? Солдафон с детских лет, оловянный солдатик, у тебя в башке, кроме нагана, следовой полосы, или как она там называется, да портянок, ничего нет, а я, брат, интеллектуал. Ты иди со своим Акбаром гуляй, а я уж с Ленкой Царновой из восьмого "А" погуляю.
Это мы так пикируемся, такой стиль у нас, а вообще-то дружили крепко.
С Ленкой же у них великий роман, вся школа знает, даже классная руководительница Галина Крониговна. И меры принимает. Но Борьке все нипочем, учится он на пятерки, с дисциплиной все в порядке, металлолома на целый крейсер небось собрал (не удивлюсь, если он для этого целый крейсер или на худой конец соседский "Запорожец" разобрал).
Галина Крониговна его вызывает (он мне потом рассказывал) и говорит, надев очки:
- Рогачев, ты ведь дружишь с Царновой из восьмого "А". Значит, хорошо к ней относишься, уважаешь. Друзей надо уважать. Так не ставь ее в неловкое положение в глазах класса. Говорят, вы с ней вчера после уроков шли домой и… и…
- И целовались, - он врезается, - правильно, Галина Крониговна. Потому что у меня с Ленкой не дружба, а роман и…
- Рогачев, - Галина Крониговна всплескивает руками и округляет глаза, - ты думаешь, что ты говоришь?
- А что такого, Галина Крониговна, что я сделал плохого? Мы уже взрослые. Все знаем. Надо в школе преподавать сексологию, об этом в газетах пишут…
- Рогачев! Немедленно выйди из учительской! Мы еще поговорим с тобой.
- Пожалуйста, - он пожимает плечами, выходит и мчится ко мне рассказать о разговоре. Хохочет как дурак и закуривает. (Мы спрятались в уборной.) Я-то не курю - я ведь спортсмен. И горжусь этим не меньше, чем он гордится своим курением. Между прочим, дымить не умеет, кашляет, давится, плюется. (Впрочем, к десятому классу он курительную науку освоил в совершенстве.)
Я, конечно, смех его поддерживал, заливался вовсю, но хотите честно? Внутренне был на стороне Галины Крониговны. Нет, серьезно. Ну что ты? Эта Царнова - длинноножка, косички, бантики, мамзель-финтифля. Идут, целуются у народа на виду. К чему это? Вообще, рассуждал я тогда, девчонки - это нас унижает. Прямо диву даешься - какой-нибудь верзила десятиклассник тащится за девчонкой, портфельчик ее несет, мешок с туфлями. Как собачонка, только что не в зубах. Апорт! Не понимаю! Нет, дружить надо на равных. Как мы с Тоськой Баклановой. Как мальчишки. На каток вместе мотались. Она ко мне на самбо болеть приходила. Уроки тоже друг у друга готовили. Но при чем тут поцелуи? Все открыто. Представляю, что бы было, если б я вздумал ее поцеловать. У нее мышцы будь здоров (за сборную школы в волейбол играет). Она б меня небось повыше любой свечи запустила.
Вот так я тогда думал. До самого девятого класса. Пока, вспоминая эти мои мысли, однажды со смехом не рассказал ей об этом.
Посмотрела она на меня с жалостью, вздохнула и сказала:
- Ох, и дурак же ты, Жуков, сколько времени потеряли.
А потом так деловито сумочку с туфлями отставила (по улице ведь шли), обняла своими волейбольными руками - не вырвешься да так поцеловала, что я потом неделю со звоном в голове ходил.
Простой я был в школе парень, бесхитростный и наивный в таких делах до идиотизма.
Но только в таких делах. В других о-го-го соображал. Вот в самбо, например.
Я увлекся этим видом спорта по-настоящему. По причине, рассказанной в десятках повестей, очерков, популярных агиткнижонок, но, главное, действительно весьма типичной. Где-то в пятом классе при очередной школьной потасовке мне крепко попало. Еще бы - их было трое, я - один, да и старше они были класса на два. Ну и, конечно, я стал мечтать о каратэ, боксе, самбо, дзюдо и тому подобном, что позволило бы мне, владей я ими, побеждать всех обидчиков до десятого класса включительно.
Нашел разные книжки, попробовал заниматься самостоятельно, с другими ребятами из класса. В конце концов записался в секцию, удалось попасть в "Динамо". Ездить, правда, далеко, зато престижно.
Тренер наш, Владлен Андреев, был мастер своего дела, а я энтузиаст, упрямец и здоровяк. Так что успех пришел сразу. К восьмому классу имел первый юношеский разряд.
Любил похвастаться, на переменках демонстрировал ребятам приемы, пока не повредил кому-то руку. Попало мне здорово от всех - от отца, от деда, от тренера, от Галины Крониговны и, как ни странно, больше всего от Тоси.
Весь побитый морально пришел к ней готовить сочинение. С того дня, ну, с того поцелуя, я хоть дежурно и упорствовал, мол, друзья мы только, но, кроме подковырок со стороны Борьки, да и других ребят, ничего не слышал. Что касается Тоси, то романтическую сторону наших отношений она полностью взяла в свои руки. А поскольку, как я уже говорил, были они у нее крепкие, деваться мне было некуда.
И вот пришел к ней тогда заниматься, а она говорит:
- Тебе не стыдно? Ну кому чего хочешь доказать? Ну, самбист, ну, разрядник, и что? Пойди в первый класс, там ты с десятью справишься. Позор.
- Так я ж нечаянно, - говорю.
- Еще б не хватало, чтоб нарочно! Силу девать некуда, иди вагоны грузи, вон ребята из десятого "Б" грузят, а на выручку моторку хотят купить. А ты…
- Ну нечаянно я, - повторяю как попугай.
- Нечаянно, нечаянно, ты себе руку никогда нечаянно не вывихивал? Нет? А ему, значит, можно?
- И себе зашибал, было несколько раз. Но ему-то я нечаянно, понимаешь?..
- Знаешь что, Андрей, чтоб я от тебя это слово больше не слышала. Ничего не бывает нечаянно. За все надо отвечать.
Сели готовить сочинение.
Но ведь что интересно. Она чуть не слово в слово повторила слова отца.
Я когда стал оправдываться и чертово это "нечаянно" сказал, он мне говорит спокойно, тихо (он никогда не кричит):
- Запомни, сынок, человек отвечает за все, что сделал, и за то, что не сделал, а должен был сделать - тоже. Это запомни, а вот слово "нечаянно" забудь.
Они что, сговорились, что ли?
А самбо - штука хитрая. В каждом спорте идет борьба силы, ловкости, быстроты и ума, конечно. Всего. Это я уже тогда понимал. Но в самбо встречается ситуация, которой нет ни в одном виде спорта: провожу болевой прием, дожимаю руку противника или ногу, а он не сдается! Не стучит ладонью по ковру. Хоть ты тресни, не стучит, и все! Что делать? Ведь еще сантиметр, и сломаю ему к черту руку. Болевой прием в самбо - это нажим против естественного сгиба локтя, например. Жму, а он не сдается. Вот тут вступают в силу особые категории: невероятная сила воли, стремление устоять, стремление победить, гуманность, умение сдержать себя… Конечно, есть судья, он обычно и решает вопрос. Судьи - люди опытные, они точно улавливают момент, но сама постановка вопроса интересная. И мне кажется, что она моделирует службу милиционера, пограничника. Мы задерживаем правонарушителей, разных, конечно, диверсанта с вором не сравнишь (хотя милиционерам и с убийцами и бандитами дело иметь приходится). Задерживаем, а не казним. Что проще - увидел его и стреляй! Всего и делов. Нет, иной раз часами преследуем, окружаем, он отстреливается, с ножом на тебя лезет. А ты изворачивайся, бери живым, не убивай. Как в самбо - ломай руку, но не сломай.
Впрочем, эти философские мысли забредали мне в голову много позже. Тогда я об этом не думал. Один раз только поспорил на эту тему с Борькой.
Прибегает ко мне запыхавшийся, возбужденный, но сияет.
- Что случилось, - спрашиваю, - кеды адидасовские у фарцовщиков купил?
- Да какие кеды, - вопит, - я ему, знаешь, как врезал!
- Тихо, не вопи. Кому врезал?
И он рассказывает. Пристали к нему двое, когда в школу шел. Рубль отняли. Не наши. Какие-то пришлые бродяги. Он, чтоб не били, лапки кверху, рубль свой отдать поторопился. А только они его отпустили, проходными пробежал - мы-то тут каждый двор знали - и, когда те с подворотней поравнялись, камнем в них и засадил.
- Наверняка в десятку, - радуется, - один так взвыл, дом чуть не обвалился. Во, брат!
- Чего "во", - говорю, - чего "во". Нашел, чем хвалиться: из-за угла…
- А что ж, - недоволен, - цветы в него кидать? Он меня грабит, а я ему - букет?
- Не цветы, конечно, но камнем…
- Слушай, - говорит, - ты, Жуков, какой-то Иисус или Толстой, что ли. Тебе по морде, а ты другую щеку, да? Хорошо, ты "гений самбо", а я, между прочим, легкоатлет, бегун, а не толкатель ядра, что ж, прикажешь всем рубли раздавать, может, еще носки им отдать? Как могу, так и воюю…
Молчу. А что я могу ему сказать? Чувствую, что не прав он, но в чем? Только камень из подворотни швырять - это как-то, не знаю… Думаю, Тоська не одобрила бы.
Мы были в десятом, когда с ней расстались. Кончилась наша "дружба". Дружба, ха, ха, не могу! А кончилась она так. Родители ее уехали в дом отдыха, уж не знаю, почему они октябрь выбрали, может, по работе раньше не могли. Вся квартира - ее, классные кассеты. Мы чуть не каждый день там собирались. Девчонки жратву несли, ребята - кое-чего покрепче. Танцевали до упаду. Тут, конечно, Борис со своей Царновой высший класс выдавали. Замечу, что к десятому эта фитюлька Ленка, ну прямо Лоллобриджида стала, красотища небывалая, из других школ экскурсии приходили на нее смотреть. Но она Борьке верность хранила железную. Прямо Пенелопа. Вот на последней такой сходке - через день Тоськины родители возвращались - чувствую, она какая-то сама не своя. И смеется, и острит, и болтает - по по ее, искусственная какая-то, будто спектакль играет. И шепчет мне:
- Ты со всеми уходи и сразу обратно, поговорить надо.
Повеселились, потанцевали. Ухожу со всеми. Возвращаюсь один. Она уже в халате, тащит в комнату. Глаза блестят, дышит, как после пятой партии. И, чувствую, выпила лишнего. Так-то она, как и я, ничего не пьет - спортсменка. Но я совсем в рот не беру, а Тоська, как она выражается, "позволяет себе иногда побаловаться". И вот я вижу, что она на этот раз хорошо побаловалась. Крепко. Тянет меня в комнату. А там света нет, в углу какая-то тускляга еле мерцает. Обняла так, что чуть не задушила, валится со мной на диван, бормочет, не пойму что.
Я в общем-то нормальный индивидуум, не деревяшка и не бетонная стена. Передается мне ее настроение. Растерялся. Она свой халатик скидывает, а он не скидывается… И вдруг мне становится удивительно противно, сразу как-то, внезапно. Нет, я повторяю, я взрослый человек, десятиклассник ведь, все понимаю, что к чему. Но, честно говоря, я представлял себе это как-то иначе. Ну, нежней, что ли, ласковей, не знаю… Словом, по-человечески, не по-обезьяньи. Вся эта посуда грязная на столе, объедки, запахи, и Тоська пьяная, жаркая, с этим винным духом, с этой торопливостью, вороватостью какой-то. Будто мы у кого-то что-то крадем, в карман кому-то лезем. Может, к себе же…
Прямо ничего не смог с собой сделать. Вырвался от нее, выскочил в переднюю, пальто в охапку и кубарем но лестнице.
Назавтра в школе подхожу к ней как ни в чем не бывало. Она вынимает из кармашка записку, заранее приготовила и сует мне. А глаза пустые.
Читаю записку:
"Пожалуйста, не приходи больше, не звони, не подходи. Если у меня пройдет, сама скажу. Рассчитываю на твою порядочность".
Раз прочел, два, три. Записку порвал и ничего никому, даже Борьке, не сказал. Она ведь рассчитывала на мою порядочность. И правильно делала.
Я не подходил, не звонил. Ждал, что у нее "пройдет". Не прошло. А я, честно говоря, ждал. Да вот не дождался. Кончили мы школу, разбрелись кто куда. Больше я Тоську не встречал. Знаю, что вышла замуж и куда-то уехала, а за кого и куда - не ведаю.
Но я еще долго переживал эту свою первую романтическую любовь.
Ну, а Рогачев, он, конечно, обо всем догадался (хотя и не знал, из-за чего). Думал, будет острить. Нет, отнесся серьезно. Даже утешать пытался:
- Ничего, Андрей, всякое бывает. Не переживай. Может, так лучше. Встретишь настоящую. Сравнишь. Тогда поймешь, что встретил лучше.
Хорошо сказал, я чуть было не расчувствовался, а он как ни в чем не бывало добавляет:
- Ничто так не способствует укреплению любви, как сравнение. Я почему так с Ленкой моей прочно. Потому что все время ей с другими изменяю и с ней сравниваю. Она лучше.
- Погоди, - говорю, - как это изменяешь? Ты что, с Ленкой… это… ну, живешь?
- Ну, ты даешь, Жуков, тебе в садик ходить. Что ж, ты думаешь, я с ней, как ты с Тоськой, домашние задания готовлю? Мы с девятого класса!
- А эти, с которыми изменяешь? Они тоже из класса?
- Нет, там разные, - неопределенно машет рукой, - студентки есть, киношница одна…
Вот таков мой друг, Борис Рогачев, султан в гареме! Мне, оказывается, в садик еще ходить бы следовало…
А детство между тем кончалось.
Все меньше гулял я с Акбаром. Да и постарел он. Меня берегли в семье - приближались выпускные экзамены. И теперь моей жизнью распоряжалась мама. Мама у меня человек примечательный. Я никогда в жизни не встречал женщину, которая бы так мало говорила. И так много делала. Двадцать ей было, когда они с отцом поженились. Училась в институте, ей прочили всякие блестящие перспективы по части физики. А она все бросила и помчалась за отцом по бесчисленным его местам службы. Жила на заставах, куда иной раз на вертолетах только и доберешься, где ни одной женщины, кроме нее…
Обхаживала его, меня растила, "обеспечивала тыл", как говорил отец. И все молча, спокойно, без суеты. Не помню случая, чтобы они с отцом ссорились, но, если надо, она настоять на своем умела. И любила она меня спокойно, уверенно, как-то нешумно. Казалось, она знала мою жизнь наперед со всеми деталями. И не собиралась допускать каких-либо отклонений от этого плана. Кончаю школу, иду в армию (разумеется, в пограничники), потом в училище (конечно, пограничное), а затем, как отец, как дед - служу. Ну, женюсь, конечно, когда подойдет срок. Когда родится сын (а кто ж еще!), то и у него будет такая же жизнь. Правда, для него она будет уже бабкой, а не матерью, но какая разница? Пока хватит сил, будет "обеспечивать тыл".
Сейчас шел подвоз боеприпасов, накопление резервов, отдых перед решающей атакой - сдачей экзаменов за десятилетку. И никто, даже дед и отец, не должны были мешать. Я готовился, а все ходили на цыпочках. Я углубленно и сосредоточенно готовился.
Так, по крайней мере, они думали.
А я занимался совсем другим. Нет, я, конечно, готовился, но не это было главным. Главным было первенство городского совета "Динамо". Я должен был выполнить второй взрослый разряд. Во что бы то ни стало. Железно!
И я его выполнил.
Когда потом, на следующий день, наш тренер Владлен Андреев еще раз поздравил меня, он сказал:
- Ты, Жуков, в самбо мог бы далеко пойти. Но не пойдешь. Да, да, чего рот раскрыл. Ты ведь пограничником хочешь стать, верно? Так вот, для чемпионских занятий самбо там условий нет, на границе. Не вообще, подчеркиваю, а для чемпионских. Чтоб большим чемпионом стать, надо каждый день не по одному и не по два часа тренироваться, надо участвовать в крупных соревнованиях, держать режим, иметь очень хорошего тренера. Ничего этого на границе не будет…
И смотрит на меня. Я на него. Грустно мне стало. Когда занимался, об этой стороне дела я как-то не думал. Так зачем занимался? А Андреев помолчал и продолжает:
- Чего нос повесил? Не ожидал? Разочарован? А напрасно. Ты запомни, Жуков - весь смысл нашего вида спорта для таких, как ты. Для пограничников, десантников, оперативников. Это теннис для удовольствия существует и то мышцы развивает. А самбо - вид спорта прикладной. И если тебе там на границе оно поможет хоть одного нарушителя задержать, считай, что ты большего добился, чем если звание чемпиона выиграл. Не для пьедестала почета этим занимаемся, а чтоб врагов бить. Так что не огорчайся и, пока можешь, совершенствуйся. Постарайся мастера получить.
Вот такую он нравоучительную и довольно казенную речь произнес, но я ее запомнил и позже на службе не раз вспоминал. Я потому вспоминал, что мы иногда путаем, где дело, а где хобби, где главное, а где вспомогательное. Все-таки занятия мои спортом, самбо, стрельбой, школа, библиотека военная, которую собирал, да и пограничное училище - это все вспомогательное. Главное - служба на границе. Так что, хотя тренер Владлен Андреев и не Демосфен (был такой знаменитый оратор, в школе проходили), но сказал-то он правильно.
А школьная жизнь продолжалась.
За неимением Тоськи к экзаменам готовился вместе с Борькой. Замена была неравноценная. Нет, не в том смысле. Просто он все время отвлекался. Рогачев парень очень способный - так все учителя говорили, даже Галина Крониговна, а она редко кого хвалила. У Бориса - все пятерки. На "золото" тянул. Но особенно здорово он знал язык - английский. Говорит - от англичанина не отличишь. Так что вы думаете - недоволен.
- У меня, - говорит, - плохо с акцентом получается. Понимаешь, я американский акцент вырабатываю.
Ему отец привез из-за границы какой-то сверхмощный приемник, и Борис часами слушал американцев - дикторов, ораторов, актеров - все равно, лишь бы "речь американская", как он говорил. Сидит, слушает, наслаждается - будто Антонов поет или там "Песняры". Это он акцент изучает.
- Зачем тебе этот акцент дался? - спрашиваю. - А если ты на хорошем английском будешь шпарить, вон Вера Григорьевна говорит, что у тебя произношение прямо оксфордское.