Это тоже был его метод: женить, чтобы закрепить, прочнее привязать подчиненного к его стране. О, этот Хьюм, отвергающий эмоции, чувства, стучащий себя по лбу, как по заранее запрограммированной электронно-вычислительной машине, не прочь был, когда ему выгодно, того или другого посадить и на якорь семейных отношений.
- Вы получите отпуск, погуляете по Нью-Йорку…
Он ждал ответа. Замигала лампочка отдела информации. Хьюм взял трубку. Его лицо перекосилось, словно от внезапного приступа зубной боли.
- Принесите!..
Он долго смотрел на четвертую полосу газеты, и Стенбек видел, как лоб у Хьюма все гуще покрывался капельками пота, а глаза округлялись. Казалось, вот-вот они выскочат из орбит.
- Посмотрите! - бросил он Стенбеку газету. - Венке и этот покойник… Они вместе сняты!
Стенбек успел лишь увидеть фотографию Сергея, как Хьюм выхватил из рук газету:
- Вас это не касается. - Швырнул плащ на пол и совершенно неожиданно расхохотался, хлопая в ладоши: - Великолепно, великолепно!
У Стенбека по спине забегали мурашки: Хьюм мог перевоплощаться, Стенбек знал об этом из короткого разговора с Мюллером. И сейчас Хьюм, хлопая в ладоши и хохоча, играет перед ним.
- Аминь, - сказал Стенбек.
- Что? - спросил Хьюм.
- Желаю вам счастливого пути.
- О да, вы свободны, Стенбек. Я, вероятно, задержусь денька на три.
Венке втолкнули в одиночную камеру без предварительного допроса. Втолкнули грубо. Довольно симпатичный с виду полицейский, улыбаясь и прихорашиваясь, вдруг подмигнул ему черным, смолянистым глазом и ударил в спину кулачищем. Когда Венке поднялся с пола, симпатяга полицейский опять подмигнул ему, стоя с широко расставленными ногами и уперев кулаки в бока. Он захлопнул дверь с такой силой, что посыпалась штукатурка с потолка и у Венке под ногами качнулся пол.
- Вот это работяга! - прошептал Венке. В первые минуты он совершенно не думал о случившемся, подражая в мурлыкании полицейскому, рассматривал камеру: серые, давно не беленные стены, топчан, грубо сколоченный из крепкого дерева, параша в углу, густо напудренная известью, небольшое окошко вверху, рябившее железными квадратиками. Прутья толстые, даже чрезмерно толстые для такого маленького окошка.
Венке лег на топчан и сразу уснул. Проспал он всю ночь без сновидений крепким, глухим сном. Проснулся и тотчас же увидел солнечный лучик, проникший в камеру сквозь решетку. Луч, как бы дрожа, переливался бледной синевой. И оттого, что луч был слегка подкрашен синевой и в глазах Венке чуть подрагивал, шевелился, он напоминал ему море, которое Венке видел в Ялте. Он и Стени прогуливались по берегу. Стени был в ударе, говорил о будущем. Рисовал такие светлые, радужные картины, что невольно и сам Венке постепенно настраивался на лад Стенбека. Война, по мнению Стени, должна была завершиться через несколько месяцев полным разгромом русских. И конечно же, он, Стенбек, откроет свое собственное предприятие (к тому времени Стени уже не устраивал институт, он поговаривал о химическом комбинате с многочисленными отделениями в зависимых от Германии странах). И конечно же, он, Стенбек, одарит Венке высокой должностью. Море, которого почему-то не замечал Стенбек, сияющий в лучах солнца снежный колпак Ай-Петри, хохот пьяных солдат на пляже - все это великолепно гармонировало с будущим, с тем, о чем рассказывал Стени…
Венке еще находился во власти воспоминаний, как лучик погас и на его месте отпечаталась тень решетки.
- Что такое! - воскликнул он и, поняв, где находится, повернулся лицом к противоположной стене.
До того как попасть в "Лесной приют", Венке пришлось изрядно помыкаться. Он побывал в группе войск генерал-полковника Шернера в отделе секретной службы. О приказе о безоговорочной и полной капитуляции всех вооруженных сил Германии Венке услышал от знакомого радиста. Венке не поверил, посчитал это сообщение провокацией и потащил парня в штаб. Радиста тут же расстреляли как труса и паникера. На следующий день слухи о капитуляции подтвердились, и Венке с горечью подумал о расстрелянном радисте: парню едва исполнилось восемнадцать лет. Когда Венке его вел в штаб, тот просил отпустить, обещал больше никогда не болтать о подобных глупостях. "О, разве это глупости, мой мальчик! - потом, напившись, ругал себя Венке. - Это полная катастрофа". Войска Шернера, то ожесточенно атакуя противника, то обороняясь с упорством обреченных, откатывались на запад, навстречу американским войскам. Отдел секретной службы перемещался в пузатом пассажирском оппеле. Как-то они остановились в небольшой чехословацкой деревушке Шумавского района. Венке едва вышел из автобуса, как к нему подбежал сухощавый обер-лейтенант, одетый в форму войск СС. Он дохнул ему в ухо: "Покажите мне капитана Венке". "Я и есть Венке". "Вами интересуется полковник… - Он помедлил перед тем, как назвать фамилию. - Стенбек. Пойдемте".
Да, это был Стени в окружении штатских и военных людей! Он обрадовался, что вновь встретил Венке. Во двор заезжали машины, на них грузили небольшие контейнеры, различные упаковки. Распоряжался всей этой кутерьмой пожилой штатский, очень подвижный, с рокочущим голосом. Иногда он подбегал к Стени, советовался с ним, какой контейнер или упаковку в первую очередь погрузить. Потом Стени и Венке зашли в дом. В комнате, довольно светлой и просторной, хорошо меблированной, Стени устало опустился в кресло и долго молча смотрел в лицо стоявшего Венке. "Ну, конец, что ли? - произнес Стени. - Не думаешь ли ты о том, что генерал Шернер настолько дурак, чтобы позволить русским войскам взять нас в плен? Он отверг приказ о капитуляции, не подчинился новому правительству Германии. Шернер вошел в контакт со своими западными друзьями. Ты понимаешь, что это значит?.. Пушки умолкнут, а война будет продолжаться. Тайная, жестокая, полная интриг и нервного напряжения. И такие люди, как мы с тобой, займут в этой войне не последнее место… Я тебя внес в список группы Мюллера. Ты не возражаешь?" И, не дожидаясь ответа, он схватил Венке за руку и повел его по длинному коридору.
В комнате, в которую они вошли, в кресле дремал старик. Лицо его показалось Венке знакомым. Это был доктор Мюллер. Возле него стоял небольшой дорожный чемоданчик, а у ног лежала крохотная собачонка и тоже дремала. Собачонка вдруг подняла голову, потянула носом и ощерилась, зарычала. Мюллер приоткрыл один глаз, прицелился им в Венке. Его старческие дряблые губы скривились:
- Это кто?
- Венке, господин доктор.
- Стени, а все же мы должны быть осторожными.
- Я ручаюсь за него.
- Гут, гут. Тебе я верю. Эльзочкин брат, что ли?
- Да. Но не в этом дело. Венке, как вам известно, прекрасно осведомлен…
- Понимаю, понимаю, Стени. Пусть он едет с нами. Мы найдем ему работу. У меня есть связи… Они весьма авторитетны.
Мюллер поднялся, поманил к себе Венке:
- Слушай… - Вдруг он весь преобразился, и голос его стал твердым. - Германская империя не гибнет. Найдется другой фюрер, и мы совершим такой маневр, что весь мир задрожит перед нашей мощью!.. А пока немножечко мы послужим другим. Но с верой в империю!
Собака вновь зарычала. Мюллер метнул на нее гневный взор, но она взъерошилась еще больше и звонко затявкала.
- Перестань же, милая, - уже своим, расслабленным голосом сказал Мюллер. "Милая" не утихла, и Мюллер вынужден был опуститься в кресло, что-то шепча себе под нос…
Венке показалось, что сейчас, лежа на голом топчане в одиночной камере, он как бы снова оказался в комнате Мюллера с его тявкающей собачонкой. "Взяли потому, что я осведомлен? Взяли потому, что я в их глазах могу выболтать лишнее? Потому, что вновь и вновь будут швырять меня по свету, как бездомную собаку! Кусать, убивать и отравлять! А там, на родине, полный раскол! ГДР! Совершенно новые граждане. На кой черт им империя фюрера. Они свободно путешествуют по странам. Учатся в институтах, управляют электронно-вычислительными машинами и смеются над нами, наемниками и хамелеонами. Слышишь, Стени, смеются!"
Обессиленный внутренней вспышкой, Венке перевернулся на другой бок. Некоторое время он лежал, ни о чем не думая. След решетки вновь обозначился на стене, на этот раз с большей четкостью.
- Империя за решеткой, - прошептал Венке и захохотал безумным хохотом, весь содрогаясь.
Вечером его вызвали на допрос. Следователь, с бритой головой и черными тараканьими усами, потягивая зеленый чай, спрашивал:
- Фамилия?
Венке молчал.
- Имя?
Венке молчал.
- Какой страна сюда приехал? Русский? Немес? Покажи язык!
- Э-э, - высунул Венке кончик языка.
- Скажи: мама.
- Мама.
Следователь подмигнул знакомому Венке симпатичному полицейскому, и тот без особого напряжения крутнул голову Венке до хруста в шее. Венке ойкнул от боли.
- Фамилия? - Следователь наполнил пиалу чаем. - Я спрашиваю: фамилия?
Венке молчал.
- Имя?
Венке молчал.
- Шпион? Разведчик?
Венке молчал.
- Ти хочешь, чтоб твоя голова открутили?
- Я смерти не боюсь…
- Ай-ай-ай. Какой добрый, своя голова не жалеет… Кто этот мальчишка и где он живет? Назови его имя, фамилию?
- Не знаю. Он случайно оказался возле меня.
- Может, ты турист и документы свои потерял? - прищурился следователь, играя улыбкой.
- Нет. Я не турист. Но документы я действительно потерял. Я приезжал на горные пастбища закупать скот у господина Торгмина.
- Торгмина? - обратился следователь к полицейскому, скрестившему на груди огромные ручищи.
- Есть такой. Богатый человек. Ай, какой богатый! - ответил полицейский. - Дочка нашего шефа замужем за сыном господина Торгмина.
- Ай-ай! - спохватился следователь. - Почему молчал? Почему сразу не сказал о господине Торгмине? Извините, мы обязаны досконально проверить все то, что вы сказали. Мы выясним. Отведите в камеру и накормите его пловом. Хорошо кормите. А ну скажи: мама.
- Мама.
- Ай-ай! Какой хитрец… Арзи, ведите. Плов не надо, шашлык на шампуре подайте. Торгмин! Сейчас все выясним.
Арзи, открыв двери камеры и пропустив вперед Венке, опять, как и в прошлый раз, шибанул в спину кулачищем и расхохотался:
- У нас такой порядок. Сами понимаете, полиция есть полиция… А шашлык вы получите.
Действительно, дня через два он стал получать шашлык каждый день. А сегодня дважды - утром и на обед. "Может, Шредер или сам Хьюм… пустили в ход свои связи", - мелькнула догадка у Венке. Но эта мысль не подняла настроение. Напротив, нахлынули грустные раздумья. Некоторое время он отгонял их, постарался думать о том, что удастся выкрутиться и на этот раз. Куда там!..
Венке вновь и вновь мыслями возвращался к Стени. И получалось так, что во всех его мытарствах был повинен только Стени. В штабе Шернера он чувствовал себя на грани выхода из всей этой крутоверти. Созревал план бросить все к черту и бежать, затеряться в огромном людском котле, бурлящем от накала событий. Переждать, пока стихнут набатные голоса об отмщении и возмездии. В то время у Венке даже нашелся единомышленник… Фон Вихров, шофер спецмашины, носивший усы а ля кайзер. Почему-то в отделе фон Вихрова побаивались и сторонились. Однажды, когда штаб поспешно перемещался на новое место, Венке сопровождал спецмашину. Он сидел в кабине рядом с фон Вихровым. Дождь хлестал как из ведра. Машина забуксовала, потом ее повело в кювет. Фон Вихров неожиданно заорал на Венке: "Эй, ты, сын мусорщика, руби хворост и бросай под машину!" Венке выскочил из кабины. Притащил вязанку хвороста. И когда машина выбралась из кювета и они оказались в хвосте колонны, Венке спохватился: "Ты чего на меня так кричишь?" "Как? - отозвался фон Вихров, важно поправляя взмокшие усы. - Сын мусорщика так и останется сыном мусорщика… У меня поместье, земля. Оправится Германия, и я как был помещиком, так и останусь помещиком". И тут как живого увидел Венке отца, инвалида первой империалистической войны. Стоит в серой кепчонке, на груди фартук. Приспосабливается ловчее погрузить мусор в тележку. Ловчится потому, что одна нога на протезе и очень ему неудобно поднимать груз. Похолодел Венке и в упор фон Вихрову: "Заткнись! Мы все сейчас равны. Солдаты!" Фон Вихров расхохотался и снова покрутил усы: "Равны умирать… А жить мы будем по-разному, как прежде. Не кипятись, Венке".
После этого случая Венке недели две избегал встречи с фон Вихровым. Но тот следил за ним и, улучив момент, оказался с ним наедине в лесу. Венке тащил железный коробок, набитый документами, которые по решению начальника необходимо было сжечь и пепел зарыть в землю. Венке вырыл яму и, отмечая по описи документы, бросал бумаги в огонь. Они бойко вспыхивали, кудрявились, превращаясь в самые различные и неожиданные фигурки - то в кораблики, то в крепости, то в силуэты людей. Пламя, сожравшее весьма секретный документ, который остался неисполненным, изогнуло из пепла гроб, увенчанный человеческой фигуркой, похожей по очертаниям на самого Венке. Он закрыл глаза ладонями. В это время к нему подошел фон Вихров.
- Как вы смели подойти! Кто вам разрешил? - вспылил Венке.
- Теперь у каждого свое право, - осклабился Вихров.
- Что это значит?
- Горим, Венке, горим… Надо спасаться. Ждать пожарных неоткуда. Вот что, Венке, я предлагаю союз…
- Какой?
- У меня в Судетах есть верные друзья. Бежим? Я бы один убежал, но надо идти лесом… Еще напорешься на какого-нибудь зверя или опасного бродягу. Теперь их предостаточно всюду. Сейчас важно уцелеть, приспособиться к обстановке.
- А потом?
- Потом? Я думаю, остынут страсти, паника… Все станет на свои места. Однажды мы уже горели. И вдруг потрясли весь мир… Вот мой союз.
- Все станет на свои места… Я буду мусорщиком, а вы помещиком?
- Зачем так! У меня большое имение. Вы можете рассчитывать на меня, место вам найдется.
Фон Вихров говорил правду, и Венке показалось, что все же лучше вот так выжить, чем попасть в руки русских или американских солдат, лучше приспособиться и выжить, чем быть повешенным. Предложение усача фон Вихрова захватило Венке, и, наверное, побег состоялся бы, но тут вскоре разыскал его Стенбек, и он вновь оказался в цепких его руках, а затем в руках мистера Хьюма.
Фон Вихрова он больше не видел.
Вспомнив о нем сейчас, лежа на топчане, он пришел к выводу, что между Вихровым и Стенбеком, в сущности, разницы нет: и тот и другой прежде всего смотрят на него как на сына мусорщика, способного оградить их от всякой опасности. "И Шредер такой же. Говорит, большой гонорар получим. А потом? Что потом? Потом: "Эй, ты, сын мусорщика, руби хворост и бросай под машину!"?
Снова вспомнил отца, поскрипывающего протезом. Ходил по комнате и все бросал взор то на него, то на Эльзочку. Мать сидела за швейной машинкой, гремела без конца. Отец закричал: "Что же ты ему кланяешься? Он мерзавец. - Это он о Стени-Эхмане. - Повысил зарплату. Он тебя купил! Купил, а ты радуешься… Нет, сынок, уходи ты из этого института, пока не поздно. О вашей конторе ходят плохие слухи. Страшные…"
Пришел Арзи, поиграл в руках связкой ключей, кивнул на недоеденный шашлык.
- Не нравится? - спросил он по-английски с плохим выговором. - Здоровы ли вы? - расхохотался, подбрасывая на ладони ключи. С трудом поведал Венке, что Торгмин подтвердил его версию о посещении им альпийских пастбищ.
- Скажи: мама. Ха-ха-ха. - Оборвав смех, он, скрипя зубами, сказал, что Торгмин - шакал и что он держит в своих руках всю область. Полицейский вдруг схватил шампур, легко, словно шнур, накрутил его на свой указательный палец.
- Шакал! - крикнул он Венке. - Скажи: мама.
- Мама, - прошептал Венке.
- Такое слово только честный человек может произносить.
"Вот в чем дело, - подумал Венке. - Мама… Она тоже просила порвать со Стенбеком".
- Шакал! - опять рассвирепел Арзи. - Я тебе не верю. Ты друг Торгмина. Я его не люблю. Он шакал, и ты шакал. - Он бросил шампур в лицо Венке.
- Я буду жаловаться, - сорвалось с уст Венке, и он притих, подумав: "Чепуха, мне ли жаловаться!"
- Полиция? Жаловаться? Ты глупый шакал! - Он отодрал от топчана доску с той же легкостью, с которой накрутил на палец шампур. - Ты глупый шакал! Я власть в камере, самый высший начальник! - замахнулся обломком доски. - Убить могу и отпустить могу.
Он приложил доску к топчану, вынул из кармана гвозди. Поглядывая на Венке, обернул носовым платком шляпку гвоздя и с размаху всадил его в доску.
- Полиция! Понял? - И вышел из камеры, словно глыба выкатилась, гремя и сотрясая пол.
- "Да, господа, сражение продолжается", - промолвил Венке и спохватился: - Это же слова Стени. О-о, проклятье этому сражению. Стени там, в тиши "Лесного приюта". И Шредер там. А тут глыба на тебя накатывается и вот-вот раздавит. И следа не останется. Слышите, Стени, фон Вихров! - закричал он, бросаясь к двери. Обмяк и, опускаясь на пол, повел взглядом вверх. - А-а, решетка. Да, да, решетка. Решеточка! - бросился он на топчан и начал карабкаться по стене, чтобы взглянуть в синие соты. Не дотянулся, грохнулся на стол.
- Ха-ха-ха… Разве сын мусорщика не может подняться так высоко?! Ха-ха-ха… Мама, Эльзочка… Отец, я целую твой протез, твою старенькую скрипучую тележку, нагруженную мусором. Ибо мусор - это я. Я - мусор. А-а, шашлык. Значит, я что-то стою. - Он вытер рукой окровавленный рот и начал кусок за куском снимать с шампура жареное мясо, пахнувшее луком. - Это Эльзочке, это маме, а это тебе, отец. Самый большой кусок, как солдату, потерявшему ногу на войне и получившему от магистрата за верную службу новенькую тележку для перевозки мусора… Мне тоже обещают чековую книжку. А фон Вихров предлагал местечко в своем имении. Ха-ха-ха… Вот так, все кусочки поделены. Остался шампур, остренький, вроде штыка. Это для меня, отец. - Он поднял взгляд, прикрикнул: - Мери, Шумилоф, ты еще не убежал? Ах, это Хьюм! Сэр, ты видел Майданек? Не видел? Врешь, ой врешь, сэр… А шампур действительно похож на штык. - Венке покрепче зажал в руке шампур и, воображая, что он держит винтовку, бросился в угол.
- Ох и наловчились же маскироваться эти хьюмы, стенбеки, фон вихровы. Но от сына мусорщика не скроетесь. А ну вылезай, - пнул он ногой топчан. - Вылезайте!.. Шампур, шампур… О-о, Арзи, ты очень порядочный полицейский…
Венке с размаху упал на топчан, думая, лишь бы не дрогнула рука, лишь бы шампур не согнулся…
Шампур был граненым, не согнулся. Его острый кончик, пронзив грудь, вышел из-под лопатки наружу. Но Арзи сразу этого не заметил. Арзи тронул Венке за ногу.
- Послушай, тебе повезло, ты свободен. Торгмин вмешался…
Следователь предвкушал радость Венке, поглаживая свои тараканьи усы, и лепетал:
- Получите билет на самолет. О, всемогущий аллах, всевидящий аллах, я вел следствие очень вежливо, как и положено в свободной стране. О, Торгмин!
- Он мертв, - сказал полицейский и показал на торчащий из-под лопатки кончик шампура, затем на лужицу крови на полу.
Обратный путь к границе был значительно легче; у них были деньги и добрый Ари предложил Сергею взять такси. Угрюмый бородатый шофер оказался на редкость неразговорчивым, за весь путь он произнес несколько фраз: "Деньги сразу" (в начале пути), "Господа, может, добавите" (в конце пути). Ари подбросил ему на чай, и потом, когда сошли с дороги, он объяснил свою щедрость.
- Таксисты заодно с полицией. В таком случае не надо обижать полицию, Серга.