- Во-первых, я пойду не один, - тихо сказал Нестеров. - Одиночка действительно может погибнуть в парме. Но со мной будет целый коллектив, а коллектив никогда не погибает. А во-вторых, мы идем за алмазами. И этот циркон, - он кивнул на стол, на котором так и осталась сиять в электрическом свете кучка прозрачных, похожих на алмазы, но сильно обкатанных камешков, - этот циркон - спутник алмаза. А тебе известно, что "ал-мас" означает по-арабски "твердейший" и, по древнему поверью, дается только твердому человеку…
Она молчала, глядя на него испуганными и в то же время влюбленными глазами. Кашлянул Тимох, все так же сидевший на полу, прислонясь к стене. Черные гладкие волосы касались стены, в зубах он держал трубку на длинном мундштуке, и если бы не дымок из трубки, его можно было бы принять за каменную фигурку. Его как бы и не было. Палехов вышел, хлопнув дверью. Казалось, ничто больше не стояло между Нестеровым и Варей. Сергей смотрел на нее, ожидая какого-нибудь знака, что все мешавшее им понять друг друга прошло. Но она вздохнула, сделала легкое движение, высвобождая стиснутую им руку, и он невольно отпустил ее. Как видно, ничего не изменилось, она по-прежнему не хотела соглашаться с ним.
4
Варя ходила по своей комнате, теребя пальцы рук так, что они похрустывали, и повторяла одно и то же:
- Твердый человек! Твердый человек!..
Палехов сидел у стола, положив ногу на ногу, и сосредоточенно курил, не обращая внимания на ее волнение. Когда Нестеров начал объясняться с Варей, Палехов поднялся в комнату Меньшиковой. Судя по тому, что ему пришлось недолго ждать, объяснение не состоялось.
- Где же этот твердый человек? - спросил Палехов.
- Спорит с Федоровной о тактических причинах отступления к Сталинграду, - зло ответила Варя.
- Может быть, пригласить его сюда и поговорить еще раз? - предложил Палехов.
- Ах, что это даст! - с отчаянием и со слезами в голосе ответила Меньшикова и опустилась на край кровати, бросив руки на подушку.
Палехову показалось, что она сейчас уронит голову на руки и зарыдает. Он неодобрительно сказал:
- Ну, истерики совсем ни к чему. Мы - взрослые люди и должны рассуждать, а не плакать.
Но упрямство Нестерова разрушало все самые замечательные планы дальнейшей работы, придуманные им и Меньшиковой, и Борис Львович сам был не так уж далек от истерического припадка. Ему хотелось схватить какую-нибудь хрупкую вещь - вазу, стакан, графин - и швырнуть ее так, чтобы все кругом загремело. Он знал за собой эти припадки истерического гнева и боялся их проявления, поэтому так неприязненно и смотрел сейчас на Меньшикову.
- А вы говорили, что Нестеров и ест из ваших рук, и смотрит вашими глазами! - упрекнул он. - Эх вы, укротительница!
Она враждебно взглянула на Палехова и промолчала. Если бы она сама могла понять, что произошло с Сергеем! До сих пор ей казалось, что он уважал и даже ценил ее мнение, считался с ее настроениями, оберегал ее интересы. И вот ни слезы, ни демонстративный уход ее - ничто на него не действует, он все делает по-своему и как будто не замечает ее.
Всего лишь два дня назад она была так счастлива, что вернулся Сергей. Это было для нее как восход солнца после долгой полярной зимы. Ей надоело чванство Палехова и было приятно представить себе, как Сергей займет свое прежнее место, а Палехову придется потесниться, - он же этого так не любит! И когда Борис Львович еще до приезда Сергея заметил, что Нестеров принесет им одни неприятности, она подумала, что так плохо может говорить о людях только Палехов. А теперь вот она сидит с этим человеком и вместе с ним пытается остановить Сергея. Но Сергей стал упрям невыносимо.
Она вспомнила какой-то странный и, как ей показалось, властный тон разговора Сергея с другими. Это так не понравилось ей в самом начале встречи, затем просто уже удивляло ее, - как легко все соглашаются с ним. В нем было много нового: сила, уверенность, резкость - этого не было у него раньше! Неужели все пойдет так, как хочет Нестеров?
А Палехов? Он же после ухода Сергея в армию расцвел, раздобрел, стал высокомерным, самоуверенным, хотя за душой у него нет ничего. Говорили: Нестеров неудачник. Но Нестеров всю жизнь рисковал собой, он упрямо шел к своей цели, как бы это трудно ни было ему, и она, Варя, была его главной помощницей. Так в чем же дело? Почему же она теперь становится поперек его дороги? Устала? Да, устала. Устала и поддалась Палехову. "Оставаться здесь, - говорил он, - это значит потерять самое золотое время. Геологов сейчас нет, и если мы вернемся из этой малоудачной экспедиции, то, наверно, каждому из нас поручат большое дело, - поручать-то ведь больше все равно некому. А одна выполненная в эти трудные годы работа значительнее и важнее, чем сотни удач в другое время…"
Нельзя сказать, чтобы это было скромно и тем более благородно со стороны Палехова, но Варя соглашалась с ним. Их неудачи в Красногорске до того ей опостылели, что она готова была слушаться во всем Палехова… Да и в конце концов самое намерение сделать больше, чем здесь, - разве можно осуждать? И отец. Он каждые две недели пишет ей о том, что в Москве опять все налаживается, что Гитлер выдохся, что многие заводы и институты возвращаются из эвакуации. Ему же одному трудно, - неужели у Вари нет сердца? Может быть, у нее и в самом деле нет сердца?
- Что же вы предложите? - спросил вдруг, как бы очнувшись, толстенький, упитанный и в эту минуту особенно неприятный Варе Палехов. Он закурил опять и ткнул спичку в горшок с цветком.
- Перестаньте совать окурки в цветы, - раздраженно сказала она и поднялась с постели. Оправила покрывало, накинула на плечи платок и села к столу, подвигая Палехову пепельницу.
Он не обратил внимания на ее раздраженный тон. Выбрав окурки из горшка, он переложил их в пепельницу и только после этого спросил:
- Вы уверены, что алмазов там нет?
- Да! - нетерпеливо ответила она и подумала: "Он все-таки боится Нестерова!"
- Тогда давайте пригласим Сергея Николаевича сюда и поговорим с ним еще раз.
- Это надо было сделать на совещании!
- С вашей стороны я тоже не заметил большого желания лезть в петлю! - язвительно заметил Палехов. - Вы не хуже меня знаете стадное чувство, которое толкает толпу. Выступать там - значило бы попасть в оппортунисты. А мне эта кличка не нравится…
- Какие же доводы вы употребите здесь? Скажете, что вам хочется стать начальником более крупной экспедиции?
- С идиотами и идеалистами так не говорят, - отрезал Палехов.
- Я попрошу не оскорблять Нестерова! Попробуйте сказать это при нем!
- Вы при нем тоже не станете высказывать свои чувства и мысли о его предложении. И ни к чему нам ссориться…
Ей стало неловко, и она хмуро спросила:
- Позвать Суслова?
- Суслова я отправлю искать еще одно такое же привидение, какое ищет Нестеров. Саламатов настоял на его поездке.
Варя не спросила, куда едет Суслов. Она видела, что Сергею неприятно его назойливое ухаживание, и согласна была, чтобы Суслов провалился хоть в тартарары, лишь бы не вмешивался в их отношения.
Она встала и вышла в коридор.
Палехов услышал, как она крикнула:
- Девушки, попросите Сергея Николаевича зайти ко мне!
"Значит, она надеется допечь его этими официальными отношениями, - догадался он. - Ну что же, за неимением иного и это подходящий метод".
Варя вернулась и остановилась у двери, прислушиваясь к шагам в коридоре. Палехов сказал:
- А может быть, теперь и нет надобности обострять отношения с Сергеем? Все равно до весны мы новых назначений не получим. Пусть съездит, посмотрит. Мы успеем вернуться в Москву и зимой…
Она медленно покачала головой.
- Нет! Мы думаем о разных вещах! Сергея нельзя отпускать, потому что он болен… Понимаете?
Палехов усмехнулся, и Варя прочла в его усмешке циническое недоверие: "Ладно, матушка, ладно, говори что хочешь, меня не проведешь!" Ей стало так противно, что она готова была закричать на Палехова, но в коридоре послышались тяжелые шаги, затем в приоткрытой двери показался Нестеров.
- Разве мы еще не обо всем договорились? - спросил он.
И Варя почувствовала, что Палехов необходим ей как союзник. Пусть неверный, но союзник. Иначе ей не убедить Сергея.
5
Председатель райисполкома Баяндин был чуть старше Нестерова. Между ними еще до войны сложились короткие, дружеские отношения, и сейчас, как только Нестеров показался в дверях, он бросился ему навстречу и долго тряс руку, весь сияя и радуясь другу со всей непосредственностью человека, не стремящегося маскироваться ни строгостью взгляда, ни политичностью в обращении, какие напускает на себя иной работник, едва он достигнет ответственного положения.
Понимали они друг друга легко, потому что стремления у них, этих двух уральских пареньков, из которых один стал геологом, другой - председателем райисполкома, были одинаковы.
Сближала их общая заинтересованность в развитии района. Геолог мечтал об открытиях, председатель - о том, чтобы сделать район еще лучше, краше, благоустроеннее. А разве можно добиться этого, если геологи не откроют промышленных месторождений, если не возникнут новые заводы, рудники, фабрики? На лесной промышленности, бумаге да золотишке в передовые культурные районы не скоро выйдешь! И Баяндин всей душой был за то, чтобы Нестеров попытался еще раз добиться удачи.
Поглаживая волнистые русые волосы, растягивая слова и нажимая на "о", Баяндин прежде всего принялся расспрашивать о войне, а потом о здоровье Сергея, любовно думая: "Вот человек, ему бы отдыхать, а он снова рвется на трудное дело!" Уж Баяндину-то, всю жизнь проведшему в лесах Красногорья, не надо было объяснять, каково придется Нестерову и его людям зимой в лесу. И, может быть, именно поэтому Баяндин рад был дать все, что мог, лишь бы поиски увенчались успехом.
Во время разговора Нестеров несколько раз возвращался мысленно к тем, от кого, собственно, он должен был бы ждать подлинного понимания дела, - к Варе и Палехову. А выходило так, что и материальную и моральную поддержку оказывали именно представители районных властей, а товарищи по труду, на которых больше всего надеялся Нестеров, оставались в стороне.
Пока Баяндин звонил в ближние и дальние колхозы, чтобы обеспечить вьючных коней и их смену в пути, пока он писал одно за другим распоряжения об отпуске продуктов, Нестеров думал о том, что предстояло ему в экспедиции.
Вчера он еще раз попытался доказать Варе и Палехову свою правоту. Но какие бы доказательства он ни приводил, ничто их не убеждало. Может быть, потому, что, измучившись в бесплодных поисках, они изверились? Он добился лишь одного: они перестали возражать против его попытки еще раз обнаружить промышленное месторождение алмазов.
Но они не верили в самую его идею - в наличие алмазов на Урале, - а он хотел именно на основании многолетних научных данных и своего опыта найти побережье исчезнувшего сто миллионов лет назад Пермского моря и русло реки, которая в те давние времена вымыла алмазы из гор и отложила их в устье и на береговых террасах. "Посмотрите на сделанную вами самими геологическую карту Нима, - убеждал он их. - Вы видите: здесь встречаются изверженные и осадочные породы - массы оливина, подстилающего выдвинутый последующим сжатием слой гранита. Вот пегматитовые жилы, образовавшиеся в позднейшие времена. Разве все это не говорит вам о катаклизмах, которые помогли прозрачным кристаллам углерода вырваться из подземных глубин?"
Но разве можно показать слепому, какими красками полон мир? И если Нестеров не будет искать алмазы, то не станут же их искать те, кто в них не верит?
Какая-то минута слабости была, однако, и у него, когда он вспоминал эти споры. Баяндин это почувствовал и сказал:
- Раньше времени, Сергей Николаевич, унывать не надо. Чего не поищешь, того и не сыщешь, а вот если копнешь поглубже, то найдешь погуще!
- Если бы все так думали!
- То, что не все так думают, не страшно, - заметил Баяндин, - Поддакивать и недруг может. Тут остается одно - доказать. Когда в поход?
- Завтра с утра.
- А сколько времени рассчитываете продержаться?
- Думаю, до середины декабря. Если уж очень крепкие морозы ударят, вернемся раньше.
Баяндин встал и крепко пожал Сергею руку. Это прощальное пожатие без слов было более по душе Нестерову, чем всякие красноречивые пожелания успеха.
6
По дороге домой Нестеров зашел на склад экспедиции.
На полянке, покрытой острой мокрой травой того ярко-зеленого цвета, который появляется после первого стаявшего снега, уже стояли промывочные механизмы. Головлев, Евлахов и несколько рабочих привязывали их к волокушам - длинным оглоблям с загнутыми и связанными перекладиной ездовыми концами. Еще несколько лет назад, когда в районе не было настоящих дорог, крестьяне все грузы перевозили на таких вот волокушах. На этом нехитром приспособлении добрый конь легко тащил двадцать - тридцать пудов; а в разобранном виде механизмы можно было упаковать и в более легкие вьюки.
Рабочие получали продукты, увязывали их в переметные мешки. Часть коней уже пригнали. Они стояли у коновязи, поедая овес, засыпанный щедрой рукой.
Головлев, сбросив телогрейку, в одной гимнастерке увязывал грузы. Из-под его ловких рук воз выходил монолитным, ладным, без углов, как раз на ширину волокуши. Отряду предстояло пройти больше ста километров но лесу, без дорог, по охотничьим тропам. В иных местах, чтобы волокуши и кони с вьюками могли протиснуться между деревьев, придется прорубать трону.
Головлев обтер вспотевшее лицо тыльной стороной ладони, дернул веревку на возу так, что она зазвенела, сказал:
- Ну, к походу готовы. Как в разведке. Ничто не прогремит, ничто не ворохнется. Мы тут обсуждали маршрут и решили, что вам с коллекторами способнее идти рекою, на глиссере Саламатова. А уж от Чувала придется добираться пешком. Но там всего полсотни километров. А мы пойдем с грузом и конями. Через четыре дня встретимся.
Сказал он это решительно, и Нестеров понял: рабочие боятся за него. Мастер Евлахов, пока говорил Головлев, согласно кивал. Подошли другие участники похода, и все заговорили о том же, подыскивая один довод за другим, не касаясь лишь того, что Нестерову трудно будет идти тайгою. Одно дело - добираться летней дорогой, другое - в чаянии зимы. И Нестеров не стал спорить. Ясно, что Головлев успел переговорить с Саламатовым. Евлахов даже привел действительно важный довод: по пути Сергей Николаевич может осмотреть выходы пород на Ниме. А поездка на глиссере сократит для него и для коллекторов пеший путь.
- Вот только как быть с Лукомцевым? - спросил Головлев. - Он еще вроде слабоват, не отдохнул с дороги, однако просится!
- Лукомцева и Дашу надо оставить, - сказал Нестеров. - Постарайтесь убедить ее, работы и здесь хватит.
- Оставить! Убедить! - не то огорченно, не то любовно проговорил Головлев. - Она уже и продукты для себя выписала, и мешок свой сдала… Да вот он! - Головлев ударил рукой по тугому возу, из которого высовывался рюкзак с аккуратно вышитыми на клапане кармана инициалами: Д. Ц. - Эту девушку не остановишь и переменой фамилии с Цузой на Лукомцеву. Вот Певцова, та до сих пор не может решить. То прибежит: "Еду!" - то снова раздумает. До сих пор продукты на нее не получены! - уже сердясь, сказал он. - Вы бы, Сергей Николаевич, поговорили с ней сами, да построже.
- Нет, этого делать не надо. Участие в зимнем поиске добровольное.
В это время из-за угла сарая появилась Юля. Она прошла с независимым видом мимо Нестерова, оглядела возы, лошадей, потом, будто вспомнив что-то, быстро побежала к дому экспедиции.
Головлев засмеялся.
- Это она выписываться приходила, но увидела вас, Сергей Николаевич, и постеснялась. Наши отношения теперь такие: она в списке. Но ручаюсь, как только вы уйдете, придет выписываться. Как во время организации колхозов иной тугодум-единоличник, честное слово!
- Ну, если выпишется, так хорошо. Только уж больше не записывайте. И список передайте мне.
Они еще посовещались о грузах, назначили время выезда - восемь часов утра, - проверили до последней мелочи хозяйство и отправились по домам.