* * *
Так, под разговоры и гитарные импровизации, миновали первые три десятка лиг. Обоз двигался споро, останавливаясь лишь на ночь в маленьких городках или селах. Циркачи давали короткое представление, собирали скудные медяки и устраивались на сеновале.
В первый же вечер Генью оттаял: с менестрелем труппа заработала чуть не вдвое больше, чем обычно. Недовольна была лишь Павена - слишком уж ласково, на её взгляд, белобрысому гитаристу улыбалась хозяйка сельской таверны, вдовушка в самом соку, и слишком уж часто он улыбался в ответ. Недовольство фокусницы прошло, лишь когда Стриж, что-то неубедительно пробормотав насчет духоты на сеновале, прихватил одеяло и утащил её ночевать на свежем воздухе, прямо на плоской крыше сарая.
Там же, под алмазной россыпью звезд на бархатном камзоле Хисса, Стриж услышал историю Павены. Грустную и обыкновенную историю.
Позапрошлой весной она потеряла отца, когда на их фургон напали лихие люди, мать же её умерла намного раньше. Павене повезло, что она отходила от стоянки искать жалей-траву, когда разбойники резали артистов. Она спряталась в лесу и вернулась к догорающим остаткам фургона, чтобы похоронить изувеченные тела отца, двух женщин, одну из которых она иногда называла мамой, и дядюшки, качавшего её на коленях и рассказывавшего сказки на ночь, сколько она себя помнила.
- И после этого ты снова на дороге? - спросил Стриж, накручивая на палец длинный темный локон.
- Это моя жизнь. Другой я не знаю, да и знать не хочу. - Она перекатилась на спину и закинула руки за голову, подставляя зацелованные груди лунному свету. - А смерть… все там будем, рано или поздно.
* * *
За следующие дни Павена научила его нескольким простым, но эффектным фокусам с картами. Она смеялась, что с такими руками и артистичностью он мог бы стать великим фокусником или профессиональным шулером. На это Стриж отвечал, что работа фокусников и шулеров больно нервная, так что он останется простым музыкантом.
- Простому музыканту надо уметь себя защитить, - говорила она, жонглируя двумя парами идеально сбалансированных и отточенных ножей с отлично знакомым Стрижу клеймом мастера Ульриха. - Дальше к северу неспокойно. Разбойники и Лесные Духи. - Лицо её становилось вдруг таким же твердым и острым, как клинки в руках. - Учись, Стриж. Пригодится.
Он учился. Но оружие валилось из рук, а при виде порезанного пальца он побледнел и чуть не расстался с завтраком. Глядевший на это безобразие Генью лишь сплюнул и велел Павене не тратить времени зря и подарить мальчику пяльцы. На что Стриж вспыхнул, заявил, что научится, всем покажет, вытребовал нож и тут же уронил его под колеса фургона.
- Отличный нож испортил! Восемь марок! - ругался Генью, разглядывая погнутое лезвие.
- Ничего, - успокаивала его Павена. - У меня есть запасной.
Но больше своих ножей в руки Стрижу не давала.
* * *
Казалось, эта долгая дорога пролегает через какой-то другой, чуждый горожанину, но притягательный мир. Однообразные пейзажи, мерный скрип фургонов, разговоры купцов, схожие, как близнецы, маленькие городки, одинаковые представления и незнакомые лица - как листья, плывущие по осенней реке.
На пятый день добрались до развилки. Купец в последний раз предложил менестрелю отправиться с ним к гномьим горам. Получил отказ и, на всякий случай велев, если что, искать его контору в Дремсторе, на улице Золотой Кирки, повернул обоз на запад. А пятерка артистов направилась дальше на север пешком.
Хоть они потеряли в скорости, зато Стриж перестал ощущать себя братом-близнецом полосатого котяры, днями напролет дрыхнущего наверху фургона, подставляя солнышку то один бок, то другой. Деревеньки по дороге попадались часто, но они останавливались не в каждой. А после полудня седьмого дня добрались до первого после столицы крупного города, Асмунда.
Шуалейда
436 г. 5 день месяца Жнеца. Роель Суардис.
Сквозь щель в шторах королевской опочивальни пробивались лучи солнца, прочерчивая золотые полоски на узком лице девушки лет семнадцати, читающей вслух из толстой книги с желтыми пергаментными страницами. Волнистые черные волосы выбивались из простого узла на затылке и лезли в глаза. Шуалейда то и дело заправляла непослушную прядь за ухо.
- Взяли боги понемногу земли, воды, огня и травы, и сотворили из них народ, во всем подобный богам, кроме власти над жизнью и смертью, и назвали людьми, - напевный голос колдуньи плыл в полумраке, рисуя из пылинок волшебные картины. - Расселили они людей по всем землям: по лесам и степям, вдоль рек и близ морей, на северных островах и в южных саваннах. И создали Близнецы посреди южного океана дивный остров, назвали его Драконьим Пределом и запретили людям ступать на него - чтобы было у перворожденных Драконов место, где могут они отдохнуть. Себе же Хисс создал бездну Ургаш, где всегда тихо и прохладно, а Райна - Светлые Сады, где звенят ручьи и поют прекрасные птицы. Обрадовались дети богов новой игре, стали жить среди людей, учить их ремеслам и наукам, дарить им драконью кровь. Иногда и Близнецы спускались к людям, оставляли им свою кровь. Вскоре потомков богов и Драконов назвали шерами, а силу их крови - магией, и стали шеры править людьми мудро и справедливо.
Шуалейда перевернула страницу и кинула короткий взгляд на отца. Седой, с запавшими глазами, исхудавший король полулежал на груде подушек и, казалось, спал.
- Читай дальше, девочка моя. - Бесцветные губы короля шевельнулись, из-под мохнатых бровей блеснули темные глаза. - Мне нравится слышать твой голос.
- Конечно, отец, - Шуалейда улыбнулась и продолжила: - Много столетий жили люди в мире и согласии, и смешались в шерах стихии. Малая часть детей Синего Дракона ушла жить в моря, и с них начался род русалок и сирен. Лишь дети Зеленого Дракона держались особняком: увидев, что от смешения стихий кровь ослабевает, он повелел эльфам, как назвал своих детей, жить в лесах и не брать в супруги ни простых людей, ни шеров иных стихий. А чтобы всякий мог отличить эльфов от людей, Зеленый Дракон наделил их глазами, подобными молодым листьям липы, острыми звериным ушами и волосами цвета осеннего леса. Так родился мир Райхи и появились в нем гномы, люди и эльфы…
Выученные наизусть еще в детстве канонические слова Двуединства лились сами по себе, обволакивали хворого короля жемчужной белизной и впитывались в сухую кожу, возвращая ей живость и легкий румянец. Улыбка не сходила с губ Шуалейды, а спина оставалась прямой, чтобы отец, упаси Светлая, не заметил, как она устала лечить его. Вот уже три недели отец не покидал своих покоев, две из них - не мог подняться. Королевский лекарь, дру Альгаф, поил его бесчисленными снадобьями и улыбался: ерунда, Ваше Величество, вот пройдет летняя жара, и вы снова будете бодры и полны сил. Вы же Суардис, Ваше Величество, а Суардисы всегда отличались великолепным здоровьем!
Отличались ровно до тех пор, пока в Роель Суардисе не завелся темный шер Бастерхази, прибавляла про себя Шуалейда, и каждый день приходила к отцу читать Катрены Двуединства.
- … тогда черный океан вечности выкинул на берег странное существо, - продолжала Шуалейда. - Было оно ни на что не похоже…
…ибо каждый миг меняло форму и цвет: то казалось помесью краба и собаки, то походило на птицу с кальмаровыми щупальцами. Лишь голос его оставался неизменным: существо плакало.
- Надо утешить его, - сказала Райна. - Оно успокоится и будет с нами играть.
- Надо прогнать его, - сказал Хисс. - Если оно слабое, с ним будет скучно. А если сильное, оно захочет отобрать наш прекрасный мир и разрушит его.
Райна не стала спорить, лишь покачала головой и бесстрашно, ведь боги не знают страха, подошла к существу и ласково спросила:
- Кто ты?
Существо затихло, став похожим на клубок теней и бликов.
- Мое имя Карум, - ответило оно. - Кто вы и что это за место?
- Мы Близнецы, - ответил Хисс. - Это наш берег. Но откуда ты? В океане нет островов, а берег пуст и одинаков.
Карум замерцал - может, засмеялся, может, пожал плечами.
- Есть многое на свете, - сказал он. - Злые демоны отняли у меня все, выгнали из дома и хотели убить. Есть ли в вашем мире великие воины, способные поразить демона?
- Мы не будем воевать с демонами и не будем создавать демонов, - ответила Райна. - А ты отдохни и сотвори себе новый мир.
- Не могу. - Карум замерцал сильнее. - Демоны отняли мою творящую силу. Теперь я не бог, а всего лишь дух-скиталец, и нет мне нигде приюта.
Пожалели Близнецы скитальца, поделились творящей силой и назвали Братом. Но не знали Близнецы, что замыслил коварный демон Карум завладеть их силой и миромРайхи.
Как назвался Карум третьим Близнецом и принял облик человеческий, Равновесие пошатнулось. Закончился мир и согласие, возжелали разумные существа не дружбы, но власти и превосходства. Люди, эльфы и гномы стали спорить, кто из них ближе богам. Драконы начали выяснять, кто из них сильнее, а кто из Близнецов старше. Народились странные религии, появились государства и границы…
- … люди научились воевать. - Шуалейда перевернула страницу.
- Пожалуй, на сегодня достаточно, Ваше Величество, - послышалось из дальнего угла, где на столе рядами выстроились склянки с настоями и порошками.
Шуалейда подавила облегченный вздох: к десятой странице она выложилась без остатка и сейчас была не сильнее новорожденного котенка. А ведь придется как-то добираться до своих покоев, и упаси Светлая встретиться с Бастерхази в таком беспомощном состоянии. Если, конечно, капитан Ахшеддин сумел вытащить его с Глухого Маяка и привезти в столицу.
- Выпейте, это придаст вам сил.
К кровати подошел широкоплечий, высокий для гнома - ростом с десятилетнего ребенка - лекарь. Дру Альгаф был одет в малиновый кафтан без рукавов поверх батистовой белоснежной рубахи и изумрудных штанов, ухоженную русую бороду переплетали розовые и синие шнурки. В руках он держал бокал с питьем, пахнущим тархуном, лаймом и медом.
Шуалейда подала отцу руку, помогла приподняться и подсунула под спину еще одну подушку. Король поморщился собственной слабости, выпил содержимое бокала и с интересом посмотрел на дверь.
- А теперь Вашему Величеству надо немножко поспать.
Лекарь покачал головой и забрал у короля пустой бокал.
- Сколько можно спать, - проворчал слегка порозовевший, но по-прежнему осунувшийся король. - И позовите Дарниша. Я еще не совсем трухлявый пень.
- Разумеется, Ваше Величество, - покивал гном. - Только сначала немножко поспать. Всего минуточку.
- Шу, дочка! Скажи этому упрямцу, что со мной все в порядке.
- Конечно, отец, с вами все в порядке, - ласково улыбнулась она. - Вы скоро совсем поправитесь.
- Да! Позовите этого пройдоху! - Глаза короля заблестели, он приподнялся, опершись на локоть. - Он уже год увиливает от помолвки наших детей! Кей должен жениться на Таис не позже зимы. Завтра же устроим помолвку.
- Но, отец… - Шуалейда растерянно глянула на гнома, тот лишь пожал плечами.
- Скажи Блуму, пусть пригласит завтра на обед всех советников, посла… кто у нас есть из послов?
- Шер Кемальсид, отец.
- Да, ирсидца. И еще десяток шеров… ну, ты сама знаешь, что нужно для помолвки. - Король упал на подушки и зевнул, прикрыв рот ладонью. - А Урману скажи, чтоб привел Таис.
- Но обед… - тихо возразила Шу. - Вам надо немного окрепнуть.
Король не ответил. Взгляд его поплыл, рука упала на одеяло.
- Этот пройдоха задолжал мне партию… - на последних словах голос короля упал до шепота, глаза его закрылись, и послышалось сонное сопение.
Дру Альгаф осторожно поправил подушки, прислушался к его дыханию и поднял взгляд на Шу.
- До завтра хватит, Ваше Высочество. - Он покачал головой и протянул ей зеленую склянку, предварительно вынув пробку. - Вот, выпейте. Два глотка.
Шуалейда подрагивающими руками взяла бутылочку, отпила, капнув темно-коричневой жидкостью на голубой муслин юбки, и сморщилась.
- Спасибо, дру Альгаф, - еле слышно поблагодарила гнома. - Не знаю, что бы мы делали без вас.
Дру Альгаф Бродерик пожал плечами и вздохнул.
- Все то же самое, Ваше Высочество, все то же самое. Мои настойки все равно уже не помогают. А вам надо немедленно в постель. Нельзя так себя выжимать.
Теперь пожала плечами Шуалейда и поднялась, тяжело опершись на подлокотник. Гном распахнул перед ней дверь и поклонился.
Шу улыбнулась, глядя мимо него: она думала о свадьбе Кея.
Отец прав, надо женить его на Таис сейчас. Но для того, чтобы объявить о помолвке, нужно собрать два десятка шеров и иностранного посла - закон требует независимого наблюдателя. Пока мятеж не подавлен, об этом и речи быть не может. Отец и так еле жив, известие о беспорядках убьет его. Нет. Придется подождать, пока Гильдия сделает свое дело, и только тогда думать о свадьбе. О, если бы Шу могла сама отправиться на север! Вряд ли этот Пророк так силен, что заморочит голову магу-дуо…
- До завтра, дру Альгаф, - попрощалась она, переступая порог.
В малом кабинете, примыкающем к спальне, маялся, пытаясь читать какие-то бумаги, сухощавый низкорослый шер. Едва открылась дверь, он вскочил и бросился к Шуалейде.
"Ну? Как он?" - спрашивали глаза королевского секретаря.
- Без изменений, шер Блум. Не пускайте никого, кроме Дарниша, Флома и Ахшедина, - повторила Шуалейда то же, что говорила всю эту неделю и всю предыдущую, с тех пор, как пришли вести с севера.
Огонек надежды в глазах шера угас. Он съежился и кивнул. Шуалейда попрощалась и покинула королевские покои: твердым шагом, гордо расправив плечи.
- А, вот и наша дорогая сестра, - раздался властный, глубокий голос старшей принцессы.
Шу коротко поздоровалась, не глядя на сестру и отметив только, что ей повезло - Ристана явилась одна, без придворного мага. Значит, еще не приехал.
- Замаливаете грехи перед Светлой? - Ристана загородила дорогу широкими атласными юбками, за ней клином выстроились верные фрейлины. - Это из-за вас Его Величество занедужил!
Шу равнодушно пожала плечами. Сил спорить и что-то доказывать не было - Ристана все равно не поверит, что отца отравил её обожаемый Бастерхази. Доказательств-то нет. Придворные не поверят тем более, от них так и несет страхом и ненавистью.
- Прошу прощения, дорогая, я очень тороплюсь. Отец желает видеть советника Дарниша.
Ристана, встряхнув роскошными вороными локонами, шагнула к дверям и положила ладонь Шуалейде на рукав.
- Дорогая сестра, вы же не совсем еще безумны, - заговорила она доверительно и сочувственно. Фрейлины за ее спиной насторожили уши, от них потянуло любопытством и восхищением: ах, Ристана так благородна, так смела, раз увещевает это порождение Тьмы. - Одумайтесь, оставьте отца, вы же убиваете его! Я знаю, в вас осталось еще что-то человеческое…
Шуалейда отшатнулась, хотела возразить - но, скользнув по лицам фрейлин Ристаны, в очередной раз поняла: смысла нет. Все они свято уверены, что сумрачная принцесса не может быть нормальной, что она опасна, и единственное подходящее ей место - монастырь.
Ристана вновь сменила тон:
- Мне надоели ваши уловки! Я желаю немедленно видеть отца, пока вы окончательно его не уморили! Подумать только, в Валанте мятеж, а вы все интригуете. Открывайте! - велела она гвардейцам в синих мундирах, невозмутимо застывшим по обе стороны дверей.
Гвардейцы не пошевелились. Ристана снова обернулась к Шуалейде, разъяренно сверкая черными и прекрасными, как южная ночь, глазами.
- Его Величество заняты и не велели пускать никого, кроме герцога Дарниша, - устало пояснила Шуалейда. - Позвольте же мне, наконец, пройти!
- Идите. - Ристана жестом велела фрейлинам посторониться. - Можете не возвращаться, - добавила она в спину Шуалейде.
Фрейлины зашушукались, в сотый раз возмущаясь тем, что опасная сумасшедшая ходит по королевскому дворцу и угрожает всеобщему миру и процветанию, но Шу было все равно, хоть бы они требовали немедленно ее сжечь, как жгли пособников Ману Одноглазого, лишь бы не мешали добраться до спасительной башни Заката.
* * *
Силы оставили Шу ровно за три шага до дверей собственных покоев. Увешанные портретами стены закружились, утренний свет померк… сильные руки подхватили её у самого пола и куда-то понесли.
- Опять, - сквозь серую вату изнеможения пробился голос Эрке Ахшеддина. - Ты собираешься лечь в могилу раньше короля? И что я скажу Дукристу, когда он вернется из этой ширхабовой Хмирны?
При упоминании Дайма в глазах защипало, ком в горле разбух и потек слезами.
- Молчал бы, - прошипела Балуста, супруга Эрке и компаньонка принцессы. - Шутник, ун даст.
Эрке виновато вздохнул, опустил Шуалейду на диван в гостиной и коснулся ладонями её висков. Тупая, забившая всю голову боль ожила и потянулась к его рукам. Жемчужное сияние разогнало серую муть. Слегка. Так, чтобы можно было пошевелиться, но не встать.
- Ты вернулся, Эрке. Один? - Шу еле разлепила губы и глаза: усталое лицо капитана двоилось и расплывалось.
- Один.
- Ширхаб… - она снова закрыла глаза. - Спасибо, хватит. А то придется закапывать всех троих.
Светлый еще раз вздохнул и убрал руки: он прекрасно знал предел своих возможностей.
- Ну-ка, садись, пей. - Ласковые руки Балусты обняли её, помогли приподняться. Губ коснулся край чашки, ноздри защекотал вкусный, сытный запах. - Пей, кому говорю.
Шу сжала губы и покачала головой. Или ей показалось, что покачала.
- Не смей, - просипела она. - Я тебе что, вурдалак?
- Пей и не возмущайся. Все равно обратно не зальешь.
Губ снова коснулась чашка. Сопротивляться манящему запаху Шу уже не могла: правда ведь, обратно не зальешь. С каждым глотком бальзама в голове прояснялось, дышать становилось все легче. Травы из Фельта Сейе, пыльца циль и двенадцать капель эльфийской крови делали свое дело. Наконец, последний глоток был выпит. Хотелось еще, очень хотелось. До головокружения. Укусить руку, что держит чашку, и пить, пить жизнь…
Шу оттолкнула подругу, зажмурилась и глубоко вздохнула. Зря Дайм говорил, что лечить просто. Это ему, светлому, шеру жизни и разума, легко. А сумрачной, почти темной, напитать отца жизненной силой тяжелее, чем остановить зургову орду. Но выбора нет. Без регулярной подпитки отец умрет - в какие-то шестьдесят восемь. Слабое сердце, читай неизвестное проклятие или яд. Ах, если бы она могла не просто поддерживать в нем жизнь, а лечить, как настоящий целитель! И если бы целитель был с ним рядом вовремя! Целитель, а не темный Бастерхази…
"Ах, бесплодные сожаления, - оборвала Шу сама себя. - Осталось поныть, что Источник дает только стихийную энергию, а превращать её в жизненную я так толком и не научилась".
Она снова глубоко вздохнула… и резко открыла глаза. В светлой круглой комнате, полной живых побегов и цветов, пахло страхом. Болью. Ненавистью. В привычные эфирные потоки вплетались нити эмоций. Мясистых, трепещущих, живых, словно деликатесные голубые водоросли в прогретой солнцем воде. Вкусно…
- Баль, что это?
- А… Биун приходил, - пожала плечами Балуста. - Я подумала, чего ждать… и купила одного.
Шу поперхнулась от удивления и вопросительно взглянула на Эрке: он кусал губы, хмурил густые брови, но глаз не опускал.