Герои первой книги челябинского автора - люди мужественные, в любых обстоятельствах сохраняющие нравственную чистоту, верность своему гражданскому долгу, беззаветно преданные Родине.
Содержание:
ГРОЗОВОЕ УЩЕЛЬЕ - Повесть 1
ЕГОР И ЕВДОКИЯ - Рассказ 6
КОНЕЦ ВОЛКОДАВА - Повесть 9
Грозовое ущелье
ГРОЗОВОЕ УЩЕЛЬЕ
Повесть
Осенью 1942 года, создав на Туапсинском направлении сильную группировку, немецко-фашистские войска предприняли попытку прорваться к побережью Черного моря. На перевалах и в глубоких ущельях Главного Кавказского хребта завязались ожесточенные бои. Многоголосым эхом отдавался в горах грохот сражений.
Теснимый гитлеровскими егерями, в извилистое, огражденное огромными скалами ущелье с бурным потоком внизу отступил небольшой отряд красноармейцев и краснофлотцев. Им нужно было пристанище, чтобы немного отдохнуть, набраться сил. Отряд состоял из остатков медсанбата и горстки бойцов, потерявших связь со своими подразделениями. Командование принял молодой военный врач Борис Лаптев. Он шагал, держась рукой за переднюю повозку, и время от времени оглядывался назад на двигающуюся следом колонну.
Смеркалось. В ущелье, словно в гигантской трубе, гудел ветер, было сыро, промозгло.
Военврач - плечистый русоволосый парень лет двадцати пяти - остановился у края небольшой площадки. К нему тотчас подошли военфельдшер Антонина Петряева, старшина второй статьи Петр Буряк и сержант Иван Оскольцев - весь командный состав отряда.
- Люди и кони обессилели, - хриплым простуженным голосом сказал моряк. - Надо объявить привал.
Он снял мичманку и осторожно отряхнул с нее высохшую грязь.
- Может, еще пройдем? - возразил ему Оскольцев, курносый приземистый крепыш с выправкой кадрового бойца. - Егеря, как волки, идут по следу.
- А вы что думаете, военфельдшер? - спросил Лаптев у девушки.
Военврач не увидел, а скорее угадал мучительную просьбу, написанную на ее осунувшемся лице. Ему стало жаль ее.
- Ладно, будем располагаться на отдых, - решительно сказал он. - Товарищ Буряк, пошлите своих ребят разведать, нет ли надежных укрытий для тяжелораненых. Их надо хоть немного обогреть, обязательно накормить горячей пищей, сделать перевязки.
- Есть разведать, товарищ военврач третьего ранга, - козырнул старшина.
- А вы, товарищ Оскольцев, возьмите на себя заботу о лошадях.
Весть об отдыхе мгновенно разнеслась по колонне. Все враз ощутили, что дальше идти невозможно. Уставшие, голодные люди приободрились. Даже раненые почувствовали себя лучше: невыносимая тряска на горном бездорожье вконец измотала их. Лошадям ослабили упряжь, они взмыленными мордами уткнулись в брезентовые торбы, громко захрустели овсом. Сладко пахнуло дымком костров, замаскированных выступами скал.
Выставив боевое охранение, командиры собрались на совет.
- Продовольствия и боеприпасов в обрез, - говорил Буряк, - нет проводника. Егеря загнали нас в каменный мешок.
- Это еще как сказать, - возразил Оскольцев, поправляя огонь в костре. - Я уверен: впереди должны быть наши части. Рано утром надо сниматься с бивака.
- А вдруг на пути никого не встретим? - возразил Буряк. - Сможем ли мы тогда самостоятельно пройти через горы?
- Трое раненых скончались, - печальным голосом сообщила военфельдшер. - От потери крови.
- Н-да, - крякнул Оскольцев, - так мы их всех по дороге растеряем. Что вы думаете на этот счет, товарищ военврач?
Лаптев молчал. Решение не приходило. С того момента, когда, смяв фланговое прикрытие дивизии, горнострелковые части фашистов обрушили свой удар на штаб соединения, все проходило в сознании Лаптева, как в калейдоскопе. Командир медсанбата, несколько врачей, медсестер и санитаров погибли сразу же, защищая раненых. Лаптеву с трудом удалось собрать вокруг себя часть медицинского персонала, погрузить раненых в повозки и, воспользовавшись тем, что внимание гитлеровцев было отвлечено боем с охраной штаба, вывести людей из-под огня.
Ориентируясь по компасу, Лаптев повел остатки медсанбата на юго-запад, стараясь нагнать какую-нибудь из своих частей. В пути к ним присоединилось несколько небольших групп красноармейцев и моряков. Полдня двигались, не останавливаясь. В пути отряд обстреляли с самолетов, а один раз - даже из горных орудий, по потерь не было. Однако с каждым километром люди все больше теряли надежду на скорую встречу с регулярными советскими войсками.
И вот теперь младшие командиры ждали его ответа. Но что мог утешительного сказать им военврач, ведь для него самого многое было неясно.
- Ладно, подождем до утра, - сказал Лаптев, поднимаясь. - Когда станет светать, вышлем вперед разведку. Пойдемте, Тоня, осмотрим раненых.
Лагерь затихал. Уставшие бойцы лежали у костров, тесно прижавшись друг к другу. Лаптев и военфельдшер прошли к расщелине в скале, которая была входом в каменоломню. Отсюда камень брали на ремонт дороги. Посредине пещеры горел костер. Вокруг него лежали люди. По обомшелым стенам метались тени, пахло плесенью, медикаментами.
Осторожно пробираясь между ранеными, Лаптев будничным голосом говорил:
- Потерпите, товарищи, доберемся до своих, сразу в госпиталь вас отправим.
- А доберемся ли? - с сомнением спрашивали его.
- Безусловно. Поднимемся на перевал, а там до Туапсе или Лазаревского рукой подать. У нас хорошее боевое охранение, с нами моряки и красноармейцы. Главное - терпение. Я прошу соблюдать спокойствие, строго подчиняться медицинскому персоналу.
- Товарищ военврач, можно вас на минутку?
- Да, я слушаю.
Лаптев шагнул на голос. Навстречу ему приподнялся худой, заросший щетиной мужчина лет сорока. Лаптев узнал майора Сидорина, заместителя командира стрелкового полка, раненного в ногу и грудь в бою под станцией Хадыженская.
- Вы твердо уверены, что выберемся из этого каменного мешка? - тихо спросил он Лаптева.
- Мы идем по дороге…
- Здесь дороги, товарищ военврач, обманчивы. Они могут, попетляв, снова привести нас туда, откуда мы только что бежали. Другие ведут к горным пастбищам и там кончаются у какой-нибудь высокогорной хижины. Я служил на Кавказе до войны, знаю эти каверзные места. У вас хоть карта есть?
- Нет.
- Вот видите, даже этого не имеете, а собираетесь через весь хребет пройти. Эти проклятые горы можно преодолеть только по большим перевалам. А подступы к ним наверняка заняты фашистами. Следовательно, идти вперед бесполезно.
- Что же вы предлагаете?
- Остаться здесь и ждать помощи.
- Извините, товарищ майор, но в таких условиях мы потеряем большую часть раненых.
- И все же я считаю, что это выход из положения, - настаивал майор. - Надо связаться со своими, вызвать подмогу.
- Будем пробиваться вперед, - твердо сказал Лаптев. - Тоня, приготовьте раненых к перевязке.
Кончив работу, Лаптев вышел из пещеры. Было уже поздно, на узком лоскуте неба тускло мерцали звезды. Костры догорали. Но никто из уставших бойцов не поднялся, чтобы поддержать огонь. Проверив посты, Лаптев остановился у одной из повозок. На него пахнуло прелым сеном, терпким запахом конского пота. Закурив, военврач стал размышлять над словами майора. Где правда, какое принять решение? Ах, если бы он был строевой командир!
В армию Лаптева взяли в начале сорок второго. Два месяца он пробыл в резерве фронта и лишь после этого попал в действующую часть. Все лето и осень вместе со своим полком Борис провел в оборонительных боях, дважды был контужен, однако, подлечившись в медсанбате, снова возвращался в строй. Лаптеву не раз приходилось под ожесточенным огнем эвакуировать с передовой раненых, оперировать при свете коптилки, сделанной из гильзы снаряда, и даже принимать в полуразрушенном сарае роды у беженок. Он привык к ужасам войны, научился выдержке, спокойствию.
Это помогало в работе.
Больше всего на Лаптева действовали психические травмы людей. Под Краснодаром ранило командира кавалерийской дивизии. Это был старый рубака, бывший боец Первой Конной. Пулей раздробило ему правую руку. Пришлось срочно оперировать. Перед отправкой в госпиталь он с сожалением сказал Лаптеву:
- Какой я теперь генерал? В сторожа гожусь и только.
- Да что вы, товарищ комдив, вы еще повоюете, - успокоил его Борис. - Вам же не саблей махать…
- Эх, доктор, ничего ты не понимаешь в военном деле. Да кто же из конников пойдет за мной, если я даже шашку из ножен не смогу вынуть!
И заплакал горькими старческими слезами…
Свалившаяся на Лаптева ответственность вначале как бы оглушила его. В первые часы все шло по инерции, в силу сложившихся обстоятельств. И вот сейчас, в этом ущелье, он стал осознавать, какую непомерную тяжесть взвалил себе на плечи. Борис понимал, что, проскочив сюда, они не спаслись. Через несколько часов, а может быть, и раньше, фашисты навалятся на отряд. И тогда… "Ну хорошо, - рассуждал он, - нам удастся пройти вперед, к перевалу. А вдруг и там полно вражеских войск? Это, конечно, гибель. Или позорный плен".
Кто-то тронул его за руку. Лаптев оглянулся: рядом стояла военфельдшер. Две недели назад ее перевели в медсанбат из медико-санитарной части стрелкового полка. Эта красивая рослая девушка со спокойными уверенными движениями была хорошей помощницей военного врача. Петряева несколько раз ассистировала Лаптеву, и он остался доволен ею. Она даже немножко нравилась ему, но об этом Лаптев никому не говорил.
- Вам надо поспать, Борис Сергеевич, - тихо сказала девушка.
- Да, пожалуй, - ответил он. - А сами-то что не отдыхаете?
- Столько впечатлений за день, что просто сон не идет. Давеча думала: не доберусь до бивака, упаду. А сейчас неохота ложиться.
Лаптев закурил.
- Вы откуда пришли в армию? - спросил он девушку, чтобы как-то поддержать разговор.
- Из Куйбышева, с третьего курса института. А вы?
- С Урала. Вообще-то я еще салага по армейским понятиям, служу всего полгода.
- У меня военный стаж больше, - засмеялась Петряева. - На месяц. Была санинструктором, потом перевели в полковую санчасть. Это в кавалерийской дивизии. Под Тихорецкой чуть в плен не попала. Хорошо, что моряки выручили.
- Как это было?
- Дивизию здорово потрепали, пришлось в спешном порядке эвакуировать. Собрала я своих раненых в школе и жду, когда придут повозки. Вдруг забегает казачок и кричит мне: "Что ты, дура, сидишь? Тихорецкую немцы заняли!" Я искать врача, а его и след простыл. Был у нас санитар Егор, здоровый такой детина. Оставила я его возле раненых, а сама побежала обстановку разведать. Смотрю, идет отряд морской пехоты. Я кричу: "Ребята, выручайте, так, мол, и так". Они свое барахлишко забрали с повозок и давай моих раненых грузить. А тут уже и немцы показались, перестрелка завязалась. Еле ушли. И вот опять в такую же ситуацию попала.
- Да, обстановка не из приятных, - подтвердил Лаптев. - Я никогда не бывал в горах, плохо ориентируюсь в них. Но раз дорога есть, значит она куда-то нас приведет. Другого пути у нас нет.
- У меня сердце чувствует: вырвемся.
- Дай бог, как говорят.
- У людей вся надежда на вас, Борис Сергеевич. Вы старший по званию.
Лаптев вздохнул.
- С удовольствием передал бы власть в другие руки. Оскольцеву хотя бы. Но не поймут бойцы, посчитают, что струсил.
- Вы женаты, Борис Сергеевич?
- Да нет, не успел. А вы замужняя?
- Тоже нет. Думала, институт закончу, тогда уж. А теперь… Не до свадьбы, живой бы остаться.
- Боитесь смерти?
- Боюсь. Считайте, что не жила еще. Ладно, Борис Сергеевич, отдыхайте. Я тоже пойду прикорну часок-другой.
Проснулся Лаптев от выстрелов. Соскочив с повозки, громко крикнул:
- Кто стрелял?
- Лазутчиков поймали, товарищ военврач, - ответил Буряк. - Троих егерей.
Светало, на дороге метались люди.
- Давайте их сюда.
К Лаптеву подвели троих высоченных, со спортивной выправкой парней в форме горных стрелков.
- Красноармейца Никитина хотели утащить с собой, а он крик поднял, - доложил моряк. - Ну наши и зацапали их. Здоровенные, еле справились.
- По-русски говорите? - спросил военврач у гитлеровцев.
Немцы молчали.
- Разрешите, товарищ военврач третьего ранга, я с ними по-немецки поговорю.
К Лаптеву подошел молодой боец.
- Спросите, кто они, из какой части.
- Это - тирольцы, - сказал боец, переговорив с одним из гитлеровцев. - Все из 49-го горнострелкового корпуса. Они говорят, что немецкие войска заняли Клухорский, Санчарский и Марухский перевалы, вышли в долины рек Пшиш и Хатыпс и готовятся ударить на Георгиевское.
- Как они попали сюда?
- Егеря ищут пути, чтобы выйти к побережью южнее Туапсе. Позади них несколько рот стрелков. Говорят, что скоро будут здесь.
Один из пленных что-то горячо сказал переводчику.
- Они предлагают сдаться, за это всем нам будет сохранена жизнь. Раненым окажут медицинскую помощь. Среди пленных егерей - сын оберста, полковника по-ихнему, начальника штаба дивизии.
- Поднимайте людей, - приказал военврач Буряку и Оскольцеву.
Лагерь зашумел, зазвякали металлические части амуниции, зафыркали лошади. Из каменоломни выносили раненых и грузили на повозки.
- Товарищ военврач третьего ранга, - окликнул Лаптева моряк. - Отойдите на минутку.
- Что случилось?
Буряк озабоченным жестом сдвинул мичманку на затылок.
- Вернулись ребята из разведки… Говорят, что в полкилометра отсюда дорога взорвана. По-видимому, нашими.
- Вот черт! Этого еще не хватало. И здорово?
- На совесть.
- Сержант Оскольцев! - позвал Лаптев. - Руководите сборами, мы скоро вернемся.
Бросившись в повозку, Лаптев с Буряком поскакали к перевалу. Внизу шумел горный поток. Впереди четкими контурами выделялись горные вершины. Перед ними, где-то на дальнем краю ущелья, толпились кряжи и скалы.
- Красиво? - раскрыв в улыбке рот, спросил моряк. - Вроде бы кто нарочно все это нагородил.
- Да, тут работа самого дьявола, - подтвердил военврач. - Как бы он нас за нос не поводил.
- Это вполне может быть.
Дорога круто пошла вверх. Лошади захрапели, с трудом преодолевая подъем, из-под копыт посыпались камни. Вдруг повозка резко остановилась.
- Вот где, товарищ военврач, эта штуковина! - крикнул Буряк, соскакивая на землю.
Впереди зияла глубокая, рваная по краям расщелина. До противоположного края было метров десять. Военврач и моряк заглянули в провал.
- Н-да, дела, - почесал в затылке Буряк. - Не перепрыгнешь и не переползешь.
- Какая, думаете, будет здесь глубина? - спросил Лаптев.
- Метров пятнадцать, не меньше. Ну и заковыка, елки-палки!
Оба закурили, обдумывая создавшееся положение.
- И по низу не пройдешь, - заметил Буряк, жестом указывая на бурный поток, который, пенясь, с бешеной скоростью несся между острых камней. - Поволокет, только ступишь ногой.
Лаптев хмурым взглядом окинул зубчатый верх ущелья. Высота его отвесных стен была не менее пятидесяти метров. "Разве что альпинисту под силу забраться, - подумал он. - А у нас, кроме вожжей, никаких снастей и нет".
- А нельзя забросать ров? - спросил Лаптев у моряка.
- Египетская работа, - ответил тот. - Да и где столько строительного материала наберем?
- В горах камня много.
- Нет, не успеем, товарищ военврач. Что, если сделать навесной мост? А? Ведь как-то устраивают горцы такие сооружения?
- Нужны канаты…
- Из вожжей и постромок изготовим.
- Как перебросишь туда людей, чтобы они могли закрепить их?
- Ну, одного-двух скалолазов мы найдем. В моем отделении ловкие ребята есть. Лаптев решительно возразил:
- Нет, Буряк, по твоему мосту ни одна повозка не пройдет, будем засыпать ров. Так надежнее.
В это время со стороны лагеря донеслись автоматные очереди.
- Ну вот, началось, - махнув рукой, сказал Буряк. - Едемте назад, товарищ военврач.
На биваке царила суета. Испуганные стрельбой лошади рвали постромки, с повозок поспешно снимали и уносили в каменоломню раненых. Часть бойцов залегла, прижимаясь к камням.
- Прекратить выгрузку раненых! - скомандовал Лаптев. - Ездовым вперед! Буряк, веди колонну. Быстрей, быстрей!
Одна из упряжек, запутавшись в сбруе, стала пятиться к краю пропасти.
- Держи коней, - закричал Буряк ездовому, - держи… мать твою!
Трое моряков кинулись на помощь малорослому пареньку, который испуганно моргал глазами, повисли на вожжах. Лошадей удалось остановить на самом краю. Они дико вращали глазами, роняя на землю клочья пены. Приплясывая, лошади вышли на середину дороги и, успокоившись, рысью устремились вперед. За ними тронулся весь обоз. Рядом бежали красноармейцы и моряки, придерживая за борта вихляющиеся повозки. Чувствуя опасность, раненые не стонали.
Когда последняя повозка, оставляя за собой густое облако пыли, вышла из опасной зоны, Лаптев вернулся в цепь. Кругом трещали выстрелы. Выглянув из-за камня, он увидел фашистов, бежавших по усыпанному камнями дну ущелья, откуда дорога уходила вверх, к позициям отряда. Они наступали короткими перебежками, умело прячась за выступы скал и камни. Казалось, еще рывок-другой - и сытые, вооруженные до зубов егеря ворвутся в расположение отряда.
- Приготовить гранаты! - скомандовал сержант Оскольцев, снимая с лимонки чеку. Две другие гранаты он положил рядом. - Подпустить егерей ближе.
Лаптев видел, как сержант, зажав крепкой пятерней рычаг гранаты, отвел руку назад. Потом военврач перевел взгляд на бойцов. Лица их были сосредоточенно спокойны. Это был обстрелянный народ, протопавший по дорогам войны не одну сотню километров. На многих белели повязки.
- По-фашистским захватчикам - огонь!
Над позицией стаей птиц взметнулись гранаты. Бойцы бросились ничком на землю. Будто кто дубинкой прошелся по пустым железным бочкам. Эхо несколько раз повторило звуки разрывов. Раздались крики, ругань. Словно захлебнувшись, умолкли немецкие автоматы.
- Гранатами - огонь! - повторил команду Оскольцев.
Снова взрывы, стон раненых. Потом наступила глубокая тишина. В воздухе вилась пыль. Ее золотили косые лучи солнца, выглянувшего наконец из-за зубцов ущелья. Лаптев приподнялся. Напрасно с немецкой стороны кто-то яростно кричал: "Форвертс!". Гитлеровцы, захватив раненых, поспешно отходили. Над Лаптевым громко простучал ручной пулемет, горячая гильза скатилась за ворот шинели, обожгла шею.
- Прекратить огонь, - скомандовал он. - Беречь патроны!