- Обе пули прошли навылет; а перевязывать такие царапины просто смешно. Если бы ты видел, что сотворила со мной в детстве горная горилла Болгани, ты не назвал бы эту ерунду "ранами"!
- Ты когда-нибудь слышал о потере крови, о лихорадке, о заражении крови, наконец?
Человек-обезьяна поудобнее устроился на сиденьи.
- Нет. Но лучше расскажи-ка мне о другом. Всегда ли самцы людей устраивают из-за своих самок такие забавные игрушечные драки? Или когда-нибудь они дерутся по-настоящему?
IX. В Англии
Уильям Сесиль Клейтон сидел над письмом, которое он вот уже несколько дней писал Джейн, так и не продвинувшись дальше первых пяти строчек.
Молодой англичанин думал, что на бумаге ему будет легче признаться в том, что его невеста гостит не в поместье лорда Грейстока, а в поместье нищего самозванца. Но составить такое письмо оказалось еще труднее, чем высказать печальную истину вслух.
Нет, Клейтон не сомневался: известие о том, что у ее жениха нет ни титула, ни денег, не заставит Джейн разорвать помолвку. Она из тех женщин, которые остаются верными и в несчастье; в несчастье даже больше, чем в благополучии. Если Уильям признается в своем разорении, это, наоборот, может заставить Джейн Портер наконец-то назначить день свадьбы, которую она то и дело откладывает под любыми смехотворными предлогами… Все это так, но он не знал, как оправдать столь долгое утаивание истины от любимой девушки.
Господи, почему он сразу не рассказал ей обо всем? Почему не расставил все точки над "и" еще в отеле Балтимора? Правда, тогда он был бы сейчас нищим, зато Джейн была бы его женой!
А вот теперь бог знает, как ему выкарабкаться из ловушки, в которую загнало его минутное малодушие; и чем больше проходило времени, тем труднее становилось отважиться на позорное признание.
Уильям Сесиль Клейтон, граф Грейсток, зачеркнул последнюю фразу и начал снова.
"Наверное, вы никогда не простите меня, дорогая Джейн, но…"
- Дружище, да ты, никак, стал человеком пера! - воскликнул друг Клейтона лорд Теннингтон, широким шагом входя в библиотеку. - Могу поспорить, что все эти дни ты трудишься над поэмой, посвященной прекрасной Джейн Портер!
- Нет, это просто кое-какие подсчеты, - густо покраснев, Клейтон поспешил сунуть листок в карман. - А вот когда ты перейдешь от вздохов к делу и посвятишь пару строк прекрасной Элоизе Стронг?
Теннингтон поскучнел и рухнул в кресло.
- Вот как раз об этом я и хотел с тобой поговорить…
- О чем? О стихосложении?
- Ах, Уильям, брось, я серьезно! Вот скажи - почему рядом с этой девушкой я всегда робею, как мальчишка? Я был бы рад посвятить Элоизе хоть сотню поэм… Если бы что-нибудь смыслил в поэзии - но я и в прозе-то не знаю, как рассказать ей о своих чувствах!
- Да, это и впрямь серьезно, - согласился Клейтон. - Ну, и чего же ты от меня хочешь?
- Сейчас объясню, - сразу оживившись, лорд Теннингтон выпрямился в кресле. - Мне пришла в голову одна великолепная мысль! Почему бы нам всем не прокатиться на моей яхте вокруг Африки? Во время путешествия мисс Стронг познакомится со мной поближе и поймет, что вовсе необязательно принимать все мои ухаживания за легкомысленную шутку…
- Подожди! Я не понял, что значит - "нам всем"?
- Всем - значит, всем: мне, мисс Стронг, тебе, мисс Портер и этой старой дуэнье, которая не спускает с Элоизы глаз… Брр, от взгляда мисс Дэн у меня мурашки бегут по коже! Но, может быть, в море она подобреет? Или, дай-то бог, ее одолеет морская болезнь, и тогда я наконец смогу побыть с Элоизой наедине!
- Джей, ты просто бредишь! Нет, я от всей души сочувствую твоим матримониальным планам, но почему я и мисс Портер должны…
- Ах, в этом-то все и дело! Мисс Стронг ни за что не хочет отправляться в плавание без подруги, а Джейн…
- Только не говори, что ты уже обсуждал с моей невестой этот безумный план!
- И ничуть не безумный, просто отличный план: сперва мы пройдем Средиземным морем, потом - Красным, потом - Индийским океаном, потом обогнем восточный берег Африки… Знаешь, когда я набросал маршрут плавания Элоизе и Джейн, они обе загорелись моей идеей! Так что теперь дело только за тобой, дружище. Ты ведь не бросишь меня в беде?
- Ради бога, плыви куда хочешь, только без моей невесты и без меня! Мы с мисс Портер вдоволь налюбовались африканскими берегами и не имеем ни малейшего желания повторить этот кошмар!
- А мисс Портер сказала, что с огромной радостью вновь побывает в тех местах, - невозмутимо сообщил молодой аристократ. - Так что пакуй чемоданы, старина, и подумай заранее, кого из слуг ты возьмешь с собой…
- Убирайся! - Клейтон замахнулся Теннингтона пресс-папье, но тот флегматично посоветовал:
- И отнесись к предстоящей прогулке, как к репетиции свадебного путешествия. Я, например, рассматриваю предстоящий вояж именно так!
Теннингтон улыбнулся и вышел прежде, чем его взбешенный приятель и в самом деле успел запустить в него пресс-папье.
Клейтон долго сидел неподвижно, пытаясь успокоиться, потом вытащил из кармана смятую бумажку, перечел написанные на ней строки, пододвинул к себе чистый лист и снова углубился в мучительное раздумье.
Х. В Африке
На волнах бухты напротив окаймленного тропическим лесом берега покачивалась небольшая яхта, на палубе которой, опершись о штриборт, стояли два человека.
- Извини за откровенность, Джек, но тебе не кажется, что у твоего друга не все в порядке с головой? - негромко проговорил невысокий крепкий мужчина с короткой бородкой.
- Нет. А почему ты спрашиваешь?
- Я понимаю - после всего, что он пережил, трудно остаться полностью нормальным; но прыгать, как обезьяна, по вантам и реям во время шторма… Господи, даже моему боцману стало плохо от эдакого зрелища!
- Надо подбирать боцманов с более крепкими нервами, - невозмутимо откликнулся Джек Арно.
Дэнни Купер покрутил головой и с искренним интересом спросил:
- Ну зачем он это делает, скажи на милость?
- Ему так хочется, - ответил Арно.
- По-твоему, это достаточное объяснение?
- По-моему, да.
- Я рад, что хоть ты его понимаешь. А я никак не могу взять в толк, что он за человек! - буркнул капитан "Иволги". - Вот уже четвертые сутки бродит в джунглях один, почти голый, среди диких свирепых зверей… Ну скажи на милость - зачем ему понадобилось раздеваться, прежде чем лезть в чащу?! Даже одеяла не захотел с собой взять! Что там одеяла - ни спичек, ни ружья, ни револьвера! Неужели правда то, что писали о нем в газетах?
- А что писали в газетах?
- Будто сам не знаешь! Что этот выкормыш гориллы может голыми руками растерзать любого хищного зверя!
- Обычно, когда он дерется с хищниками, он пускает в ход нож.
- Нож? Что и говорить, превосходное оружие против льва или…
- А вот и он - легок на помине! - перебил Джек Арно.
- Что? Где? Брось, тебе померещилось…
Но тут Дэнни Купер и сам увидел мощную фигуру высокого человека, скользнувшего по песчаному берегу к воде. На плече человек-обезьяна были два связанных веревкой мешка.
Тарзан сбросил свою ношу на песок, махнул рукой, и капитан "Иволги" закричал, чтобы спустили шлюпку.
Когда лодка причалила к берегу, человек-обезьяна легко швырнул в нее два увесистых мешка.
- Здесь все? - вполголоса спросил Арно, кивнув на мешки, которые Купер с трудом запихивал под скамью.
- Да.
- Обязательно нужно было так швырять эту тяжесть? Чуть днище мне не проломили, - проворчал капитан. - Ну, чего вы ждете? Залезайте в шлюпку!
Тарзан покачал головой.
- Я остаюсь.
- А? Что значит - "остаюсь"?
- Я остаюсь в джунглях. Возвращайтесь в Балтимор без меня.
Арно шагнул к Тарзану, но человек-обезьяна быстро попятился.
- Дэнни, подожди меня, я сейчас! - крикнул Джек.
Он снова попытался подойти к приемышу Калы, и снова тот отступил на несколько шагов.
- Мистер Тарзан, не валяйте дурака! - раздраженно гаркнул капитан "Иволги". - Садитесь в лодку, или вам придется ночевать на берегу!
Человек-обезьяна пригнулся, готовый бежать или драться при первой же попытке покушения на его свободу.
Перед Джеком вновь стоял дикий лесной юноша, полный звериной настороженности и подозрительности. Таким Тарзан был до того, когда любовь к Джейн Портер и уроки Джека Арно превратили его в "джентльмена". Таким он стал опять, проведя четыре дня в джунглях. Весь лоск "культуры" и "цивилизации" сошел с него, как сходит старая шкура со змеи, и графиня де Куд не узнала бы сейчас звезду своих светских приемов в этом обнаженном богатыре с одной дикарской повязкой на бедрах.
- Тебе придется самому отвезти золото профессору Портеру, - сказал человек-обезьяна Джеку Арно.
- Я боялся, что ты так поступишь, - откликнулся тот. - Послушай, ты напрасно делаешь это. Скоро ты пожалеешь…
- Нет.
- Подумай еще раз, ты ведь не можешь…
- Я уже все решил.
- Но как ты будешь жить в джунглях среди диких зверей после всего, что ты увидел, узнал, пережил? Тарзан, то, что ты собираешься сделать - самоубийство!
- Нет. Иначе просто не может быть. Тот полицейский в Балтиморе был прав. Такому, как я, место в диких джунглях.
- Но…
- Из меня не получилось цивилизованного человека, но это не твоя вина, Джек. Ты был хорошим учителем. Прощай!
С этими словами человек-обезьяна тронул его за плечо, повернулся и исчез в джунглях прежде, чем Арно успел еще что-нибудь сказать.
- Постой! Подожди! - закричал Джек, бросаясь вверх по берегу. - Тарзан, вернись!
Но ему ответил только шум ночной чащи, бесследно поглотившей "сына гориллы".
ХI. Возвращение домой
Тарзан летел по ветвям деревьев, свободный, как в былые времена - и такой же одинокий.
Счастье, боль, горе и радость сплелись в его душе в невероятный колючий клубок, и клубок этот терзал его до тех пор, пока человек-обезьяна не разразился долгим протяжным воплем, заставившим притихнуть всех лесных обитателей на много миль вокруг.
Тарзан, сын Калы, вернулся домой!
Слушайте все - к вам вернулся ваш господин, победитель горилл, львов и леопардов! Те, кто забыли этот голос, вспоминайте его поскорей, потому что самый могучий боец и охотник снова появился в здешних джунглях!!!
Человек-обезьяна с новым пронзительным кличем легко перекинулся с одного дерева на другое.
Он спешил убедиться, что по-прежнему силен и ловок, что его мускулы не ослабели за время жизни в цивилизованном мире.
Нет, он все так же могуч и быстр!
И его никто больше не запрет за решетку!!
И никто никогда не посмеет безнаказанно его ударить!!
И ему никогда уже не придется носить дурацкую одежду и вести бесцельные разговоры!!
И он никогда больше не будет ломать себе голову над непостижимыми вещами, которые нельзя ни съесть, ни выпить, ни потрогать рукой!!
Сын Калы перенесся через такую пропасть, через какую он вряд ли рискнул бы перепрыгнуть в былые времена, и взлетел на такую высоту, на какую обычно возносится лишь легкая Мана - мартышка.
Неистовым бешеным бегом по вершинам деревьев Тарзан праздновал свою свободу - и в то же время пытался оставить позади все мучительные воспоминания и мысли.
Отныне он забудет даже дорогу к хижине на берегу, откуда начал свой путь превращения из обезьяны в человека!!
И забудет навсегда Джейн Портер!!
И ее чахлого жениха Уильяма Сесиля Клейтона!!
И лейтенанта Джека Арно!!
И язык людей!!
Больше ему ничего не нужно, кроме свободы среди жестоких и прекрасных джунглей!!
Тарзан ухватился за ветку, в последний момент подвернувшуюся под руку, и, запрокинув лицо к луне, издал такой оглушительный вопль, что неподалеку откликнулись трубным гласом слоны, предупреждая неведомого хищника, что они готовы к отпору.
На рассвете, загнав себя до полусмерти долгим бегом по древесным вершинам, Тарзан наконец отыскал стаю горилл, в которой когда-то вырос.
На большой лужайке под первыми лучами солнца грелись огромные седые самцы, самки и разновозрастная молодежь. Несколько совсем маленьких детенышей держались за шерсть на груди матерей, смешно позевывая и крутя головками, точь-в-точь, как сонные человеческие дети.
Всего стая насчитывала около шестидесяти горилл; во многих из них покачивающийся на высокой ветке Тарзан узнавал тех, с которыми играл и дрался еще ребенком. Некоторые из самых старых обезьян были уже взрослыми в годы его детства, а из молодежи сыну Калы едва ли был известен каждый второй.
Человек-обезьяна стал быстро спускаться.
Когда он схватился за нижнюю ветку, полусонные глаза одной из самок заметили его.
С испуганным криком обезьяна указала сородичам на непрошенного гостя - и огромные самцы взвились на ноги с удивительной для их веса прытью.
Тарзан уже стоял на земле.
Оскалив зубы, вздыбив шерсть на загривках, гориллы-самцы медленно двинулись к нему, тогда как самки, прижимая к себе детенышей, поспешно кинулись к дальним деревьям, а молодежь сгрудилась за спинами стариков.
Впереди наступающих горилл оказался гигантский антропоид, чье ворчание постепенно переходило в утробный рев; к нему-то и обратился на языке обезьян приемыш Калы.
- Карнат, это я - Тарзан! - громко крикнул он. - Ты помнишь меня? Помнишь, как совсем маленькими детенышами мы вместе дразнили Нуму, бросая в него орехи с верхушки дерева?
Горилла остановилась, недоверчиво приглядываясь к странному существу, вдруг заговорившему на языке обезьян.
- А ты, Мгор, - Тарзан повернулся к другому самцу, - помнишь, как я убил могучего Керчака? Я - Тарзан, сын Калы, великий охотник!
Шерсть на загривках горилл мало-помалу улеглась, угрожающее ворчание смолкло.
Одна за другой обезьяны подходили ближе, внимательно разглядывая человека.
- Тарзан, сын Калы… - наконец пробормотал Карнат. - Но ведь он умер!
Тарзан рассмеялся.
- Нет, я не умер! Я жив и вернулся к народу, среди которого рос! Скажи, кто сейчас ваш вожак?
- Торг недавно погиб в схватке с Нумой, - после паузы ответил Мгор. - У нас нет вожака.
Карнат явно хотел возразить, но пока неповоротливый ум антропоида обдумывал ответ, Тарзан быстро и уверенно заявил:
- Теперь есть. Я, Тарзан, убивший не одного Нуму и не одну Сабор, снова буду вашим вожаком, как когда-то!
Карнат собрал лоб в морщины, что-то недовольно пробормотал, но, будучи по натуре покладистым и незлобивым, не полез в драку. Он наконец ясно вспомнил белокожего приемыша Калы - товарища своих детских игр, победителя Керчака и Тублата.
И другие обезьяны, убедившись, что Тарзан неопасен, заковыляли к нему; в конце концов осмелились подойти даже самки с детенышами.
Не было никаких взаимных приветствий, как это случилось бы при встрече давно не видевшихся людей. Большинство самцов вернулись досыпать на лиственные постели. Несколько подростков, которые так и не вспомнили Тарзана, подкрались поближе, на всякий случай ощерив клыки. Один из них угрожающе зарычал: от нового вожака слишком пахло человеком. Если бы Тарзан ответил таким же ворчанием, молодой самец живо убрался бы прочь, зато другим обезьянам приемыш Калы мог бы показаться слишком слабым и неуверенным в себе.
И Тарзан выбросил руку, поймал нахала за плечо и бросил плашмя на траву. Горилла (которая несмотря на молодость весила вдвое больше человека), с оскорбленным ревом вскочила и кинулась в бой.
Но стальные пальцы человека-обезьяны впились в горло противника, и самец жалобно заскулил и отвел взгляд, показывая, что сдается.
Наглядный урок сразу обеспечил новому вожаку должное место в стае: молодые обезьяны больше не осмеливались докучать Тарзану, а старые самцы не оспаривали его прерогатив.
Только самки с маленькими детенышами еще некоторое время отгоняли Тарзана от своих младенцев, и тот, повинуясь обычаю, сам старался держаться от матерей подальше. Только в приступе ярости антропоид может случайно задеть самку или обидеть детеныша.
Но к вечеру все обезьяны совсем привыкли к Тарзану, и перед закатом сын Калы сказал Карнату:
- Завтра мы отправимся на поляну танца Дум-Дум. Луна растет. Скоро настанет хорошее время для танца.
Каким тяжеловесным, неуклюжим и примитивным показался Тарзану язык его матери, когда он выговаривал эти слова!
У него едва хватило терпения дождаться, пока собеседник обдумает ответ и пробормочет:
- Мы давно не ходим на поляну танца Дум-Дум. Там - рядом - живут черные люди. Это опасно.
- Тарзан не боится черных людей! - заявил новый вожак горилл, ударяя себя кулаком в грудь. - Все черные люди боятся Тарзана! Завтра мы отправимся на поляну. Теперь каждую луну мы будем танцевать, как танцевали раньше.
Карнат что-то неопределенно проворчал и заковылял к облюбованному местечку под деревом.
Другие обезьяны тоже укладывались на траве и на постелях из листьев - по одному, по двое и целыми группами; и скоро сонное бормотание, храп и сопение зазвучали над поляной негромкой колыбельной песней, под которую столько лет засыпал Тарзан.
Человек-обезьяна, сидя на траве, смотрел на горилл, завершавших обычные приготовления ко сну. Некоторые полуночники шутя боролись, бросали друг в друга листьями или что-то вполголоса лопотали.
На нового вожака никто не обращал внимания.
Тарзан запрокинул лицо к небу, где пыталась выпутаться из листьев равнодушная щербатая луна, и негромко тоскливо крикнул. Потом устало вздохнул, лег на бок, свернулся клубком и закрыл глаза.
Тарзан, сын Калы, вернулся к своему народу.
ХII. Сомнения и решения
Лорд Теннингтон был недоволен погодой, ходом яхты, сегодняшним завтраком, легкой качкой и всем на свете.
Это недовольство, распространявшееся с каждым днем на все большее количество явлений и вещей, не покидало его с тех пор, как "Леди Алиса" сделала остановку в Гавре, где мисс Стронг при поддержке мисс Портер уговорили Теннингтона принять в качестве пассажира некоего мсье Тюрана.
Честно говоря, вначале этот бойкий француз с хорошо подвешенным языком понравился и самому хозяину яхты - Тюран мог поддержать любую беседу и обладал безукоризненными манерами. Правда, всех несколько удивила та готовность, с какой француз вызвался сопровождать новых знакомых не только в круизе по Средиземному морю, но и до самых берегов Африки. Как с очаровательной небрежностью пояснил мсье Тюран: "В ближайшее время мне совершенно нечего делать, а в таком великолепном обществе я готов отправиться хоть в кругосветное путешествие!"
Теннингтон заскрипел зубами, вспоминая, что сам охотно предложил гостю оставаться на яхте сколь угодно долго.
И вот прошло всего-навсего две недели - а хозяин "Леди Алисы" уже от всей души желает мсье Тюрану свалиться за борт и избавить наконец от своих докучливых ухаживаний Элоизу Стронг!