- А пока я хочу, чтобы вы прошли ускоренную подготовку во Фридентале. В течение месяца. Вы и еще десять парней из группы парашютистов, которые были с нами там, на Абруццо. Заниматься будете по особой программе. Вообще-то, программа курсов рассчитана на год. Но проклятое время… Оно требует платить по векселям.
- Как скупой ростовщик.
- Вот и приходится выпускать трехмесячных недоносков. И все же там особая подготовка. Если бы по такой системе готовили наших диверсантов до начала войны с русскими, мы могли бы вспахать весь их тыл еще до перехода границы первой дивизии вермахта. И не мы страдали бы сейчас от их партизанских отрядов, - а они от наших диверсионных групп.
- Мне это понятно лучше, чем кому бы то ни было другому в пределах рейха.
- Фридентальские курсы - особые, Штубер. Убедитесь в первый же день.
Вблизи стена показалась еще выше. Но сразу же бросилось в глаза, что сложили ее недавно и наспех. Глядя на ее неровную, с плохо подогнанными камнями кладку, любой строитель из воздвигавших некогда замок Фриденталь наверняка сгорел бы от стыда.
57
- Русские пленные оказались дрянными строителями, - успел еще раз удивить его Скорцени, пока часовые у ворот внимательно проверяли документы и груз задней машины. - Проще было бы выложить эту стену из их тел.
- Вполне хватило бы, господин штурмбаннфюрер, - впервые за все полтора часа дороги подал голос оберштур-мфюрер. А Штуберу уже начало казаться, что этот человек хранит обет молчания.
- Материал слишком недолговечен, - заметил Скорцени, не отводя глаз от стены. - К тому же это были бы варварские стены.
Дежурный офицер узнал Скорцени, подобострастно приветствовал его, тем не менее внимательно всмотрелся в фотографию на удостоверении личности и сверил с натурой.
- Этот - со мной, - бросил штурмбаннфюрер, как только офицер вернул ему удостоверение.
- С пополнением, господин штурмбаннфюрер, - снова щелкнул каблуками унтерштурмфюрер и, закрывая заднюю дверцу, предусмотрительно открытую Штубером, посмотрел на Вилли с нескрываемым сочувствием. Оглянувшись, Штубер увидел, как двое солдат задвигают массивные крепостные ворота, и почувствовал себя человеком, которого заманили в крепость-тюрьму, откуда вряд ли когда-нибудь удастся выбраться.
- Послушайте, барон Штубер, - вполголоса произнес Скорцени, придержав гауптштурмфюрера за локоть. - Ответ вас ни к чему не обязывает. Но хотелось бы знать ваше мнение. Если бы вашего Беркута хорошо подготовить, но скрыть эту подготовку, и переправить в Россию… Он смог бы решиться совершить покушение на одного из кремлевских бонз?
- Сталина? - почти вырвалось у Штубера.
- Гипотетически.
- В принципе такой человек способен сокрушить хоть архангела Михаила. - Хотя должен заметить, что он больше подходит для партизанско-диверсионных заданий. Такова уж натура этого человека. Яд дворцовых интриг - не его оружие. Это я утверждаю как психолог.
- Важная деталь, гауптштурмфюрер, - задумчиво согласился Скорцени.
- Извините, что разочаровал.
- Я всегда желал знать истинное положение вещей, - резко ответил штурмбаннфюрер.
58
…Предавшись этим воспоминаниям, Штубер не заметил, что машина въехала в обнесенный каменной оградой двор, прилегающий к зданию, в котором размещался его отряд.
- С возвращением, господин гауптштурмфюрер! - радостно приветствовал его невесть откуда появившийся фельдфебель Зебольд. - Честно говоря, мы уже не ожидали увидеть вас в этих стенах.
- Я и сам не ожидал, что вернусь сюда, мой фельдфебель. Но в Германии мне объяснили: интересы нации превыше всего, - поиграл желваками Штубер. - Я-то об этом не догадывался.
- Осмелюсь доложить, господин гауптштурмфюрер, что за время…
- Потом, фельдфебель, потом, - нетерпеливо прервал его Штубер. - Свяжите меня с полицейским управлением. С майором Рашковским. Мне нужно знать, как чувствует себя наш друг Беркут.
- Беркут? - переспросил Зебольд. - Но… Господин гауптштурмфюрер… Я считал, что вы уже осведомлены.
- Что вы имеете в виду? - насторожился Штубер.
- Значит, вы действительно не?..
- Что вы мямлите?
- Беркут расстрелян, господин гауптштурмфюрер.
Наступила минутная пауза.
- Вы с ума сошли, мой фельдфебель! - наконец, нервно усмехнулся Штубер.
- Согласно вашему приказу Беркута отправили в лагерь для военнопленных. Но что-то там не сработало, и он попал в число тех, кого ликвидировали. Это произошло через неделю после вашего отъезда. Я считал, что вы интересовались ходом эксперимента из Берлина. Глупая гибель, господин гауптштурмфюрер. Но именно такой он и заслуживает.
Какое-то время Штубер молча всматривался в глаза Зебольда. Тот отшатнулся. Ему вдруг показалось, что Штубер вот-вот выхватит свой пистолетик. Он делает это мгновенно.
- Вы все проверили? Лично проверили? - играл желваками Штубер. - Ошибка исключена?
- Лично. Он не бежал - это точно.
- А жаль.
- Простите, господин гауптштурмфюрер? Не понял.
- Какими же нужно быть идиотами, чтобы после всех указаний, которые они получили от гестапо, расстрелять этого лейтенанта?
- Обер-лейтенант, который командовал ликвидационной командой лагеря, уже отправлен на Восточный фронт, - выпалил Зебольд, как только Штубер поднял на него глаза. - Но мы могли бы его разыскать.
- Я с удовольствием закопал бы его в землю вместо Беркута. Живым. М-да… - устало махнул рукой Штубер. - Прикажите Гансу приготовить ванну. До двенадцати часов завтрашнего дня меня не существует.
59
Поначалу история гибели Беркута действительно показалась Штуберу совершенно неправдоподобной, а потому невероятной. Но потом, тщательно проанализировав весь ход ликвидации лагеря, куда с его личного благословения был помещен этот лейтенант, он понял, что в той спешке, е которой одну часть пленных увозили в Германию и Польшу, а другую попросту истребляли, такая ошибка вполне могла произойти.
Правда, уже в конце расследования занимавшийся этим делом оберпггурмфюрер из гестапо неожиданно наткнулся на следы какого-то странного происшествия, в результате которого вместо Беркута ликвидационная команда якобы расстреляла другого военнопленного, а сам лейтенант под чужой фамилией попал в один из эшелонов, идущих в Германию.
К сожалению, никакого конкретного подтверждения эта версия не получила, поэтому показалась Штуберу еще более невероятной, чем ошибочный расстрел Громова.
Да, он уже проклинал себя за то, что отправил этого лейтенанта в лагерь. Если Скорцени, которого очень волновало состояние диверсионной работы на Востоке, трижды заводил разговор о Беркуте и просил включить его в группу фридентальских курсантов, значит, лейтенант по-настоящему заинтересовал героя нации. А теперь придется докладывать, что его, Штубера, люди не только не завербовали Беркута, но и не сумели уберечь от обычного санитарного лагерного расстрела? Абсурд!
С помощью гестапо Штубер попытался разыскать на Восточном фронте обер-лейтенанта Гольца, возглавлявшего ликвидационную команду лагеря. В последние дни его существования. И был еще больше удивлен, узнав, что этот офицер пропал без вести во время налета партизан на следовавший к фронту воинский эшелон, который они не совсем удачно пустили под откос. Однако ни среди убитых, ни среди раненых Гольца не обнаружили. Хотя, по показаниям очевидцев, пленных партизаны не брали. Да и зачем им понадобился бы этот обер-лейтенант из бывших учителей?
Об исчезновении Гольца гауптштурмфюрер узнал только сегодня и теперь ожидал результатов более подробного расследования’ этой еще одной загадки войны, за которую взялась армейская контрразведка. Фронтовые коллеги пообещали опросить всех тех, с кем Гольц ехал в одном вагоне> кто контактировал с ним перед отправкой на фронт, видел его во время боя у пущенного под откос эшелона.
- Господин гауптштурмфюрер, осмелюсь спросить: вы действительно подозреваете, что под видом Гольца на фронт мог уехать Беркут? - спросил Зебольд, уже несколько раз порывавшийся сунуться к командиру с этим вопросом. Он подходил, топтался, мычал что-то нечленораздельное и снова отходил к группе "рыцарей", занятия с которыми проводили сейчас два приехавших вместе с гауптштурмфюрером десантника-парашютиста - выпускники фридентальских курсов.
Группа возросла до ста двадцати человек, и теперь она снова размещалась в крепости, в наспех построенной прямо в цитадели казарме. А все пространство за цитаделью, на большом "гражданском дворе", отгороженном от внешнего мира старым рвом и остатками стен, Штубер превратил в полигон. Благо рельеф здесь был подходящий - холмы, небольшое болото, рощица с кустарником, песчаная долина, что позволяло имитировать любой тип местности. Штубер видел, как умело использовали такой же в заброшенном парке замка Фриденталь Отто Скорцени и его инструкторы.
- Мне такое и в голову не могло прийти, мой фельдфебель, - улыбнулся гауптштурмфюрер, придирчиво наблюдая за действиями будущих курсантов Фриденталя.
Вместе с парашютистами, участвовавшими в операции по освобождению дуче (о чем они не имели права распространяться), он отобрал пятнадцать наиболее подготовленных рыцарей, включая Зебольда, Магистра и Стрелка-Инквизитора. Все, кто не имел кличек, получили их. Заново прошли медицинское освидетельствование. А гестапо, в свою очередь, заново прошлось по биографиям каждого из них.
Теперь Штубер внимательно наблюдал, как вслед за инструкторами они группами подползали к насыпи, на которую были уложены обломки рельс, и закладывали учебные мины с часовым механизмом. Новейшего образца. Наподобие тех, которыми обязательно снабжали каждого выпускника курсов особого назначения, прежде чем посадить его на один из самолетов особой 200-й эскадрильи бомбардировщиков , доставлявших этих диверсантов в любые уголки планеты. И, к удивлению Штубера, далеко не всегда именно в те, где гремели бои Второй мировой.
- Но, господин гауптштурмфюрер, в лагере и в городке Гольца знали в лицо сотни немцев. - Конечно, Зебольд был заместителем командира отряда и формально имел право отлынивать, приравнивая себя к инструкторам. Но пытаться вникать во все, что задумал командир, - это уже было личным пристрастием фельдфебеля.
- Именно потому, что мне и в голову не могло прийти, будто бы под видом Гольца из лагеря ускользнул Беркут, я попросил коллегу Ранке подумать над этой версией. Что в этом непонятного? Быстрее, быстрее проходите холмистый участок! - подгонял он очередную группу взрывателей. - Унтерштурмфюрер Вартенбург, следите за темпом продвижения и маскировкой на открытой местности! Из Саулического поста сообщений не поступало? - снова обратился к Зебольду.
- Нет. Ганс дежурит у телефона. Подождем. Еще не время. Радист тоже на связи.
60
Штубер вернулся в свою башню и устало опустился на старое с резными подлокотниками расшатанное кресло, завезенное сюда Гансом из какой-то освободившейся еврейской квартиры. Напутствуя его на возвращение в эти края, Скорцени сказал:
- Запомните, Штубер, отныне отряд будет рассматриваться Главным управлением имперской безопасности как испытательный. Благодаря ему смогут пройти первичную лесную практику борьбы с партизанами многие сотни курсантов Фриденталя. Послезавтра вместе с вами на Украину уедут мои лучшие инструкторы, проверенные на операции по освобождению Бенито Муссолини. Особое внимание обратите на унтерштурмфюрера фон Вартенбурга. Это редкий случай. Используйте их для подготовки своих наиболее проверенных людей. Сейчас, как никогда, Германия нуждается в настоящих рыцарях рейха. Кстати, в докладе фюреру я представлю ваш отряд именно так: батальон "Рыцари рейха".
- Значит, я имею право сформировать батальон? - уточнил Штубер, подозревая, что слово "батальон" вырвалось у него случайно.
"Отряд будет называться так независимо от численности, - резко ответил Скорцени. Он терпеть не мог, когда подчиненные пытались уточнять сказанное им.
"Батальон - более эффектно", - понял Штубер.
Однако напутствие "героя нации" поразило Штубера не этим. Оказавшись во Фридентале, он решил, что после краткосрочной подготовки Скорцени будет использовать его в качестве инструктора по антипартизанской борьбе, а возможно, назначит своим заместителем. Имел ли он право рассчитывать на это? Да, имел.
Люди из ближайшего окружения Скорцени участвовали, как правило, лишь в отдельных, "громких", операциях. Он, Штубер, единственный, кто во главе отряда сражается уже второй год. Он владеет знанием языков и психологии противника, опытом антипартизанской борьбы, маскировки, подготовки людей к боевым действиям в чрезвычайных условиях… То есть всем тем, что давало право рассчитывать на нечто большее, чем фронтовое напутствие "героя нации", за которым, собственно, ничего не стояло: никаких обязательств со стороны Скорцени, никаких обещаний, никакой перспективы.
Одного слова штурмбаннфюрера было достаточно, чтобы Штубер прочно осел в семидесяти километрах от своего родового замка, где Скорцени всегда встречали бы с распростертыми объятиями.
Да, тогда, в последние дни пребывания во Фридентале, Штубер воспринял свое отчисление с курсов как изгнание из рая.
Но уже сейчас, успокоившись, свыкнувшись со своей участью, он начинал оценивать все происшедшее с ним совершенно по-иному. Мечтая закрепиться во Фридентале, он исходил только из собственных интересов: выжить, обезопасить себя, переждать… А люди Скорцени жили иными планами, иными стремлениями. Они работали уже даже не на войну, а на ту Германию, которая должна будет существовать и бороться после победы над ней армий союзников. По существу, уже на Четвертый рейх.
Во Фридентале он видел группы, сформированные из фольксдойче и коллаборационистов из Чехословакии, Румынии, Польши, США, Франции, скандинавских стран. Здесь не существовало деления на "страны-союзники" и "страны-враги". Выпускники "курсов особого назначения" должны были овладеть многими видами оружия, радиоделом и способами шифровки, а потом, пройдя полный курс диверсионно-разведывательных наук, проникать почти во все страны Европы и Америки, оседать там, легализовываться и сразу же приступать к созданию сил сопротивления, групп мятежников, подкупу лидеров различных движений, организации широкой разведывательной сети.
Еще там, в замке, Штуберу стало ясно: по замыслу Скорцени и его шефов окончание Второй мировой войны станет началом новых битв за идеалы национал-социализма, только уже в каждой стране. При этом фашизм начнет завоевывать нации изнутри, опираясь на внутренние силы, а не на штыки Германии. Руководители и духовные вожди этих движений как раз и составят элиту, которая возьмет на себя руководство новой цивилизацией, новым миром.
Только зная это, можно понять, почему в числе первой десятки людей, направленных Штубером на курсы особого назначения, Скорцени желал видеть лейтенанта Беркута, к разговору о котором он возвращался трижды. На Украине ему нужен был народный герой-мститель, который со временем сумел бы поднять восстание и повести народ к тем идеалам, которые уже сейчас видятся из Фриденталя (Скорцени мечтал превратить Фриденталь в своеобразный центр и символ борьбы за новый рейх).
61
После первой недели тренировок Штубер стал свидетелем того, как ночью замок покидала очередная группа "коршунов Фриденталя". Теперь у них были новые имена и фамилии, а при себе они имели пачки фальшивых денег и документов, пистолеты с отравленными патронами и зашитые в штатские пиджаки капсулы с цианистым калием.
Знал Штубер и то, что перед отправкой Скорцени лично напомнил им директиву Гиммлера: "Ни один человек из службы безопасности не имеет права попасть в руки противника!" И уже от себя, с присущим ему черным юмором, добавил: "В случае провала каждый из вас должен с великой радостью и святой верой в Германию собственноручно выдать себе визу в потусторонний мир. А пока - в пути не задерживаться. В пункты назначения прибыть в срок. Приступать к выполнению задания немедленно. Принадлежность "коршуна Фриденталя" к любой иностранной организации путчистов, любой группе заговорщиков или противников режима будет оправдана высшими интересами рейха".
И все же из разговоров с курсантами Штубер понял: даже у этих сорвиголов отправка на Восток считалась смертным приговором. Они готовы были отправиться в любую страну, хоть к племенам людоедов, только бы не в Россию. Но командование требовало усилить агентурный натиск именно на русские тылы. Так что безжалостное выдворение его, Штубера, назад в Подольск отчасти объяснялось и этой "страстью" командования.
"Можешь считать, что в твоих глазах штурмбаннфюрер Скорцени наконец-то оправдан, - на иронической ноте подытожил свои воспоминания-размышления Штубер. - Все-таки объяснять решение "героя нации" вот так, в патриотическом духе, куда приятнее, чем признать, что он попросту отшвырнул тебя носком сапога, как шелудивого кота".
- Господин гауптштурмфюрер, - ожил телефон. - Докладывает старший поста полевой жандармерии обер-фельдфебель Паппель. Только что на пост поступило сообщение от шарфюрера Магистра. Обнаружен еще один парашют. В двух километрах от того места, где нашли первый, о котором вам уже было ранее доложено. Команда шарфюрера прочесала три ближайших села. Один старик признался, что дважды видел шестерых людей с вещевыми мешками и каким-то ящиком.
- Старика еще раз допросить и с благодарностью повесить. Что дальше?
- Позавчера они входили в лес, двигались в направлении бывшего лагеря Беркута. Вчера на рассвете возвращались той же долиной. Ушли в сторону села Горилого. Кроме того, старик сообщил, что один из этих людей расспрашивал подростков-пастушков, не знают ли они, где находятся партизаны, и даже, как бы между прочим, вспомнил об отряде Беркута.
- Вы нашли этих пастушков?
- Сейчас люди Магистра и полицаи разыскивают их. Они пасут скот где-то в лесу.
- Откуда Магистр связался с вами, обер-фельдфебель?
- Из дома старосты села Крючного. Через десять минут снова позвонит. С городом у Крючного связи нет.
- Передайте, пусть немедленно отправляется в село Горилое. Мальчишками займутся местные полицаи. И еще: почаще беседовать с людьми. Вас и ваших жандармов это тоже касается. У кого-то парашютисты останавливались, у кого-то просили воды…
- Яволь, господин гауптштурмфюрер. Странно, что до сих пор парашютисты не совершили ни одного крупного диверсионного акта. Всего пять перестрелок с полицейскими постами и два обстрела автоколонн.