Брюки оказались еще хуже клоунского кафтана: чересчур узкие, черные, блестящие, напоминающие лосины, а сверху – нечто наподобие шаровар до середины бедра такого же ужасающего болотного оттенка, что и камзол. Лаковые сапоги с острыми носками, множество серебряной вышивки и прозрачных переливчатых камней, бархатный черный берет с белым пером… Лицо и фигура, благодарение небесам, остались прежними, но прическа! Волосы каким-то чудом умудрились отрасти до середины шеи и предательски завились – я знал за своей шевелюрой эту несносную особенность, которой очень стыдился.
– Я похож на шута! – обреченно пробормотал я. – Кошмар, полнейший кошмар…
– Дело привычки, – не согласился Дон. – Здесь все так одеваются, поэтому это кажется вполне нормальным.
– Кажется! – сердито передразнил я его. – Именно что кажется!
– Боюсь, перемена в облачении далась тебе труднее всего, – с удивлением констатировал Дон и недоуменно покачал головой. – Ладно, быть может, не откажешься поужинать со мной?
– Поздновато ужинать, – ворчливо отозвался я из чувства противоречия, но проклятый аппетит, разбуженный переживаниями, победил гордость. – Хотя можно.
– Тогда пошли, – усмехнулся Дон.
* * *
Столовая оказалась достаточно просторной, хотя и уступала размером покинутому нами залу. Неверный дрожащий сумрак, создаваемый несколькими свечами в центре стола, действовал угнетающе. Да и вообще, антураж был "тревожным": каменные стены, неровные и шершавые, в углах таятся густые тени, потолок теряется во мраке… Я невольно поежился.
И все-таки кое-что в этой темной сырой комнате радовало глаз. А именно – многообразие блюд, расставленных на длинном и узком деревянном столе. Число яств превосходило десяток, и каждое источало необыкновенно аппетитный аромат, вызвавший голодный спазм в моем желудке. Я сглотнул, пытаясь справиться с инстинктом, побуждающим без раздумий наброситься на еду, и выдавил из себя неправдоподобный смешок:
– Заманчиво смотрится, а?
Дон кинул на меня внимательный изучающий взгляд и, коротко кивнув, сел на один из многочисленных стульев с высокой резной спинкой, легким приглашающим жестом указав на соседний. Я устроился напротив и нетерпеливо осведомился, с вожделением поглядывая на исходящее густым паром рагу:
– Можно угоститься?
– Подожди, тебя обслужат, – с кривой усмешкой обронил Дон, и я непонимающе обернулся.
Оказывается, помимо нас в столовой находилось еще три человека: двое мужчин в простых черных костюмах и довольно молодая женщина в форменном коричневом платье до щиколоток. Я разочарованно вздохнул – девушку нельзя было назвать несимпатичной, но выражение ее лица оставалось отсутствующим, взгляд безучастно скользил по окружающим предметам, ни на чем не останавливаясь, в бледной исхудалом лице – ни капли эмоций и жизни…
– Кто это? – почему-то шепотом спросил я.
Дон равнодушно пожал плечами:
– Рабы.
– Слуги? – уточнил я.
В черно-зеленых глазах Дона мелькнуло странное чувство.
– Нет… – медленно, с явным и совершенно непонятным для меня удовольствием протянул он. – Не слуги. Именно рабы.
Я вздрогнул и внимательнее взглянул на них. Девушка молча намазывала кусочки белого хлеба маслом, а сверху раскладывала прозрачные ломтики сыра и передавала одному из парней. Тот, в свою очередь, наполнял бутербродами пустое блюдо. Второй мужчина умело разделывал хорошо прожаренного цыпленка. Я поежился: в быстрых согласованных действиях слуг (рабов?) отсутствовала живость, движения казались механическими… Это не рабы, это роботы!
– Что с ними? – требовательно спросил я.
Дон с улыбкой откинулся на спинку стула, позволяя девушке, закончившей заниматься бутербродами, выложить ему изрядную долю омлета с чем-то вроде жареного бекона. В это же время один из мужчин занялся моей пока еще пустой тарелкой.
– Когда-нибудь я тебе расскажу, – пообещал хозяин таинственного особняка и принял из рук служанки бокал с красным сухим вином. – Но не теперь. Теперь советую уделить внимание ужину.
О, этим советом я воспользовался весьма охотно и уже минуту спустя перестал замечать слуг, покорно снующих у стола и ловко наполняющих тарелки и бокалы. Три человека обратились для меня в подобие бессловесных бесшумных теней, в своего рода движущуюся деталь интерьера, и я впервые разделил высокомерие истинных аристократов, не считающих прислугу равными себе людьми.
Мы перешли к десерту, когда Дон, наконец, заговорил. В отличие от меня, он ел весьма умеренно: почти не притронулся к омлету, уничтожил всего один бутерброд, слегка поковырялся вилкой в овощном рагу и надкусил гренку.
– Я вижу, ты любитель поесть, – заметил он, приступая к черничному пирогу.
Я сыто и расслабленно улыбнулся и занялся большой порцией шоколадного мороженого, хотя до этого успел умять и изрядную долю жаркого, и три бутерброда, и колбасную нарезку, и много других восхитительных блюд.
– Я любитель удовольствий, – признался я, пригубив уже третий бокал вина.
Дон кивнул:
– Я знаю.
Это уверенное утверждение заставило меня встряхнуться и вспомнить, где я нахожусь. Выпрямившись на стуле, я настороженно взглянул на собеседника:
– Знаешь? Откуда же?
– О, я умею читать по лицам.
– Физиогномист? – язвительно поинтересовался я.
– Можно и так сказать, – согласился Дон. – Но мои способности шире, чем у простых физиогномистов. Хотя выражение лица, мимика, жесты могут сказать очень многое. Но не только они.
– А что еще? – недовольно проворчал я, отодвигая ополовиненную вазочку с мороженым и без особого желания, скорее автоматически, приступая к сливовому джему.
– Эмоции и чувства весьма ярко отображены в ауре, – пояснил он, как ни в чем не бывало.
Я изумленно уставился на него.
– В ауре? Ну-ну!
– Если ты не способен видеть ауру, это не значит, что и остальные так же слепы, – безразлично заметил он. – Я многое могу сказать о тебе.
– Ну, давай, слушаю внимательно, – холодно проговорил я, начисто лишившись остатков аппетита. – Что же обо мне ты можешь рассказать?
Он склонил голову набок и всмотрелся в меня. Я поежился под его пристальным немигающим взглядом. Казалось, Дон действительно смотрит на что-то, мне недоступное.
– Твоя идеология основана на том, что самое главное в жизни – это удовольствие, которое она приносит.
– А что в этом плохого? – с вызовом спросил я. – Жизнь должна доставлять радость.
– Это верно, – не стал спорить Дон, продолжая буравить меня своим взглядом василиска. – Но твое понятие о радости ограничивается уровнем инстинктов.
– И опять-таки – что плохого?
– Я не собираюсь читать мораль, – тонко улыбнулся Дон, чуть сощурившись. – Поверь, мне выгодны твои убеждения.
– Выгодны? – напрягся я. – Отчего?
Он помедлил, прежде чем ответить:
– Я скажу, но немного позднее. Сначала продолжу. Итак, тебе нравится вкусная пища, дорогая выпивка, хорошие сигареты, крепкий кофе… Ты любишь общество ярких легкомысленных женщин, любишь азартные игры и компьютерные варианты реальности… иногда предпочитаешь проводить вечера не с разбитными красотками и не в компьютерных дебрях, и даже не за игровыми автоматами, а в компании верных приятелей, распивая пиво под легкую закуску…
Меня поразила даже не та убийственная точность, с которой он расписал мою жизнь, а сам факт, что человек, обитающий в каком-то средневековом замке, знает о компьютере и игровых автоматах. Ничего не понимая, я с ужасом смотрел на него, однако по его худому, с впалыми щеками, лицу нельзя было прочесть затаенных мыслей.
– Единственное, чего ты избегаешь, – это наркотики, – добавил он с удивлением.
– Ну, естественно! – выпалил я, приходя в себя. – Я не самоубийца.
– Как сказать, – усмехнулся он и сделал небольшой глоток из своего бокала. Я последовал его примеру, правда, мой глоток получился изрядным – мне требовалось успокоиться, и как можно скорее. – Но продолжим. Ты любишь острые ощущения и жаждешь разнообразия. Ты готов на многое ради денег. Вернее, не ради самих денег, а ради того, что можно на них купить. Ты не из тех, кто копит деньги ради них самих.
– Ты опять угадал, – я попытался выжать из себя смех. – Скажи, кто рассказал обо мне столько всего?
– Ты сирота, воспитывался в детдоме, и это не могло не наложить свой отпечаток, – задумчиво говорил Дон, игнорируя мои замечания. – Сейчас ты снимаешь квартиру вместе со своим другом, официально нигде не работаешь, но, тем не менее, не бедствуешь. Деньги время от времени у тебя появляются, и немалые, потом наступает краткий период безденежья, и ты перебиваешься случайными заработками.
– И ты даже знаешь, где я зарабатываю себе на жизнь? – тяжело дыша, хрипло спросил я, весь покрывший липким потом. Неужели он знает?! Нет, не может быть!
Черные с зеленым отблеском глаза остановились на моем лице, и я похолодел. Он знает, знает, знает! Но кто ему сказал?!
– За тобой водятся всякие грешки, я не считаю нужным упоминать о них, – заявил он, улыбаясь своей ледяной улыбкой. – Это не суть важно.
Но для меня как раз это было важным, очень важным. Ведь откуда-то он узнал! Однако я не успел расспросить его, Дон уже продолжал:
– Так и проходит твоя жизнь, Стас. Ты живешь ради удовольствий, платишь немалую цену, как в прямом, так и в переносном смысле, и не считаешь это зазорным.
– Ты знаешь даже мое имя, – напряженно отметил я. – Кто тебе обо мне рассказал?
Он удивленно вскинул брови:
– Я ведь объяснил в самом начале. Ты сам.
– Прекрати плести небылицы! – разозлился я. – Не верю я в такое! Кто?!
– В таком случае ты не должен верить, что сидишь в этой комнате напротив меня и поглощаешь сей отменный ужин.
Я замер и не нашелся, что ответить. Дон минуту выждал и заговорил вновь:
– А не задумывался ли ты, Стас, что твое поведение несколько опасно?
– Глупости! – пренебрежительно отмахнулся я. – Так многие живут. И мои приятели в том числе.
– Но ты не многий, – покачал головой Дон. Я непонимающе посмотрел на него. – Да, не сравнивай себя с обыкновенными людьми. Ты очень сильная личность.
Я невольно ощутил прилив гордости, хотя никогда не сомневался в силе своего характера.
– А на сильных возложена особая ответственность, – добавил Дон. – Ты это сознаешь?
– Почему же особая? – нахмурился я.
– Ну, так уж повелось, с сильных особый спрос. Я тоже отношусь к числу сильных. Сильными могут быть и мужчины, и женщины, ведь речь идет о силе духа, а не тела. Это особенные люди с пылающей душой. И вовсе необязательно хорошие люди. Среди таких часто встречаются не слишком нравственные. Вот ты, например.
– А ты? – с обидой спросил я.
– Ну, пожалуй, что и я, – хмыкнул он. – Но я, в отличие от тебя, отдаю себе отчет в каждом действии. Я понимаю, на что иду и зачем. А ты – не понимаешь.
– Ну, и на что ты идешь и зачем?
– Я готов многое отдать ради могущества и настоящей полноты жизни, – тихо и отчетливо произнес Дон, глядя прямо мне в глаза и почти гипнотизируя своим взглядом. – Ты ведь еще не испытывал всей полноты жизни.
– Не согласен, – упрямо возразил я, заставляя себя смотреть в его красивое лицо, лишенное даже намека на эмоции. – Я знаю, что такое интересная жизнь.
– Не спорю. Но ты не испробовал еще ВСЕ стороны этой жизни, – вкрадчиво сказал он, и его тонкие губы тронула едва заметная улыбка. – Но я могу показать и научить…
– Если ты опять о наркотиках… – начал было я, но он перебил меня пренебрежительным жестом:
– Нет, я о другом! Так ты хочешь познать вкус настоящей жизни?
Меня охватил тот же безотчетный ужас, что и пару часов назад в темном переулке. Хотя сейчас мой страх объяснить было куда проще: о чем говорит этот странный человек, о каких удовольствиях, если речь идет не о наркотиках?
– А какова плата? – я пытался придать голосу насмешливость. – Моя душа? Кажется, так заключаются подобные сделки?
– А ты бы согласился? – с любопытством посмотрел на меня он.
Я осторожно ответил, взвешивая каждое слово:
– Сначала я бы выяснил, что именно подразумевается под таким обменом… Что я теряю? Что приобретаю?
– Выяснишь, – кивнул Дон. – Разумеется, выяснишь.
– И расписываться кровью? – мне начинало казаться, что я сошел с ума. О чем мы говорим, о какой душе?! Неужели серьезно?!
– Нет, расписываться вообще не требуется, – усмехнулся Дон. – Главное – дать согласие. Ты его даешь?
– Продать свою душу и взамен получить абстрактную полноту жизни?! – возмущенно уточнил я. – Нет уж, нашел дурака! Откуда я знаю, что ты понимаешь под полнотой жизни? И под продажей души?
– Ладно, не волнуйся, твоя душа мне ни к чему, своей хватает, – он вытер губы салфеткой и ободряюще улыбнулся. – Во всяком случае, мне не нужна твоя душа в том смысле, который обычно вкладывают. Я просто предлагаю тебе стать моим учеником.
Я недоверчиво смотрел на него. Высшего образования у меня не было, воспоминания о школе оставались весьма смутными и не особенно приятными, так что не могу сказать, будто воодушевился перспективой продолжить обучение.
– А чему ты хочешь меня учить? – наконец полюбопытствовал я.
Дон пожал плечами:
– Ну как чему? Черной магии.
На миг я понадеялся, что ослышался. Потом нервно засмеялся:
– Магии?! Меня?!! Да какой из меня маг!
– У тебя есть все задатки, – покачал головой мой удивительный сотрапезник, сохраняя полнейшую невозмутимость. – Поверь опыту.
– Да? У тебя уже были ученики? – мрачно пробормотал я. – И где они сейчас, чем занимаются?
– Те, что прошли испытания, вполне благополучны, – улыбнулся он в ответ.
Я напрягся:
– А те, что не прошли?
Он предпочел промолчать, и я с тревогой сказал:
– Тогда я отказываюсь. Я наверняка завалю все твои испытания.
– Нет, не думаю, – улыбка его вызывала дрожь, ни у кого на свете я не встречал подобной улыбки. – Ты способен на порочный поступок?
– Разумеется, – сердито кивнул я. – Но смотря какой.
– После обучения у меня ты сможешь совершить что угодно, – заверил меня Дон, однако я упрямо вскинул подбородок:
– Тогда в чем причина неудач других твоих учеников? Чем я лучше?
– Силой духа, – твердо и настойчиво проговорил мой потенциальный учитель. – Ты даже не представляешь себе весь резерв возможностей мага, особенно черного.
– Почему – особенно черного? – не понял я.
Дон вздохнул:
– Неужели не ясно? У белых магов полным-полно табу и запретов. Эдакие монахи, пребывающие в постоянной молитве и предающиеся аскетизму. Ты хотел бы отказаться от всего и стать аскетом?
Я невольно ухмыльнулся, вообразив себя в сутане монаха, с котомкой для хлеба, бредущего босиком по каким-то горам. Улыбка расползлась по моему лицу, и Дон, правильно истолковав ее значение, энергично кивнул:
– Понимаешь теперь? У черных магов возможности обширнее, свобода – безгранична.
– Но я не представляю себя магом! – я все еще пытался слабо сопротивляться. – Чему конкретно ты будешь меня учить?
– Тому, как сделать жизн по-настоящему полной, – с неожиданной для этого человека страстью произнес Дон. – Тому, как наслаждаться каждым мгновением своей жизни, выпить ее всю до дна!
Я ведь уже неоднократно упоминал, что не мог противиться ему. Как вы думаете, я согласился?