Я с отвращением взглянул на свое окрасившееся в светло-пурпурный оттенок вино.
– Давайте, – моментально согласился граф.
Мы чокнулись, Макмандр выпил свою порцию чуть ли не залпом, Белла помедлила долю мгновения и все-таки сделала глоток… Кровь стучала у меня в висках, я тупо смотрел на свой бокал и не в силах был шевельнуться.
– Ну же, Стас, так не играют! – упрекнул меня Дон. Я метнул в его сторону злобный взгляд и сердито отпил из фужера. Горячий, буквально раскаленный напиток обжег язык и десна, я на миг зажмурился, уверенный, что из ушей вот-вот пойдем дым. Как ни странно, жаркая волна привела меня в чувство, я расслабился и уже без страха допил вино. Может быть, помимо яда это пойло содержало какое-то подобие наркотика?
"Сколько мне осталось жить? – рассеянно подумал я. – Несколько часов… Что я скажу на том свете? Чем буду оправдываться? Глупо жил, еще глупее умер… ничего полезного не совершил…"
– Вкусно, – первой нарушила молчание Белла. Порозовевшая, улыбающаяся, она явно тоже испытала на себе благотворное воздействие напитка. – Напоминает теплый вишневый сок.
– Теплый? – усмехнулся я. – На мой взгляд, жутко горячий. И ничего вишневого. Какая-то перцовая настойка, хотя по-своему неплохо.
Дон окинул меня насмешливым взглядом:
– У каждого свой вкус. Как вам, ваше сиятельство?
Граф с наслаждением причмокнул губами. Выглядел он откровенно довольным жизнью.
– М-м… Весьма недурственно, дорогой друг, весьма… Ледяной, с лимонным оттенком, освежающий… бодрит… Спасибо за чудесный вечер, старина! Ты знаешь толк в развлечениях!
– А я тебя завтра поблагодарю, – сквозь зубы процедил я. – Если проснусь.
Граф высокомерно посмотрел на меня:
– Маловато в вас азарта и пыла, юноша. Кто развлекается с такой постной миной?
– На себя посмотри, сиятельство! – я отбросил всяческую вежливость. Зачем она нужна, если жить осталось всего ничего? – С такой физиономией, как у тебя, можно детей пугать ночами.
Граф явно опешил и не нашелся, что ответить. Белла укоризненно покачала головой:
– Вас зовут Стас, правильно? Зря вы так. Вежливость – особое искусство.
Я оскалился в недоброй улыбке. В эту минуту я ненавидел их всех: и втянувшего меня в авантюру Дона, и безумного аристократа, и даже эту прелестницу с тициановскими кудрями…
– Красотка, скажи, каким ветром тебя сюда занесло? – осведомился я и налил в свою миску горячего грибного супа. – Ты молода, хороша собой, говорят, умна, зачем тебе умирать?
– А тебе? – помолчав, осведомилась она и тоже принялась наполнять свою тарелку.
Я осекся и некоторое время хмуро разглядывал собеседницу, потом пожал плечами:
– Мне совершенно не хочется умирать! Но вон тот тип, – я кивнул в сторону Дона, – обладает колоссальным гипнотическим даром.
– Проще простого свалить всю вину на постороннего человека, – заметила девушка.
Я рассердился и отбросил ложку, та за звоном упала на пол.
– Но я говорю правду! – я так повысил голос, что все присутствующие в трактире удивленно обернулись. – Я не хотел участвовать в этой затее! Мне не оставили другого выхода!
– Выход есть всегда, – покачалась головой моя прелестная собеседница. – Просто иногда он очень ловко спрятан, но при желании отыскать можно.
Тяжело дыша, словно после длительной пробежки, я смотрел на девушку с бессильной злостью. Выход есть всегда! Хорошенький выход – согласиться на участь раба! Именно на такой исход намекал Дон…
В нашу беседу вмешался сам черный маг, о котором я успел в запале спора почти забыть:
– Не стоит ссориться, господа и дамы, – с улыбкой, вызвавшейся в моей душе новую волну злости, заметил он. – Хотя ваше нервное напряжение вполне понятно. Думаю, ваше сиятельство, вы поймете вспышку Стаса и не станете держать на него зла.
Я покосился на графа. Тот вовсе не выглядел понимающим и готовым прощать, лицо его выражало крайнюю степень обиды. Похоже, я оказался первым, кто оскорбил его, во всяком случае – первым среди черни. Эта мысль позабавила меня и улучшила настроение. Я с жадностью набросился на суп, который успел подостыть, но менее вкусным от этого не стал. Острый, с крупными грибами и мелко накрошенным вареным яйцом, он был густым и очень сытным.
– Ешьте, сиятельство, быть может, эта ваша последняя трапеза, – ехидно заметил я, потянувшись за ломтем белого свежего хлеба.
Граф насупился, крылья его точеного носа задрожали.
– Кто ты такой, чтобы таким тоном и в такой манере разговаривать со мною, мальчик? – холодно осведомился он. – Ты испортил мне все удовольствие.
– Зато улучшил настроение себе, – усмехнулся я.
Остаток ужина прошел в гробовом молчании. Я наелся как никогда в жизни, и все время прислушивался к себе: не болит ли сердце, не затруднилось ли дыхание? В сон меня пока не клонило, но это, надо полагать, вопрос времени…
В конце концов, управившись с третьей порцией мороженого (от чего у меня заныли зубы), я ощутил, что не могу пошевелиться и готов умереть прямо тут, за столом. Дон, оставшийся верным привычке голодать, промокнул губы салфеткой и поднялся.
– Пора, – проговорил он, окинув взглядом разоренный нами стол. – Уже глубокая ночь…
Я не помнил, как добрался до постели. Я не собирался спать, не хотел поддаваться действию яда, но к тому моменту, когда оказался рядом с кроватью, силы окончательно покинули меня. Ничего не соображая, хотя пьяным отнюдь не был, я рухнул на мягкие простыни и, не раздеваясь, уснул. И даже не успел подумать, что вполне могу больше не проснуться…
* * *
Он напоминал ангела или, быть может, эльфа по версии Толкиена: высокий, стройный, белокожий и сероглазый, с аристократически-тонкими чертами лица и длинными светлыми волосами, гладко зачесанными назад и собранными в "хвост". Облачение "ангела" составлял коричневый балахон до колен, подпоясанный серым кушаком, просторные брюки и кожаные сапоги.
Мы сидели на траве, над нами простиралось застланное сероватой облачной пеленой небо, а вокруг – бескрайние луга… Дул промозглый ветер, я ежился от холода и с любопытством посматривал на незнакомца.
– Кто ты? – наконец не выдержал я.
Мужчина усмехнулся, и улыбка сделала его красивое лицо еще привлекательнее.
– Некоторые меня зовут Алексом.
– О, это о тебе рассказывал Дон! – воодушевился я.
Алекс удивленно вскинул угольно-черные, несмотря на светлую шевелюру, брови:
– Дон?
– Черный маг, – пояснил я.
Человек, похожий на эльфа, нахмурился:
– Ты его ученик, не так ли?
– Да, – с вызовом ответил я и добавил: – Осуждаешь?
Алекс задумчиво пожал плечами:
– Не люблю осуждать. В конце концов, ты вполне вправе выбросить свою жизнь в мусорник.
– Это в каком смысле? – я недоуменно воззрился на белого мага. – Может, я не особо нравственный, но выбросить в мусорник – это чересчур!
Губы ангелоподобного мужчины тронула печальная улыбка:
– Увы, ты ошибаешься… остались считанные дни… ты таешь на глазах…
– Таю? – обеспокоенно переспросил я. – Я умираю? В том пузырьке был яд?
Алекс покачал головой:
– Я говорил о другом. Но во сне многого не скажешь. Если встретимся в жизни – спроси меня. И я объясню.
– Объясни сейчас! – взволнованно возразил я.
– Сейчас не могу. Время здесь быстротечно. Тебе пора…
Все вокруг подернулось дымкой, поляну заволокло цветным туманом… меня уносило прочь, я возвращался в тот мир, к которому привык… я просыпался…
Я проснулся сразу, мгновенно, словно мне в лицо плеснули ледяной водой. Тяжело дыша, я мутным взглядом обвел погруженную в утренний сумрак комнату, пытаясь привести мысли в порядок и понять, что со мной произошло.
– Ну, и приснится же такое! – пробурчал я сиплым со сна голосом и сел на кровати. Шелковое одеяло цвета слоновой кости соскользнуло на пол, я ухватился за скользкий уголок и только тут окончательно восстановил в памяти минувший вечер. Я мгновенно вспотел, хотя помещение за ночь сильно остыло – как, впрочем, и всегда. Конечно, в моем распоряжении имелся камин, который зажигался слугами каждый вечер, однако тепло его не могло сравниться с жаром привычных батарей центрального отопления… Но в ту минуту я не ощущал холода, напротив, мне сделалось невыносимо душно, словно воздух раскалился до температуры кипящего олова.
Если я жив, то кто умер? Неужели Белла?..
Поскольку уснул я вчера одетым, времени на утренние процедуры ушло гораздо меньше обычного: я только умылся ледяной водой из медного таза, пригладил сбившиеся в колтун волосы (на большее не было ни сил, ни желания) и торопливо натянул сапоги. В столовую я не вошел – буквально влетел и со всего маху плюхнулся на ближайший стул.
– Ты говорил, Белла поживет тут! – хрипло сказал я, окинув взволнованным взглядом столовую. Девушки здесь не оказалось, зато Дон, всегда поднимавшийся ни свет, ни заря, уже сидел на своем любимом стуле с высокой спинкой.
– Да, я так говорил, – лениво согласился Дон. Вокруг него сновали слуги, которых я опять стал замечать – наверное, повлияло признание мага о прошлом этих людей. Ведь и я вполне могу пополнить их ряды… Поежившись от такой мысли, я сердито воскликнул:
– Ну, и где твоя новая гостья?!
– А ты сам как думаешь? – усмехнулся Дон и поднял на меня свой бездонный взгляд, отнюдь не являвшийся зеркалом подвластной ему души: черно-зеленые глаза колдуна не открывали тайн своего властелина…
Тонкая девичья рука опустила на стол рядом со мной глубокую тарелку, доверху наполненную дымящимися ломтями сочного мяса, и я скривился от приступа тошноты. Мысль о еде вызывала сейчас только отвращение, и я грубовато потребовал:
Уберите это немедленно!
Служанка послушно и, как мне показалось, чуть испуганно отодвинула миску. Я всмотрелся в бледное лицо девушки, по-прежнему не выражавшее никаких чувств и эмоций. Способны ли рабы по-настоящему осознавать себя и окружающих? Хотелось бы получить ответ на этот вопрос, прежде чем… Я тряхнул головой и стиснул кулаки, не дав себе возможности окончательно оформить мысль. Нельзя об этом думать, нельзя! Я не стану слугой Дона, ни за что не стану!
Черный маг внимательно следил за мной.
– Ты сегодня не голоден? – осведомился он наконец, накалывая серебряной вилкой жареный гриб. Я мысленно досчитал до десяти: необходимо успокоиться, срывать зло на колдунах опасно для жизни и здоровья. В конце концов, я нашел в себе силы ответить с ледяным спокойствием:
– Совершенно не голоден. Так где же Белла?
– Спит, – лаконично обронил Дон. Я почувствовал такое облегчение, что на радостях готов был обнять постную служанку, наполнявшую мой бокал сухим красным вином. Голодным я по-прежнему себя не ощущал, но от вина отказываться не стал и сделал мощный глоток. Напиток обдал меня теплой кисловатой волной и взбодрил.
– Проснется она завтра, – добавил Дон меланхолично. – А вот граф не проснется никогда. Кстати, как думаешь сегодня развлекаться?
Я замер с бокалом в руке, не успев вновь поднести его к губам. Осторожно отставил в сторону и хмуро уставился на белую крахмальную скатерть. Макмандр не произвел на меня благоприятного впечатления, но все же при мысли о смерти этого человека я ощутил внутри странную пустоту. Игра со смертью… Было ли это игрой? Больше напоминает самоубийство, и тот факт, что мы с Беллой остались живы, не имеет никакого значения: мы виновны в той же мере, что и граф. Нам просто повезло…
Последний вопрос мага не сразу дошел до моего сознания, и Дон был вынужден повторить громче и настойчивее:
– Ну, так что? Как тебе хотелось бы развлечься этой ночью?
Но я был просто не в состоянии облачить произносимые Доном слова в понятные мне образы. Развлечься? Что значит – развлечься?
– Может быть, казнь одного беглого каторжанина? – полюбопытствовал маг, с видимым удовольствием принимаясь за гренки. – Четвертование…
Я глухо спросил, не поднимая глаз от столешницы:
– А за что посадили этого каторжанина? В чем его вина?
– Кажется, недопустимые речи об императоре, – пожал плечами Дон и отхлебнул из кубка с вишневым соком. – Какая разница?
Я вскинул голову и, криво улыбнувшись, хрипло проговорил:
– Действительно, какая разница? А с чего ты взял, что я хочу смотреть на чью-то казнь? С чего ты взял, что мне интересно наблюдать за процессом умерщвления?
Дон внимательно посмотрел на меня. Я сумел выдержать его взгляд, хотя это было непросто.
– Раньше тебе не приходили в голову подобные вопросы, – заметил маг.
Я закусил губу. В памяти вставали одна за другой чудовищные картины последних дней. Вернее – ночей… ночей, состоящих, увы, не только и не столько из веселых пьянок и страстных объятий с лучшими путанами, но и из смерти, крови, боли… Боли – не моей. И смерти тоже – не моей… Я оставался всего лишь наблюдателем… зрителем… Да как я мог спокойно смотреть на казнь и пытки, ведь я никогда не считал себя особенно жестоким?! Вспыльчивым, насмешливым, эгоистичным – да! Но не жестоким! Смерть графа словно отрезвила меня, я впервые столкнулся с гибелью человека, которого пускай и не знал, но с которым успел пообщаться, поговорить… Макмандр не был для меня безличным объектом подобно любому гладиатору на арене… Только теперь я окончательно осознал, что каждый умерший на моих глазах человек обладал способностью мыслить и чувствовать и, наверное, строил какие-то планы на будущее… А я, я тоже кричал охрипшим от эмоций голосом: "Убей!", когда один из рабов-гладиаторов одерживал победу над другим!.. Я тоже ощущал возбуждение от запаха смерти… Значит, и я – монстр? Значит, и я – убийца? По сравнению с этим все прегрешения предыдущих лет – просто миротворческая миссия! Но смогу ли я жить, постоянно сознавая тот неоспоримый факт, что стал палачом, что на моих собственных руках – несмываемые пятна крови?!
– Скажи… – наконец с трудом выдавил из себя я. В ту секунду я почти жаждал умереть – уснуть и не проснуться, забыться вечным сном без сновидений… – Скажи… Как выглядит Алекс?
Дон удивленно нахмурился:
– Алекс? Хм… а зачем тебе знать, как он выглядит?
– Быть может, он высокий блондин с длинными волосами? Очень красив, хотя красота его несколько слащавая? Ну? – я всмотрелся в лицо Дона.
Колдун помедлил, прежде чем ответить:
– Что ж… что ж… Алекс выглядит именно так, как ты описал… Каким образом ты узнал? – взгляд выразительных глаз мага заскользил по моему лицу, губы сжались в тонкую полосу.
– Я видел его во сне, – нехотя пояснил я. – Сегодня. Мне ведь приснился вещий сон, не так ли?
Дон хмыкнул и потянулся за своим бокалом. Неторопливо отпил, промокнул губы салфеткой и с интересом взглянул на меня. Нарушать молчание он не спешил, и я отчасти был этому рад. Я и сам не мог разобраться в своих мыслях и чувствах, и вовсе не ощущал в себе готовности исповедоваться перед черным магом. Вместо этого я последовал примеру сотрапезника и сделал глоток вина – аппетит так и не пробудился.
– Ты странный персонаж, Станислав, – вдруг заговорил Дон. Я с опаской посмотрел на него, ожидая продолжения. – В тебе слишком многое намешано. Мне казалось, я понимаю тебя и мотивы твоих поступков…
– Я давно уже ничего не понимаю, – вздохнул я. – С того самого момента, как познакомился с тобой.
– Ты сам пошел за мною. Я тебя предупреждал, – мягко заметил Дон. – Помнишь?
Я судорожно кивнул. Конечно, я помнил, и возразить тут просто нечем…
– Так что ты решил, Стас? – повысил голос маг. – Чем ты намерен заняться сегодня вечером?
Я сглотнул:
– Выспаться, если позволишь… нет сил никуда идти… – я помолчал и, решившись, добавил: – А еще прошу дать мне денек передышки и в остальном. Я хочу побродить по окрестностям и подумать.
– Думай, – кивнул Дон, не сводя с меня проницательного взгляда. – Но помни, выбор прост: либо ты остаешься моим учеником, либо становишься рабом. А участь раба незавидна, поверь.
Я промолчал.
* * *
Я все-таки умудрился запихнуть в себя кусок хлеба с маслом и сыром, и опустошил несколько чашек очень крепкого чая без сахара (который привык подслащивать даже чрезмерно). Вино на голодный желудок вызвало легкое головокружение, и только по этой причине я заставил себя прожевать один-единственный бутерброд, а горьким чаем надеялся встряхнуть одурманенный тревогами разум. Помогло – я сумел достаточно вежливо поблагодарить Дона за завтрак и вторично испросить разрешения прогуляться за пределами замка.
– Иди, я ведь уже сказал, – раздраженно отозвался маг. – Не люблю повторять по сто раз.
Я молча поднялся к себе и подошел к зеркалу. В его глади отразился высокий мужчина крепкого телосложения с копной спутанных, чуть вьющихся каштановых волос до середины шеи. Мужчина хмурился и смотрел исподлобья. Ну, неужели этот мрачный тип с недовольным лицом – я сам?
Мое облачение составляли измятая светлая сорочка, темно-фиолетовый жилет (сюртук я скинул еще вечером), черные и словно лаковые штаны-чулки, и поверх них – короткие, выше колен, "дутые" брючки в белую и пурпурную диагональные полосы. Лицо – припухшее, с отеками, глаза красные, как у вампира, а кожа приобрела сероватый оттенок… Что ж, кажется, еженощные увеселительные прогулки наложили на мою внешность свой отпечаток: мне нет и тридцати, а выгляжу на все сорок!
– Нужно что-то делать, – хмуро заявил я своему отражению. – Понимаешь? И срочно! Ты теперь похож на Макмандра!
Мое отражение, разумеется, ничего не ответило, только насупилось и покачало головой. Я состроил ему рожицу (оно повторило мою гримасу) и торопливо покинул комнату. Скорее наружу, глоток свежего воздуха мне просто необходим!