"Лендровер" был в трехстах ярдах, и промежуток быстро сокращался благодаря мощности "мерседеса", потом Крейг вынужден был притормозить перед очередным поворотом, а когда вышел из него, то увидел, что "лендровер" находится гораздо ближе. Сэлли-Энн смотрела назад, на него. Ее лицо было белым, почти светящимся, волосы развевались, иногда почти закрывая его, потом ее скрыл очередной поворот. Крейг вошел в него, вовремя затормозив, а через мгновение увидел впереди заграждение.
Трехтонный армейский грузовик стоял поперек дороги, промежутки между ним и насыпями были завалены свежесрубленными деревьями. Толстые стволы были скреплены цепями, переплетенные ветви представляли собой непреодолимое препятствие. Крейг заметил, как блеснули в свете фар стальные звенья. Такой барьер мог остановить только бульдозер.
Пятеро солдат стояли пред заграждением и размахивали в воздухе автоматами, приказывая "лендроверу" остановиться. Они не открывали огонь, значит, как надеялся Крейг, Питер Фунгабера успел предупредить их по радио. Он знал, насколько уязвимой была Сэлли-Энн в открытой машине, его чуть не стошнило, когда он представил, как пули пронзают ее молодое тело и лицо.
- Прошу вас, только не стреляйте, - прошептал он и так сильно нажал на акселератор, что протез с болью впился в культю. Нос "мерседеса" был всего в пятидесяти футах от джипа и приближался.
Метрах в ста от заграждения было небольшое углубление в насыпи. Тунгата резко повернул руль, тупоносый джип подпрыгнул, на мгновение завис в воздухе, вращая колесами, потом упал и, треща, как уборочный комбайн, скрылся в высокой слоновьей траве, начинавшей желтеть.
Крейг знал, что не сможет последовать за ними. Низкий "мерседес" вырвет из себя все внутренности еще на насыпи. Он пролетел дальше, потом резко нажал на тормоз, когда заграждение оказалось буквально рядом с ветровым стеклом. "Мерседес" остановился в туче пыли, Крейг всем весом налег на дверь и вывалился на дорогу.
С трудом удерживая равновесие, он взобрался на насыпь. "Лендровер" всего в двадцати ярдах от него на пониженной передаче пробивался сквозь густые заросли травы выше человеческого роста, стебли которой были толще мизинца взрослого человека. По неровной местности он двигался не быстрее бегущего человека. Крейг понял, что Тунгате удастся объехать заграждение, и он попытался перехватить "лендровер". Его ногами двигали ярость и страх за Сэлли-Энн, он всего один раз споткнулся.
Тунгата Зебив заметил его и одной рукой поднял автомат, пытаясь прицелиться поверх капота подпрыгивавшего "лендровера", но Сэлли-Энн бросилась на него, обеими руками схватившись за автомат. Тунгата не мог снять вторую руку с буквально вырывавшегося из нее руля. Они уже проехали заграждение, Крейг начинал понимать, что не сможет их догнать, но упрямо бежал за ревущей машиной.
Сэлли-Энн боролась с Тунгатой, пока чернокожий великан не освободил одну руку и не ударил ее ребром ладони за ухом. Обмякнув, она упала лицом на приборную доску, а Тунгата резко вывернул руль. Машина свернула, давая Крейгу преимущество в несколько драгоценных ярдов, потом, казалось, зависла на высокой насыпи, прежде чем рвануться вперед и с металлическим лязгом выскочить на дорогу.
Крейг, используя последние запасы сил и решительности, взлетел на насыпь буквально вслед за джипом.
Он увидел машину в десяти футах внизу, она, чудесным образом, стояла на колесах. Тунгата, потрясенный падением, с кровоточившими от удара об руль губами, пытался прийти в себя.
Крейг не стал медлить. Он спрыгнул с насыпи. "Лендровер" уже рванулся вперед, и Крейг упал на задний борт. Он услышал, как затрещали ребра от удара, как засвистел вытесненный из легких воздух в горле, в глазах на мгновение потемнело, но он вслепую успел схватиться за рацию.
Он почувствовал, как "лендровер" еще быстрее помчался вперед, услышал, как Сэлли-Энн стонет от боли и ужаса. Этот звук придал ему мужества. Он висел на заднем борту, ноги волочились по дороге. Армейский грузовик выехал из заграждения и, завывая двигателем, бросился в погоню. Впереди уже было видно пересечение с главной дорогой, а "лендровер" уже почти набрал максимальную скорость. Крейг подготовился к повороту, но его руки едва
не вырвало из плечевых суставов, когда Тунгата сделал левый поворот почти на двух колесах. Он ехал на север. Конечно, граница по Замбези проходила всего в ста милях. Дорога шла по огромной низменности, на которой, в связи с заражением мухой цеце и страшной жарой, не было поселений вплоть до самого пограничного поста у моста через Замбези в Чирунду. Учитывая то, что у Тунгаты была заложница, существовала слабая возможность, что ему удастся вырваться из страны. Если Крейг сдастся, Тунгата может сбежать или убить себя и Сэлли-Энн, пытаясь это сделать.
Дюйм за дюймом Крейг забирался в "лендровер". Голова обмякшей на сиденье Сэлли-Энн безвольно болталась при каждом толчке машины, рядом возвышалась широкоплечая фигура Тунгаты, его белая рубашка светилась в отраженном свете фар.
Крейг разжал одну руку и попытался схватиться за спинку сиденья, чтобы залезть в машину. Практически мгновенно "лендровер" резко вильнул, и он увидел в зеркале заднего вида блестящие глаза Тунгаты. Он наблюдал за Крейгом, ждал удобного момента, чтобы сбросить его с машины.
Цетробежная сила сбросила Крейга. Он держался только левой рукой и почувствовал, как рвутся мышцы и сухожилия под весом тела. Задыхаясь от боли в груди, он держался, хотя острый край борта врезался в его поврежденные ребра.
Тунгата вильнул еще раз, съехал на обочину, и Крейг увидел несущуюся ему навстречу насыпь. Тунгата пытался сорвать его с "лендровера", разорвать на куски между камнями и острым металлом. Крейг закричал от напряжения и попытался забросить ноги в машину. Раздался звон металла о камень, когда джип коснулся насыпи. Что-то с силой ударило его по ноге, он услышал, как разорвались ремни, и протез сорвало. Если бы это была нога из костей и плоти, Крейг получил бы смертельное ранение. Когда "лендровер" повернул к середине дороги, Крейг, используя момент, перекатился через заднее сиденье и сжал свободной рукой шею Тунгаты.
Это был удушающий захват, и он вложил в него всю силу. Он почувствовал гортань Тунгаты, позвонки, которые напряглись, как сухая ветка, прежде чем сломаться. Он хотел убить его, хотел оторвать ему голову, но не мог заставить себя приложить малейшее усилие, которого недоставало.
Тунгата снял обе руки с руля и, задыхаясь и издавая похожие на карканье звуки, попытался разжать руку Крей-га. Рулевое колесо завращалось, и "лендровер" слетел с дороги, прокатился по каменистому склону и несколько раз перевернулся.
Рука Крейга разжалась, и его выбросило из машины. Несколько раз перевернувшись, он упал на землю. В ушах гудело, тело казалось раздавленным и беспомощным, и прошло несколько секунд, прежде чем он смог подняться на колени.
"Лендровер" перевернулся. Фары еще горели и в тридцати шагах вниз по склону освещали Сэлли-Энн. Она выглядела спящей. Глаза были закрыты, губы казались слишком красными на бледном лице, из-под линии волос на лоб потекла тонкая струйка темной крови.
Он пополз к ней, но тут из темноты показалась еще одна фигура - высокая и широкоплечая. Тунгата был явно оглушен, он едва стоял на ногах и держался рукой за поврежденное горло. Увидев его, Крейг обезумел от ярости и горя.
Он бросился на Тунгату, и они сцепились. Они часто боролись - очень давно, когда еще были друзьями, - но Крейг уже забыл, какой бычьей силой обладал этот мужчина. Его мышцы были твердыми, упругими и черными, как резина покрышек грузовика, а Крейг на одной ноге с трудом удерживал равновесие. Даже в полубессознательном состоянии Тунгата легко оторвал его от земли.
Падая, Крейг не разжал рук, не смог этого сделать и Тунгата, несмотря на всю свою силу. Они упали вместе, и Крейг, используя инерцию падения и вес Тунгаты, нанес ему сильнейший удар твердой культей в низ живота.
Тунгата крякнул, и силы оставили его. Крейг вывернулся из-под него, поднялся на плечах и нанес еще один удар культей. Он прозвучал как удар топором по дереву и попал в грудь Тунгаты, чуть выше сердца.
Тунгата упал на спину и замер. Крейг подполз к нему и потянулся обеими руками к незащищенному горлу. Он почувствовал тугие мышцы по бокам жесткого хряща гортани и глубоко воткнул в горло большие пальцы, но когда жизнь стала угасать у него под руками, ярость куда-то исчезла, он не мог убить его. Он разжал пальцы и отполз, тяжело дыша и дрожа от пережитого ужаса.
Он оставил бесчувственное тело Тунгаты и подполз к Сэлли-Энн. Он поднял и прижал ее к груди, чувствуя ни с чем не сравнимое отчаяние от безжизненности ее тела. Ладонью он стер кровь со лба, пока она не попала в глаза.
На дороге с металлическим визгом тормозов остановился грузовик, по склону, рыча, как увидевшие убитого зверя собаки, побежали солдаты. Сэлли-Энн, словно просыпающийся ребенок, зашевелилась в его объятиях и что-то прошептала.
Она была жива, еще жива, и он прошептал ей:
- Родная. Родная моя, как я люблю тебя!
* * *
У Сэлли-Энн определили перелом четырех ребер, сильное растяжение правого голеностопного сустава, а также сильный кровоподтек и опухоль на шее от удара, нанесенного Тунгатой. Порез на коже головы был поверхностным, и рентген не показал серьезного повреждения черепа. Тем не менее по приказу Питера Фунгаберы ей выделили отдельную палату в переполненной больнице.
Именно здесь ее посетил обвинитель, назначенный на дело Тунгаты, Абель Кхори. Мистер Кхори был машоном с аристократической внешностью, получившим образование в Лондоне и до сих пор сохранившим привязанность к английским костюмам и латинским фразам, которые он хорошо выучил и вставлял к месту и не к месту.
- Я решил посетить вас, чтобы прояснить для себя некоторые пункты заявления, сделанного вами полиции, так как считаю неприемлемым для себя каким-либо образом оказывать влияние на показания, которые вы будете давать в суде, - объяснил Кхори.
Он показал Крейгу и Сэлли-Энн репортажи о демонстрациях матабелов, требовавших немедленного освобождения Тунгаты, которые прокатились по всей стране и были подавлены полицией и солдатами Третьей бригады. Главный редактор "Геральда", принадлежавший к племени машона, поместил репортажи на средних страницах.
- Мы должны помнить о том, что это человек ipsojure обвинен в уголовном преступлении, и мы не можем позволить сделать из него мученика, пострадавшего за дело племени. Вы сами понимаете возможные последствия. Чем быстрее мы рассмотрим дело mutatismutandis, тем будет лучше для всех.
Крейг и Сэлли-Энн были удивлены, более того, поражены скоростью, с которой Тунгату привлекали к суду. Его дело было назначено к рассмотрению всего через десять дней, несмотря на то, что суд был завален делами на следующие семь месяцев.
- Мы не можем nudisverbis держать человека его положения в тюрьме в течение семи месяцев, - объяснил обвинитель. - А выпустить его под залог и дать возможность воодушевить своих сторонников на борьбу было бы полным безрассудством.
Крейга и Сэлли-Энн, кроме процесса, ждали другие неотложные дела. Ее "сессна" должна была пройти проверку после тысячи часов налета и получить "сертификат годности к эксплуатации в воздухе". В Зимбабве не было возможности произвести такие работы, и им пришлось договариваться со знакомым пилотом, чтобы тот перегнал самолет в Йоханнесбург.
- Я чувствую себя птицей с подрезанными крыльями, - пожаловалась она.
- Мне знакомо это чувство, - печально произнес Крейг и стукнул костылем по полу.
- О, извини меня, Крейг.
- Ничего страшного. Не знаю почему, но я могу спокойно говорить о недостающей ноге. По крайней мере, с тобой.
- Когда пришлют протез?
- Морган Оксфорд отправил его дипломатической почтой, а Генри Пикеринг пообещал поторопить техников в ортопедической клинике Хопкинса. К началу процесса должны прислать.
Процесс. Даже повседневные заботы в "Кинг Линн" и подготовка к открытию "Вод Замбези" не могли отвлечь Крейга от Сэлли-Энн и от процесса. Слава Богу, он мог поручить заботу о "Кинг Линн" Гансу Грюнвальду, а текущими делами "Вод Замбези" занимался Питер Янгхаз-бенд - молодой кенийский директор и проводник, приглашенный Сэлли-Энн. Сам Крейг оставался в Хараре, хотя каждый день общался со своими управляющими по телефону или радио.
Протез Крейга доставили за день до выписки Сэлли-Энн из больницы. Он задрал штанину, чтобы показать его ей.
- Отрихтован, тщательно отремонтирован и смазан, - похвастался он. - А как твоя голова?
- Также, как и твоя нога, - ответила она со смехом. - Правда, доктора предупредили, что ей не стоит биться обо что-нибудь твердое по крайней мере несколько недель.
На следующее утро она с забинтованной грудью и с тростью спустилась к "лендроверу".
- Ребра болят? - спросил он, увидев, как она сморщилась, садясь в машину.
- Выживу, если никто не будет тискать.
- Значит, не тискать. И это правило нарушать нельзя?
- Думаю… - Она замолчала, внимательно посмотрела на него, потом опустила глаза и с притворной скромностью прошептала: - Но правила соблюдают лишь дураки, а мудрые люди их просто учитывают.
* * *
Второй зал округа Машоналенд Верховного суда Республики Зимбабве сохранил все атрибуты британского правосудия.
Над залом возвышалось кресло судьи с гербом Зимбабве, перед ним ярусами стояли дубовые скамьи, по разные стороны от кресла располагались место для свидетеля и скамья подсудимых. Обвинители, заседатели и защитники были одеты в черные мантии, а судья был великолепен в алой. Изменился только цвет лиц, черная кожа выделялась на фоне белоснежных завитых париков и накрахмаленных белых раздвоенных воротников.
Зал был заполнен народом, а когда люди заняли стоячие места в задней части, судебные приставы закрыли двери, оставив толпу в коридоре. Зал был заполнен в основном матабелами, проделавшими долгую поездку на автобусе из Матабелеленда, у многих на одежде были значки партии ЗАЛУ. Все были мрачными и вели себя тихо, только когда в зал ввели подсудимого, в зале раздался шепот, а одна из женщин, в одежде цветов ЗАЛУ, истерически закричала, подняв вверх сжатый кулак:
- Байете, нкози нкулу!
Охранники мгновенно схватили ее вывели через боковую дверь. Тунгата Зебив стоял у скамьи и наблюдал за происходившим совершенно равнодушно, в его присутствии все остальные люди казались мелкими и ничтожными. Даже сам господин судья Домашава - высокий худой машон, с нетипичным тонким египетским носом и маленькими блестящими птичьими глазками, облаченный в алую мантию, казался незначительным по сравнению с ним. Тем не менее господин судья Домашава славился своей жесткостью, о чем с радостью сообщил Крейгу и Сэлли-Энн обвинитель.
- О, он несомненно personagrata, и теперь ingremiolegis, правосудие восторжествует.
Британская система суда присяжных была упразднена, когда государство было еще Родезией. Судья выносил приговор при помощи двух заседателей, которые сидели рядом с ним, облаченные в черные мантии. Оба заседателя были машонами: один был экспертом по охране дикой природы, а второй - старшим судьей. Судья мог обратиться к ним за советом, но окончательный приговор выносил самостоятельно.
Судья сел, расправив мантию, как усаживающийся на гнездо страус, и впился маленькими темными глазками в Тунгату. Секретарь суда зачитал обвинение на английском.
Основных обвинений было восемь: добыча и экспорт продуктов, связанных с охраняемыми животными, захват и удерживание заложника, вооруженное нападение, нападение с намерением причинения телесного повреждения, покушение на убийство, сопротивление аресту, кража транспортного средства и умышленная порча государственного имущества. Выдвигалось порядка двенадцати менее серьезных обвинений.
- Мой Бог, - прошептал КрейгСэлли-Энн, - они решили его зарыть.
- Окончательно, - согласилась она. - И слава Богу, пусть ублюдок болтается в петле.
- Извини, дорогая, но ни одно из обвинений не предусматривает смертной казни. - На протяжении всего выступления обвинителя Крейга не покидало ощущение греческой трагедии, в которой герой был окружен и унижен более мелкими, подлыми людьми.
Несмотря на испытываемые чувства, Крейг не мог не признать, что выступление Абеля Кхори было профессиональным, он даже смог сдержать себя и не слишком часто употреблял латинские изречения. Первым в длинном списке свидетелей обвинения был Питер Фунгабера. Генерал, выглядевший в форме просто великолепно, принес присягу и замер, выпрямившись по стойке смирно и сжав в руке стек. Его показания были лишены двусмысленностей и были настолько прямыми и убедительными, что судья, помечая что-то на листе бумаги, несколько раз кивнул головой.
Центральный комитет ЗАЛУ нанял для защиты лондонского адвоката, но даже королевский адвокат Джозеф Петал скоро понял тщетность своих попыток вывести Питера Фунгаберу из равновесия и удалился в ожидании боле легкой добычи.
Следующим свидетелем был водитель грузовика с контрабандой. Он был бывшим партизаном ЗИПРА, недавно освобожденным из одного из центров перевоспитания, и давал показания, которые переводил на английский судебный переводчик, на родном языке.
- Вы встречались с обвиняемым до того, как были арестованы? - спросил Абель Кхори, установив личность свидетеля.
- Да, я воевал с ним вместе.
- Вы встречались после войны?
- Да.
- Скажите суду, когда это было.
- В прошлом году, в сезон засухи.
- Прежде чем вас поместили в центр перевоспитания?
- Да.
- Где вы встречались с министром Тунгатой Зебивом?
- В долине, рядом с большой рекой.
- Расскажите суду об этой встрече.
- Мы охотились на слонов, ради слоновой кости.
- Как вы охотились на них?
- Мы использовали дикарей из племени батонка и вертолет, чтобы загнать их на старое минное поле.
- Милорд, я возражаю против задаваемых вопросов. - Королевский адвокат Петал вскочил с места. - Они не имеют отношения к обвинению.
- Они имеют отношение к первому пункту обвинения, - стоял на своем Абель Кхори.
- Ваше возражение отклонено, мистер Петал. Продолжайте, господин обвинитель.
- Сколько слонов вы убили?
- Много, очень много.
- Вы можете приблизительно сказать, сколько именно?
- Не уверен, может быть, двести.
- И вы утверждаете, что министр Тунгата Зебив был там?
- Они прилетел после того, как слоны были убиты, чтобы сосчитать бивни и увезти их на своем вертолете…
- На каком вертолете?
- Правительственном.