Я снова просигналил Кэтрин, и, осторожно проплыв вниз над склоном, мы обнаружили, что он заканчивается глухой стеной. Это было абсолютное дно сенота, и оно находилось на глубине девяноста пяти футов. Мы провели там некоторое время, изучая склон. Он был гладким и ровным, и ничто не нарушало его поверхность. Покрывающий его ил состоял из остатков листьев, опускавшихся с поверхности в течение столетий, и всего того, что можно найти, копаясь в земле.
Наконец я показал жестом, что мы всплываем, и начал подниматься от нижней точки склона вдоль вертикальной стены известняка. Примерно в тридцати футах от дна я обнаружил что-то вроде пещеры, открывшейся в отвесной стене. Она заслуживала того, чтобы ее изучить, но я решил, что это может и подождать. Я замерз и хотел поскорее подставить свои кости лучам жаркого солнца.
Мы находились под водой в течение получаса и погружались до глубины примерно ста футов, и поэтому нам было необходимо провести декомпрессию. Это означало пятиминутную задержку на глубине двадцать футов и еще одну пятиминутную остановку на десяти футах. Когда мы начнем нырять интенсивно, нам понадобится трос, за который можно будет держаться во время декомпрессионных остановок, а пока мы просто кружили в воде, и я периодически бросал взгляд на декомпрессиометр у себя на запястье.
Мы выбрались на поверхность навстречу долгожданному солнцу и поплыли к краю сенота. Я выбрался из воды и протянул руку Кэтрин, после чего выплюнул загубник и снял маску. Закрыв клапан на баллоне, я спросил:
- Ну и что ты об этом думаешь?
Кэтрин вздрогнула.
- Ты был прав, это не похоже на Багамы. Я не знала, что смогу так замерзнуть в Кинтана Роо.
Я снял акваланг и подставил спину горячему солнцу.
- Это кажется чертовски глупым, но нам придется одевать теплозащитные костюмы, иначе мы там околеем. Что еще приходит тебе на ум?
Она призадумалась.
- Этот ил внизу доставит нам неприятности. Там и так достаточно темно, а тут еще придется работать в грязи, которая поднимется со дна.
Я кивнул.
- Здесь можно использовать всасывающий насос. Сам насос мы разместим на поверхности и будем с его помощью выкачивать грязь на берег - через фильтр на конце шланга, чтобы задерживать мелкие предметы. Это поможет справиться с туманом внизу. - Теперь, когда вся ситуация находилась у меня перед глазами, идеи стали приходить в голову пачками. - Мы сможем сбросить трос с плота и закрепить его на дне, привязав к большому камню. Нам понадобится даже два троса, поскольку один из них придется поднимать каждый день.
Она нахмурилась.
- Почему?
- Пойдем к домику, и я покажу тебе.
Приблизившись к домику, мы застали там Рудетски, пристраивающего вместе с парой своих людей к одной из стен небольшой сарай.
- Привет! - крикнул он. - Хорошо окунулись?
- Неплохо. Теперь мне нужен плот, о котором мы говорили.
- Каких размеров?
- Скажем, десять квадратных футов.
- Нет ничего проще, - быстро сказал он. - Четыре пустые бочки из-под горючего, несколько бревен из тех, что мы срубили, и перед вами роскошный плот. Вы собираетесь использовать его по вечерам?
- Это маловероятно, - ответил я.
- Тогда, если вы не против, мои ребята будут иногда устраивать из него купальню. Хорошо поплавать, чтобы освежиться перед сном.
Я усмехнулся.
- Это дело.
Он показал на воздушный компрессор.
- Ничего, если его поставим прямо здесь?
- Хорошо. Послушай, если можно, выведи эту выхлопную трубу наружу - как можно дальше от воздушного насоса. Окись углерода и подводное плавание плохо совместимы.
Он кивнул.
- Я прикреплю к трубе кусок шланга и выведу его на другую сторону домика.
Я присоединился к Кэтрин в домике и, порывшись в своих вещах, извлек на свет потрепанную копию Адмиралтейских таблиц для подводников.
- Теперь я объясню тебе, почему нам понадобится два троса, спущенные на дно, - сказал я. Я сел за стол, и она присела рядом, вытирая свои волосы полотенцем. - Мы собираемся опуститься примерно на сто футов и провести на дне как можно больше времени. Верно?
- Полагаю, что да.
- Предположим, что мы провели на дне два часа - это означает несколько декомпрессионных остановок на пути вверх. Пять минут на пятидесяти футах, десять на сорока футах, тридцать на тридцати футах, сорок на двадцати футах и пятьдесят на десяти футах - всего… э… сто тридцать пять минут или два с четвертью часа. Это пожалуй будет довольно утомительно - просто отсиживаться на различных уровнях, но тут ничего не поделаешь. Кроме троса с грузом, брошенного с плота, нам понадобится еще один с ремнями, привязанными к нему на различной глубине, на которых можно будет сидеть, и воздушными баллонами, поскольку твоего акваланга надолго не хватит. И всю эту гирлянду нам придется поднимать каждый день, чтобы перезарядить баллоны.
- Я никогда раньше не делала ничего подобного, - сказала она. - Я никогда не ныряла так глубоко и не оставалась под водой так долго. Я раньше не думала о декомпрессии.
- Теперь пришло время об этом подумать, - сказал я мрачно. - Одна оплошность, и у тебя кессонная болезнь. Ты когда-нибудь видела, что она делает с человеком?
- Нет, не видела.
- Пенящаяся кровь не принесет тебе большого удовольствия. Кроме того, что это ужасно больно, как только азотная эмболия достигнет сердца, ты будешь стучаться в Небесные Врата.
- Но это так долго, - пожаловалась она. - Чем ты обычно занимаешься, оставаясь на глубине десять футов почти целый час?
- Мне и самому приходилось это делать не слишком часто, - признался я. - Но обычно я использую вынужденное безделье как удобную возможность сочинять похабные стишки. - Я бросил взгляд на декомпрессионную камеру. - Я хотел бы иметь ее поближе к месту возможного происшествия - может быть, прямо на плоту. Я спрошу Рудетски, что он может сделать.
4
Работа продвигалась своим чередом, неделя за неделей, и я почти забыл про Гатта. Мы поддерживали радиоконтакт с Лагерем-Один, который передавал нам сообщения про Пата Харриса, и казалось, что все спокойно. Гатт вернулся в Мехико, где проводил свое время в праздности, так, словно ничто в мире его не беспокоит, хотя банда его головорезов по-прежнему находилась в Мериле. Я не знал, что это значит, но у меня совершенно не было возможности все обдумать, поскольку программа обследования сенота занимала все мое время. Я вполглаза приглядывал за Халстедом и обнаружил, что он работает упорнее меня самого, и это весьма радовало Фаллона.
Каждый день приносил с собой новые открытия - удивительные открытия. Это и на самом деле был Уашуанок. Бригады Фаллона находили здание за зданием - дворцы, замки, игровые арены и несколько неизвестных строений, одно из которых, как он думал, являлось астрономической обсерваторией. Сенот окружало кольцо из стел - всего из оказалось двадцать четыре, - и еще одна шеренга колонн протянулась прямо через центр города. Непрерывно щелкая фотоаппаратом и не выпуская ручку из рук, Фаллон заполнял данными блокнот за блокнотом.
Несмотря на то, что здесь у нас не было никаких профсоюзов, один день в неделю отводился под выходной, который ученые обычно использовали на то, чтобы привести в порядок свои бумаги, в то время как люди Рудетски резвились возле сенота. Поскольку проводить погружения в таких условиях было невозможно, я использовал свободный день для отдыха и для того, чтобы выпить пива немного больше, чем это позволяла безопасность в ходе рабочей недели.
В один из таких дней Фаллон провел меня по всему участку, чтобы показать, что они уже обнаружили. Он указал на низкий холм, освобожденный от растительности.
- Вероятно, именно здесь Виверо встретил свой конец, - сказал он. - Это Храм Кукулькана - вы можете посмотреть на ступени, которые мы раскопали в передней части.
Мне было трудно ему поверить.
- Весь этот холм?
- Весь холм. Это было большое здание. На самом деле, мы прямо сейчас стоим на нем, на его части.
Я посмотрел вниз и ковырнул ногой землю. На вид она ничем не отличалась от обычной земли - просто тонкий слой гумуса. Фаллон сказал:
- Майя имели обыкновение строить на платформах. Они размещали на платформах свои жилища, чтобы поднять их над землей, и при строительстве больших сооружений ими руководила та же идея. Сейчас мы стоим на платформе, но она настолько большая, что вы этого не осознаете.
Я посмотрел на ровную поверхность, простирающуюся до холма, который был Храмом Кукулькана.
- Насколько большая?
Фаллон усмехнулся.
- Рудетски прошелся здесь с теодолитом. Он подсчитал, что она занимает площадь пятьдесят акров и достигает в высоту ста тридцати футов. Это искусственный акрополь - 90 миллионов кубических футов в объеме и содержащий шесть с половиной миллионов тонн материала. - Он достал свою трубку.
- Черт возьми! - воскликнул я. - Я не ожидал встретить здесь что-то подобное.
Фаллон чиркнул спичкой.
- Майя… - пуфф-пуфф… - были… - пуфф… - трудолюбивыми людьми. - Он бросил критический взгляд на чашечку своей трубки. - Пойдемте посмотрим поближе на храм.
Мы подошли к холму и увидели частично раскопанную лестницу. Ступени имели в ширину около пятидесяти футов. Фаллон показал вверх мундштуком своей трубки.
- Я подумал, что найду кое-что на самом верху, поэтому произвел небольшие раскопки, в результате чего обнаружил то, что ожидал. Вас это может заинтересовать.
Взобраться на холм оказалось нелегко, поскольку он имел очень крутой склон.
Представьте себе египетскую пирамиду, покрытую тонким слоем земли, и вы поймете, о чем я говорю. Невзирая на свой возраст, Фаллон, казалось, не испытывал чрезмерного напряжения от подъема. На вершине он сделал указующий жест.
- Лестница приводит сюда - здесь я и копал.
Я подошел к краю ямы, обозначенной кучей земли, и увидел, что Фаллон раскрыл вызывающую ужас голову с открытым ртом и острыми зубами, обнаженными в яростном оскале.
- Пернатый Змей, - сказал он мягко. - Символ Кукулькана, - Он вытянул руку в направлении земляной стены позади скульптуры. - А здесь находился сам храм - место, где приносили жертвы.
Я посмотрел по сторонам и представил себе, как Виверо стоял здесь перед жрецами дрожа от страха, ожидая, что сейчас из него вырвут сердце. Это были мрачные мысли.
Фаллон сказал задумчиво:
- Я надеюсь, что крыша не провалилась, было бы прекрасно найти ее неповрежденной.
Я присел на удобный пенек и окинул взглядом всю территорию города. Примерно пятая его часть уже была расчищена, но это касалось только растительности. Повсюду виднелись большие холмы, подобные тому, на котором мы находились, ожидающие того, чтобы их раскопали.
Я спросил:
- Как вы думаете, сколько еще понадобится времени? Когда мы сможем увидеть, на что это на самом деле похоже?
- Возвращайтесь сюда через двадцать лет, - сказал он. - Тогда у вас сложится ясное представление.
- Так долго?
- Нельзя спешить в подобных делах. Кроме того, мы не будем раскапывать все. Мы должны оставить что-нибудь следующему поколению - у них появятся новые методы, и они смогут обнаружить то, что мы способны упустить. Я не намерен раскапывать более половины города.
Я задумчиво посмотрел на Фаллона. Этот человек в свои шестьдесят лет был готов начать что-то такое, чего, как он знал, ему не удастся закончить. Возможно, благодаря привычке мыслить категориями столетий и тысячелетий, он развил в себе способность смотреть на вещи с позиции космоса. В этом он сильно отличался от Халстеда.
Он произнес немного печально:
- Человеческая жизнь слишком коротка, а его творения переживают его на многие тысячелетия, будучи более долговечными, чем сам человек. Шелли знал про это, и про то, что человек тщеславен. "Я Озимандиас, царь царей, посмотри на дело рук моих, Всемогущий, и приди в отчаяние!" - Он взмахнул рукой в сторону города. - Но должны ли мы отчаиваться, глядя на это? Я считаю, что не должны. Я смотрю на подобные монументальные сооружения как на продукт тщеславия человека, жизнь которого так коротка. - Он вытянул перед собой свои руки, покрытые узлами вен и немного дрожащие. - Как жаль, что эта плоть сгниет так скоро.
Разговор принял слишком мрачный оттенок, поэтому я сменил тему.
- Вы уже выяснили, где находится королевский дворец?
Он улыбнулся.
- Все еще надеетесь найти покрытые золотом стены? - Он покачал головой, - Виверо, как обычно, все перепутал. У майя не было королей - в том смысле этого слова, как мы его понимаем, но среди них имелся наследный властелин, которого называли Халач виник, и его-то, я полагаю, Виверо и принял за короля. Затем у них был главный военачальник - након, которого выбирали на три года. Жреческий сан тоже передавался по наследству. Я сомневаюсь, что у Халач виника имелся собственный дворец, но мы нашли, как нам кажется, одно из главных административных зданий. - Он показал в сторону одного из холмов. - Вот оно.
Оно несомненно было большим, но вызывало разочарование. На мой взгляд, это был просто еще один холм, и надо было иметь богатое воображение для того, чтобы мысленно превратить его в здание. Фаллон сказал терпеливо:
- Это не просто, я знаю. Требуется большой опыт для того, чтобы увидеть то, что скрыто под землей. Но то, что Виверо привели к Халач винику для вынесения окончательного приговора, это весьма вероятно. Халач виник являлся одновременно верховным жрецом, но Виверо этого не знал - он не читал "Золотую Ветвь" Фрезера.
Так же как и я, так что в этом мы находились с Виверо на одном уровне. Фаллон сказал:
- Следующим шагом мы избавимся от этих пней. - Он слабо пнул тот, на котором я сидел.
- Что вы собираетесь делать? Взорвать их?
Его, казалось, шокировал мой вопрос.
- Упаси Бог, нет! Мы сожжем их вместе с корнями. К счастью, деревья в дождевом лесу имеют неглубокие корни - вы можете видеть, что большая часть корневой системы на этой платформе расположена над землей. Покончив с ними, мы вместо корней введем в сооружение систему труб и зальем их цементом, чтобы укрепить здание. Мы не хотим, чтобы око обрушилось на более поздней стадии.
- Вы не нашли то, что так взволновало Виверо? Золотой знак - чем бы он ни был?
Он с сомнением покачал головой.
- Нет - и может быть, никогда не найдем. Я думаю, что у Виверо после двенадцати лет заключения в голове мог произойти небольшой сдвиг. Появилась какая-нибудь религиозная мания. У него могли начаться галлюцинации.
Я сказал:
- Если судить по современным стандартам, то о любом испанце шестнадцатого века можно сказать, что у него была религиозная мания. Ликвидацию целых цивилизаций просто из-за расхождения во взглядах на Бога нельзя назвать признаком здравомыслия.
Фаллон поднял на меня глаза.
- Так вы считаете, что здравомыслие понятие относительное? Возможно, вы правы: возможно, наши нынешние войны из будущего будут выглядеть как проявление извращенного мышления. Несомненно, перспектива атомной войны никак не вяжется с понятием здравого смысла.
Я подумал о несчастном Виверо, которого терзали угрызения совести из-за того, что он побоялся обратить язычников в христианство. И все же он с готовностью советует своим сыновьям, как наиболее эффективно истребить язычников, хотя и соглашается, что эти методы не христианские. Своей позицией он напоминал мне мистера Пукли, изобретателя первого пулемета, который предлагал использовать круглые пули против христиан и квадратные для турок.
Я спросил:
- Где Виверо взял золото для изготовления зеркал? Вы говорили, что здесь было очень мало золота.
- Я такого не говорил, - возразил Фаллон. - Я утверждая, что оно копилось в течение столетий. Вероятно, в те времена сюда разными путями попадало довольно много золота, и ювелир за двенадцать лет мог скопить его достаточное количество. Кроме того, зеркала изготовлены не из чистого золота, это тумбага - сплав из золота, серебра и меди, и меди в нем достаточно много. Испанцы всегда говорили про красное золото индейцев, которое имело такой оттенок как раз из-за меди.
Он выбил пепел из своей трубки.
- Думаю, мне пора вернуться к карте Рудетски, чтобы составить расписание работ на следующую неделю. - Он сделал паузу. - Кстати, Рудетски говорил мне, что он видел в лесу нескольких чиклерос. Я приказал всем оставаться в лагере и не шататься по окрестностям. Это касается и вас.
Я быстро вернулся в двадцатое столетие. Придя в лагерь, я отправил послание Пату Харрису через радиопередатчик в Лагере-Один, проинформировав его относительно этого последнего открытия. Это было все, что я мог сделать.
5
Фаллон был несколько разочарован программой моих подводных работ. "Только два часа в день", - сказал он с недовольным видом.
Поэтому я был вынужден изложить ему краткий курс биофизики, связанной с подводными погружениями. Разумеется, главная проблема здесь азот. Мы пыряли на глубину примерно сто футов, абсолютное давление на такой глубине равняется четырем атмосферам - примерно шестьдесят футов на квадратный дюйм. Это не оказывает никакого воздействия на дыхание, поскольку впускной клапан подает воздух в легкие под давлением окружающей его воды. И здесь не существует опасности оказаться раздавленным разницей давлений.
Проблемы вызывает тот факт, что с каждым вдохом вы потребляете воздуха в четыре раза больше, чем в обычных условиях. Организм может достаточно легко справиться с избытком кислорода, но добавочный азот выводится из него за счет растворения в крови и накопления в клетках ткани. Если давление вернется к нормальному внезапно, тогда азот быстро освобождается, образуя пузырьки в кровеносных сосудах - кровь буквально кипит, и это верный путь в могилу.
Поэтому давление необходимо понижать медленно, поднимаясь на поверхность очень аккуратно со множеством остановок, чья продолжительность заранее рассчитана докторами Адмиралтейства так, чтобы накопленный азот освобождался постепенно, с контролируемой интенсивностью.
- Хорошо, - сказал Фаллон нетерпеливо. - Я понял это. Но если вы проводите два часа на дне и тратите примерно столько же времени на подъем, все равно это только половина рабочего дня. Вы могли бы совершать одно погружение утром и еще одно днем.
- Это невозможно, - сказал я. - Когда вы выходите из годы, тело все еще остается пропитанным азотом при нормальном атмосферном давлении, и требуется по крайней мере пять часов, чтобы вывести его из организма. Мне очень жаль, но мы можем совершать только одно погружение в день.
И он был вынужден удовлетвориться этим.