Плот, который сделал Рудетски, оказался для нас большой подмогой. Вместо моей первоначальной идеи подвесить маленькие баллоны с воздухом на каждом де-компрессионном уровне, мы опустили под воду шланги, которые присоединялись прямо к впускному клапану и снабжали нас воздухом из больших баллонов, размещенных непосредственно на плоту. И я обследовал пещеру в стене сенота на глубине шестьдесят пять футов. Она оказалась довольно большой и имела форму перевернутого мешка, что натолкнуло меня на мысль наполнить пещеру воздухом и вытеснить из нее воду. Шланг, соединенный с воздушным насосом на плоту, быстро сделал свою работу, и казалось несколько странным иметь возможность снять с себя маску и дышать нормально, находясь так далеко от поверхности. Разумеется, воздух в пещере был под тем же давлением, что и вода на этой глубине, вследствие чего не мог помочь ходу декомпрессии, но если у меня или у Кэтрин возникнут проблемы, пещера сможет послужить временным пристанищем с большим запасом воздуха. Я подвесил фонарь над входом и еще один поместил внутри.
Фаллон перестал жаловаться, когда увидел, что мы стали извлекать на поверхность. Сначала пришлось очистить дно от большого количества ила, но мы сделали это при помощи всасывающего насоса, и первой моей находкой был череп, который навеял на меня мрачные мысли.
На следующий день мы подняли наверх большое количество различных предметов - маски из золота и меди, чаши, колокольчики, множество ювелирных изделий, таких, как кулоны, браслеты, кольца как для пальцев, так и для ушей, ожерелья и украшенные орнаментом пуговицы из золота и нефрита. Здесь также были церемониальные ножи из кремня и обсидиана, деревянные копьеметалки, сохранившиеся от разложения под толстым слоем ила, и не менее восемнадцати тарелок, подобных той, что Фаллон мне показывал в Мехико.
Перлом нашей коллекции была маленькая статуэтка из золота высотой около шести дюймов, изображающая молодую девушку майя. Фаллон осторожно ее очистил, а затем поставил на свой стол и начал изучать с озадаченным видом.
- Тема майя, - сказал он. - Но исполнение несомненно не их - они не работали в таком стиле. Но все же это девушка майя. Посмотрите на ее профиль.
Кэтрин взяла статуэтку в руки.
- Она прекрасна, не правда ли? - Немного поколебавшись, она сказала: - А что, если это та самая, изготовленная Виверо статуэтка, которая произвела большое впечатление на жрецов майя?
- Бог ты мой! - воскликнул Фаллон с изумлением. - Скорее всего так и есть, но это было бы невероятным совпадением.
- При чем здесь совпадение? - спросил я и обвел рукой сокровища, сложенные на полках. - Все эти предметы были принесены в жертву, не так ли? Майя отдавали Чаку свои самые ценные вещи. Я думаю, нет ничего невероятного в том, что статуэтку Виверо принесли в жертву подобным образом.
Фаллон осмотрел ее снова.
- Она была отлита, - признал он. - И это не техника майя. Вероятно, ее отлили Виверо, но, может быть, это не та самая статуэтка, о которой он писал. Он вполне мог сделать их несколько.
- Я предпочитаю думать, что это самая первая, - сказала Кэтрин.
Я обвел взглядом ряды сверкающих изделий на полках.
- Сколько все это стоит? - спросил я Фаллона. - Сколько денег могут принести наши находки на открытом аукционе?
- Эти предметы никогда не будут представлены к продаже, - сказал Фаллон мрачно. - Мексиканское правительство проследит за этим - так же как и я.
- Но предположим, что они появились на аукционе или на черном рынке. Сколько будет стоить весь лот?
Фаллон призадумался.
- Если эти изделия будут вывезены из страны и попадут в руки неразборчивого перекупщика - например, такого человека, как Джеррисон, - он сможет продать их примерно за полтора миллиона долларов.
Я перевел дыхание.
Мы еще и наполовину не закончили с сенотом, а уже нашли так много. С каждым днем мы находили все больше предметов, и интенсивность находок возрастала по мере того, как мы углублялись в ил. По оценке Фаллона, общая стоимость предметов, обнаруженных в сеноте, будет составлять не менее четырех миллионов долларов - может быть, даже пять миллионов.
Я сказал мягко:
- Неудивительно, что Гатт так заинтересован. А вы все не могли понять почему!
- Я думал о находках, которые бывают при обычных раскопках, - сказал Фаллон. - Предметы из золота, оставленные на поверхности, исчезли давным-давно, и здесь можно обнаружить очень мало. И я думал, что Гатта ввела в заблуждение уловка Виверо, сделанная им в письме. Я определенно не ожидал, что сенот окажется таким плодотворным. - Он забарабанил пальцами по столу. - Я считал, что Гатта интересует золото во имя золота - как обыкновенного охотника за сокровищами. - Он махнул рукой в сторону полок. - Стоимость чистого золота во всех этих изделиях не более чем пятнадцать-двадцать тысяч долларов.
- Но мы знаем, что Гатт не таков, - сказал я. - Как Харрис назвал его? Образованный гангстер. Он не похож на глупого воришку, способного расплавить золотые изделия; он знает их антикварную стоимость и знает, как их продать. Харрис уже установил связь между Гаттом и Джеррисоном, а вы сами только сейчас сказали, что Джеррисон может все продать без особых затруднений. Я советую вам забрать отсюда все наши находки и запереть их в самый большой банковский сейф, который только можно найти в Мехико.
- Разумеется, вы правы, - коротко сказал Фаллон. - Я это организую. И нам необходимо поставить в известность мексиканские власти о масштабах сделанных нами здесь открытий.
6
Сезон подходил к концу. Скоро должны были начаться дожди, и тогда работать на участке раскопок станет невозможно. Я мог смело предположить, что это никак не отразится на моей собственной работе в сеноте - нельзя стать мокрее мокрого, но было очевидно, что если раскопки будут продолжаться в сезон дождей, то участок неизбежно превратится в море грязи, поэтому Фаллон с видимой неохотой решил свернуть работы.
Это означало массовую эвакуацию в Лагерь-Один. Рудетски сильно беспокоился за все то оборудование, которое предстояло вывезти, но Фаллон отнесся к этой проблеме с полной несерьезностью.
- Оставьте его здесь, - сказал он беспечно. - Оно понадобится нам на следующий сезон.
Рудетски излил мне свое негодование.
- На следующий сезон здесь ничего не останется. Эти стервятники чиклерос растащат все подчистую.
- Не стоит из-за этого беспокоиться, - сказал я. - Фаллон может себе позволить купить новое оборудование.
Но бережливый Рудетски не мог с этим смириться и принялся с особой тщательностью упаковывать генераторы и насосы, чтобы укрыть их от непогоды, в надежде, что, возможно, чиклерос и не разграбят лагерь.
- Я зря трачу свое время, - сказал он мрачно, отдав распоряжение заколотить досками окна домиков. - Но черт возьми, я должен что-то сделать!
Так что мы эвакуировали Уашуанок. Большой вертолет прилетел и улетел, забрав с собой людей, которые раскапывали город. Перед тем, как улетать, молодые археологи попрощались с Фаллоном. Они горели энтузиазмом и горячо обещали вернуться на следующий сезон, когда начнутся настоящие раскопки зданий. Фаллон улыбался им с отеческой снисходительностью и помахал на прощание рукой. Но когда он вернулся к своим делам, на его лице появилось выражение странной грусти.
Он не принимал никакого участия в работах по эвакуации и отказался принимать какие-либо решения, поэтому Рудетски начал обращаться с вопросами ко мне. Я делал то, что считал правильным, и никак не мог понять, что случилось с Фаллоном. Он уединился в домике, в котором на полках хранились наши находки, и все свое время посвящал тому, что терпеливо их чистил, делая записи в своем блокноте. Он не позволял, чтобы ему мешали, и отказывался расстаться с драгоценными экспонатами.
- Они отправятся отсюда вместе со мной, - сказал он. - Займитесь остальными вещами и оставьте меня в покое.
Наконец пришло время улетать и нам. Лагерь был свернут до трех-четырех домиков, а то, что осталось, могло уместиться в двух грузовых вертолетах. Я направлялся к домику Фаллона, чтобы доложить ему об этом, когда ко мне в страшной спешке подбежал Рудетски.
- Пойдемте со мной в радиопалатку, - сказал он, переводя дыхание. - В Лагере-Один происходит что-то странное.
Я прошел вместе с ним и выслушал печальную историю. У них произошел пожар, и большой вертолет полностью сгорел.
- Кто-нибудь ранен? - рявкнул Рудетски.
Тоненький голосок, доносящийся с волнообразными перепадами из динамика, сообщил, что никто серьезно не пострадал; все обошлось парой слабых ожогов. Но вертолет был целиком уничтожен.
Рудетски проревел:
- Как, черт возьми, это произошло?
Голос нырнул в безмолвие, а затем появился снова, слегка окрепнув:
- …не знаю… так получилось…
- Просто так получилось, - повторил Рудетски с негодованием.
Я спросил:
- Что происходит с их передатчиком? Похоже, ему не хватает мощности.
- Что с вашим передатчиком? - сказал Рудетски в микрофон. - Прибавь громкость!
- Я слышу вас хорошо и отчетливо, - произнес голос слабо. - Вы плохо меня слышите?
- Ты абсолютно прав, мы слышим тебя плохо, - ответил Рудетски. - Сделай что-нибудь с этим.
Прием стал чуть более уверенным.
- Мы уже отправили всех в Мехико. Нас здесь осталось только трое, но мистер Харрис сказал, что что-то не в порядке с самолетом.
Я почувствовал легкое покалывание в затылке и, нагнувшись вперед через плечо Рудетски, сказал в микрофон:
- Что с ним случилось?
- …не знаю… приземлился… неправильная регистрация… не может вылететь до тех пор, пока… - Прием снова стал слабым, и я с трудом улавливал смысл слов. Внезапно он прекратился совсем, и не стало слышно даже шипения несущей волны. Рудетски покрутил приемник, но больше не смог связаться с Лагерем-Один.
Он повернулся ко мне и сказал:
- Они полностью вышли из эфира.
- Попробуй связаться с Мехико, - сказал я.
Он состроил гримасу.
- Я попробую, но не думаю, что здесь есть какая-то надежда. У этого маленького ящика недостаточно мощности.
Он принялся крутить ручки, а я попробовал осмыслить то, что произошло. Большой транспортный вертолет уничтожен, самолет задержан в Мехико по каким-то загадочным причинам, и Лагерь-Один исчез из эфира. Все это означало только одно - изоляция, что совсем мне не нравилось. Я задумчиво бросил взгляд в сторону ангара на другом конце поляны, где Ридер, как обычно, наводил глянец на свою машину. По крайней мере, у нас остался еще один вертолет.
Рудетски наконец поднялся на ноги.
- Ничего не поделаешь, - сказал он и посмотрел на свои часы. - Это был последний сеанс связи с Лагерем-Один на сегодняшний день. Если они починят свой передатчик, то снова выйдут в эфир завтра в восемь часов утра, как обычно. До тех пор мы ничего не можем сделать.
Он не казался чрезмерно взволнованным, но он не знал того, что знал я. Он не знал про Джека Гатта. Я сказал:
- Хорошо, подождем до завтра. Я доложу Фаллону о том, что произошло.
Это оказалось сделать гораздо труднее, чем я предполагал. Он был полностью погружен в свою работу. Склонившись над золотой тарелкой, он пытался датировать ее, произнося себе под нос заклятия из чисел майя. Я попробовал рассказать ему про то, что случилось, но он прервал меня раздраженно.
- Меня это совершенно не беспокоит. Завтра они выйдут в эфир и все объяснят. Теперь уходите и больше не отвлекайте меня от работы.
Так что мне пришлось уйти и погрузиться в собственные размышления. Я подумал о том, чтобы рассказать все Халстеду, но вспомнив последние слова Пата Харриса, изменил решение; я ничего не сказал и Кэтрин, поскольку не хотел ее путать, и также не хотел, чтобы ока передала что-нибудь своему мужу. Наконец я пошел повидаться с Ридером.
- Твой вертолет готов к работе? - спросил я.
Ридер посмотрел на меня удивленно и немного обиженно.
- Он всегда готов, - ответил он коротко.
- Он может понадобиться нам завтра, - сказал я. - Будь готов к раннему старту.
7
Этой ночью у нас произошел пожар в радиопалатке!
Я проснулся, услышав отдаленные крики, а затем топот ботинок по твердой земле, когда кто-то поблизости выскочил из домика. Я поднялся в кровати, чтобы посмотреть, что случилось, и, подойдя к палатке, застал там Рудетски, борющегося с остатками пламени. Я понюхал воздух.
- Ты хранишь здесь бензин?
- Нет! - прохрипел он. - У нас были гости. Пара этих проклятых чиклерос копались здесь, пока мы их не спугнули. - Он посмотрел на покореженные остатки передатчика. - Но за каким дьяволом им понадобилось это делать?
Я мог ему сказать, но не стал. К изоляции нужно было добавить кое-что еще.
- Больше ничего не повреждено? - спросил я.
- Ничего, о чем бы я знал, - ответил он.
До восхода оставался еще целый час.
- Я собираюсь слетать в Лагерь-Один, - сказал я. - Я хочу выяснить точно, что там произошло.
Рудетски внимательно посмотрел на меня.
- Думаете, там появились проблемы? - Он взмахнул рукой. - Как здесь?
- Может быть, - согласился я. - Здесь могут возникнуть новые проблемы. Держи весь лагерь под контролем, пока меня не будет. И не особенно доверяй Халстеду; если он начнет доставлять беспокойство, ты знаешь, что делать.
- Это будет для меня большим удовольствием, - произнес Рудетски с чувством. - Мне кажется, вы не хотите рассказать мне, что на самом деле происходит?
- Спроси Фаллона, - сказал я. - Это долгая история, а у меня сейчас нет времени. Пойду разбужу Ридера.
Я слегка перекусил, а потом начал убеждать Ридера в том, что он должен доставить меня в Лагерь-Один. Поначалу он проявлял нерешительность, но поскольку Фаллон, по-видимому, сложил с себя все полномочия и благодаря поддержке Рудетски Ридер все-таки дал свое согласие, и мы приготовились вылететь с восходом солнца. Кэтрин подошла ко мне попрощаться, и, нагнувшись вниз, я сказал:
- Держись поближе к лагерю и никуда не отходи. Я скоро вернусь.
- Хорошо, - пообещала она.
Халстед возник откуда-то из-за вертолета и присоединился к ней.
- Разыгрываете из себя героя? - спросил он в своей обычной хамской манере.
Он занимался обследованием Храма Юм Чака над сенотом и жаждал раскопать его по-настоящему, вместо того, чтобы просто расчистить поверхность, но Фаллон ему этого не позволил. Находки, которые Кэтрин и я сделали в сеноте, утерли ему нос. Ему не давала покоя мысль, что непрофессионалы сорвали банк, и из-за этого он был сильно раздражен и постоянно ссорился со своей женой.
Он силой увел ее от вертолета, и Ридер, посмотрев на меня, пожал плечами.
- Мы уже можем взлетать, - сказал он.
Я кивнул головой, он взялся за рычаги управления, и мы поднялись в воздух.
Я попытался заговорить с Ридером, на что в ответ он слабо усмехнулся и показал на наушники внутренней связи. Надев их, я сказал в микрофон:
- Покружи немного над участком, хорошо? Я хочу посмотреть, как это выгладит с воздуха.
- О'кей, - ответил он, и мы начали огибать Уашуанок по пологой дуге. Сверху он и в самом деле выглядел как город, по крайней мере та часть, которую уже расчистили. Я мог различить достаточно четко огромную платформу, на которой был построен Храм Кукулькана, и здание, в шутку названное Фаллоном "муниципалитетом".
К востоку от гряды холмов можно было различить контуры того, что выглядело как еще одна гигантская платформа, но она пока оставалась раскрытой только частично. На холме, поднявшемся над сенотом, Халстед и в самом деле хорошо потрудился, и Храм Юм Чака выглядел таким, каким он был в действительности - не просто земляной холм, а огромная пирамида, выложенная из камней с окружающей ее галереей колонн.
Мы сделали три круга над городом, после чего я сказал:
- Спасибо, Гарри; нам пора отправляться в путь. Ты не мог бы держаться пониже - я хотел бы поближе взглянуть на лес.
- Я могу лететь как угодно, если только ты не захочешь опуститься слишком низко. Я буду поддерживать невысокую скорость, так что ты сможешь рассмотреть все как следует.
Мы направились на восток, придерживаясь высоты примерно триста футов и со скоростью не выше шестидесяти миль в час. Под нами расстилался бескрайний лес, зеленые дебри с кронами деревьев, одержавших победу в сражении за свет и поднявшихся от земли на высоту в сто шестьдесят футов. Эти кроны формировали отдельные островки, поднявшиеся над основной массой плотной зелени, и нигде не было видно земли.
- Здесь лучше летать, чем ходить, - сказал я.
Гарри рассмеялся.
- Я бы испугался до смерти, оказавшись внизу. Ты не слышал, как по ночам вопят эти проклятые обезьяны-ревуны? Словно какому-то бедняге перерезают горло - медленно.
- Ревуны меня не испугают, - сказал я. - Они просто производят шум, слегка скребущий по нервам. Змеи и пумы обеспокоили бы меня значительно сильнее.
- И чиклерос, - добавил Гарри. - Я слышал кое-какие любопытные подробности про этих парней. Говорят, убить человека для них раз плюнуть. - Он посмотрел вниз на джунгли. - Боже, что за место для работы! Неудивительно, что чиклерос так жестоки. Если бы я работал там, внизу, мне было бы абсолютно наплевать, жив я или мертв - так же как и кто-то другой.
Мы пересекали часть леса, слегка выделявшуюся на общем фоне. Я спросил:
- Что здесь произошло?
- Не знаю, - ответил Гарри, с виду озадаченный так же, как и я. - Эти деревья кажутся мертвыми. Давай взглянем поближе.
Он произвел какие-то манипуляции с управлением, после чего вертолет снизился и закружил над верхушками деревьев. Одно из них, опередив остальных, широко раскинуло свою крону навстречу солнечному свету, но оно было без листьев, так же как и все остальные деревья вокруг.
- Мне кажется, я понял, - сказал Гарри. - Здесь что-то случилось, возможно, прошел торнадо. Деревья были вырваны с корнем, но они набиты здесь настолько плотно, что не смогли упасть, поэтому просто умерли, оставаясь в вертикальном положении. Что за чертово место - даже умирать здесь приходится стоя!
Мы поднялись и вернулись на курс. Гарри сказал:
- Это несомненно был торнадо: мертвые деревья вытянулись в одну линию. Торнадо способен выкашивать прямые просеки. На ураган это не похоже - он повалил бы деревья на большой площади.
- А здесь бывают ураганы?
- Боже мой, конечно! Один из них прямо сейчас бушует в Карибском море. Я слушаю сводки погоды на тот случай, если он вдруг решит завернуть сюда. Хотя это маловероятно.
Вертолет внезапно накренился в воздухе, и он выругался.
- Что случилось? - спросил я.
- Я не знаю. - Он быстро проверил свои приборы и через некоторое время сказал:
- Все работает нормально.
Но не успел он закончить эту фразу, как со стороны хвоста донесся оглушительный удар, и весь фюзеляж завращался с бешеной скоростью. Центробежная сила бросила меня на стену кабины, и я прилип к ней, в то время как Гарри делал отчаянные попытки дотянуться до управления.
Весь мир вращался вокруг нас с головокружительной скоростью; горизонт то поднимался, то резко падал, и внезапно лес оказался совсем близко - слишком близко.