– Ну, вот и всё, будешь жить здесь, под моим присмотром, про тринадцатый отряд забудь, – успокоил он Вовку, – теперь рассказывай, всё, за что сидишь, сколько дали? Я знал, что ты находишься под крылом у Хлястика на пятаке, и особого любопытства не проявлял. Знал, что там осложнений у тебя никаких возникнуть не может. Но зона я скажу тебе, там неправильная. У нас здесь намного привольней дышится. Это конечно важный момент нашей внутри – заборной жизни. Ну ладно после различия сопоставишь. Ты давай мне расскажи, как мама твоя пережила пленение двух сыновей. Серёга то твой в Златоусте сидит. Там, правда, не та сейчас крытка, когда я был в ней в семидесятом году. Воров убрали оттуда, и тюрьму перекроили в СИЗО, но отделение крытой тюрьмы рушить не стали. И надзиратели как были звери, так ими и остались. Видимо круто он кому – то насолил, что им постоянно интересуются и опекают везде. И надо сказать такую заботу о нём отеческой не назовёшь.
– Я не знаю, – склонил голову книзу Вовка, – мать и дядька мне ничего не говорили.
– Я тоже не знаю, но на пересылке базар шёл, что Серый обул на четыре миллиона баксов почётного кавалера ордена Ленина. Он же генеральный директор крупнейшего завода в Европе. Если бы не Август, то из Серёги давно бы гобелен на стену сделали. Август в теме и его многие директора бояться. Заводы потихонечку закрываются и Августа видимо скоро коронует. Его вклад в общее воровское дело не оценим.
– Я почему – то всегда считал, что он в законе, – пожал плечами Вовка, – его Захар всегда слушал.
– Захар Августа слушал только потому, что он был далекий по части коммерции. А Август это Дом Советов! С его головой не имея соответствующего образования можно смело работать главным бухгалтером или ревизором. Ну ладно Вовка, хватит об этом. Ты мне хоть толком объясни, за что тебе вилы сделали?
– Дядя Сева помнишь, про тайник в сарае. Так вот мы с моим близким другом, этот тайник достали. Поехали за тобой. А мать твоя глухая, ничего нам толком не объяснила. И лишь позже отец Джаги, нам сказал, что тебя долго из близких людей, никто не сможет увидеть. Вальтер, который был там спрятан и определил мне срок. Менты проверили волыну, сказали, что за ней хвост кровавый тянется. Меня долго пасли с ним. Потом в походе приставили ко мне охотника, а он их оказался. Короче решил, я толкнуть этот Вальтер ему. Во время сделки меня и повязали. Следак порядочный попался. По – человечески вник, что эта проблема не моя, а то накрутили бы восемь лет. Пистолет повесили на Захара, а мне дали четыре года. Отсидел два с половиной года, осталось немного уже. По УДО не попал, два БУРА имею на пятой зоне. Я там с Хлястиком и Калиной сидел. Хлястик за зоной смотрел.
– Всё я это знаю, Хлястика я поставил смотрящим, когда ещё сам на свободе был.
– Историю ты интересную рассказал, но крови на мне нет. Я этот Вальтер и кинжал на картах пять лет назад отбил у Гриши Часовщика, – сказал Сева.
– У Калины, как сейчас здоровье? – спросил Сева.
– Калина крутой, его вместе со мной везли на больничку в тюрьму. Он там прописался. У него с почками проблемы.
– Это я знаю, но запомни он не крутой. В вашем городе крутой это твой брат Серёга. Даже Хлястик и Август на ступень ниже стоят твоего Серёги. Освободишься, поймёшь. А остальные мужики, плесень. Просто Калина держится за счёт понтов, – угрюмо пояснил Сева. А с вашего двора здесь много парней сидит, я с ними правда редко общаюсь. Они все в разных отрядах. Лука их постоянно опекал. Его скоро отправят на крытку. Ума нет, пускай катается. Мне надоело его наставлять.
– А дядя Гриша безногий, разве не крутой был, – спросил Колчак.
– Был и долго, пока не постарел и крутизну свою не утопил в гранёном стакане. Ладно, давай сообразим хавки и будем разговаривать. – Ты куришь или нет? – спросил Сева.
– В буре не втянулся, хоть там без этого и нельзя? – ответил Колчак, так иногда балуюсь от скуки.
– Тогда пойдём, побалуемся, а потом похаваем, – щёлкнув на всю секцию двумя пальцами Сева.
Покурив и вернувшись в секцию, на тумбочке были разложены продукты, которые и на свободе не все кушают.
– Отныне и ты вот так будешь жить, – показал он ладонью на деликатесы. Всё моё, – такое же и твоё.
– У меня здесь с этим постоянное изобилие, – без излишней гордости произнёс Сева.
…Но не суждено было долго питаться Вовке с Севиного пищеблока. Через три месяца за драку в пятом отряде он угодил в СУС – это Строгие Условия Содержания, где на прогулке он встретился с Лукой.
Лука уже знал, что Колчак находится на зоне, но встретить в штрафном корпусе Вовку не думал. Он знал, что Сева всячески будет оберегать этого мальчишку. Но Сева отмазать Колчака от СУСА не мог, слишком тяжелые побои он нанёс двум заключённым Газику и Коту.
Хозяин колонии полковник Милов сказал Севе:
– Здесь вор в законе только "Я". Мне решать, как поступать с нарушителями порядка, И нечего мне адвокатуру разводить из – за не оперившего строптивца. Пускай посидит на баланде, быстрее образумится. Будет знать, как кулаками размахивать. Нашёлся видите ли мне Джо Фрезер.
Сева понял, что дальнейший разговор вести с начальником не имеет никакого смысла. И за катавасию с Газиком и Котом, которую затеял Колчак, он отчасти брал на себя.
…Кот смотрел за пятым бараком, и залез с Газиком не совсем интеллигентно в общак. Вот им Колчак популярно объяснил, как должны поступать правильные сидельцы. После прошедшей бучи вместо Кота смотреть за этим бараком Сева поставил Фуру, кореша Кота.
Лука узнав, за кого поместили Колчака в СУС, сказал Вовке:
– Кот давно грубил с общаком. Я его предупреждал, но он видимо не внял моему совету, а Фура имей в виду, ещё хуже Кота. Его Сева поставил смотреть за бараком, потому – что у него связи с коммерсантами в городе обширные. Всю аппаратуру на зоне завезли его барыги, и наркота обильно поступает по цыганским каналам Фуры. Ему сидеть не так уж много осталось, чуть больше года. За бабки ему скинули три года. Жалко меня на крытую отправляют, а то бы я расколол до жопы и Кота и Фуру. Фура у меня в долгах остался. На свободе будет рассчитываться теперь. А тебя Сева погоди немного, обязательно вытащит отсюда, но с полгода подождать придётся. Хозяин всё равно его послушает. Здесь порядок в лагере держится за счёт Севы. У нас колония не красная, так, что Милов всё понимает, что может быть, если Сева будет закрывать глаза на некоторые вещи.
– Я особо не расстраиваюсь. В камере жить можно, телевизор, музыкальный центр есть и толчок отдельно. Если – бы ещё ванна была, то нашу камеру можно назвать гостиничным люксом. И зона греет неплохо, – сказал Колчак.
– Теперь будут греть ещё лучше, потому что ты заехал в СУС. Будь спокоен, Сева позаботится о тебе, – объяснил Лука, – а мне придётся освобождаться из крытой тюрьмы. Юрку бы мне брата найти, не знаю, живой он или нет.
Освобожусь, обязательно устроюсь на работу и женюсь. Я бы и здесь работал, у меня руки чешутся без дела, но на этой зоне нельзя марку терять, если я прибился к блатным. Вот раньше, когда я с Бедой сидел, у нас все работали, и косо никто не смотрел, а здесь от безделья, словно вездеходы по баракам лазают и тёрки наводят. В кого камнем не кинь, все деловые, а за нос, как ухватишь такого делового, сразу в штаны наделает. Знаешь, как раньше Серый из носа сливу делал прибуревшим фуцанам? – спросил Лука.
– Конечно, знаю, и сам этот номер неплохо исполняю, но Серого научил этому искусству дядька Иван. Если правильно знающе его выполнять, то можно обойтись без драки. Противника за секунду можно на колени поставить, – сказал Колчак.
– А по мне лучше по голове дать от всей души, чем сопли выдавливать из ноздрей. Это внушительней на борзоту действует. Опасна сегодня блатная жизнь на свободе, – тяжело вздохнул Лука, – или замочат или посадят. И здесь казённые харчи мне изрядно надоели. Нет, я это просёк точняком, что на свободе обязательно надо работать. Только она меня спасёт от тюрьмы. Тем более у меня руки золотые. Такие специалисты, как я везде нужны.
Клинч с Фурой
…Луку увезут вскоре во Владимирскую тюрьму, а Колчак через восемь месяцев досрочно покинет СУС, но освободиться с этого лагеря ему не дадут. Шестидесяти человекам с зоны, объявили, чтобы с вещами подходили к вахте. В этот список попал и Колчак.
Сева, как родной папа собрал Вовке большую сумку, со всеми необходимыми продуктами и вещами и сам лично проводил его до вахты:
– Слушай Вовка, – обратился он к нему, – вас повезут в новую городскую зону, там до этого ЛТП было, потом склады какие – то. Это не крытка, но условия содержания я слышал там, как в крытой тюрьме. Будут ломать, и заставлять, возможно, работать. Если, что, ныряй в штрафной изолятор, лучше конечно в больничный изолятор. Тебе осталось сидеть четыре месяца, перекантуешься там. Но больше в зону, ни ногой. Ты интеллигент, у тебя жизненная участь другая должна быть. Теперь слушай о главном. С тобой по этапу пойдёт Фура, ему сидеть тоже осталось, как и тебе самую малость. Этот Фура, скользкий тип. У него на вашем берегу в речном порту стоит Лаба, в которую скачивают отработку все суда. Фуру я знал ещё по свободе. Когда его посадили, командовать этой Лабой стал его отчим, – бывший мент Боровик. От Фуры, я случайно узнал, что у Захара была серьёзная марцефаль с этим отмороженным Боровиком. Сам Фура превосходно знал Минина и постоянно ему отстёгивал навигационные бабки. Когда нашли его труп в сетях, навигация еще не началась, но Лаба стояла на обычном месте. Это я хорошо помню, потому – что на похороны я приезжал на своей машине, и перед процессией мы ездили с твоим дедом Романом на то место, где выловили Захара. А самая важная деталь, что Захар никогда сетями не ловил и признавал один спиннинг, тебе это хорошо известно. Догадки у меня есть, что с этой Лабы ему помогли уйти из жизни. Не мог он запутаться в сетях, даже пьяным. Это ты всё расскажешь Ивану или Августу. Сам в эти дела не лезь, опасно. Фуре на этапе ничего не говори. Он не знает, что ты родственник Захара. Но на крайняк знай, что он непутёвый. Луку во Владимир в тюрьму он отправил. Должен Фура был ему приличную сумму. Вот и отодвинул его подальше от себя. Я думаю, ему Лука этого на свободе не простит, и я Фуру к опущенному столбу не стал подводить, чтобы выудить у него как можно больше нужной информации. Он, честно говоря, и не знает, что мне всё известно о его косых делах. Задержись он здесь ещё трохи, его бы хлопнула здесь братва. А я доил Фуру нехило. Считай, что мы с тобой здесь за его бабки припеваючи жили, и вышел ты из Бура, тоже за счёт его бывшей финансовой базы. Понял Вовка, в чём соль?
– Всё я понял, не дурак, – сказал Колчак, – но только не пойму одного, если он такой кучерявый и при бабках, зачем он дал увезти себя на худшую зону?
– Это для тебя зона будет хуже, а у него вернее всего там ментовские подвязки есть, вот разнарядка на него и пришла. Ты, запомни только одно. Если он блатовать будет, я тебе в альбом открытку сунул с зашифрованной ксивой. Засветишь её при необходимости. Нельзя козлоте давать хвост поднимать. А если он смирно будет себя вести, – забудь про открытку. Он на свободе нам сгодится.
– Дядя Сева откровенно тебе скажу, у меня заочно уже злость и неприязнь подкрадывается к этому Фуре и его Лабе.
– Вот этого не надо. Во всём нужно хладнокровие и трезвый ум, – осадил Вовку Сева, – и ещё одно. Помни новоё место, новые люди. Не старайся с первого дня вскакивать на седло. Можно упасть и не подняться. Осмотрись, как следует, но на этапе держись так, как жил на зоне, чтобы твой авторитет вместе с тобой пришёл в новый лагерь. Знаешь, как бывает, новая колония, новые порядки. Хотя я уверен, что загрубить никто не посмеет против тебя. Молва сразу по зоне разнесётся, что мой кент заехал в лагерь и ты уже не тот мальчик с длинными ресницами, каким был раньше. Они кстати у тебя короткие стали и больше не загибаются, как у куклы. Ещё не забывай, на эту зону в основном отправляют тех, кому скоро на свободу идти. Возможно, там беспредел гуляет. Если даже в невмоготу придётся, всё равно свой крутой нрав не показывай. Паскуд не трогай. Они сами себя накажут. За них страдать позорно и грешно таким орлам, как мы с тобой, – дал последствие напутствие Вовке Сева. После чего крепко обнял Колчака и подтолкнул к дверям вахты.
До темноты их продержали на вахте. К поезду подвезли только глухой ночью на двух воронках. Посадку производили по очерёдности личных дел, находившие у начальника конвоя. Чью фамилию он выкрикивал, тот без промедления должен забегать в вагон, где его помещали в зарешёченный отсек. Если чуть замешкаешься, то обязательно получишь дубинкой по телу или по голове. Поэтому погрузка происходила в ускоренном темпе. Колчак зашёл в вагон без промедления, не испробовав на себе ударов дубинок. Ему везло в этом отношении. Он был спортивен и на конвой раздражающе не действовал. Отсек купе куда его поместили, был уже полон. Ему уступили место у окна. Когда он присмотрелся с темноты, то увидал, что напротив его сидит Фура. Он снял с себя ботинки и носки, и водрузил свои ноги, на полку Колчака. Перед самым лицом Вовки оказались две голые ступни, от которых исходил неприятный запах.
Колчак тактично показал Фуре глазами, что бы он убрал свои ноги, но тот, как – бы не понимая, нагло и надменно смотрел Колчаку в лицо:
– Фура убери ноги, ты, что хочешь задушить меня своим галантерейным ароматом, – спокойным тоном попросил его Колчак.
…Фура не догадывался, что спрятано под этим спокойным тоном и продолжал делать вид непонятливого пассажира. Хотя он отлично знал, как расправился Колчак с его друзьями.
– Если не уберёшь сейчас, предупреждать больше не буду, запихаю тебе в пасть твои смердящие носки, и поломаю пальцы на ногах, – зло, сверкнув глазами, вторично предупредил Фуру Колчак.
Тот хотел ему, что – то возразить, но Колчак упреждающе привстал со своего места, после чего Фура резко отдёрнул свои ноги:
– Колчак, ты чего перья, как павлин распускаешь? Тебе здесь не зона. Это ты там ходил королём, потому – что отмазка за тобой была. А здесь дорога, тут может всякое произойти. А командовать мной, ты ещё молод. Нечего строить из себя интеллигентного вора. Ты идёшь на другую зону и неизвестно, как тебя встретят там и понты не надо разводить, словно ты четвертак отмотал. Я сижу больше тебя и веду себя прилежней, хотя среди моих знакомых немало мастистых авторитетов.
Фура неожиданно замолчал, посмотрев на верхние полки, откуда на него смотрели любопытствующие глаза попутчиков.
– Продолжай, продолжай, я внимательно тебя слушаю, или адаптер сломался? – завёл вновь Фуру Колчак.
– Это, кто адаптер? Я? – возмутился Фура, – я за этот парафин с тебя спрошу. Со мной такие номера не проканают. Понял салабон.
– Ребята прекратите вы ругаться? – успокаивал одноухий Чечет, – парень из Рязани. – Давайте я лучше пересяду, и поедем мирно ладком. – Но было поздно.
Железный кулак Колчака молниеносно уложил прямым ударом в челюсть борзого Фуру. Того откинуло к стенке. Он обоими руками закрыл лицо, не делая попыток противостоять Колчаку. Но Колчак никогда не ограничивался одним ударом. Нутро его кипело. Остановить его было уже тяжело. Тяжёлые, словно булава кулаки, беспощадно и ожесточённо, ходили по разным частям тела Фуры. Фура закрывал только лицо и нечленораздельно мычал.
Колчак вытащил из его ботинка несвежий носок. Затем оседлал его верхом, словно это был необъезженный конь.
Никто из зеков не встревал в этот конфликт, а Колчак между тем, оторвал от сального лица ослабившие руки Фуры, одной рукой сжал его скулы, отчего тот открыл рот и взвыл на весь состав. В этот момент носкам Фуры, Колчак нашёл другое предназначение. На данный момент это был кляп, который заглушил дикий вой Фуры. И последним ударом в лоб он окончательно успокоил Фуру.
Машинально Колчак бросил взгляд на карман Фуры, откуда торчала пачка сигарет "Мальборо". Он двумя пальцами извлёк её из кармана. Достав сигарету, хладнокровно прикурил и бросил пачку на тело наглого оппонента. Монотонный стук вагонных колёс словно сурдина, вставленная в медный духовой инструмент, помогал частично заглушить мычание Фуры. Чечет и ещё двое парней вскочили со своих мест и, закрыв телами решётчатое заграждение, кричали в унисон, чтобы как – то прикрыть возню и вой Фуры.
– Конвой кипятку давай, чаю хотим?
– Успеете. Только отъехали, а им чаю подавай. Сейчас вскипятим и напоим всех, – орал громко начальник конвоя, чтобы слышал весь вагон.
Вся процедура укрощения Фуры заняла несколько секунд.
– Нехило ты умолотил этого мордоворота, – раздался голос
сверху. – Я бы сам ему с удовольствием врезал, только за то, что он кореш Кота.
– Хватит с него. Ограничимся тем, что он получил, – и Колчак рывком выдернул носок изо рта Фуры, от чего он вскрикнул и очнулся.
– Шандец видно челюсти, – сделал медицинское заключение Чечет.
– Сам виноват, он первым начал за буйки заплывать, теперь пайку свою пускай через марлю хавает, – вновь раздался голос сверху.
Голос этот до удивления Колчаку показался знакомым:
– Спускайся вниз, что ты динамик свой включаешь вверху, что – то голос мне твой знакомый? – сказал Колчак.
Сверху слез с блестящей лысиной мужик. Это был Гоша со шпального завода, с которым Колчак сидел в КПЗ.
– Я тебя узнал ещё на зоне, когда ты Кота с Газиком у нас в отряде товарнул – сказал он, – но подойти сразу постеснялся, а потом тебя закрыли в Бур.
Они радушно обменялись рукопожатиями:
– Видишь, Фура сам сказал, что в дороге может всякое произойти, – напомнил Гоша сказанные Фурой слова.
– Он обещал тебе рот заткнуть, он это сделал. Обещал пальцы сломать. Не получилось, извиняй, осечка произошла. Челюсть у тебя хрустнула, вместо пальцев, но дорога ещё длинная. Ехать три часа. Я тоже в далёком прошлом имел горький опыт, познакомится с его тяжёлой рукой. Фура ничего не отвечал, а только стонал, не открывая глаз.
Вслед за Гошей Фуру начали обсуждать и другие.
– Ладно, кончайте базар, – остановил всех Колчак, – он всё равно не поймёт, так, как по жизни хамло.