– Владимир, а зачем тебе это надо, я не пойму? – спросил Витек, – плюнул бы к чёрту на него и жил спокойно, как сейчас живёшь. Ты знаешь, какие разговоры, ходили в городе о тебе, просто легенды. Придёт Колчак, весь город выстроит по росту. А ты освободился, никого не строишь, даже галстук иногда одеваешь.
Колчак развеселился от Витькиных слов и сказал:
– Витя, тебе не понять этого. Кто мне не даёт спокойно и хорошо жить, я перед ним сопли жевать не буду. Убивать и резать я ни кого не собираюсь, а действую их методами, отравляя им немного жизнь. И делаю, я это, для того, чтобы живительным бальзамом ополоснуть свою душу. Я по жизни весёлый человек и приколы люблю.
– Такого я не пил, – сказал Витёк. – Рижский пробовал, Корчага один раз угощал.
– Я тебе, не об этом бальзаме толкую, – перебил его Колчак. – Ну ладно, после я тебе про бальзамы расскажу. Теперь слушай внимательно меня.
– Ланин кипешь, насчёт тебя подымать не станет после этой темноты. Даже фамилии твоей называть побоится. За такое привлечение непрофессионала он может с работы улететь. Но при случайных личных встречах, которые ты с сегодняшнего дня должен избегать, так – же продолжай перед ним представляться лаптем. Говори, что ты действовал согласно вашей инструкции, больше ничего не знаешь. А будет на тебя давить. Скажи, что пойдёшь к начальнику или прокурору и потребую от них обещанные вами часы и костюм. Скажешь, что я, мол, жизнью рисковал не меньше вашего, так, как вы были вооружены пистолетом, а у меня скажи, даже перочинного ножичка не было. Начинай сам на него давить. Требуй, чтобы он часы выложил тебе. Понял?
– Конечно, понял, – потирая ладони, ответил Витёк, – умный ты Владимир, как Ленин. А трап, куда девать будем? – спросил он.
– Положи его пока себе в сарай, когда может ещё пригодиться, – сказал Колчак.
– Да забыл тебе сказать, – вспомнил Витёк, – Ланин с собой в подвал взял двое наручников, чтобы тебя и Карабаса связывать. Сказал, что с Короля сегодня снимет корону, то есть с тебя.
– Пускай сковывает теперь себя ими сам, а корону я добровольно сбросил, как только прошёл турникет вахты учреждения заключённых, – ответил Колчак.
– А кто, такой Карабас? – поинтересовался Витёк.
– Директор кукольного театра, – весело сказал ему Колчак.
После чего он протянул с благодарностью Витьку руку на прощание и пошёл домой.
Он оделся и направился по улице Ворошилова к недостроенному зданию. Ланин в эту холодную субботнею ночь сидел в глухой засаде, постоянно меняя подвальную дислокацию. Хорошо хоть, что можно было, куда – то спрятаться от дождя, но от пронизывающего холода спасти не удавалось. Он уже начал прыгать и приседать, похлопывая себя по кожаной куртке. Посмотрев на часы, стрелки показывали двадцать три часа тридцать минут. Он стал сомневаться в том, что, кто – то может появиться в это время в подвале, не догадываясь, что сверху за ним наблюдали несколько пар любопытных глаз.
Ланин пошёл к плите, где была спрятана коробка. Достав и открыв её, кроме свёрнутой бумаги он в ней ничего не обнаружил. Посветив спичками, он прочитал в записке.
ВОВАН. Всё ничтяк, спасибо. Верну утром в ближайшую субботу тебе на чердак. Там и долю свою обнаружишь. Извини, что планы поменял, ситуация резко изменилась.
Карабас.
"Выходит, они раньше меня побывали здесь, – расстроено думал он. – Значит, они, где – то пересеклись и поменяли время. Ах, злодеи, ну в субботу я вас встречу. Теперь надо сообразить, как выбраться отсюда. Высота бункера метров пять, мне её не одолеть. Несущей стены и того больше все пятнадцать метров будет. Подвальные окна, по настоянию милиции, чтобы пацаньё не лазило, давно были заложены кирпичом, что ни одной щелочки нет"
Он вспомнил про служебный мобильный телефон, но из этого подвала связь была не доступна.
Опустив телефон в карман куртки, он с досады громко выругался и опять начал вслух рассуждать:
– Надо будет Трубу с Владыкой на этого урку натравить. Они ему мозги выбьют без промедления. А сейчас буду встречать рассвет, когда народ на работу пойдёт и кричать громко, чтобы быть услышанным. – Он пробежал несколько кругов по помещению, чтобы согреется, но тепло к нему всё равно не приходило. – Сегодня – же воскресение, – вспомнил он. – Часов в девять горожане, как на демонстрацию идут на рынок. В это время я и буду кричать. Теперь, нужно, как – то согреться. Костёр, что – ли разжечь? Не – то воспаление лёгких в такую погоду опять заработаешь.
…Он стал рыскать по подвалу, обойдя все каморки, но не нашёл, ни одной палки. Главное помещение находилось под открытым небом, где росла рябина, с прогнувшими от тяжёлых гроздьев, ветками.
Ланин наломал рябиновых веток, оборвав ягоды, и занёс их в ближайшую каморку, но разжечь костёр не удалось. Ветки были пропитаны многодневной дождевой влагой.
Он был в гневе. Он был зол на весь мир. Даже с костром ему не повезло. Неудача обогреться, ему удвоила злость и ненависть к Колчаку.
– Сволочь, тюремщик, – орал он на весь подвал, – я доберусь до тебя. Попадёшься ты мне.
– Мужик ты чего, туда залез? – услышал он сверху голос пацанов.
Он поднял голову кверху. На краю стены Ланин увидал двух парней, лиц которых было не видать.
– Ребята выручайте, там внизу около бункера бадья валяется, возьмите под ней верёвочную лестницу и спустите мне её оттуда? Я вам за это на жвачку и мороженое денег дам, – посулил он им, радуясь, что среди такой мерзопакостной ночи он встретил живые души.
– Ты чего мужик промок там совсем, что детские угощения нам предлагаешь? – кричали они, – мы давно вино и водку употребляем. Дашь на литр водки, исполним твою просьбу, а не дашь, сиди там до посинения.
– Я уже и так синий. Дам без вопросов, только вытащите? – умолял он ребят.
– Покажи деньги, вдруг обманешь? – крикнули они ему.
– У меня портмоне, вы с такой высоты и в темень ничего не увидите, а деньги у меня есть.
– Мы тебе сейчас проволоку спустим, ты нам привяжешь к ней двести рублей, потом мы всё сделаем для тебя.
– Добро, только быстрее, ребята, пожалуйста, шевелитесь там?
Через некоторое время по стене поползли куски проволоки, скрученные между собой. Ланин прикрутил две сотенные купюры к концу проволоки и крикнул, чтобы они тянули к верху её.
Взяв двести рублей, они ушли с поля зрения Ланина.
Выкурив по сигарете, пацаны вновь появились перед взором Ланина.
– Мужик, там нет никакой лестницы, мы всё кругом облазили, – сказали они.
– Не может быть такого, она должна обязательно там быть, – доказывал он им.
– Мы, что врать тебе будем, нам, что лень скинуть лестницу, – уверяли они его.
– Тогда найдите, какую – ни будь доску, – длинную только. И спустите её в бункер, я вылезу по ней.
– Здесь чурки не найдёшь, не то, что доску, – ответили они.
– Ребята, а вы где живёте, если рядом, то может, сбегаете домой, принесёте лестницу или верёвку.
– Мы здесь недалеко, на Ворошилова улице живём, – но просто так не пойдём. Погоди минутку, мы посоветуемся, – и скрылись из виду.
Через минуту они вновь показались.
– Эй, мужик, – крикнули ребята, – привязывай ещё двести рублей? Так и быть, через пять минут мы лестницу принесём из дома.
Ланин тяжело вздохнул, но деваться было некуда, и он крикнул:
– Согласен. Спускайте проволоку.
По стене поползла проволока, но на конце было уже привязано дырявое ведро. Подняв наверх двести рублей, парни, крикнули, чтобы он их ждал, и скрылись в ночи.
– Неужели стервецы обманут? – размышлял он вслух, – все деньги вытянули у меня почти.
– Мужик, – услышал он. Вверху стоял уже один парень.
– Принесли лестницу? – спросил Ланин.
– Бяшку, родители не выпустили, он ещё молодой, а я один тяжёлую лестницу не донесу. Я отцу сказал, про тебя. Он у меня сегодня брагу весь день лакал. Говорит, если вы и на его долю, стольник пришлёте, то он поможет донести и спустить лестницу. Он просил спросить, не бандит – ли вы?
– Я работник милиции, у меня мотоцикл Хонда через дорогу, у госбанка на Интернациональной улице стоит. Давай опускай для своего бати, проволоку?
Вытащив наверх, ещё сто рублей, парень по кличке Жаба спустился спокойно вниз по лестничным маршам парадного входа, где его ждали Колчак и друг Усыня. Эти были те парни, которые за Витю Леонова получили от Колчака совсем недавно селёдкой по щекам.
– Ещё сотню, вытянул у него, – протянул он купюру Колчаку.
– Эту себе возьмите, заработали, – сказал Колчак.
– Языком лишнего не болтать. Меня вы не знаете, ко мне на работу не приходить пока. Хотя я пока не работаю. Нужно будет, я вас сам найду, – и он пошёл домой.
…Парни вышли на Интернациональную улицу. Проходя мимо госбанка, они увидали одиноко и сиротливо стоявшую без присмотра Хонду.
– Может, на ней доедем до посёлка? – предложил Панкрат Усыне, – в баню затащим, никто не заметит, все спят. Время уже, наверное, два часа, а потом на запчасти разберём, и продадим.
…Ланин в это время, не дождавшись ни преступников, ни парня с лестницей и отцом, отчаявшись и замёрзнув от холода, начал бегать по подвалу, раздумывая о нечестности людей. Мерзские и сопливые шкеты нажгли меня, на бабки. Жалко лиц не видал их, но голоса у меня в мозговом полушарии сохранились, тем более живут, где – то рядом. В это время он не знал, что лишился и своего байка, – элитного японского мотоцикла.
Из подвала его вызволили только в восемь утра, когда он охрип от крика и начал стрелять в воздух. На выстрелы приехали два наряда милиции. Они окружили графские развалины, надеясь арестовать возмутителей спокойствия и тишины, но нашли там простуженного и охрипшего Ланина. Они сбросили ему чалку из автомобиля и вытащили его из подвала. За использованные пули и странное проникновение в подвал ему пришлось давать объяснение начальнику милиции Ермохину.
– От своего проверенного осведомителя я узнал, что готовится преступление с применением огнестрельного оружия. Источник верный и надёжный, он изъял записку, которую я прочитал, где было написано нахождение пистолета. Записку поместили на старое место, а я решил проследить, кто придёт за стволом. Спустился и устроил засаду, но пистолет по видимому взяли раньше, так, как в коробке я обнаружил эту записку, – прохрипел Ланин, протягивая записку начальнику милиции.
– Ты мне басни не рассказывай? – взял записку у Ланина Ермохин, – ты майор уголовного розыска, а ведёшь себя как не оперившийся стажёр. Полез в логово самовольно один, не согласовав ни с кем свои действия. Можно было с Гнидиным посоветоваться? Или ты сам с усам?
– Товарищ подполковник, время было на исходе, – кривил душой Ланин.
Ермохин прочитал записку:
– Ничего не понимаю? – сказал он. – Здесь об оружие ничего не сказано.
– О пистолете было сказано в первой записке, которую необходимо было вернуть на старое место, чтобы обнаружить преступников, – доложил Ланин.
– Гнидин, – обратился начальник милиции к своему заму, – нужно срочно проверить по нашей картотеке этого Карабаса. А кто хозяин пистолета? – спросил он у капитана.
– Полагаю, что хозяин и автор первой записки, недавно освободившийся из мест заключения Владимир Колчин, по кличке Колчак.
– Известная личность, – сказал Гнидин, – он был осужден и приговорён к четырём годам за хранение огнестрельного оружия, когда я ещё в майорах ходил. Вальтер он нашёл у своего покойного дядьки известного законника Минина. По моим данным и словам участкового он ведёт себя вполне прилично. Женился, работает и в институт кажется, поступил. Надзор не нарушает. Я сомневаюсь, чтобы этот парень взялся за старое. Второй раз ему родные не дадут споткнуться.
– Товарищ подполковник, – обратился Ланин к Гнидину, – а вы не допускаете такой возможности, что в голубятне был не один ствол, а несколько?
– Всё возможно, – сказал Гнидин, – но невозможно, чтобы Колчин вторично наступал на те – же грабли. Тебя или развели как мальчишку или информатор твой что – то напутал.
– Ты вот, что Вячеслав Андреевич, особо на майора не дави. Не забывай, как он один банду взял на катамаране "ОТДЫХ". Лучше разработайте план мероприятий на ближайшую субботу и мне доложите. Чувствую я, что здесь крупная рыба плавает, – сказал начальник милиции. – А мотоцикл Ланин, сам ищи. На то ты и опер. Такой техники в городе мало. По пальцам можно пересчитать.
– Я думаю, его найду, пускай не сейчас. Весной и летом он будет летать по нашим дорогам обязательно, – подогревал себя надеждами Ланин.
…На следующий день в воскресение Колчак спал до обеда, а после с Марекой пили пиво в Утюге. Это была пельменная, где пиво потреблялось посетителями больше, чем пельменей. Там всегда было много народу, а мухи не вымирали даже зимой.
Колчак рассказал, о ночной вылазке на графские развалины и что он намеренно вызвал огонь на себя и что в субботу на него будет совершена милицией нулевая облава, которая им ничего не принесёт. Он предложил Саньке, быть свидетелем и даже поучаствовать в веселом спектакле, на что Марека без слов согласился.
– Это будет спектакль века, и он мне удастся, – говорил Колчак. – Мы зарядимся прекрасным настроением на целый год, и вспоминать будем всю жизнь. И если будет, так, как я хочу, то думаю, Ланина они понизят в должности или совсем уволят из рядов милиции.
– Нет, их сейчас не выгоняют, а переводят на другую работу, – сказал Марека.
– Мне глубоко плевать, что с ним сделают, главное, чтобы он меня не касался. Я понимаю, попадаются хамы, в автобусах, на улицах, но в милиции, это слишком. Мало того он не просто хам, а злопамятный хам.
– А мне какую ты роль отведёшь в своём спектакле? – попивая пиво, поинтересовался Марека.
– Утром часиков в десять придёшь ко мне домой. Я тебе дам чемоданчик, там будет лежать шпон красного дерева, лобзик и наждачная бумага. Зайдёшь на чердак, сделай вид, что озираешься, пройдёшь к моему выброшенному старому дивану, сунешь туда чемодан, и сразу иди оттуда ко мне. Через глазок в двери посмотрим, выйдет, кто за тобой следом или нет. Если увидим кого – то, через пяток минут возьмёшь у меня мешок с маленьким трёхтонным домкратом и положишь его тоже под диван. И опять тихонько зайдёшь ко мне. Понаблюдаем за дальнейшей обстановкой в глазок. Я в это время буду разводить казеиновый клей. Потом я поднимусь на чердак, а ты останешься у меня. Через десять минут ты мне банку с клеем принесёшь на чёрдак. А финал спектакля мы, возможно, увидим в ментовке, если они рогом упрутся. Но предупреждаю, нам ничего они не предъявят и отпустят сразу. Этим спектаклем я дам понять руководству милиции, что Ланин не опер, а натуральный чмошник, который вводит в заблуждение всё управление отвлекая их от важных дел. Можно иначе поступить, закрыть засаду на замок, но они догадаются вылезти на крышу, и спустится по пожарной лестнице. Мне неизвестно, сколько их человек будет. Думаю не меньше двух.
– Ты Колчак, как был авантюрист, – таким и остался, а мы тебе все почему – то верим. С нечистой силой, наверное, знаешься? – сказал Марека.
– Нечистая сила, это люди из вонючей среды Ланина, но ты сам знаешь, как я с ним "обнимаюсь".
Поп – Арт для ментов
В понедельник, приехав с института, Колчак зашёл по пути к пацанам с посёлка, которые помогли ему вытащить деньги у Ланина. Их постоянное пристанище у озера пустовало. Он заглянул в баню, где дверь была приоткрыта. В нос ударил запах бензина. На полу лежал, разобранный по частям мотоцикл.
– Откуда такая красота? – спросил Колчак у вихрастого Усыни.
– Это не чешская Ява, а японочка, – ответил Усыня, – люкс, а не точило. Мы с графских развалин на нём с Жабой доехали до посёлка.
– Погоди Усыня, как я понимаю, мент Ланин оказал вам ещё бесплатную транспортную услугу. Подсказал, где стоит его байк.
Усыня грязной рукой провёл по носу.
– А, что нам пешком надо было возвращаться в дождь? Мы мимо проходили, стоит, как беспризорник под ёлочкой напротив банка, красивый, словно подарок от деда Мороза. Подкатили его вручную к ветеринарной аптеке, а там завели и поехали. Сейчас до конца разберём и по частям продадим, а раму в озере утопим. Там у нас уже кладбище этих рам.
– Имейте в виду, Ланин, как ищейка будет весь город обнюхивать. Подключит, не только милицию, но и своих дятлов, чтобы найти пропажу. Нужно срочно избавиться вам от деталей, где имеются номера и другие приметы. Вы серьёзно лажанулись с мотором. А в озеро ничего не скидывайте, если там найдут, то на вас в первую очередь подумают.
– Почему на нас? – спросил Усыня.
– Возраст у вас мотоциклетный. На мужика пятидесятилетнего не подумают. Потому что ему от велосипеда счастья хватает.
– А у нас в озере ничего не найдут, – успокоил Колчака Жаба, – водолазы утопленников уже отсюда не достают, ждут, когда они сами всплывут, тут такие глубокие места есть, что замерить не возможно. Перед рассветом погрузим с Усыней в лодку и утопим все улики. А остальные детали, мы знаем, кому продать.
– Главное не спалитесь на пустяке и патлы свои состригите. Участковый обязательно занырнёт и в ваш посёлок, – предостерёг их Колчак, – мотоцикл этот дороже любой машины.
– Нам бояться нечего, – уверенно сказал Жаба, – мы по этой части спецы и к тому же нас скоро в армию обоих заберут. У Усыни повестка уже на руках, а я завтра за ней иду.
Вовка ушёл домой, раздумывая, дорогой о поступке пацанов, которые при его содействии, так жестоко наказали ненавистного, ему Ланина.
– Ни капельки не жалко. Правильно пацаны сделали. Таких тварей только так учить и надо. После субботы он совсем озвереет или прижмёт свой куцый хвост, – тихо рассуждал Колчак, идя приволжскими лугами, – если конечно не поймёт, что я его за нос вожу.
…В субботу Марека к десяти утра пришёл к Колчаку домой. От Сани за версту разило чесноком:
– Ты чего с утра чесноку нажрался? – спросил его Колчак.
– У меня в доме все гриппуют, а чеснок хорошо оберегает от этой напасти, – ответил Марека.
– Вином надо лечить этот недуг. Ладно, бери дипломат, как я тебя учил, ничего не бойся. Всё будет ничтяк, – протянул он Саньке старый дипломат. – Я дверь не захлопываю, жду тебя здесь.
Марека взял дипломат и поднялся на чердак. Он подошёл к козырьку фонаря, от которого через щели падали лучи света на старый диван. Осмотревшись шпионским взглядом вокруг, он быстро сунул дипломат под низ и спешно вышел, плотно закрыв за собой толстую и перекошенную дверь. Затем тихо вошёл в квартиру.
Колчак не успел прильнуть к глазку, как услышал знакомый со скрежетом звук чердачной двери:
– Я тебе, что сказал Марека. Поп – Арт для ментов состоялся. С премьерой нас! – шкодливо сказал он, смотря в глазок.
С чердака крадучись на цыпочках спускался мужчина, держась за перила лестницы, и смотрел на нижние этажи. Лицо его определить было невозможно.
– Кто там не Ланин? – спросил Марека.
– Не знаю, вроде не он. Ланин меньше меня ростом, а этот кажется, выше будет, – сказал Колчак.