Тотор подошел к краю насыпи и крикнул:
- Чего вы хотите? Отвечайте… я слушаю.
Он тотчас узнал в арабе бен Тайуба, хоть видел его всего несколько мгновений во время кровавой расправы в деревне томба.
Бен Тайуб, казалось, удивился. Его поразила французская речь. Он ожидал услышать английский, в крайнем случае немецкий.
Араб обернулся и бросил кому-то несколько слов по-немецки.
От толпы отделился белый в одежде мусульманина и подошел к бен Тайубу.
- Вы французы? - раздался высокий голос. - Я понимаю по-французски.
- Но у вас легкий акцент, - отвечал Тотор. - Как будто орехи щелкаете. Вы, часом, не немец ли?
- Какая разница? Я говорю с вами от имени моего командира бен Тайуба…
- То есть вора и работорговца, убийцы женщин и невинных младенцев…
- К чему это фанфаронство? - прервал его немец. - Вот что предлагает вам бен Тайуб. Войско ваше малочисленно - человек четыреста - пятьсот! Вооружены из них не более сотни. Нас две тысячи, у всех ружья и боеприпасов в избытке. Сопротивление бесполезно. Поскольку вы француз, - заговорил он со злобной иронией, - у вас, вне всякого сомнения, благородное сердце. Не захотите же вы обречь людей на верную смерть…
- Что вы предлагаете?
В это время на насыпи рядом с Тотором появился Жан Риммер.
- А! Изменник! Презренный пес! - закричал он. - Дорогой Гюйон, знаешь ли ты, кто этот человек? Это лейтенант фон Штерманн, немецкий офицер - прислужник воров и убийц, человек, который штыком закалывает детей…
Немец взбесился.
- Заткнитесь, черт побери! - крикнул он. - Иначе мы не станем дожидаться ответа. Захватить деревню - пара пустяков!
- Попробуйте! - отозвался Тотор.
Немец усмехнулся.
- Взгляните!
Арабы расступились, и Тотор увидел два полевых орудия, нацеленных на деревню и готовых к бою.
- Бен Тайуб сжалится над вами, - продолжал парламентер. - Если вы сдадитесь, белых пощадят и отпустят на все четыре стороны. Мало того, ни один коттоло, ни один томба не будет убит. Мы сохраним им жизнь и решим их судьбу. Таковы наши условия. Советую принять их, - закончил фон Штерманн, скрежеща зубами с досады оттого, что его узнали.
Тотор не перебивал говорящего, еле сдерживаясь, чтобы не плюнуть ему в лицо.
К этому времени Меринос уже тоже стоял рядом с другом, готовый в любую минуту умереть вместе с ним.
- Ты слышал? - спросил Тотор. - Эти господа предлагают нам умыть руки и убраться подобру-поздорову. Нам, белым! С тем условием, что мы сдадим деревню и всех жителей… Что скажешь?
- Ничего! Надо держать нас за законченных подонков, чтобы посметь предложить подобную низость.
- А ты, Жан?
- А я, честное слово, из последних сил держусь, чтоб не размозжить голову этому негодяю!
- Ну что ты! Разве можно? Это ведь парламентер! Разберемся с ним потом, если у нас будет это потом… А пока вот мой ответ…
И Тотор взобрался на гребень насыпи.
- Передайте вашему прохвосту-командиру, что здесь нет ни предателей, ни бандитов. На ваши условия существует лишь один ответ: "Нет! И тысячу раз нет!" Теперь убирайтесь! Посмотрим, кто кого.
Тотор повернулся и хотел уж было уйти, но немец остановил его:
- Последнее предупреждение! Бен Тайуб настаивает. Он не желает вашей смерти… Вы обречены, и ничто не спасет вас. Одумайтесь! Я даю вам на размышления час!
- Гляди-ка! Час! Великолепно! А потом мы вышибем вас отсюда пинком под зад, как вы того и заслуживаете!
Тотор спрыгнул с откоса и обратился к друзьям:
- На этот раз, дети мои, нам крышка!
- Я так не думаю! - вскричал Меринос. - Мы в разных переделках побывали и всегда выкручивались!
- Эх! - вздохнул Тотор. - Я тоже надеюсь, что честным людям должно повезти, но на этот раз все ясно как белый день. Хорош-Гусь, Аколи, подойдите сюда! Нас четыреста человек, не считая женщин. Они отважны, но ни черта не стоят в бою. Штук шестьдесят ружей… Генерал Хорош-Гусь, доложите о количестве боеприпасов!
Ламбоно стоял всего в нескольких шагах, задрав голову к небу, и не расслышал вопроса.
- Эй ты! Окорок! Что ты там разглядываешь на небе? Надеешься открыть новую звезду? Момент не самый подходящий. Отвечай!
И Тотор повторил вопрос.
- Боеприпасы? О, их не так уж много. Патронов двадцать на каждое ружье. Это в лучшем случае…
- Слыхали? С такими запасами только по воробьям стрелять! А этих гадов две тысячи! У них есть все, что нужно. Они жестоки и беспощадны. В довершение всего у них есть пушки. А это уже серьезно. Мы имели глупость позволить захватить нас врасплох. Ну, уничтожим мы человек сто, что дальше? Вы знаете меня. Я не отступлю. Мы, белые, будем драться до конца. Но что же дальше? Нас убьют, вы понесете огромные потери, а арабам хоть бы что. У кого есть соображения? Я готов выслушать любого.
Все молчали. Тотор ясно обрисовал ситуацию. Куда уж яснее?
Но вдруг заговорил Аколи:
- Мы не хотим быть рабами. Лучше умереть всем до единого…
- Ну что ж! Решено! Вы знаете, что на нас можно положиться. Мы не сбежим. Не так ли, Жан, Меринос?
- Это не обсуждается, - отозвался Меринос.
- Я должен убить лейтенанта, - произнес Жан. - Сегодня у меня появилась такая возможность. Стало быть, все отлично!
- Итак, в нашем распоряжении один час. Это и много и мало. Подкрепитесь, чтобы набраться сил. Ешьте, пейте. Через час двинемся на врага всем скопом и попытаемся прорваться. Это невозможно, но надо попробовать. В последний момент каждый сможет пустить себе пулю в лоб. Согласны?
- Согласны! - отвечали все.
- Дружище Аколи, ты смелый и верный товарищ. Я хотел бы завершить начатое дело, то, о чем мы мечтали с тобою, - дать свободу всем африканским братьям… Но вышла осечка… По крайней мере, на этот раз… Не сердись и дай руку. Погибать - так вместе! Теперь возвращайся к своим обязанностям, построй людей. Пусть приготовятся к последнему бою.
Как ни старался Тотор говорить бодро и уверенно, голос его был печален и тих. Он корил себя за вчерашние наивные планы. Что он может сделать! Какими силами располагает? Уж и того довольно, что на протяжении двух месяцев ему удавалось сдерживать дикий нрав каннибалов. "Да, да! - думал он. - Быть может, стоило поступить иначе, установить связь со всеми племенами, собрать побольше сил… Но как их всех вооружить? Решительно, Тотор, ты сумасшедший, ты забыл, что находишься в глуши, в дебрях Африки… ни ресурсов, ни помощи. Ты, именно ты виновен во всем, и, отдавая жизнь за этих людей, ты лишь заплатишь свой долг. Прощай, папаша Фрике! Прощайте, друзья! Прощай, жизнь!"
Такие невеселые мысли одолевали Тотора, когда Хорош-Гусь подошел и дернул его за рукав.
- А! Это ты, старина! - вздрогнул Тотор. - Что скажешь? Прости за то, что я втянул тебя в эту катавасию! Ведь я оказал тебе весьма плохую услугу…
- Послушай, патрон, - прошептал Хорош-Гусь. - Ты был добр ко мне и к Йебе. Однажды ты уже вырвал нас из лап этих стервятников. Я не забываю добра. Пойдемте со мной, ты и двое белых. Я спасу вас.
- О чем ты?
- Йеба надоумила меня. Тебе известно, что деревня расположена в ложбине, которая образовалась невесть когда, после землетрясения.
- И что же?
- Йеба обнаружила подземный ход, его трудно заметить. Он находится у подножия одного из укреплений, что мы построили. Девица она любопытная, решила узнать, куда ведет ход. Так вот, там целая система гротов… пещеры, пещеры вплоть до долины. Ее видно в ясную погоду. Дальше леса. Можно убежать. Входа никто не найдет, это моя забота. Не утверждаю, что это парк Монсо , но, по крайней мере, останетесь живы. А это немало. Дойдете до леса и направитесь на запад. Там не такие дикие места.
Тотор прервал его:
- Ты пойдешь с нами?
- Я? Никогда в жизни! Мое место здесь. Останусь с Аколи и умру за своих товарищей. Как я могу бросить их?
- И ты мог подумать… ты мог поверить, что мы, белые, способны на такую низость? Немедленно проси прощения!
- Патрон! Умоляю, выслушай…
- Ни слова больше, или я поколочу тебя.
Потом, секунду подумав, коротко бросил:
- Веди к подземному ходу!
Тотор и Ламбоно побежали через деревню. Все готовились к бою, так что на них никто не обратил внимания.
Хорош-Гусь отбросил ветки, разгреб камни и показал Тотору узкий проход. Там едва мог проползти человек.
- Вот! - произнес он. - Тесновато, но дальше пещера расширяется. Йеба говорит, что до выхода добираться около часа.
- Ах! Если бы ты сказал мне об этом раньше!
- Я сам не знал, патрон. Йеба открыла ход три дня назад и ничего не сказала, пока не проверила все досконально.
- Ну что ж! Так тому и быть. Там, где пройду я, пройдет и другой. Позови Аколи и побыстрее, не то я тебя убью!
Хорош-Гусь повиновался. Минуту спустя явился Аколи.
- Переведи ему как можно яснее мои слова. Существует подземный ход, через который можно уйти. Туда можно запускать по шесть человек в минуту. В нашем распоряжении сорок минут. Мы запустим туда столько женщин и мужчин, сколько успеем. Не мешкать! Не копаться! Если сделать все четко, можно спастись. Со мной остаются только те, у кого есть оружие. Мы всех прикроем. Будем драться как цепные псы.
Аколи внимательно выслушал и все понял. Он положил руки на голову Тотора в знак признательности и уважения.
- Ладно! Не до кривлянья! Вперед! Каждая минута стоит чьей-нибудь жизни. За работу!
Аколи отдавал распоряжения. Для начала отобрали сто женщин и сто мужчин. Их построили шеренгой, и великий исход начался.
Первые побаивались спускаться в черную дыру, но вскоре негры привыкли и больше не теряли времени даром.
Тотор подбадривал беглецов. Лицо его сияло от счастья.
За полчаса он насчитал двести женщин и столько же мужчин.
Негры оказались на удивление дисциплинированными. Никакой толчеи, никакой свалки. Движения точны, как на параде. Ни одного вопроса. Приказ отдан - его надлежит выполнить.
Тридцать пять, тридцать девять минут…
- Стоп! - закричал Тотор.
И едва Аколи успел перевести, как шеренга замерла на месте.
- Заделывайте дыру! - приказал Тотор.
Вход забросали камнями.
Половину населения деревни спасли, но что будет с остальными?
Можно было подумать, что сама природа надела траур. В воздухе взвились клубы серой пыли, так что даже солнечный свет померк, хотя на небе вроде не видно ни облачка.
Внезапно завизжали флейты, загрохотали барабаны…
Арабы напоминали, что срок перемирия истек.
- Прекрасно! Идем! - воскликнул Тотор.
Аколи собрал людей. Час пробил!
Бывший вождь коттоло объяснил, что необходимо во что бы то ни стало пробить брешь во вражеских рядах. Это верная смерть… Но лучше умереть достойно, чем сносить издевательства в рабстве.
Все собрались у главных ворот. Двести мужчин, и на всех шестьдесят ружей, ножи, ятаганы, дротики, копья…
Вновь заиграли флейты.
Тотор вышел вперед. По правую руку от него шел Меринос, по левую - Жан. Хорош-Гусь и Йеба замыкали колонну.
Отважная девушка наотрез отказалась использовать шанс, который сама же предоставила своим собратьям. Она любила Ламбоно и не покинула его.
Хорош-Гусь подошел к Тотору.
- Патрон, - торопливо проговорил он, - будет жарко, и гораздо жарче, чем ты можешь себе представить. Взгляни на небо.
В самом деле, солнце заволокло тучами, небо почернело…
В этот момент флейты заиграли в третий раз.
Сквозь бойницу Тотор увидел, что жерла пушек смотрят прямо на них, готовые разнести деревню в щепки.
- Вперед!
Ворота открылись, и на первую шеренгу негров-майенба внезапно обрушилась славная когорта короля Коколя.
Натиск был столь неожиданным и мощным, что немногочисленному отряду удалось вклиниться в расположение войск противника почти беспрепятственно. Героический рейд! Тем более героический, что у нападавших не было ни малейшей надежды на победу.
Тотор дрался как лев. Вокруг него образовалась гора трупов.
Меринос стрелял из револьвера, и каждая выпущенная им пуля непременно находила свою жертву.
Жан повредил ружье и теперь бился врукопашную.
Хорош-Гусь и Аколи не отставали.
Коттоло стреляли, увы, по большей части наугад. Те, кому не досталось ружей, сражались на свой лад. Но дротики и копья не наносили врагу заметного ущерба, так что враги быстро опомнились и, озверев от ярости, накинулись на маленькое войско храбрецов.
Бен Тайуб наблюдал за сражением, гарцуя на лошади. Тут же находился и лейтенант фон Штерманн. После кровавой расправы над томба солдаты наотрез отказались выполнять его приказы и лейтенант дезертировал, примкнув к бандитам.
Бен Тайуб не хотел убивать. Негры - его товар, его доход, а значит, должны быть целы и невредимы. К тому же, во избежание скандала, он предпочел бы всего лишь прогнать этих проклятых белых "избавителей".
Однако все они защищались так упорно и рьяно, что одна только смерть могла их остановить.
Бен Тайуб и фон Штерманн подскакали совсем близко к Тотору и Жану. Жан прицелился и выстрелил в лейтенанта почти в упор. Немец упал.
Тотор ловко вскочил на круп лошади бен Тайуба и вцепился арабу в горло.
В это время раздался страшный грохот, засверкали молнии, внезапно стемнело и налетел сильнейший порывистый ветер, от которого все вокруг завыло и застонало, точно в аду.
Это был тропический ураган, тот самый, о котором предупреждал Хорош-Гусь. "Будет жарко!" - сказал он.
И действительно стало жарко. Обжигающий ветер сметал все на своем пути, сбивал с ног людей и лошадей.
Деревню коттоло разметало, как стог сена.
Не было больше ни нападавших, ни защищавшихся, лишь черные точки метались в клубах пыли.
Но где же Тотор? Где Меринос? Жан, Хорош-Гусь, Аколи, Бен-Тайуб?
Кто знает?
Конец второй части
Часть третья
ЯБЛОКО ОТ ЯБЛОНИ НЕДАЛЕКО ПАДАЕТ, ИЛИ КАКОВ ОТЕЦ, ТАКОВ И СЫН
ГЛАВА 1
В Париже. - Фрике-рантье. - Сапожник Фриц Риммер. - Дурные новости или неизвестность. - Депеша из Банги. - Что случилось? - Мамаша Гюйон. - Вдвоем на штурм Африки.
Париж.
На углу улиц Монмартр и Сен-Совер, как раз возле винного погребка с вывеской, представляющей сцены из Евангелия, приютилась лавчонка или лучше сказать - крошечная мастерская шириной не более двух метров. На открытой витрине в ожидании починки разбросаны поношенные башмаки, сапоги да ботинки.
За сапожным столом день-деньской хлопочет хозяин: прилаживает союзки, подбивает каблуки.
Над входом - деревянная дощечка:
ФРИЦ РИММЕР
Ремонт по доступным ценам
В сумраке лавочки, словно на картинах Рембрандта, падающий с улицы солнечный луч высвечивает согнувшегося над работой мастерового. Лысый череп, костлявая фигура, осунувшееся лицо. На всем его облике лежит печать неизъяснимой грусти.
Но вот какой-то человек замедлил шаг и остановился у входа.
- Здравствуй, Риммер.
Сапожник оторвался от работы, поднял голову, и тень улыбки скользнула по его губам.
- A-а, месье Фрике! Как дела?
- Хорошо! А у тебя?
- Да что я! - махнул безнадежно рукой сапожник. - Я человек конченый.
- С ума сошел! В твоем-то возрасте! Что, старина, нервишки пошаливают? Пойдем выпьем по чашечке кофе.
Риммер долго отказывался, но прохожий не отставал. В конце концов Фрике зашел внутрь и похлопал Риммера по плечу.
- Перестань ломаться! Не то я схвачу тебя в охапку да вынесу вон…
- Черт побери! Тебе сорок лет, ты маленький, тщедушный человечек! И откуда только силу берешь? Ты вон еще молодцом, а я вот - совершенная развалина…
Наконец Риммер сдался.
Это был крупный, высоченный мужчина, всего-то на два или три года старше своего приятеля.
- Гретли! - крикнул он куда-то в глубь мастерской. - Я отлучусь ненадолго с Фрике… Посматривай тут! Если придут от Мольера, возьмешь двадцать девять су…
Из темноты показалась маленькая кругленькая женщина с желтоватыми волосами и печальным взором.
- Здравствуйте, месье Гюйон, - обратилась она к гостю, протянув пухленькую ручку. - Очень мило с вашей стороны навестить нашего бедного Фрица… Он, признаюсь, совсем зачах и махнул на себя рукой. О, Матерь Божья! Какой удар, какой удар!..
- Перестань! Сколько можно?
- А вы, месье Гюйон, узнали что-нибудь о вашем малыше? О! Ему всегда все было нипочем, из любой переделки выкарабкается. За него можно не волноваться.
- Да, да! Не волноваться… - повторил Гюйон-Фрике и как-то весь передернулся. - Пойдем, Риммер! До скорого, мадам Гретль!
Они пересекли улицу, вошли в винный погребок и уселись за столиком в дальнем углу.
Друзья переглянулись и вдруг в едином горестном порыве склонились друг к другу, взялись за руки и хором произнесли:
- Мой бедный Риммер! Мой бедный Фрике!
Фрике опомнился первым.
- Ладно! Ладно! Что это мы, точно мокрые курицы… Положеньице наше, конечно, никудышное. У тебя - с тех пор как из Камеруна явился этот эльзасец и рассказал, что случилось с твоим сыном, а у меня… тоже не лучше. Вот уж три месяца, как ни единой весточки от Тотора. Однако не стоит отчаиваться!
- Легко тебе говорить! Если нет писем, тому может быть масса причин. Почта оттуда, полагаю, приходит редко и нерегулярно… А в последнем письме твой Тотор сообщал, что отправляется в глубь Африки, где одни только негритянские племена. Какая ж там почта? Письмо может прийти не сегодня-завтра! А вот я… У меня нет больше надежды.
- Почем ты знаешь? Откуда такая уверенность? Петер Ланц видел лишь потасовку, после которой твой сын исчез…
- Но он уверяет, что собственными глазами видел и то, что лейтенант размозжил Жану голову…
- Ну, так уж сразу и размозжил… Голова-то у парня все же не орех, не так уж это и просто…
- О, этот лейтенант! Фон Штерманн… Попался бы он мне… Негодяй и прощелыга! Переметнулся к бандитам, к работорговцам… Кто знает, быть может, когда-нибудь его и поймают…
- Но ведь тот эльзасец не видел Жана мертвым…
- Ну и что же? Если даже он и выжил, то оказался один-одинешенек в этой проклятой стране. Там он обречен на голодную смерть. Либо его разорвут дикие звери… Нет, нет, старина Фрике, не успокаивай меня! Все кончено.
- Для него не более, чем для моего Тотора… Понимаю, неизвестность страшна и невыносима, но надо держаться. В путешествиях я и сам тысячу раз оказывался в безвыходном положении. И тем не менее находил выход! Случай поможет выбраться из трясины, когда уже вроде бы увяз по самую маковку. На то он и случай! Твой сын Жан - крепкий малый… сильный, боевой. Он что-нибудь придумает.
- Хоть бы только его не убили на месте…
- Э-э! Такого никогда не бывает. Воскресают раза по три… Как мой Тотор! Вот уж кто дешево себя не отдаст!
- Куда лучше было бы видеть его здесь, чем знать, что он там.