Произнося эти слова, глава иезуитов взялся за бронзовый дверной молоток, вырезанный в форме египетского сфинкса - точной копии Сфинкса, стоящего у Великой Пирамиды. Но прежде чем он успел ударить молотком в дверь, она распахнулась. Это случилось так неожиданно, что, несмотря на всю силу духа, Лойола невольно вздрогнул.
Они вошли в здание и очутились в просторном вестибюле, освещенном тремя огромными канделябрами, в каждом из которых горело по три восковых свечи. Свечи были расставлены в углах равносторонних треугольников, точно так же по отношению друг к другу стояли и канделябры. В глубине вестибюля виднелась широкая лестница красного мрамора с необычайной красоты перилами из кованого железа - ажурная решетка представляла собою кружащихся в фантастической сарабанде птиц. На нижней ступеньке роскошной лестницы стоял одетый с ног до головы в черное старичок. Он сдержанно поклонился гостям и сказал им:
- Мой хозяин ждет вас.
Затем принялся подниматься по лестнице. Оказавшись на втором этаже, старичок открыл дверь и посторонился, чтобы пропустить посетителей в огромный зал, показавшийся им очень странным своей таинственной и величественной простотой.
Зал был абсолютно круглым, а потолок представлял собой свод вроде церковного, в самом центре которого сиял большой фонарь, излучавший мягкий и словно туманный свет. По окружности зала было расположено двенадцать дверей из отполированной слоновой кости, и двери эти были так похожи одна на другую, что гости, сделав три шага к центру зала, растерялись, не понимая, откуда, через какую из них попали сюда. На фронтонах дверей были представлены знаки Зодиака в виде отлитых из золота барельефов. На фризе круглой стены - семь планет Солнечной системы. Между дверями стояли колонны из драгоценной яшмы.
Вся обстановка состояла из двенадцати красных мраморных кресел, расположенных симметрично двенадцати дверям слоновой кости вокруг стола с круглой столешницей, возложенной на четырех мраморных сфинксов. Столешница была тоже отлита из чистого золота. На ней рельефно выделялся испускающий во все стороны сияние знак Розы и Креста - главный символ высшей магий: мистическая роза, в центре которой сверкакали выложенные из бриллиантов священные буквы:
I.N.R.I.
Изысканная простота зала, его удивительная форма, эти яшмовые колонны, эти двери слоновой кости, этот сияющий, подобно Солнцу, круглый стол, этот рассеянный свет, падавший из-под высокого свода, эта невероятная, но неброская роскошь с полным отсутствием бессмысленных и бесполезных украшений, эта торжественная тишина, повисшая в воздухе, - все это вместе составляло поистине сказочную, как нельзя более подходящую декорацию для таинства.
Лойола замер - презрительный, враждебный. Екатерина чувствовала, как бешено стучит сердце в ее груди. Взгляды обоих были прикованы к улыбающемуся человеку, который шел к ним навстречу. К Нострадамусу! Костюм этого человека отличала такая же, как была присуща обстановке, изысканная простота и неброская роскошь. Он был одет в точности так же, как знатные сеньоры при французском дворе. С непременной шпагой на боку. Но на его камзоле, сшитом из тончайшего черного бархата, не было никакого другого украшения, кроме золотой цепи со знаком Розы и Креста из сверкающих рубинов. Он был высоким, с широкой грудью, с величественной и гибкой походкой, манера держаться была горделивой и доброжелательной одновременно, черты лица - правильными и редкостно благородными, вот только сверхъестественная, какая-то нечеловеческая бледность заставляла при виде его вспоминать выходцев из могилы…
- Благородная госпожа и вы, сеньор, Нострадамус приветствует вас…
Он усадил Екатерину в кресло, соответствовавшее двери, над которой был помещен знак Весов, Лойолу - туда, где был знак Стрельца, и сел сам под знаком Льва.
Таким образом, все трое образовали еще один равносторонний треугольник.
- Мадам, - звучно и очень серьезно произнес Нострадамус, - в эту ночь моя наука станет служить вам, и я ожидаю ваших вопросов.
- Твоя наука! - с презрением откликнулся Лойола. - Магия! Колдовство! Астрология! Пустые химеры! Обман, надувательство, если не сказать - преступление! Что ты делаешь с Богом?
- Бог! - ответил Нострадамус. - Бог, мадам, это высшее стремление человека. Бог - это тайная надежда на возобновление жизни в вечности. Верить в Бога - значит надеяться, значит стремиться к увековечиванию человека.
- Я не могу больше слушать подобные ужасные богохульства! - скрипнул зубами Лойола.
И встал. Нострадамус протянул руку в его сторону и возразил ледяным тоном:
- Сеньор, вы требуете у меня доказательства принадлежности к науке. Вы не уйдете отсюда без этого доказательства. Мадам, сегодня, в шесть часов вечера, под дверь моего дома была просунута записка. В ней объявлялось о визите некоей знатной дамы в одиннадцать часов. И все. Знатная дама - это, по-видимому, вы, мадам. Что до вас, сударь, я вас не знаю. И я не знал, что вы придете. Вы в маске. Просторный плащ скрывает вашу одежду, но позволяет догадаться о том, что у вас при себе шпага. Теперь - слушайте…
Лойола с ужасом почувствовал, что дрожит. Екатерина не могла оторвать взгляда от странного человека, который казался ей сверхъестественным воплощением тайны.
- Сударь, - спокойно продолжал Нострадамус, - шестьдесят восемь лет назад в одной горной стране, опаленной солнцем, одна дама - представительница высшей знати - в одиннадцатый раз испытывала родовые муки. Это происходило в замке, хорошо защищенном самой природой, но хорошо защищенном и сторожевыми башнями, и рвами, в замке, возвышавшемся над окрестностями. Дама хотела произвести на свет свое дитя в хлеву, как Пресвятая Дева, и дать новорожденному имя Иниго…
- Демон! - пробормотал Лойола, который впервые ощутил, как невыразимый ужас проникает ему прямо в сердце.
- Надо продолжать? - спросил Нострадамус, улыбаясь. - Надо ли рассказывать, как Иниго де Лойола стал пажом короля Фердинанда V, как он взял на себя командование военной кампанией в городе, осажденном чужестранцами, как его ранили в ногу, на которую он и сейчас припадает, и как он с тех пор посвятил себя культу Христа…
- Vade retro! Vade retro! - бормотал, осеняя себя крестным знамением, Лойола.
- Надо ли рассказывать вам, - продолжал Нострадамус, - что, встав под знамена Христа, он основал новый орден, который использовал для того, чтобы навязать папам и королям свои религиозные взгляды и порядки, и что теперь у него тысячи последователей во всем мире?
Надо ли добавить, что Игнатий Лойола, предчувствуя близкую смерть, захотел в последний раз увидеть Францию и дать последние указания своей лучшей ученице Екатерине Медичи, что, наконец, Игнатий Лойола несколько минут назад явился в этот дом, чтобы обвинить меня в надувательстве?
Лойола повернулся к королеве.
- Идемте, мадам, - сказал он. - Предупреждаю: вы рискуете погубить свою душу!
- Я хочу знать! - глухо, но твердо отвечала Екатерина.
- Я не останусь больше ни минуты в доме Сатаны!
- Уходите, достопочтенный отец! - услышал он в ответ.
- Да-да, уходите, мессир, - серьезно сказал Нострадамус.
Он встал, проводил Лойолу до двери из слоновой кости, открыл ее и произнес:
- Прощайте, мессир. Впрочем, мы скоро увидимся.
- Никогда! Разве что ты взойдешь на костер, а мне будет поручено принять у тебя исповедь и передать тебе последние божественные утешения от Господа нашего Иисуса!
Нострадамус схватил Лойолу за руку и наклонился к ею уху. В эту минуту он был страшен. Голос его стал неузнаваемым: хриплым, дрожащим от ненависти.
- Мы увидимся! - пообещал он. - Потому что ты непременно должен понести наказание за чудовищные несчастья, которые из-за твоего невежества и твоей злобы преследовали невинного человека. Вспомни, Лойола! Вспомни Турнон!
Нострадамус обратился к маленькому старичку, который в нужный момент оказался тут как тут и, усмехаясь, слушал своего господина.
- Джино, - сказал он, - проводи этого человека и будь повежливее, потому что он принадлежит мне!
Лойола пошатнулся, услышав этот голос. Он согнулся под обрушившимся на него шквалом ненависти. Когда он выпрямился, он увидел перед собой только старичка, улыбавшегося ему и указывавшего дорогу.
II. Магический круг
- Мадам, - сказал Нострадамус, возвращаясь на свое место напротив Екатерины, - думаю, мне нет нужды говорить о том, что мне известно, кто вы. Следовательно, вы можете спокойно снять маску и опустить капюшон. Дело не только в моей учености: само ваше поведение, ваша благородная осанка дали мне понять, что моему дому оказала честь своим присутствием прославленная королева Франции.
Тон был приветливым, любезным, слова - почтительными. Екатерина перестала дрожать. Нечто вроде безграничного доверия к хозяину этого странного жилища проникало в ее душу с непреодолимой благодаря своей нежности силой. Она послушалась Нострадамуса и сняла маску.
- Вопросы, которые вы приготовились мне задать, ужасны, - продолжал Нострадамус. - Поэтому необходимо, мадам, чтобы я как можно точнее знал обо всех обстоятельствах вашего существования, о тех условиях, в каких вы живете. Чем больше я буду знать, чем лучше я буду понимать вас, тем яснее и тем вернее будут мои ответы.
Екатерина сосредоточилась. Некоторое время она молча размышляла. Ее лицо утратило выражение испуга и любопытства, которые были ему свойственны до тех пор, теперь оно излучало лишь непоколебимую решимость.
- Хорошо, я согласна, - сказала она наконец. - Буду с вами откровенна. Вы представляете могущественные силы, и нужно, чтобы они пришли мне на помощь. Но… я ведь мать! Нострадамус, выслушай и пойми меня, постарайся понять, приложи для этого все силы своей души прорицателя, весь свой разум. Я пришла говорить с тобой о себе, это правда. Но прежде всего, раньше, чем узнать о себе, я хотела бы узнать о судьбе, о счастье или несчастье, о будущем моего сына!
- Вашего сына ? - спокойно переспросил Нострадамус. - Мне казалось, что у короля Франции уже четверо детей мужского пола…
Пламенный взгляд мага проник в самые тайные мысли королевы.
- Я сказала так, как есть: моего сына, - повторила Екатерина с каким-то диким упорством. - Я сгораю от желания узнать его судьбу. Кем бы ты ни был - демоном, колдуном, ясновидящим, - сейчас мне это все равно: открой мне будущее моего возлюбленного сына Анри…
Нострадамус вынул из-за пазухи камзола листок пергамента и карандаш и протянул их королеве.
- Мадам, - сказал он, - извольте коротко и ясно написать здесь вопрос, который вы хотите задать Судьбе.
Екатерина схватила карандаш и, лихорадочно вдавливая карандаш в бумагу, нацарапала:
"Хочу узнать все о будущем моего любимого сына Анри".
Нострадамус взял в руки листок пергамента и спокойно изучал его под пристальным и возбужденным взглядом Екатерины.
Наконец маг отложил записку.
- Госпожа моя и королева, - начал он, - эта фраза, которая, на взгляд обычного человека, не выражает ничего, кроме тревоги хорошей матери о судьбе своего сына, имеет тем не менее второй, скрытый смысл, и это - ее истинный смысл, и именно его я попытаюсь обнажить перед вами. Послушайте: вам надо знать, что на самый простой вопрос можно получить магический ответ, что самые банальные слова содержат свою метатезу…
Екатерина слушала Нострадамуса с пылкой жадностью, которая загорается в человеке, когда на него снисходит ВЕРА. Каждая буква тех слов, что исходили из уст мага, мгновенно отпечатывалась в ее мозгу, и их невозможно было бы стереть никакими усилиями. А Нострадамус продолжал:
- В вашем вопросе, мадам, содержится сорок пять букв. Вот я пишу эти буквы по кругу и даю каждой номер - от одного до сорока пяти. Подобно тому, как каждая из написанных в этом магическом круге букв привязана к свой тени, каждое число связано со своим арканом… Иными словами, каждое число имеет скрытый, таинственный смысл…
Нострадамус показал королеве начертанную им, пока он говорил, магическую фигуру.
Екатерина задрожала. Она чувствовала, как ее охватывает тот ужас, о котором столько раз упоминали поэты античности.
Она чувствовала, что находится на пороге тайны… Лицо Нострадамуса по-прежнему оставалось безмятежным. Он положил перед королевой пергамент с рисунком. И одновременно протянул ей еще один листок, сказав:
- Пишите, мадам. Эти буквы, по которым блуждает мой взгляд, не придавая им никакого смысла, сейчас сами сложатся в новые слова, из которых и будет состоять ответ на ваш вопрос. В этом ответе, мадам, тоже должно быть ровно сорок пять букв. И это будут те же сорок пять букв, из которых складывались слова вашего вопроса. Погодите, погодите… Да, я уже вижу, как образуется первое слово… Слово? Нет! Целый отрезок фразы! Пишите, пишите, мадам… "…но оружие монаха…"
Карандаш трясся в руке Екатерины. Но тем не менее она пыталась писать разборчиво: "… но оружие монаха…"
- Так, - продолжал Нострадамус, и голос его стал странным, будто отдаленным, - вот и еще слова, которые бросаются мне в глаза… Они бессвязны… Но - кто знает?. Пишите, мадам, пишите… "повредит его жизни… неторопливый… пустой…"
Голова Екатерины пылала, кровь застыла в жилах, но она послушно выписывала на пергаменте новые слова:
"…повредит его жизни… неторопливый… пустой…"
- Ирод! - с тяжелым вздохом продиктовал Нострадамус.
"…Ирод, .." - написала Екатерина Медичи.
Она бросила быстрый взгляд на Нострадамуса и увидела, как он с напряженным до неузнаваемости лицом, с искаженными чертами, не утирая струящегося по лбу пота, вглядывается в листок пергамента с магическим кругом.
- Одно слово! Еще одно слово! - шептал он. - Одно только слово! О, мадам, вот оно это слово, я только что обнаружил его! Пишите, мадам, пишите! "…король…".
Екатерина еле сдержала крик радости, рвавшийся из ее губ, и твердой, властной рукой начертала крупно:
"КОРОЛЬ!"…
Тогда Нострадамус выхватил из рук королевы пергамент, на котором она писала под диктовку, и медленно-медленно перечитал написанное: "… но оружие монаха… повредит его жизни… неторопливый… пустой… Ирод… король…"
- Одно слово смущает меня, - сказал он. - "Ирод". Почему - "Ирод"? Не знаю… Но, если исключить это слово, судьба вашего сына Анри, мадам, просияет в этой фразе, как сияет солнце на безоблачном небе. Вы задали вопрос, мадам, и вот ответ, который дали на него Оккультные силы. Ответ точный и ясный, ответ, целиком вышедший из вашего вопроса.
И Нострадамус отчетливо произнес:
- Король, неторопливый, пустой, Ирод. Но оружие монаха повредит его жизни.
- Значит, Анри станет королем! - ликовала Екатерина.
- Станет. Но обратите внимание на вторую часть фразы, которая содержит грозное предсказание: "оружие монаха повредит его жизни"!
- Да какое это имеет значение! - не в силах скрыть восторга по поводу всего остального, отмахнулась королева. - Я сама прослежу за этим. Будьте уверены, мессир, сына Екатерины Медичи ожидают мирные, спокойные дни, ему не грозит боль, ему нечего опасаться чьего бы то ни было оружия!
Минута протекла в тишине. Нострадамус не сводил с Екатерины своего пылающего взгляда.
"Вот орудие моей мести! - подумал он. - Посмотрим все-таки, до какой степени коварства и злодейства может опуститься эта женщина, на что еще способен ее извращенный ум…" И сказал вслух:
- Мадам, это предсказание, относящееся к судьбе вашего сына Анри, останется неполным, если мы не попросим Оккультные силы прояснить нам будущее двух его братьев, которые наследуют корону прежде его самого…
Екатерина вздрогнула.
- Я возьму последнюю фразу, произнесенную вами, мадам: "…сына Екатерины Медичи ожидают мирные, спокойные дни, ему не грозит боль, ему нечего опасаться чьего бы то ни было оружия!" Нострадамус принялся писать. - В ней содержится семьдесят букв, я выстраиваю эти буквы в магический круг и присваиваю каждой номер от единицы до семидесяти… Теперь ищу в них метатезу… И - смотрите, мадам! - вот ответ, который возник сам собой, я обнаружил его с первого же взгляда, брошенного мною на магический круг!
Нострадамус быстро написал на пергаменте несколько слов и протянул листок Екатерине.
"Такие молодые, Франсуа и Шарль, двойная тревога. Никаких долгов. Они погибнут в расцвете лет".