Уильям был на редкость изобретателен в оказании себе первой помощи. Если у него болело ухо, он начинал прочищать его палочками или птичьими перьями, предварительно покрутив их между большим и указательным пальцем, как это делают люди, приготовляя ватные тампоны. Если у него свербило в носу и он начинал чихать, Уильям засовывал глубоко в ноздри стебельки травы и оставлял их там до тех пор, пока они не выскакивали сами при чихании. Он часто ковырял в зубах разными палочками. Эту привычку он, вероятно, перенял от Джулиана, который, слегка подточив подходящий прутик, нередко использовал его в качестве зубочистки. В отличие от Уильяма Пух направлял свою изобретательность на игрушки и другие развлекательные средства. Он очень любил смотреть в бинокль и часто, заметив его у меня в руках, просительно тянулся за ним. Я никогда не доверяла бинокль Пуху, так как боялась, что он разобьет его, и не выпускала прибор из рук, пока Пух смотрел в него. Естественно, что мне это занятие надоедало гораздо раньше, чем Пуху. Когда я забирала у него бинокль, Пух находил небольшие круглые гальки и засовывал в глазные впадины, уморительно скривив при этом лицо и стараясь их там удержать. Это был его игрушечный бинокль - имитация настоящего.
Понаблюдав за строительством хижины, Пух стал с энтузиазмом плотничать. Больше всего ему нравилось заколачивать что-нибудь. Он брал бамбуковую палку и стучал ею по шляпкам гвоздей в стенах хижины, забивал в землю кусочки проволоки, барабанил по своей жестяной миске и алюминиевым тазикам. Чем больше шума получалось при этом, тем довольнее он становился. Позже он научился использовать приобретенные навыки в практических целях и разбивал орехи, которые не мог разгрызть молочными зубами.
Возле лагеря рос огромный баобаб. Уильям все время пытался вскарабкаться на него, но сделать это было очень трудно, так как у дерева был массивный гладкий ствол, а первые ветки начинались на трехметровой высоте. К тому же поблизости не росло других деревьев, с которых можно было бы прыгнуть на ветки баобаба. Казалось, немногочисленным плодам, соблазнительно раскачивающимся на верхних ветвях дерева, так и суждено остаться нетронутыми. Но Уильям отличался необыкновенным упорством в осуществлении своих желаний. Однажды после нескольких неудачных попыток взобраться по гладкому стволу, он, вконец измученный, уселся на землю, чтобы перевести дух. Потом поднялся, решительно направился к небольшому упавшему дереву, схватил его и потащил к баобабу. Оно было тяжелым, сухие ветки цеплялись за землю, и Уильям двигался с большим трудом. Я догадалась, что он намерен использовать деревце в качестве своеобразной лестницы, чтобы с ее помощью добраться до нижних веток баобаба. Выбиваясь из сил, он волочил по земле тяжелую ношу, но почти не приблизился к цели. В конце концов, отказавшись от задуманного, он сел на землю и посмотрел на меня. Я решила, что его идея заслуживает некоторой поддержки с моей стороны. Когда я поднялась, Уильям радостно запыхтел, подбежал к стволу баобаба и стал с нетерпением дожидаться меня.
Я подняла сухое дерево и принесла к баобабу. Уильям помог мне приставить его к стволу. Оно все-таки не доставало до нижних веток баобаба, но Уильям, взобравшись до самого конца, ухитрился подпрыгнуть и ухватиться за тоненькие побеги, которые отходили от основной ветви. Целых полчаса он сидел на дереве и лакомился плодами.
Незадолго до этого эпизода мы обнаружили другой баобаб, взобраться на который было еще труднее. На нем сохранилось много прошлогодних плодов - крупных темно-коричневых бархатистых шаров, к сожалению недоступных для тех, кто мог бы ими воспользоваться. Этот баобаб был не только очень широким в обхвате, но и слишком высоким - его нижние ветви находились на такой вышине, что Уильяму вряд ли удалось бы найти подходящую "лестницу". Правда, неподалеку росло дерево кенно, но не столь близко, чтобы ветви двух гигантов переплелись и образовали доступ друг к другу. Казалось, плоды, в изобилии усыпавшие крону баобаба, так и останутся висеть на ветках, пока не сгниют и не упадут на землю. Уильям несколько раз просил меня помочь ему, но я ничего не могла придумать.
В качестве последнего средства мы с Джулианом попробовали сбивать плоды камнями. Через полчаса у меня разболелись рука и правый бок, и все понапрасну. Джулиану повезло больше: он сбил один плод, который разделили между собой Пух и Уильям. Покончив со своей долей, Уильям сел и уставился на висевшие плоды. Потом протянул руку и поднял камень величиной с мячик для крикета. Я знала, что его бросок никогда не достигнет цели. К моему удивлению, и Уильям, по-видимому, правильно оценил свои возможности. Он даже не попытался бросить камень с земли, а залез на соседнее дерево примерно на ту высоту, на какой росли плоды. Всего в полутора метрах от него на конце небольшой веточки висели два прекрасных экземпляра. Уильям расположился прямо против них, трижды, как бы прицеливаясь, взмахнул рукой и бросил камень. Но камень прошел мимо и с такой силой врезался в ствол баобаба, что разлетелся вдребезги. Уильям, видно, понял, что не сможет осуществить задуманное, и больше не делал бесполезных попыток. Вместо этого он продолжал совать камни мне в руки. Он так старался, что заслуживал вознаграждения. Внезапно у меня возникла идея. Некоторое время я колебалась, но в конце концов решила попробовать осуществить ее.
На следующее утро Джулиан, Уильям, Пух и я направились к баобабу. Джулиан нес на плече моток веревки. Когда мы добрались до места, он с веревкой в руках и камнем в кармане вскарабкался на соседнее дерево кенно. Мы решили прикрепить один конец веревки к стволу кенно, а другой, с привязанным к нему камнем, забросить на баобаб, но так, чтобы он, зацепившись за ветку, спустился вниз и по нему, как по веревочной лестнице, могли бы вскарабкаться обезьяны. После нескольких попыток Джулиану удалось накинуть веревку на ветвь баобаба. Уильяму понадобилось не более тридцати секунд, чтобы понять смысл наших действий. Он подбежал к веревке, подергал ее и взобрался на метр над землей. Однако сырая веревка выскальзывала из рук и растягивалась, поэтому Уильям не решился лезть дальше.
Он спустился, не выпуская веревки, обошел баобаб и попытался взобраться, упираясь ногами и ствол и перебирая руками по веревке. Уильяму не удалось осуществить и этот замысел - веревка висела не совсем удобно и только мешала ему. Он опять соскользнул вниз и уселся на землю, зажав веревку в правой руке. Через минуту он вскочил и, не отпуская веревки, направился к кенно. Почти без колебаний он полез к сидящему в ветвях Джулиану и бросил ему конец веревки, который зацепился за сук. Джулиан, наклонившись, подхватил его. Таким образом Уильям показал нам, что, закрепив на стволе кенно оба конца веревки, мы сделаем мост, который будет вдвое крепче, в несколько раз короче и гораздо удобнее для лазания, чем задуманная нами веревочная лестница. Меня так потрясло поведение Уильяма, что я даже не успела устыдиться собственной недогадливости. Джулиан добросовестно натянул веревку и обвязал ее вокруг ветки немного выше первого узла.
Уильям сразу же подошел к веревочному мосту. Для начала он ощупал привязанный конец, а затем испробовал сооружение. Веревка растянулась под его тяжестью, и он отпрыгнул назад. Подождав несколько секунд, он сделал вторую попытку. Ступая ногами по нижней веревке, Уильям одной рукой схватился за верхнюю, а другой - за ветвь кенно и стал медленно продвигаться вперед. Пока мог, он держался за ветку, потом сделал молниеносный бросок и уцепился за покрытый листьями побег баобаба. В одно мгновение он достиг ствола и взобрался на дерево. Раздались звуки пищевого хрюканья, и Уильям тотчас стал срывать плоды. Все мы были крайне удовлетворены тем, что сумели добраться до сокровищ баобаба, хотя и понимали, что этим способом шимпанзе никогда не смогут воспользоваться, если останутся одни.
Для того чтобы разбить плод баобаба о камень или дерево, Уильяму приходилось употреблять всю свою силу и сноровку. Он настойчиво пытался заполучить пищу, но неудачи быстро угнетали его. С Пухом все было проще: если у него что-либо сразу не получалось, он отдыхал, играл, делал еще одну попытку, снова резвился и пробовал в очередной раз. В конце концов он добивался своего и, если только не испытывал сильного голода, ничего не имел против такого времяпрепровождения. Тина, когда она была с нами, работала как автомат и с ловкостью открывала плоды баобаба. Взявшись за конец длинного стебля, к которому был прикреплен плод, она легким круговым движением ударяла им о ветку и раскалывала его с первого или второго удара. Потом засовывала в щель длинные клыки и руками раскрывала плод.
Однажды в полдень, наевшись до отвала, Уильям спустился с баобаба, держа в зубах длинный стебелек с плодом на конце. Потом растянулся возле меня и несколько минут осматривал мою ногу, положив плод себе на живот, после чего, не выпуская изо рта стебелька, поднялся, медленно подошел к зарослям кустарника и влез на ветку. Здесь он ненадолго задремал, а проснувшись, должно быть, захотел снова полакомиться. Схватив плод, он с силой ударил им о ветку, затем внимательно осмотрел его и обнаружил с одной стороны тоненькую трещину. Он попытался засунуть в нее зубы, но безуспешно. Над головой Уильяма свисала ветка с массивными, длинными колючками. Уильям протянул руку, пригнул ветку к себе и отодрал зубами один из шипов. Потом осторожно вытащил его изо рта и попытался засунуть в трещину. Шип согнулся и сломался. Уильям отодрал еще одну колючку и снова попробовал всунуть ее внутрь.
Плод упал на землю и ударился о камень с таким звуком, что мне показалось, будто трещина слегка увеличилась. Уильям осмотрел ее, вставил туда нижние резцы и с силой потянул руками вниз. Но скорлупа была очень твердой: зубы выскользнули из трещины, прищемив губу Уильяма. Я непроизвольно вздрогнула, вообразив, как ему должно быть больно, но Уильям и глазом не моргнул. Он сорвал третий шип и засунул его в трещину; потом, поковыряв им, вытащил и снова засунул. В конце концов, действуя зубами, как в предыдущий раз, он разломил плод, с видом победителя улегся на спину и положил обе половинки на живот. Затем он стал понемногу откусывать от них и подолгу смаковать и пережевывать лакомые кусочки. К этому времени я уже сидела на ветке рядом с ним, пытаясь заснять на пленку все происходящее. Он на минутку остановился, лениво посмотрел на меня, вынул из скорлупы немного белого мучнистого вещества и милостиво протянул мне этот дар. Его щедрость удивила и тронула меня.
22
Лицом к лицу
Вот уже целую неделю, как Тина каждый день оставалась с нами и на ночь устраивалась поблизости от лагеря. Однажды рано утром меня разбудили громкие ухающие звуки. Кричали как будто возле ручья, где я всегда умываюсь по вечерам, всего в двухстах метрах от лагеря. Я очень скоро сообразила, что не могу различить обезьяньих голосов: вероятно, это были дикие шимпанзе, а не Тина с Уильямом.
Пух все еще спал на помосте. Уильям и Тина, по-видимому, находились в овраге. Светало… Я разбудила Пуха и направилась с ним к ручью. Возле "купальни" - так я называла то место, где ежедневно принимала ванны, - шимпанзе не было, судя по звукам, они находились ниже, но двигались в моем направлении. Я спряталась. Пух был еще таким сонным, что, усевшись ко мне на колени, задремал.
Через четверть часа нас обнаружил Джулиан с Тиной и Уильямом. Крики к этому времени прекратились, и я подумала, что шимпанзе ушли в сторону от ручья. Мы подождали еще несколько минут. Тина, Уильям, а потом и Пух побрели вниз по склону. Я не могла все время наблюдать за ними, но слышала, как резвится Пух. Внезапно Тина начала ухать. Она находилась ниже по течению ручья, всего метрах в двадцати от нас, но трава и кусты заслоняли ее. Тине вторил целый хор ухающих голосов. Послышалось несколько кашляющих звуков, которыми Тина выражала покорность, а затем раздался ее громкий крик. Она бежала к плато, параллельно тому месту, где стояла я. Продираясь сквозь траву, я бросилась к ней и добралась до плато в тот момент, когда она устремилась в овраг позади лагеря.
Три взрослых самца выбрались на плато прямо передо мной и припустились за Тиной. Два из них были просто великолепны, в особенности один, шедший первым, с коричневым лицом и густой блестящей шерстью. Третий шимпанзе отставал от них и выглядел старше. Подождав, пока он пробежит мимо, я тоже быстро пошла следом. Пух прыгнул мне на спину. Где находится Уильям, я не знала и бежала по краю оврага, стараясь быть как можно незаметнее.
Тина кричала не переставая. Когда я оказалась напротив лагеря по другую сторону оврага, двое самцов атаковали Тину. Характер ее криков изменился: из длительных и протяжных они сделались короткими, по-иному смодулированными и пронзительно визгливыми, что свидетельствовало о нападении. Тине удалось оторваться от преследователей, и она побежала вверх по склону к лагерю. Оба самца - за ней. Я уже не на шутку встревожилась за Тину и, взобравшись на камень, встала во весь рост, так что меня было хорошо видно, а затем начала ухать. Дикие шимпанзе резко остановились и повернулись в мою сторону, а Тина, не переставая кричать, добралась тем временем до лагеря. Шимпанзе, казалось, оцепенели от изумления при виде меня, стоящей на камне с Пухом на плечах. И Пух, как бы в ответ на мои уханья, издал два агрессивных "ваа".
Их тотчас подхватил Уильям и громко залаял. Он находился в овраге, ближе, чем я, к диким шимпанзе, и торопливо побежал за ними вверх по ручью. Дикие шимпанзе ворвались в лагерь, потом, резко развернувшись, помчались вдоль оврага и скрылись из виду. Тина сидела позади хижины в зарослях лиан. Когда я подошла, она начала часто и громко дышать и слизывать кровь, которая капала с ее руки: у нее была глубокая рана над правым локтем и небольшая царапина на наружной стороне кисти. Тина выглядела совершенно потрясенной, хотя это не помешало ей привести себя в порядок - она аккуратно вылизала шерсть, удалив всякие следы крови. После этого раны перестали кровоточить, и Тина прилегла на ветку отдохнуть.
Чтобы немного успокоить ее, я дала ей несколько головок лука, который она любила. Но на этот раз она от него отказалась и почти сразу пошла к оврагу. Шагала она очень медленно, прижав больную руку к груди, но держалась на удивление прямо. Очень хотелось надеяться, что у нее нет более серьезных повреждений, чем те, которые удалось увидеть при беглом осмотре. Уильям медленно шел рядом с Тиной. Поравнявшись с группой деревьев, росших на полпути к оврагу, Уильям вскарабкался на одно из них. Тина последовала за ним, пользуясь тремя конечностями и прижимая больную к груди. На дереве Тина снова осмотрела и облизала раны, а затем начала есть листья. Кормилась она несколько минут, потом отдыхала, изредка вычищая шерсть на руке. Внезапно она резко выпрямилась и уставилась в сторону оврага. Потом повернулась к Уильяму и протянула руку к его рту, как бы прося о помощи. Ее губы были оттянуты назад в нервном оскале; было видно, что она боится.
Уильям подвинулся к ней поближе и тоже посмотрел в сторону оврага. Постепенно шерсть его начала подниматься и вот уже встала дыбом. Он спрыгнул с дерева и исчез внизу. Внезапно раздался короткий крик. Я не могла разглядеть, что происходит, но это был голос не Уильяма. Тина и Пух торопливо спускались по склону прямо против того места, где я сидела. Вслед за криком послышались хриплые звуки учащенного дыхания, которые обычно издает встревоженный и испуганный шимпанзе, покорно приветствуя сородича.
Неожиданно громко залаяли и закричали сразу несколько шимпанзе. Тина бросилась к оврагу. Крики, похоже, свидетельствовали об испуге, а не о готовящемся нападении. По-видимому, дикие шимпанзе увидели Рене и Джулиана, поскольку наступила полная тишина. Я стала внимательно смотреть, чтобы не пропустить момент, когда они начнут взбираться вверх по другой стороне оврага, но ничего не увидела. Минут через десять снизу вприпрыжку прибежал Пух и уселся возле меня. Тины и Уильяма не было видно, в овраге стояла тишина. Я осторожно нагнулась и тщательно осмотрела противоположный склон в бинокль. На краю оврага мне удалось различить силуэт шимпанзе, повернувшегося в нашу сторону. Это был Уильям. В зарослях неподалеку от него я разглядела Тину. Я поднялась и пошла к ним. Дорого бы я дала, чтобы узнать, что произошло в овраге!
Сколько же незнакомых шимпанзе столкнулись с Тиной и Уильямом: два или три? Скорее всего, это были самки, именно они при виде Уильяма могли издать звуки подчинения.
В Гомбе я слышала о случаях открытой враждебности между членами двух соседних сообществ. Мне говорили также, что некоторые особи пользуются своеобразной неприкосновенностью и беспрепятственно перемещаются от группы к группе. Например, молодые самки могут переходить из одного сообщества в другое и оставаться там. Популяция шимпанзе в Ниоколо-Коба была не такой многочисленной, как в Гомбе. Исходя из довольно скудных сведений, которыми я располагала в то время, небольшая группа обезьян горы Ассерик, видимо, кормилась на более обширной территории чем отдельные сообщества в Гомбе. По этой причине, как мне казалось, шимпанзе Ниоколо должны были терпимее относиться к присутствию чужаков в пределах своего ареала. Уильям и Пух были еще слишком малы и не представляли угрозы для доминирующих самцов, а Тина, как молодая самка, могла рассчитывать на благосклонное отношение.
Во время сезона дождей, когда в долине в изобилии созрели плоды, шимпанзе стали приходить более многочисленными группами и, наверное, из-за этого стали более возбудимыми. Возможно, это и было причиной, почему в то утро трое самцов напали на Тину. По крайней мере, вели они себя как задиры, которые хотят сорвать на ком-нибудь зло. В то же время дикие шимпанзе, находившиеся сейчас в овраге, не выражали агрессивных намерений; напротив, судя по издаваемым звукам, были склонны подчиниться.
Многодневные отлучки Тины из лагеря становились все реже. Теперь она почти ежедневно оставалась с Пухом и Уильямом и шла за ними на прогулку. Бывали такие периоды, даже в разгар сезона дождей, когда обезьянам не удавалось найти съедобных плодов. У некоторых растений плодоношение уже закончилось, у других только начиналось. С помощью Типы мы быстро узнали, как много вокруг нас всякой еды. Она показала, что можно есть различные листья и травы, цветки и кору деревьев. Некоторые из предложенных ею видов пищи даже мне показались вкусными. Она познакомила нас с семью разновидностями съедобных семян и научила Уильяма и Пуха есть еще зеленые плоды баобаба.
Тина также учила Уильяма и Пуха не ограничиваться растительной пищей. Однажды, проходя мимо раскидистого куста, она на мгновение остановилась, но не для того, чтобы подкормиться. Выбрав длинную тонкую веточку, Тина отломила ее и принялась очищать от листьев, протаскивая через зажатую в кулак руку. Один или два листочка остались на конце ветки. Она откусила их зубами.