Этот голос принадлежал образованному человеку; интонация, с которой он говорил, была бы на месте повсюду к северу от реки Тайн; как и богато расшитая одежда, голос этот свидетельствовал о видном положении, сильном характере, богатстве. Оценив все это, Кристиан сказала мягко:
- Вам лучше не двигаться. У вас на голове шишка величиной с колокольню. - Потом, предвосхищая его вопросы, добавила: - Я Кристиан Стюарт из Богхолла. Мой человек нашел вас на болоте.
Последовала длительная пауза; потом он заговорил, явно повернувшись к девушке:
- Как вы сказали? Бог… Бог…
- Богхолл. Вы вымокли до нитки и изрядно продрогли. Сейчас Сим вам подаст бульону.
Невзирая на слабость и боль, незнакомец неожиданно рассмеялся.
- Внутри у меня, - сказал он, - все клокочет, как в адском котле. Но я попробую. Как паук из басни, я попробую. Проворной муха та была, а все ж себя не сбе… Осторожно. Вот так. Я сам могу поесть. Ох нет. Извините. Это одеяло не стало краше оттого, что я залил его бульоном.
Вконец заинтригованная Кристиан ждала, пока он поест. Наконец он заговорил:
- Надеюсь, когда вы нашли меня, на мне было еще что-то, кроме ночной рубашки?
Бесхитростный джентльмен. Кристиан тоже решила действовать напрямик:
- Ваша одежда сохнет, сэр. А оружие ваше мы прибрали, когда обнаружили, что вы англичанин.
- Англичанин! О Люцифер, повелитель ада! - вскричал он со страстью. - Разве я похож на англичанина?
- Я слепа, - сказала Кристиан с коварной простотой. - Откуда мне знать?
Она редко и неохотно пользовалась этим приемом, но знала, что он действует безотказно. Собравшись с духом, девушка ждала, что теперь последует - сожаление, смущение, смятение, сочувствие или даже неприкрытый страх.
- Правда? Извините. Вы прекрасно скрываете свою слепоту. Тогда что же, - спросил он с тревогой, - навело ваших друзей на мысль, что я англичанин?
"Тонкий юноша", - подумала Кристиан, а вслух сказала:
- Ну, прежде всего, на вас был английский плащ. Его мы спрятали подальше ради вашей же пользы. С тех пор как убили лорда Флеминга, отношение к англичанам в нашем замке не очень приветливое. В этой комнате со мной и Симом вы в безопасности, но не советую привлекать к себе чье-нибудь внимание.
- Понимаю. Иначе исполнится моя судьба. Меня без жалости повесят, и стану я качаться на ветру. Борода моя, даже если б она у меня и росла - ох, Боже мой, почти что уже и выросла, - все же не такая длинная, чтобы нашить ее, как бахрому, на одеяло, которое я залил бульоном. Но почему же, мистресс Стюарт, вы с вашим человеком решили спасти меня от смерти неминучей и жгучих ран?
- Как вы подозрительны. - Кристиан невольно заговорила ему в тон. - А вы как думаете? Ради злата иль добра, за выкуп или за венец?
- Ничего подобного я не думаю, уверяю вас. Вы клевещете на меня. С тех пор как мне раскроили череп, я вообще не могу связно подумать о чем бы то ни было и купаюсь в волнах скудоумия. Я уже забыл, о чем мы говорили.
Симон Богл, целеустремленный молодой человек, прекрасно об этом помнил.
- Мы с леди Кристиан, - сурово проговорил он, - хотели бы знать ваше имя и звание.
В последовавшей тишине пленник, снедаемый лихорадкой, беспокойно заворочался в постели.
- Леди Кристиан. Проклятье! Она титулованная особа, и я об этом не знаю. Она живет посреди болота, но и это мне неизвестно тоже. Отсюда следует, что я не шотландец. Так вот чем вызвана ваша чрезмерная доброта. Конечно же! Выкуп!
- И человеколюбие тоже. Ради злата иль добра. - Кристиан, втайне чем-то довольная, проявила великодушие. - Поскольку вы являетесь и моей собственностью, полагаю, что следует отложить разговоры, пока вы не наберетесь сил. Вас сильно ударили по голове.
- И не один раз, - прибавил он и погрузился в молчание. Приподнялся он лишь тогда, когда Кристиан, ощупав подушки, решила заменить их. - И вы не хотите узнать мое имя? - И потом, в полузабытьи: - Этот офицер, пожалуй, может зваться Дейд…
- Нет, не хочу, - твердо сказала она, несмотря на молчаливое недовольство Сима. - Не беспокойтесь. Не сейчас. - Она чувствовала, что усталость и боль переполняют раненого. Но он все же выдавил из себя мрачный смешок.
- Нет, леди, не потом. Обман обманывает и будет обманут. От меня вам будет не больше проку, чем от меча Нибелунгов. Потому что я ничего не помню… Ничего. Даже самой малости. Я не знаю, кто я и откуда.
Кристиан на эту ночь поручила все Симу. Но на следующее утро она проснулась с мыслью о пленнике и, бесстыдной ложью добыв на кухне еды и вина, отправилась наверх.
Она услышала незнакомые шаги в комнате больного еще до того, как закрыла за собой дверь, и тут же раздался голос:
- Может быть, вы захотите прийти попозже, леди Кристиан? Сима нет, а я стою у окна.
Она закрыла дверь.
- Значит, вам стало получше. Любезный сэр, даже если вы вздумаете покушаться на мою добродетель, я не уйду, пока не сделаю того, зачем пришла. За это утро я уже преодолела больше ступенек, чем любой звонарь.
Он рассмеялся, но, как отметила Кристиан, не пришел к ней на помощь. Радуясь его тактичности, она сама отнесла поднос к окну и поставила на сундук. Потом, присев у постели, выяснила, что лихорадка у больного прошла и голова болит меньше, а также, что он крайне благодарен и в курсе всех текущих новостей.
- Похоже, Симон говорил с вами.
- Он почти не умолкал. Сказал, например, что вдова лорда Флеминга и вся семья сейчас в Стерлинге. Он думает, что с вашей стороны было крайне неосмотрительно остаться здесь. И я, представляя собою дополнительную опасность, совершенно согласен с ним.
Кристиан пожала плечами.
- Здесь от меня сейчас больше пользы, чем в Стерлинге. - И вынуждена была добавить: - Естественно, я не могу рисковать: если меня захватят в плен и сделают заложницей, это доставит моей семье кучу неприятностей. Если дела пойдут хуже, один друг нашей семьи отвезет меня в Стерлинг.
- А я останусь здесь, в руках тюремщиков не столь благодушных. Ну да ладно, - печально сказал он. - Может быть, это и прозвучит эгоистично, но, как говорит поэт, "слова всего лишь ветер, поступки - вот беда".
- Но ваша судьба зависит от того, кто вы такой, - заметила она. - Если вы носите шотландское имя, вам нечего опасаться. Или этот офицер, конечно, все зовется Дейд?
Последовала пауза. Потом он спросил:
- Вы цитируете меня?
- Эти самые слова вы произнесли вчера вечером.
- Наверное, я был в бреду. Вы когда-нибудь теряли память? Полагаю, нет. Совершенно новое ощущение. Приятное, но ненадежное: будто сидишь под пальмой и кормишь фруктами льва… - Он глубоко вздохнул и добавил: - Надеюсь, вы не сомневаетесь в том, что провалы в моей памяти - следствие удара по голове. Я - тот, кто вас встретил, я - жалкий безумец…
- Прошу вас так не звать себя отныне, - сказала она совершенно серьезно. - Опасности ведь нету и в помине.
В полном восторге он подхватил игру:
- О да, конечно. Звать вас Гектор, Оливье. Ну, как еще? Протеус? Амадис? Пердикка? Флористан? Кажется, наша ситуация вполне обычна. Большинство героев и все поэты переживали, сдается мне, то же самое. Я тот, кто есть, таким вовек пребуду. Но кто я есть, того никто не знает… Меня не презирайте, не узнав. Не выдавайте: я вас не обидел и лютой ненависти я не заслужил. - Он жалобно продолжал по-французски:
Соловей - мой батюшка: он поет в ветвях,
Самых высоких;
Сирена - моя матушка: она поет в волнах,
Самых далеких.
- Ваш французский превосходен, - отметила Кристиан. - И вам не понравилось, когда я вас назвала англичанином.
- Спасибо.
- Все в вас говорит о том, что вы скорее шотландец, чем англичанин.
- Я надеялся, что вы заметите это.
- А в таком случае, - разумно заключила Кристиан, - вам следовало бы показаться на людях. Ведь даже кто-нибудь из здешних мог бы узнать вас.
- Умный ход, ничего не скажешь, - с интересом проговорил пленник. - Если я не соглашусь, значит, я обманываю вас относительно потери памяти. С другой стороны, потеря памяти может быть подлинной, а мое убеждение в том, что я шотландец, - ложным. А тогда ваш приятель Хью, если верить Симу, даст волю своим предубеждениям, и ваши надежды на выкуп испарятся, как дым.
- Вы нас считаете чересчур подозрительными, - сказала Кристиан. - Зачем вам лгать? Если вы англичанин, то у вас нет причин скрывать свое имя. Чем скорее мы узнаем его, тем скорее вы будете свободны.
- Я нахожу метод Сократа еще менее удобным, чем откровенный сарказм. И скажу вам то, чего вы ждете: в вашем рассуждении есть два изъяна. Я могу оказаться бедным англичанином. А могу оказаться политически важной фигурой. И в том, и в другом случае у меня есть все основания скрывать свое имя.
- И поэтому?
- И поэтому, когда я говорю, что у меня нет желания появляться перед вашими друзьями до того, как ко мне вернется память, у вас нет возможности проверить мою честность и обнаружить тайную причину…
- Которая на самом деле…
- Страх, - быстро сказал он. - Я просто боюсь темноты. Мне не очень хочется вслепую оказаться перед толпой и ждать своей судьбы.
- Священник объяснил бы вам, что это гордыня и самомнение.
- Если кто-то из ваших знакомых определит это так, надеюсь, вы изобличите его как напыщенного лжеца.
- Дорогой сэр, вы хотите, чтобы меня отлучили от церкви? Каждый человек с годами становится тверже. Вы скоро поймете, что меня трудно чем-либо поразить.
- А обмануть?
Она улыбнулась и ответила его же цитатой:
- Обман обманывает и будет обманут. Голос у вас золотой и не подвержен порче, а язык подвешен, как у стряпчего. Одно в вас похвально - вы не хотите усугублять грехи поэтов. Ложная родословная всегда хуже, чем ее отсутствие.
- Я избежал ловушек ваших, о добродетельная леди, о хитроумная девица Кристиан. Но, как вы видите, я честен и не солгал вам ни единым словом.
Она рассмеялась:
- Полагаю, вы, как Гимет 25), питались лишь медом и языками жаворонков.
- И, наверное, могу умереть на болоте точно так же, как и в любом другом месте, - сухо промолвил он.
Никому не нравится, когда его выводят на чистую воду. Видя, что коварство ее раскрыто, Кристиан взяла себя в руки и ровным голосом сказала:
- Я, конечно, ничего не могу обещать, если покину замок до того, как к вам вернется память. Но пока вы можете оставаться здесь инкогнито, если хотите. - Она поднялась и добавила: - Между прочим, многие могли бы позавидовать вам. Пользуйтесь своей свободой, у вас ее больше, чем у всех нас.
- Верно. Только у лунатиков ее больше, чем у меня. И еще - я настолько неблагодарен, что нахожу эту свободу невыносимой. Тем более невыносимой, что даже не знаю, насколько тяжело бремя, которое вы несете из-за меня.
Кристиан остановилась у двери, повернулась и сказала с иронией:
- Какое там бремя? Разве вы забыли:
Но, но! Я не устаю:
Корысть гонит кобылку мою.
Улыбаясь, она закрыла дверь и оставила пленника одного обдумывать ее слова.
Был четверг, 15 сентября. Том Эрскин уехал на юг в понедельник и теперь в любой момент мог вернуться за Кристиан.
А пока ее время было целиком занято. Все земли Биггара, Килбухо, Хартри и Танкертона принадлежали замку. В отсутствие мужчин, которые ушли с лордом Флемингом в Пинки и еще не вернулись - а могли и не вернуться вовсе, - кто-то должен был опекать семьи, живущие на этих землях: давать советы, сообщать новости, оказывать помощь в болезнях, а в случае нашествия англичан предоставить убежище в замке.
Новости с востока поступали неблагоприятные. Плохо оснащенная, неуверенная в себе армия допускала промах за промахом, и в конце концов ею овладела паника; ратники разбежались, открыв дорогу врагу и обрекая себя на уничтожение. В сорока милях к северу, в Стерлинге, двор нашел себе временное пристанище, протектор же тем временем победоносно двигался к Эдинбургу; конница его заняла брошенный Лейт, а остальная армия расположилась в окрестностях, изучая на досуге сданные укрепления. Английский флот, беспрепятственно пройдя вдоль восточного побережья, занял остров Сент-Колмс-Инч, ключевой стратегический пункт на пути к Эдинбургу.
В любой момент с юго-востока можно было ждать приближения лорда Уортона и графа Леннокса с их английскими солдатами.
День в Богхолле подходил к концу. Напряжение давало о себе знать. Кристиан чувствовала себя усталой и опустошенной. Ближе к вечеру она выкроила время посетить пленника, чувствуя при этом, что раздражение ее нарастает. Она думала о том, что Сим, надежды которого на скорый выкуп были столь безжалостно разрушены, мог устать от своей роли сиделки и тюремщика и ради добычи и вящей безопасности вовлечь в дело Хью. После четырех лет безукоризненной службы и неколебимой преданности Сима она научилась видеть и его слабые стороны. Размышляя об этом, Кристиан направилась к лестнице.
Уловив звон мечей наверху, девушка почувствовала, как кровь отхлынула у нее от сердца. Она остановилась и с облегчением услышала звонкий, захлебывающийся смех.
- Нет, дружок, не так: это тебе не клюшка. Действуй точнее. Смотри - влево, вперед, а потом уже вверх.
Снова послышался лязг мечей: ученик, вероятно, усваивал урок. Не торопясь, с достоинством Кристиан вышла на верхнюю площадку.
- Ах вы, два дурня, вас ведь, поди, слышно в Биггаре. Сим, так-то ты ухаживаешь за больным? А вы, как-вас-там! Недорого вы цените наши заботы. - Не слушая извинений и оправданий, она отправила Сима на лестницу сторожить и за руку свела пленника вниз. - Приключись с вами пляска святого Витта - вот было бы вам поделом: не успели как следует оправиться, а уже даете уроки фехтования. Садитесь сюда, на ступеньки. Ваша голова…
- С неделю еще будет гудеть, как пивной котел, - сказал он с тем же захлебывающимся смехом и сел, стараясь дышать ровнее.
Дверь башни вела в принадлежащий Кристиан сад. Расположенный перед пустым крылом и окруженный восьмифутовой стеною, этот сад был тихим и уединенным местом. Солнце ласково пригревало, всюду царил покой.
Отвлекшись от дел, она теперь отдыхала, прислонившись к стене и повернув лицо к солнцу. Все замерло, лишь свежие ароматы то нарастали, то становились еле заметными, sforzando u diminuendo: оркестр, управляемый легким ветерком.
Тишину вдруг нарушили три чистые ноты, взятые на лютне, ее собственной, которую она забыла на нижней ступеньке несколько дней назад. Кристиан сказала:
- Если вы умеете играть, сыграйте. Музыка - моя радость и моя страсть.
- Что вам сыграть? - Он тронул струны. Потом зазвучали стройные аккорды, и внезапно пленник запел чистым, веселым голосом:
В мае вешнею порой
Под зеленою ольхой
Слушал я в тени густой,
Как пел соловей.
Садерала дон!
Так сладок сон
Под сенью ветвей.
Тут он умолк, но, увидев улыбку на ее лице, продолжил. И Кристиан неуверенно" подхватила припев.
Последний куплет они пропели вместе, на два голоса, и, когда песня кончилась, Кристиан с торжеством в голосе воскликнула:
- Я знаю эту школу!
Пощипывая струны и извлекая из лютни мелодию, нежную, как шум дождя, он спросил:
- Может, вы думаете, что я учитель пения?
- Или монах? - невинным голосом осведомилась она.
Сквозь смех он проговорил:
- Когда это священники чирикали, как малые птахи? Нет, конечно же нет. - И он запел песню, которая стала бессмертной благодаря далеко не религиозным чувствам, выраженным в ней. Потом спел неизвестный ей романс.
Играл он сдержанно и с большим искусством. Переходя от одного композитора к другому, ненавязчиво, без педантизма рассуждал о музыкальной теории и философии музыки; вскоре Кристиан обнаружила, что и сама высказывает суждения, задает вопросы, внимательно вслушивается. Со смиренным, трогательным восторгом погрузилась она в этот близкий ей мир, мир звуков; и была в нем счастлива, пока не заговорила совесть. Внезапно Кристиан спросила:
- Кто такой Джонатан Крауч?
- Кто? - лениво переспросил пленник. - А, Джонатан Крауч. Это англичанин, его взяли в… - Она уловила и паузу, и судорожный вздох, и дрожь в голосе. - Вы прибегаете к нечестным приемам, - заметил он.
Кристиан не задержалась с ответом:
- Память - странная вещь: ее легко застать врасплох. Сим сказал мне, что вы во сне называли это имя.
- Называл? Значит, это имя чем-то важно для меня. Но чем? Извините, не помню. Попытайтесь еще раз.
- Может быть, это ваше имя?
Смех его звучал искренне.
- Упаси Господь! Нет, я бы вспомнил, если бы это было мое имя.
- Оно могло прийти вам на память внезапно. А может быть, вы выберете какое-нибудь - О'Дерми, О'Доннал, О'Дочарди… мой…
- Нет, - сказал он. - Так можно продолжать до бесконечности. Я предпочитаю прожить безымянным до старости. Остаток своего ума я употреблю на то, чтобы вспомнить, кто такой Джонатан Крауч, а тем временем давайте петь, танцевать и веселиться.
Снова раздались чарующие звуки лютни, и он запел:
Лягушонок покрасоваться решил -
Хамбл-дам, хамбл-дам, хамбл-дам.
Меч он к поясу прицепил -
Твидл, твидл, твинно.
На высоком-высоком коне он сидел -
Хамбл-дам, хамбл-дам, хамбл-дам.
На сапогах его лак блестел…
Песня смолкла так резко, словно ее оборвала сама смерть. Четыре струны нестройно вздохнули под судорожно сжавшимися пальцами, и наступила тишина.
Слыша только, как бьется ее сердце, Кристиан терпеливо ждала.
"Память - странная вещь". Песенка о том, как злополучный, отчаянный лягушонок отпер ворота. Лягушонок упал в колодец… А что лежит на дне колодца? Дохлые кошки и кроты, забытые заклятия… снадобье от бородавок… И конечно же истина.
Кристиан почувствовала движение рядом с собой.
Эта мысль словно передалась ему: твидл, твидл, твинно…
- Я должен сделать вам одно признание. - Но в мягком, беспечном голосе не ощущалось никакой тяги к колодезным глубинам. - Первое правило заключенного - добиться расположения тюремщика. Это мне уже удалось. Сим заявил, что не имеет ни малейшего желания повесить меня или обобрать. Напротив: сегодня днем он объяснил мне, как можно бежать отсюда, и дал ключ от двери, которая ведет к тайной тропке на болоте. Я обещал не пользоваться этим без вашего разрешения.
- Понимаю. Вы не теряли времени даром. А каково правило, когда тюремщиков двое?
Несколько мгновений он помолчал, потом сказал:
- Послушайте, можете ругать меня последними словами, но помните - признался я добровольно.
- Хорошо, - сказала она. - Вы, кажется, ясно представляете себе положение вещей. Думаю, память вернулась к вам, и теперь вы понимаете, что, если Хью узнает, кто вы такой, вам несдобровать. А с другой стороны, вы не хотите, чтобы мы с Симом поживились за ваш счет или же выместили на вас свою досаду. А потому стараетесь расположить нас к себе, дабы благополучно скрыться.
Напрасно она предполагала, что он чем-нибудь себя выдаст - ее ждало разочарование.
- Вы правильно рассудили, - ровным голосом сказал он. - И не в мою пользу. Ну что ж, в вашей воле все поставить на места. И он шутливо процитировал на староитальянском: