И когда полуживых охотников уже потащили кончать в кусты, откуда-то перед Туркой вывернулся маленький человек с трахомными веками. Он встал перед Туркой, опершись на ствол винтовки, и негромко сказал, что Леший не хочет дразнить ненавистных чекистов, тогда всем повстанцам плохо будет.
Князь не сразу поверил тому человеку, хотя расправу приостановил. Он сам сходил к Лешему на переговоры куда-то вниз по ручейку, вернулся злой, долго плевался, грозил кулаком кому-то, а пленникам сказал:
- Поймаю еще раз - жилы вытяну!
Охотников за два перевала провожал все тот же маленький человек. У вывернутой бурей сухой в черных заплатках березы он остановился, долго смотрел на ее скрюченные голые ветви или даже поверх их и вдруг сказал им в напутствие:
- Скоро в тайге будет много людей. Пусть ГПУ их не ловит: голова за голову, душа за душу. Осенью тайга станет совсем чистой. Так передал Леший.
И больше между ними ничего не было сказано.
В этом сообщении, адресованном, очевидно, областному управлению ГПУ, много было странного, непонятного, интригующего. Что до самого Турки, то он как был ярым врагом, так врагом и остался. Но кто такой Леший? Почему он сам карает в тайге уголовников и почему сохраняет жизнь захваченным бандой охотникам? Это никак не вязалось с известными бандитскими принципами. И, наконец, утверждение, что осенью тайга станет чистой. От кого чистой? Если от бандитов, то куда же они собираются уйти?
- Несомненно, в банде есть или раскаявшийся бандит или наш настоящий друг, - размышлял над сообщением охотников Капотов. - Впрочем, это может быть и ловушкой... Хорошо бы войти в банду и нащупать Лешего. - Но как это сделать?
6
Чекистские рейды по тайге на время прекратились. В отряде готовились к предстоящим операциям, выжидая, как дальше развернутся события. Если рядом с Туркой его идейный противник и, стало быть, наш человек, то он должен пытаться установить контакт с ГПУ или милицией. В свою очередь, Капотов и Дятлов, изучая сложную обстановку, всячески искали пути проникновения в банду: брали под негласное наблюдение некоторые семьи бандитов, следили за уходившими в тайгу охотниками, чаще всего за одиночками.
В этих поисках и заботах шли недели, месяцы, и, когда казалось уже, что ждать более нечего, терпение чекистов совсем неожиданно для них вознаградилось. Чья-то неведомая, но твердая рука вдруг вывела их на верную дорогу, чья-то воля подсказала им правильное решение. Произошло это в августе, в один из жарких по-летнему дней, когда в чуть тронутом осенним пожаром лесу дурманяще пахло хвоей и грибами, а елани глубоко дышали сложенным в копны свежим сеном.
Неподалеку от лесного улуса Кискач, всего в каких-нибудь двух километрах, участковый уполномоченный милиции выслеживал по редколесью, по кустам калины и таволги мелкого воришку, укравшего у одной из кискачевских хозяек не то гуся, не то петуха. Воришка был не из новичков. Он оказался смекалистым и вертким, в два счета свернул птице шею, чтоб не было крика, и запутал следы. И милиционер готов был уже возвращаться в улус - не бог знает какая пропажа, у других воровали коней и коров, - когда ему показалось, что на лесной опушке, где она клином врезается в степь, мелькнула тень. Он бросился напрямик по низкорослому колючему ельнику, попал ногой в какую-то ямку, чуть не упал, и лоб в лоб столкнулся с неизвестным мужчиной лет за тридцать. Левой рукой мужчина раздвигал упругие еловые ветки, а правая лежала у него на расстегнутой коробке маузера.
Хоть встреча и была внезапной, милиционер не потерял самообладания. Он выхватил наган, но бандит опередил его: выстрелил мгновенно, не целясь. Участковый почувствовал немоту в руке, державшей наган, а когда взглянул на руку, он не увидел в ней нагана и вместо указательного пальца увидел лишь красный обрубок.
- Попадешься еще раз - убью! - пригрозил бандит и скрылся в ельнике.
Только тут милиционер почувствовал боль. Из раны цевкой побежала кровь. От подола нижней рубашки он зубами оторвал неширокую ленту и перетянул ею обрубок пальца.
В тот же день участковый был в Чаркове у Дятлова. Командир отряда удивился этому случаю и подумал, что он так или иначе связан с тем, чего чекисты ждали все лето. Встреча с бандитом была бы совершенно непонятной, если бы неизвестный сам не стремился к ней. Дятлов, несмотря на еще многие неясности и, казалось бы, вопреки здравому смыслу, был твердо убежден, что бандит хотел, чтобы его увидел милиционер. Но для чего, для чего?
В закопченной, пахнущей кислой шерстью и людским потом сельсоветской комнате с участковым говорили Дятлов и Казарин. Командир отряда сидел за столом, обхватив могучими ладонями длинную голову, и думал. Время от времени он поднимал туманные косые глаза и спрашивал:
- Почему он бежал к тебе?
- Черт его знает, - пожимал плечами милиционер.
- А почему он не застрелил тебя?
- Ну, товарищ Дятлов! - угрюмо воскликнул тот.
- Может, промазал?
Милиционер, стремясь угадать сложный путь дятловских размышлений, задумался. Видно было, что ему нелегко однозначно ответить Дятлову, и вдруг лицо милиционера прояснилось:
- Да он же мог убить еще пять раз. Кто ему мешал?
- В этом есть резон, - растягивая слова, сказал Казарин. - Бандит только оборонялся.
Дятлов поднялся над столом, в глубокой задумчивости пожевал губы и заходил по комнате, тяжело ступая подкованными юфтевыми сапогами.
Милиционер настороженно и как бы целясь в Дятлова, следил за ним, ждал новых вопросов или приказаний.
- Вид у него какой? - командир отряда дошел до окна и круто повернулся.
- Хакас он. Взгляд строгий...
- Еще бы! - усмехнулся Казарин и тут же понял, что усмешка явно не к месту.
- Родинка на щеке, кажется, на правой. Военный картуз.
- Военный, говоришь?
- С лаковым козырьком.
- Та-ак. Ну это, пожалуй, не суть важно. - И вдруг Дятлов напружинился весь и подскочил. - А кто у него в Кискаче? Родня? Знакомые?
Чего-чего, а этого милиционер не знал. Затруднившись с ответом, он виновато посмотрел на Дятлова и сник головой. А Дятлов не отступал - он развивал далее пришедшую к нему счастливую - он был уверен в этом! - мысль:
- Бандит хотел, чтоб ты увидел его возле Кискача! Вот что! И чтобы мы именно там искали Турку!
- Уж это слишком, товарищ командир, - осторожно возразил Казарин. - Просто бандит поджидал кого-то.
- И такое не исключается. Во всяком случае, на банду нужно выходить через Кискач - это ясно. Улус таежный, глухой и, стало быть, свой для бандитов.
В тот же день Антон Казарин направился с пятью бойцами в Кискач. Всю дорогу милиционер перебирал в уме жителей улуса, давал им, по его мнению, точные, исчерпывающие характеристики. Люди они мирные, безобидные, к советской власти тянутся. Подозревать в связях с бандитами вроде бы некого. Разве что вора того? Да где он теперь, когда такого дал стрекача? Может, уже в Абакане или Минусинске очутился.
- А есть такие, что уехали? Скажем, поехал в одно место, а попал совсем в другое, - сказал Антон, поправляя у седла торока.
Милиционер повел носом, задумался. Вроде бы все живут дома. Да и то правда, что за каждым не уследишь, хоть и улусишко вроде бы небольшой, малолюдный.
- Иного считают погибшим, а он живой, - прощупывал Антон.
Милиционер снова задумался. Ответил не совсем твердо:
- Вроде бы и таких нет. Правда, у Тайки еще в давних годах мужик потерялся, охотник. Да коли уж говорить по совести...
- Что?
- Ребятишек ей надарил, а вместе не жили. Четверо у нее мальцов. Может, от разных, а? - с явным смущением ответил участковый.
- Что за Тайка?
- Пригожа была, ядрена. А теперь Тайка - пропащая. Хозяина нет, ребятишки с голоду пухнут.
- Как же так? Почему же колхоз не поможет?
- Колхоза у нас нету.
Когда они после нескольких часов пути благополучно прибыли в улус, Казарин проехался по заросшим бурьяном коротким улицам. Во всем улусе не было ни одного сколько-нибудь богатого дома. В основном это были избы-пятистенки с окнами без ставен, с односкатными крышами, сквозь прогнившие доски которых пробивалась полынь. Затем Антон решил навестить Тайку. Если Тайкино жилье окажется подходящим, думал он, то одного-двух бойцов, он уже прибрасывал кого, можно будет определить у нее на постой, все перепадет ребятне хоть какой-то еды.
Тайкина избушка была не лучше, да и не хуже других. Она утонула в лебеде, на самом краю улуса. Сразу за ней начинался огороженный поскотиной выгон. Приоткрыл Антон перекошенную дверь и враз отпрянул. В нос ему резко ударило устоявшимся зловонием - сырым удушающим смрадом от печи. На загнетке в кучке сине тлели угли, а на углях чадили не успевшие сгореть пестрые лоскуты собачьей шкуры.
Чувствуя подступившую к горлу тошноту, он оглядел избу. Вповалку на деревянной кровати, в ветхом тряпье лежали дети - три коростливых мальчика, старшему из них было лет двенадцать, и совсем маленькая девочка. Голые животы у ребятишек были вздуты, а скуластые лица посинели и стали похожими на старые трухлявые грибы.
Распластав по столу безжизненные мосластые руки и уронив на них ничем не покрытую голову, болезненно подремывала молодая черноволосая женщина. Это и была Тайка. Она никак не отозвалась на протяжный скрип двери. Она была как мертвая.
Казарин в растерянности постоял у порога, затем стремительно, словно кто-то толкнул его в спину, подошел к столу.
Дети, уставившиеся на него испуганными большими глазами, по-щенячьи заскулили, стремясь отползти в зеленый от плесени угол, подальше от незнакомого человека с наганом. Но руки и ноги совсем не слушались их, а тяжелые головы сами падали в грязные лохмотья.
- Ну что вы? - ласково сказал им Антон сиплым, надтреснутым голосом, думая о том, что нужно сейчас же, немедленно, как-то помочь этой семье.
- Нам нечего есть, - по-русски еле слышно проговорила Тайка и тут же, увидев среди бойцов, вошедших в избу за Антоном, двух хакасов, перешла на хакасский язык. Что-то объясняя, она запиналась, судорожно всхлипывала, а туманные и закисшие в уголках глаза блуждали по избушке, словно незрячие, ни на чем не останавливаясь.
Антон почувствовал, как от волнения у него на лице, на шее, на груди выступает испарина, он рванул ворот гимнастерки и вытер платком лоб. Прежде ему не доводилось видеть ничего подобного. Семья самого Антона жила не богато, но не помирала же с голоду. Как это так? Кругом с песнями новая жизнь строится, создаются колхозы, а здесь дети совсем оголодали, уже не держатся на ногах, и никому до них нет никакой заботы.
- Товарищи, - сказал он своим спутникам-бойцам отряда. - А ну на стол хлеб и сало!
Тайка вздрогнула всем телом, попыталась подняться навстречу Антону, но соскользнула с чурбака и вяло осела на пол, и заговорила еле слышным, горячечным шепотом. Это был даже не шепот, а один неестественно долгий, мучительный стон.
- Что она? - растерялся Антон, кинувшийся к ней, чтобы поднять Тайку.
Милиционер, взяв Антона за локоть, остановил его, сказал подавленно, очевидно, стыдясь того, что раньше ничем не помог этой семье:
- Она без памяти. Бредит.
Антон сказал бойцам, чтобы они непременно покормили ребятишек и Тайку, а сам - на коня и в Чарков. В магазинах золотоскупки при крайней нужде чекистам разрешалось иногда брать кое-какие продукты, продававшиеся на золото, правда, самую малость. И сейчас после недолгих разговоров со знакомым старичком-завмагом ему отпустили полмешка муки, голову сахара, прокопченный свиной окорок, немного крепкосоленой горбуши и конфет. Это было невероятное везение, на такое Антон не смог бы рассчитывать даже в самых смелых своих мыслях. Летел он в Кискач, будто на крыльях, представляя, как удивятся обилию продуктов не только Тайка и ее дети, но даже бойцы, получавшие не столь уж скудный паек. Оказывается, если захотеть, то все можно сделать, вот сделал же он!
- Ешьте, поправляйтесь, - сказал Антон детворе, складывая на столе богатство, полученное в магазине.
Прошла неделя-другая, и Тайкина семья каким-то чудом ожила. Ребятишки стали слезать с кровати, играть, выходить на крыльцо и на улицу, а старший Алешка, тот уже бегал в тайгу за съедобными травами и кореньями, за паданкой - прошлогодними кедровыми орехами. Иногда ему удавалось находить яйца тетеревов, рябчиков.
Поправилась и сама Тайка. На нее было дивно глядеть: округлилась, порозовели щеки, засветились глаза. Теперь она готовила бойцам обеды, носилась с тарелками, с ложками, стирала для бойцов. Она ко всем была вроде бы одинаково доброй и все-таки выделяла изо всех Казарина, которому была бесконечно благодарна за спасение детей. А он любил присесть у очага, когда Тайка колдовала над котлом, и поговорить с нею, с такою женственной и красивой.
- Скажи-ка, Тайка, кто твой муж? - спросил он ее однажды.
- Охотник, однако.
- Где же он?
Как показалось Антону, а он уже достаточно хорошо знал Тайку, она сперва растерялась - в ее иссиня-черных, слегка раскосых глазах мелькнуло смятение. Затем она, преодолевая растерянность, торопливо и с досадой откинула за спину косу, лежавшую у нее на груди, и сказала чуть слышно:
- Медведя стрелял, а медведь его заломал. Помер мой охотник.
- Давно то было?
- Давно. А тебе зачем? Не жениться ли думаешь? Я фу какая страшная! - и, почувствовав на душе облегчение, она залилась задорным, радостным смехом.
7
Дятлова и двух его помощников срочно вызвали в Абакан. Они не знали, зачем понадобились Капотову - догадывались, что быть накачке, но никто не думал, что начальник областного ГПУ, не дававший обычно воли нервам, начнет разговор столь резко и раздраженно. Значит, дела были действительно из рук вон плохи.
В Абакан они приехали уже под вечер. Солнце падало в горы, воздух был неподвижен и плотен - звуки в нем, едва родившись, умирали. Определив лошадей на конюшне, чекисты, несмотря на то, что были голодны, в столовую не пошли, а прямиком направились в управление. Встретивший их дежурный молча покачал головой, давая знать, что начальник сердит и что предстоит нелегкое объяснение.
Когда они вошли в кабинет, Капотов мельком посмотрел на них и, даже не предложив сесть, вперился едучими глазами в чистый лист бумаги, лежавший перед ним.
- Я спрашиваю тебя, Дятлов, когда ты покончишь с Туркой. Это же черт знает что! Бродит у нас под боком бандит, людей убивает, совхозы грабит. А мы?
- Что мы? - осознавая не столько свою вину, сколько справедливость гнева начальства, негромко заговорил Дятлов. - Мы ищем его.
- Где ищешь, Дятлов? Сидя-то в улусах? Хватит! Пора кончать игрушки! А не можешь командовать - сдай отряд другому, вот хотя бы ему, - начальник управления сердито ткнул пальцем в сторону Антона.
У Казарина больно сжалось сердце от обиды за друга. В самом деле, то, что он слышал, было жестоко. Дятлов не заслуживал такого отношения к себе. Он был командиром справедливым, старательным, требовательным к бойцам.
Но Дятлов все принял как должное. Он не рассердился на Капотова, лишь сказал со вздохом:
- То беда, что молод Казарин.
Капотов явно не ожидал такого ответа. Он удивленно захлопал глазами и с укоризной сказал:
- Самолюбия у тебя нет! Собственной гордости!
- Пока нечем гордиться, товарищ начальник управления.
- Про то я и толкую, - смягчился Капотов и кивнул на окрашенные охрой стулья. - Чего стоите?
Выждав минуту в течение которой, по мнению Капотова, Дятлов должен был перевести дух и справиться с причиненной ему обидой, начальник управления, а был он человек по-настоящему добрый, заговорил снова, только теперь деловито и участливо. В подробном рассказе Дятлова Капотов более всего заинтересовался случаем с участковым. Нет, не рядовой бандит отстрелил милиционеру палец. Этот человек, пока что неизвестный чекистам, имеет какой-то дальний прицел. Запугивает милицию, но не идет на убийство, боясь расплаты за "мокрые" дела? Впрочем, это маловероятно. Или он вышел из тайги на условленную встречу с кем-то, а участковый ему помешал?
- Но бандит мог скрыться. И не скрылся, - раздумчиво сказал Дятлов.
- Не пожелал, - Капотов тяжело засопел и вдруг шлепнул ладонью по столу. - To-есть сделал все, чтоб мы искали Турку в районе Кискача. Ты прав, Дятлов.
- Мы будем искать, а за это время банда подготовит и осуществит налет на другие улусы, - сказал Казарин.
- Не исключено, - согласился с ним Дятлов. - Но мне кажется, это слишком просто и для нас, и для них. Не считают же они чекистов круглыми дураками.
- Нужно было прочесать лес, - подал голос Чеменев, до этого не принимавший участия в разговоре.
- И ничего бы вы не нашли, - убежденно произнес Капотов. - Назовите приметы бандита?
- Высокий, лет тридцати пяти. На щеке бородавка или родинка...
- Примет не густо, - вздохнул Капотов. - Сдается мне, мы разгадаем головоломку. Надо установить, хотя бы примерно, что это за стрелок. И кто такой Леший.
- А ну как это одна личность? - сказал Дятлов и аж привскочил от внезапной догадки. И тут же сник: а что Лешему делать над Кискачем? Что он здесь оставил, в этом маленьком улусе?
- Опросили мы, считай, всех старых чекистов. Навспоминали кучу всяких бандитских кличек. А вот Лешего никто не слышал. Нет такой клички!.. Хакас, значит? - Капотов настойчиво искал хоть какой-то зацепки, которая помогла бы разгадать эту тайну, и не находил. - Леший-то как по-хакасски?
- По-разному, начальник. Можно сказать Агас айна, можно сказать и Чыс айна, - ответил Чеменев, еще не понимая, зачем понадобилось это все Капотову.
- Леший наывает себя Чыс айна.
- Ну и что? - удивился Дятлов. - Не так уж трудно понять, что он и людей спас в совхозе, и охотников отпустил. Кстати, он и в одном и в другом случае назвал себя по-хакасски. Зачем?
-Зачем-то назвал, - снова задумался не привыкший ни в чем отступать Капотов.
Бесспорно, Леший против разнузданного бандитского террора. Он и действует, сообразуясь с убеждениями, и ему удается многое. Но, к сожалению, это еще ничего не объясняло. Чекистам важно было точно знать, почему он против и кто он такой, откуда взялся и как вдруг стал вторым человеком в свирепой банде Турки Кобелькова, вторым, если не первым. Все эти вопросы нужно было решить в самый короткий срок, чтобы до зимы ликвидировать банду, потому что зимою борьба с ней значительно осложнится: бандиты рассыпятся по многочисленным улусам и до времени затаятся.
- Вдруг да вы кого-то пропустили из старых чекистов? А именно он и в курсе, - прислушиваясь к лошадиному ржанью снаружи, сказал Антон и вспомнил, что пора попоить коней - успели остыть с дороги.
- Кто же еще?- вслух напряженно думал Капотов.
При этих словах Дятлов встрепенулся и, сощурив косые глаза, сказал:
- С Рудаковым говорили?
- Он и жмет на меня. Кончай, мол, с бандитизмом, - поморщился Капотов.
- Так же, как вы на нас? - усмехнулся, подмигнув Дятлову, Антон.
- Еще похлеще!
- А вот он-то и может знать про Лешего, - сказал Дятлов.
- Точно! - обрадовался Капотов и потянулся к телефону.
Рудаков - ответственный работник ЧК, который в начале двадцатых годов возглавлял здесь секретную службу. Теперь он давно служил в Новосибирске в краевом ГПУ и был прямым начальником Капотова.