Как страшно засыпать в России - Алексей Суслов 4 стр.


И хочется женского тепла,

Красного яйца курочки,

Лаского голоса учителя,

Называющего тебя искателем истины,

Которая если где и скрыта -

Только рядом с павшим деревом.

У поля с пшеницей после дождя

Обьять весь мир -

Ах, не эта ли мечта голубя в небе,

Когда его гнездо разорено

И не кому принести кусок хлеба?

Я приношу извинения этой птице,

Ведь я воспитал того ворона,

Который пожрал пятнистые яйца.

Прости, голубок сизый!

Лети в дальние края,

Может там люди по-добрее…

Sense

Я стоял на остановке. Девушка

Ко мне так робко подошла.

-Вы не поскажите, где здесь больница?

Я улицу, как видно, перепутала… -

И голос был её прекрасен.

Ответил я, едва придя в себя:

-Вы повернёте в том вон переулке…

Там есть собака, но вы её не бойтесь! -

Я был на редкость любезен этот час.

И что-то нежное проникло в моё сердце.

Я будто с девушкой этой прожил вечность лет.

Её глаза, улыбка, очарованье

Той дикой осенью, что я зову золовкой.

Всё в ней обожествляло красоту.

Я эту девушку любил уже заочно.

Ах, как прекрасна столь невинная любовь!

Sense – чувство, ощущение (анг)

Трава волос твоих пленяла

И маки губ дарили свет.

Ты мне сама напоминала

Теченье неизбежных лет.

С тебя сдувал я все пылинки

И верность честью сохранял. -

Ты не сподобилась росинке.

В замок тебя кто заковал?

Пройдут года, потухнет Солнце,

Умрёт весь мрачный океан…

Но только б свет в твоём оконце

Меня на век веков пленял.

Осень на пристани

Девушка опустила в море ноги.

Красный лист упал на пристань.

Ах, эти губы в смешной улыбке -

Они увидели красоту Осени,

Они заметили, что всё – с умором,

Всё – из сатирического альманаха,

Ведь смотрите, как море этому рукоплещет…

Сергей Есенин

Говорили: напился пропащий поэт,

с Айседорой зачем-то сплутался;

но никто не подумал: он страдал столько лет!

и навеки мальчишкой остался.

Говорили: повесился ночью глухой,

с жизнью как с трухой распрощался;

но никто и не понял: он зимней порой

навеки с нами остался!

Танго

Это танго вдвоём всех сводило с ума.

Свечи тускло как в храме горели,

И горели на полках позолотой тома,

Под звучанье испанской свирели.

Я партнёршу свою под локоть держал.

Она круто задрала вверх ногу,

И набравшись духу я тихо сказал:

"Вы прекрасны сегодня, ей-Богу".

С женских зон не бывает побегов.

Там не падает стылый снег.

Там тепло от сердец-оберегов,

Но отсутствует сладость нег.

Там любая из женщин – страха,

Ибо старость стоит со ключом;

И решётка – косая проруха

Ночью спит, а светит днём.

За какие грехи здесь томятся

Эти женщины в старом рванье?

И какие сны им снятся

В этом хладном сыром закутке?

Снится им бесконечная воля,

Избавленье от вечных проблем.

Такова человечья доля -

Верить в праведность разных дилемм.

Корабли

Куда уходят с бухты корабли?

Быть может – на тот край земли,

Где Геркулес с Титаном правят как цари,

И правят праведно, что не говори.

Там корабли бросают якоря,

Когда на небе поднимается заря.

Весь день в порту таскают груз

Под пенье славных Муз.

Тот груз – грехи народов мира;

О том поёт взаправду Лира.

И ты, читающий сиё

В том грузе есть твоё.

Турчанка

Идёт за водой, а в ведре прореха.

Лес зеленеет буйством ореха.

Турчанка мила как плод диких ягод,

Но груз под ногами – груз тягот:

Мать умерла. спаси Аллах!

Поселился под сердцем камнем страх.

" И теперь жениха бы, да нету того

Кто поднял бы чалму с лица моего".

Сядет у речки, заплачет навзрыд.

Отчего по спине проносится стыд?

" Сохрани Всевышний любовь мою здесь,

Где умри такая, какая есть".

Она играла на рояле,

Аккорд сменял другой аккорд,

И звуки музыки взлетали

Под белоснежный небосвод.

А звуки мрамора шептались

С прикосновением ноги -

То в зале звонко раздавались

Мои неспешные шаги.

Солнечный зайчик на снегу

Зимний день -

Запредельность другого мира.

Реальность снега

Возвышает сознание.

Остановись, человек,

Запомни тишину.

Разве есть что-либо

Прекраснее её,

И того "зайчика",

Влюблённого в снег,

Но едва не погибшего в нём…

Караван

В даль уходит караван

по пустыне знойной.

Едет впереди султан

с аравийкой стройной.

Сын Мухаммеда суров,

смотрит величаво.

Едут молча, не до слов,

сей поход начало.

Впереди великий бой,

сердце бьётся гулко,

только он ведь молодой,

на душе так жутко.

Рядом спутница тайком

вытирает спешно

слёзы горькие о нём -

полюбила, не что?

За станицей упало солнце;

Покрасились земля и вода.

Смотрит бабка в своё оконце,

Как уж вспыхнула вдруг звезда.

Ветер позднее бельё колышет.

Дым из печки валит ордой.

Бог все судьбы людские пишет

За облаков стеной.

Ах, как хочется песни тихой,

В этот поздний осенний час.

Вот возьму и пойду я с Михой

К Полинарии, как в первый раз.

Та нас чаем с травкою напоет,

над домами уж месяц взрос.

И в дороге нас дождь накроет,

Что Господь в очищенье принёс.

Детский разговор

– Звёзды – это просто родинки

На небесном теле ночном.

– А возможно, смешные веснушки,

Как у меня на лице по весне.

– Да нет же: это кто-то рассыпал

Там наверху стеклянные бусы.

Песня девушки

Распущу я радугу на нитки,

Платье новое сама себе сошью.

Буду дожидаться у скамейки

В этом платье я любовь свою.

Буду так высматривать дорогу,

По которой милый розы нёс,

Что в глазах, как в церкви перед Богом,

Просветлеет от нежданных слёз.

Кружится как птица

Из ольхового ситца

В городском нашем парке

Осенний листок.

Цветной сон мне снится,

Там счастливые лица.

Ольховый вальс длится

Больше века чуток…

Затаился в небе месяц,

Потерял одну звезду.

Не ищи ее, друг милый,

Дело ведь идет к утру.

Завтра мы её поищем,

И я знаю, что найдём,

И тогда споем мы песню

ту, что знаем мы вдвоем.

Тихо играет музыка,

Кто-то поёт о любви.

В тихих и мрачных сумерках

Ты меня не зови.

Я никуда не уеду,

Просто забуду себя -

Кто я и что я наделал

В тихую ночь сентября?

Странные, глупые пьесы

Мы разыграли с тобой,

Осенью были мы вместе,

А распрощались весной.

В вещие, серые сумерки

Лучше меня не ищи.

Знаю: давно нам обоим

Стало не по пути.

Старый костёл, в который никогда не приедет Римский Папа,

Не возжжёт свечу, не укажет на наши грехи.

За что же эта вечная глухая расплата?

За близость к небу. Зри!

Этот костёл как трескучая арфа

Нам органом споёт Иисуса Христа,

И в зелёном платьице полячка Марфа

Нам укажет на подножье креста.

Приди, открой своею музыкой алтарь моей души,

и службу кроткую во мраке том вспомни,

и пусть поклонники есть рвань и торгаши,

их лица до единого запомни.

запомни под синею губою огромный нос,

лицо, пахнувшее лавандой,

и ветер тот, что есть свободонос;

он с музыкой твоей играет как с шаландой.

Я сошёл с парохода

В филиппинском порту.

Всей красой иноходи

Лошадь шла на бегу.

Мне песок резал веки.

Ветер гнал сухой лист,

Филиппинские реки

И мужской смачный свист.

Моряку есть где выпить,

Да и есть где упасть.

Ночь создали для выпи,

Как для женщины страсть.

Покровительство Бога

Здесь навеки обрел.

И тагальского слога

Красоту я нашел.

Так люби ж, филиппинка,

Русского моряка.

Ну, а лезвие финки

Спрячь для другого пока.

Спасаемый Глеб

В таёжной глуши он один.

Живёт у бобровых плотин.

Отшельник и старовер.

Он носит голубой пуловер.

Ботинки солдатские и рукавицы.

Он чудо огородное для птицы.

С утра молит о храме:

"Его мы построим саме."

А вечером молит о жатве.

"Души многие спасу по клятве".

До него не доехать. Не добраться,

А уж если то как постараться

Он вас встретит чаем и хлебом,

Назовётся "Спасаемым Глебом".

Перекрестится и явит благодать.

Ему на вид сто лет можно дать.

Он не знал ни женщин, ни драки.

Для него телевизор – враки.

А вот радио слушает когда как.

Он скажет: " Я от веры чудак".

Спать ляжет и приснится ему,

Как Архангел гудит в трубу.

Он проснётся и скажет громко:

" Где ж сестра моя Томка?"

На колени встанет у угла

И так простоит до утра.

А утром – молитвы да поклоны.

От спины доносятся стоны.

Так и будет свой крест он нести

Лет так до ста двадцати.

Калины куст

Цветёт в саду калина зорькой ясною,

А я милую целую наяву.

И эта мне пора прекрасная

Чудна, что ангела зову.

Приди, мой ангелок, и обними мне плечи,

С тобой мы дружно песенку споём

Про те пленительные встречи

В саду моём.

Мы имя той прославим пуще солнца.

Мы с ней закружим вечный хоровод.

И куст калины упадёт в оконце,

И в дом войдёт.

Пираты

Кругом вода, и горизонт вдали

Земли не предвещает скорой,

А тянет так забраться в ковыли…

Пройтись дорожкой торной.

Корабль мчится как в последний путь,

И сердце бьётся – молот с наковальней.

А всей затеи нашей суть:

Разбогатеть дорогой дальней.

Мы есть пираты, смерть у нас в чете.

Нас чёрной меткой обдало как морем.

Мы люди. Но совсем не те -

Не тем нас обвенчало горем.

Не пой душа, пусть всё горит огнём!

Я с Богом разругался и с роднёю.

Я ночью – лишь скелет. И труп я днём,

И на Луну как волк я вою.

Тамплиеры

Плачь, чёрная дева, во всё гордо плачь!

Головы тамплиеров рубит палач.

Кровь с ран хлещет, вены гудят.

Губит святых воинов сотня чертят.

Милая дева, веки зажмурь.

Злая картина, чёрная хмурь.

Остатки мечей пламя жуёт.

Голый петух песню поёт.

Нет тамплиеров, пал гордый храм.

Франция стала сценою драм.

Вечная память войнам Креста.

Жизнь не начнётся с чистого листа.

Опричники

Опричники несутся по Руси

Как волки,

И все про них ведут

Кривые толки.

Они в пёсьих мордах

Выдавили очи,

Чтоб кровь лилась

В темницу ночи.

Продали души дьяволу

И чёрту.

Они себя влекут

К честному сорту,

А грозный царь

Поёт и пляшет,

И в храм-то Божий Он

Лица не кажет.

Один лишь поп Давид

За души молится.

Авось гнев царский

Да успокоится!

Вестерн

Скакал как ураган, как дьявол,

Мистер Джек.

Он получил от дядюшки

В наследство чек

На семьсот долларов и револьвер

В придачу,

Как кто-то получает

Цент на сдачу.

Но по дороге в Нэшвил

Он продрог.

Собака сдохла, сошла на нет

У ног.

Его догнали два молодца

В шляпах,

Шли как бульдоги,

Рыская на запах.

Бой начался. Не стало тех двоих

Под вечер.

Когда святой отец уж погасил

Все свечи.

И чек в порядке, и мистер Джек

Доволен.

Он только десять лет как

Есть на воле.

А дома дочь-девица плачет

В платочек.

Ей снился сон плохой

без проволочек.

Там пал её отец-храбрец

От шалой пули.

В руках посмертно сохранились

Дули.

Но вот он здесь, живой,

Как ветер.

И завтра снова в путь пойдёт он

Ставить сети.

Так жизнь его пройдёт как ветер,

Как дыханье.

И нету в ней поспешностей,

И опозданья.

Клоун

Нелепый клоун – выступал

Забавно.

Свистульку вынимал из рук

Так славно.

На идишь перешёл с французского

Как диктор.

Его все звали Недотрога

Виктор.

Плясал и пел как лилипут,

Картинно.

И брюки до пупа тянул

Он сильно.

Смешной, забавный он еврей

Из Лиона.

А клоун лучше всякого

Эталона.

Осень. Татьяне Власовой

Осенний воздух так певуч,

Что он достанет и до туч.

И тучи понесут тот хор

До самых южных гор.

В горах он обратится в пар,

Как самый ценный дар.

А дар вернётся к людям вновь,

Чтоб будоражить кровь.

Кровь не остынет в осень ту.

Её как ларь в руках несу.

Она войдёт сквозь кожу к той,

С кем пребывает образ мой.

Бомбей

Город разносчиков пиццы. Он есть

Козырная карта в руках того мэра,

Который готовит не то чтоб уж месть,

Но революцию точно. Новая эра

У нищих свои козыря. Нищета

В почёте у бедных индийцев.

Богатых тревожит та глухота,

Что тревожила старых антильцев.

Бомбей, он не спит. Тишина не слышна.

Кругом как колёса, всё спешит и толчётся.

У девять десятых за душой ни шиша.

Новой Индией это зовётся.

Если всё да поставить на карту судьбы,

Назад Дальше