– После смерти мужа я много думала о том, как, оставаясь в рамках закона, уберечь знакомый нам мир. Вместе с "Альтман Индастриз" я унаследовала обширную международную систему сбора информации, настроенную, естественно, исключительно на коммерцию и промышленность... – Ее негромкий напряженный голос действовал на Питера гипнотически. Баронесса описала, как с помощью денег и влияния сумела проникнуть в пределы, недоступные большинству людей, и увидеть цельную картину нового мира насилия и страха. – Ограничения Интерпола – самоубийственное правило не иметь дела с преступлениями, имеющими политическую подоплеку, – меня не связывали. И лишь узнав все, я вновь столкнулась с самоуничтожительным образом мысли, который прикрывается демократией и свободой индивидуума. Я сумела предвосхитить удар террористов и предупредила власти, но "намерение не преступление", сказали мне, и обоих преступников тихо проводили до границы и освободили, чтобы они открыто готовились к следующему удару. Мир должен ждать этого удара, ему запрещено принимать превентивные меры, а когда наступает время этих мер, мешает неразбериха с ответственностью разных государств и усложненная концепция минимальных затрат... – Баронесса смолкла. – Но все это вы знаете. Вы много писали на эту тему.
– Интересно услышать еще раз.
– Скоро я подойду к самому интересному... но мы почти дошли до дома.
– Пойдемте, – Питер повел баронессу мимо конюшен к павильону с плавательным бассейном. От подогретой воды поднимался пар, роскошные тропические растения представляли странный контраст с зимним пейзажем за стеклянными стенами.
Они устроились на качелях, рядышком, чтобы не повышать голоса; напряжение отчасти спало. Баронесса сняла шляпу, шарф и жакет, бросила на плетеное кресло напротив, вздохнула и опустилась на подушки.
– Со слов сэра Стивена я поняла: он хочет, чтобы вы работали в банке. – Она искоса взглянула на Питера. – Должно быть, трудно, когда за тобой так присматривают.
– Боюсь, в отличие от Стивена мне не свойственно почтение к деньгам.
– Это приходит со временем, генерал Страйд, – заверила его собеседница. – И может войти в привычку.
Внезапно в павильоне разразилась буря острот, криков и смеха – появились дети обоих Страйдов; вид Питера и баронессы на качелях их немного угомонил.
Младший сын Стивена – упитанный, отчего костюм казался ему тесным, с серебряными скобками на зубах – закатил глаза, указывая на них взглядом, и громким драматическим шепотом сказал Мелиссе-Джейн:
– Je t'aime, ma cherie, падай в обморок!
За чудовищное произношение он получил отповедь хриплым шепотом и толчок в спину, от которого отлетел в глубокую часть бассейна.
Баронесса улыбнулась.
– Ваша дочь очень заботится о вас, – она повернулась и посмотрела в лицо Питеру. – Или это ревность? – И, не дожидаясь ответа, задала другой вопрос. Дети смеялись и шумели, и Питеру показалось, что он ослышался.
– Что вы сказали? – осторожно спросил он, стараясь не выдать себя выражением лица, и баронесса повторила:
– Означает ли для вас что-нибудь имя Калиф?
Питер слегка нахмурился, делая вид, что задумался, и в его памяти всплыли страшные микросекунды смертельной схватки: дым, пламя, выстрелы, темноволосая девушка в красной рубашке кричит: "Не убивайте нас! Калиф сказал, что мы не умрем! Калиф..." Его пуля не дала ей договорить, влетев в открытый рот. С тех пор это слово преследовало его, он испробовал тысячи вариаций, искал смысл и значение, рассматривал возможность того, что расслышал неправильно. Теперь он знал, что это не так.
– Калиф? – переспросил он. Ему казалось, что важно не соглашаться, ведь нужно что-то оставить в резерве, не дать унести себя потоку воли этой личности, этой женщины. – Это мусульманский титул. Мне кажется, он буквально означает "наследник Мухаммеда, преемник пророка".
– Да. – Она нетерпеливо кивнула. – Титул религиозного и гражданского руководителя. Но слышали ли вы, чтобы его использовали как кодовое имя?
– Нет. Простите, не слышал. А что оно означает?
– Как знать – даже мои собственные источники не дают точных сведений. – Баронесса вздохнула, и они стали молча следить за Мелиссой-Джейн. Девочка ждала, когда Питер обратит на нее внимание, а когда дождалась, легко пробежала по мостику, легкая, как ласточка, исполнила прыжок в полтора оборота, войдя в воду почти без брызг, тут же вынырнула с прилипшими к лицу волосами и посмотрела на Питера в ожидании одобрения.
– Прекрасный ребенок, – сказала баронесса. – У меня нет детей. Аарон хотел сына – но нет. – В ее глазах была настоящая печаль, и она постаралась ее скрыть. На другой стороне павильона Мелисса-Джейн выбралась из бассейна и быстро завернулась в полотенце, прикрыв грудь, уже довольно большую и в то же время настолько непривычную, что она составляла для девочки постоянный источник замешательства и стыдливой гордости.
– Вы говорили о Калифе, – напомнил Питер, и баронесса повернулась к нему.
– Впервые я услышала это имя два года назад в обстоятельствах, которые никогда не забуду... – Она помолчала. – Я полагаю, вы в курсе подробностей похищения и убийства моего мужа. Не хочу без необходимости повторять эту ужасную историю.
– Я все знаю, – заверил Питер.
– Вы знаете, что я лично доставила выкуп.
– Да.
– Встреча происходила на покинутом летном поле близ восточно-германской границы. Меня ждали в легком двухмоторном самолете-разведчике советского производства, но со стертыми обозначениями...
Питер вспомнил тщательное планирование угона и особое оборудование, использованное при похищении "ноль семидесятого". Все совпадало.
– Их было четверо, в масках. Говорили они по-русски, вернее, двое говорили по-русски. Двое других вообще не сказали ни слова. Русский был ломаный...
Питер вспомнил, что баронесса, родом из Восточной Европы, говорит по-русски и еще на пяти языках, и пожалел, что, работая в разведке, не ознакомился с ее досье. Отец сбежал вместе с ней из ее родной Польши, когда она была еще ребенком.
– Почти несомненно и самолет, и этот русский язык должны были скрыть истинную принадлежность похитителей, – продолжала баронесса. – Я провела с ними немного времени. Мне нужно было передать им сорок пять миллионов швейцарских франков, и, хотя они были в крупных купюрах, все равно на борт предстояло погрузить громоздкий и тяжелый багаж. За первые несколько минут они поняли, что у меня нет полицейской охраны, успокоились и, когда грузили деньги, перешучивались. Слово "Калиф" прозвучало в английской транскрипции; в переводе с русского получалось: "Калиф снова прав", а ответ: "Калиф всегда прав". Возможно, я запомнила это так отчетливо из-за того, что они воспользовались английским словом... – Она снова замолчала, в ее глазах плескалось неприкрытое горе.
– Вы рассказали полиции? – мягко спросил Питер, и она покачала головой.
– Нет. Не знаю почему. Полиция тогда показала себя такой беспомощной. Я ужасно рассердилась, расстроилась, недоумевала. Именно тогда я решила, что буду искать сама, – и это имя было единственной отправной точкой.
– А больше вы никогда не слышали это имя? – спросил Питер, и она ответила не сразу. Они смотрели на играющих детей, и то, что в таком окружении, на фоне смеха и невинных детских шуток, они обсуждают, где корень зла, казалось невероятным, нелепым.
Когда баронесса ответила, она заговорила совершенно о другом.
– Международный терроризм временно притих. Казалось бы, заключив соглашение с Кубой и при помощи тщательных проверок в аэропортах, американцы справились с воздушным терроризмом. Ваша собственная успешная кампания против "временного" крыла Ирландской республиканской армии, рейд израильтян в Энтеббе и немцев в Могадишу – все это были несомненные победы. Арабы были слишком заняты войной в Ливане и внутренними разногласиями. – Она покачала головой. – Но терроризм – очень выгодное занятие. Риск здесь меньше, чем при финансировании большого кинофильма. Вероятность успеха – шестьдесят семь процентов, минимальные капиталовложения, огромная прибыль наличными, известность, немедленный результат. А возможные последствия невозможно оценить. Даже если теракт завершается неудачей, процент потерь среди участников меньше пятидесяти. – Она вновь улыбнулась, но на этот раз в ее улыбке ни было ни веселья, ни теплоты. – Любой бизнесмен скажет вам, что это лучше, чем рынок обычных товаров.
– Единственный недостаток этого бизнеса: им занимаются либо любители, либо профессионалы, ослепленные ненавистью, с узкими ограниченными интересами и целями, – сказал Питер.
Тут она повернулась к нему, подобрав под себя длинные ноги, как это умеют только женщины.
– Вы меня опережаете, Питер. – Она спохватилась. – Простите, но генерал Страйд – слишком длинно, к тому же у меня такое чувство, будто я вас знаю очень давно. – Теперь улыбка ее была легкой, но теплой. – Меня зовут Магда, – просто сказала она. – Будете называть меня так?
– Спасибо, Магда.
– Пожалуйста. – Она вернулась к теме разговора. – Бизнес в руках любителей, но он слишком заманчив, чтобы такое положение сохранялось долго.
– И тут вступает Калиф, – догадался Питер.
– До меня дошли только шушуканья, имена обычно не назывались. Просто слухи о встречах в Афинах, в Амстердаме, в Восточном Берлине или Адене – только раз я снова услышала имя Калифа. Но если он существует, сейчас это один из богатейших людей в мире, а скоро станет самым влиятельным.
– Это один человек? – спросил Питер.
– Не знаю. Может быть, группа. Может быть, даже правительство. Россия, Куба, одна из арабских стран? Кто знает?
– А цель?
– Прежде всего деньги. Богатство, чтобы добиваться политических целей... а в конечном счете власть, абсолютная власть. – Магда Альтман остановилась и легко махнула рукой, словно умаляя серьезность своих слов. – Все это догадки, мои собственные догадки, основанные на нескольких происшествиях. Теперь у них есть деньги – деньги ОПЕК, и мои, и многих других. Теперь он или они заинтересованы в политических целях. И начали с наиболее легкой. Расистское правительство меньшинства в Южной Африке, не имеющее могущественных союзников. Успех гарантирован. Ценой нескольких жизней они захватили бы всю страну – исключительно богатую ресурсами. И, даже не достигнув основной цели, получали утешительный приз – сорок тонн золота. Хороший бизнес, Питер. Дело должно было окончиться успешно. Оно и шло успешно. Западные державы надавили на жертву, заставили принять требования – все сработало великолепно. Если бы не один человек.
– Я никогда в жизни так не боялся, – негромко сказал Питер.
– Да. Я тоже, Питер. Я боюсь все время с того ужасного ночного звонка, когда похитили Аарона, и чем больше узнаю, тем сильнее боюсь.
– Что же дальше?
– Не знаю – но избранное им имя говорит о мании величия; возможно, он представляется себе богом... – Она протянула узкие ладони, белым огнем сверкнул бриллиант. – Мы не можем постичь логику и рассуждения человека, вставшего на такой путь. Вероятно, он верит, что действует во благо человечества. Возможно, он хочет победить богатых, собрав огромное богатство, уничтожить тиранов жестокой тиранией, освободить человечество, сделав его рабом террора. Может быть, с помощью зла и несправедливости он стремится исправить мир. – Баронесса снова коснулась его руки, и на этот раз Питера удивила сила ее длинных пальцев. – Вы должны помочь мне найти его, Питер. Я все вкладываю в эту охоту, никаких ограничений, все мое богатство и влияние будут в вашем распоряжении.
– Вы выбрали меня из-за того, что верите, будто я убил раненую террористку? – спросил Питер. – Это мои рекомендации?
Она немного отстранилась, посмотрела своими слегка раскосыми монгольскими глазами, потом чуть ссутулила плечи.
– Ну что ж, отчасти и из-за этого, но лишь отчасти. Вам известно, что я прочла написанное вами, и вы должны понимать, я изучала вас очень внимательно. Вы лучший из доступных для меня людей и доказали, что все это вам небезразлично. Я знаю: вам хватит силы, искусства и безжалостности найти Калифа и уничтожить его... прежде чем он уничтожит нас и весь мир, такой, каким мы его знаем.
Питер задумался. Он считал, что у зверя тысяча голов и вместо каждой отрубленной отрастает новая. Но теперь он впервые более отчетливо представил себе очертания зверя, еще не очень ясные: зверь в засаде. Но у него только одна голова. Возможно, он все же смертен.
– Вы поможете мне, Питер? – спросила баронесса.
– Вы знаете, что помогу, – негромко ответил он. – У меня нет выбора.
В ярком солнечном свете, отраженном от ослепительно белых снежных полей, она, едва заметно раскачиваясь, точно в сложном танце, спускалась с горы, летела, с гибкой элегантностью проходя повороты, заставляя снег шумно хрустеть.
На ней был жемчужно-серый облегающий лыжный костюм с черными полосами на плечах и манжетах, черные горнолыжные ботинки и черные же лыжи – длинные, марки "Россиньоль", какими пользуются профессионалы.
Питер спускался следом, очень стараясь не слишком отставать, но поворачивал по старинке, не отклоняясь, хотя это отчасти уменьшает вес, и поэтому на каждом повороте немного проигрывал.
Вороной несется как раненый бык,
А кобыла как лань летит...
Стихи Киплинга словно описывали их. У опушки леса она опередила его на сто ярдов.
На тропу падали тени сосен, хрупкий наст скрипел под лыжами. Она все время была впереди, как серебристо-серый призрак, мелькали длинные стройные ноги, крепкие круглые ягодицы уравновешивали узкую талию и ритмично покачивались на поворотах. Она прекрасно владела своим телом, двигалась быстро и легко, словно подхваченная ветром, и до Питера долетал ее легкий смех. "Должно быть, она на лыжах с детства, – подумал он и вспомнил: – она полька – небось, встала на лыжи еще до того, как ее отняли от груди". И подавил досаду, неизменно охватывавшую его, когда кто-то другой в чем-то его превосходил. Особенно если этот кто-то – женщина.
Питер прошел очередной крутой поворот: справа – пятнадцатифутовая снежная стена, слева, вровень с ним, вершины больших сосен. Гора очень круто уходит здесь вниз.
Мимо промелькнули предупредительные знаки, впереди показался деревянный мост, покрытый зеленоватым льдом. Попав на твердую, гладкую поверхность, Питер почувствовал, что теряет контроль. Под переброшенным через глубокое мрачное ущелье мостом был приколочен собственными сосульками к склону горы, словно гвоздями к кресту, замерзший водопад.
Любая попытка затормозить вела к катастрофе, откинуться назад значило быть прижатым к прочным деревянным перилам. Влетев на узкий мост, Питер устремился вперед, испытывая сразу и возбуждение и ужас. Он мчался, громко хохоча, хотя сердце грозило выскочить из груди, а дыхание стало таким же шумным, как рев ветра в ушах.
Баронесса ждала его там, где тропа выходила на открытую равнину. Передвинула очки на лоб, сняла перчатки, прочно воткнула палки в снег.
– Вам никогда не понять, как мне это нужно. – Она прилетела в Цюрих сегодня утром на личном реактивном "Лире", Питер – самолетом швейцарской авиакомпании из Брюсселя, и они вместе поднялись на гору. – Знаете, чего я хочу, Питер?
– Скажите, – попросил он.
– Хочу получить в свое распоряжение целый месяц, тридцать великолепных дней, и делать только то, что хочется. Быть обычной, подобной всем остальным людям, и не испытывать чувства вины.
После встречи в "Тисовом аббатстве" он за шесть недель видел ее лишь трижды. Три коротких и совершенно неудовлетворительных для Питера встречи.
Одна – в его новом кабинете в административном здании "Нармко" в Брюсселе, вторая – в "Ла Пьер Бенит", ее загородном доме под Парижем, но там за обедом было еще двадцать гостей. А третья – в обшитом панелями и со вкусом украшенном салоне ее реактивного "Лира" на пути из Брюсселя в Лондон.
За это время Питер не добился особых успехов в охоте на Калифа, хотя забросил несколько лесок с крючками и приманкой.
Во время третьей встречи Питер обсуждал с баронессой необходимость изменений в организации ее личной охраны. Он уволил четверых ее прежних телохранителей, заменив их оперативниками из одного тайного агентства в Швейцарии, где тренировались и его собственные подчиненные. Директор агентства был его старым и доверенным другом.
Сейчас они встретились, чтобы Питер доложил Магде о своих успехах. Но снег сманил их на несколько часов.
– До темноты еще целых два часа. – Питер взглянул на долину за деревенской церковью. Золотые стрелки часов показывали самое начало третьего. – Хотите подняться на Рейнхорн?
Она колебалась недолго.
– Уверена, что жизнь не остановится. – Зубы у нее были очень белые, один слегка кривой – недостаток, который казался странно привлекательным, когда она улыбалась. – Пару часов мир, конечно же, подождет.
Питер знал, что она работает невероятно много, начиная свой рабочий день, когда весь остальной мир еще спит, и продолжая трудиться, когда все помещения здания "Альтман Индастриз" на бульваре Капуцинов пустеют, и лишь в кабинете баронессы на самом верху горит свет. Даже во время подъема на гору она просматривала корреспонденцию и что-то негромко диктовала одному из своих секретарей. Он знал, что в шале за долиной ее уже ждут два помощника с грудой телексов, которые ей надо было рассмотреть; в ожидании ее ответов установлены линии связи.
– Уработаться до смерти не лучший способ свести счеты с жизнью. – Его вдруг рассердила ее целеустремленность, и баронесса легко рассмеялась, щеки ее раскраснелись, в зеленых глазах блеснули искорки.
– Да, вы правы, Питер. Мне следует держать вас при себе, чтобы вы постоянно напоминали мне об этом.
– Впервые за шесть недель вы проявляете здравый смысл. – Питер имел в виду упорное нежелание баронессы усилить охрану. Он пытался убедить ее изменить устоявшееся поведение, и хотя она улыбалась, глаза ее, когда она изучала его лицо, оставались серьезными.
– Муж передал мне долг, который я обязана выполнить. – Неожиданно за ее смехом послышалась печаль. – Когда-нибудь я объясню вам, в чем он состоит, но сейчас у нас всего два часа.
Когда они возвращались через деревню, пошел легкий снег и солнце скрылось за горами из камня и снега, в пышно украшенных витринах магазинов горели огни. Питер и Магда шли в потоке возвращавшихся со склонов лыжников – те несли лыжи и палки на плечах и весело болтали, все еще во власти возбуждения скоростного спуска, которое не могли унять даже сгущающиеся сумерки.
– Как славно ненадолго освободиться от моих "волков", – ботинки Магды скользнули по льду, и она схватила Питера за руку. Восстановив равновесие, она не убрала руку в перчатке.
"Волками" она именовала подобранных Питером телохранителей, молчаливых, внимательных, всюду следовавших за ней – пешком или во второй машине. Пока она работала, они ждали у ее кабинета, и охраняли ее дом, когда она спала.
Однако этим утром она сказала Питеру:
– Сегодня меня сопровождает олимпийский чемпион по стрельбе, и волки мне не нужны.