Фургон остановился поодаль – те, кто находились в нем, сознавали опасность взрыва; только жандарм в пластиковом плаще побежал вперед, бросил один взгляд машины и что-то крикнул. Язык походил на французский, но огонь разгорелся и шумел, да и расстояние было слишком велико, чтобы расслышать ясно.
Фургон начал разворот, перевалил через бордюр и медленно поехал обратно. Две мнимые жертвы происшествия, по-прежнему с ручными пулеметами в руках, бежали перед ним, как псы на поводке, опустив головы и разглядывая обочины в поисках следов. Жандарм в белом плаще, стоя на подножке, время от времени подбадривал охотников.
Питер уже поднялся и, пригнувшись, бежал к лесу. С маху налетел на ограду из колючей проволоки. Тяжело упал. Ощутил, как стальные шипы разрывают ткань его брюк и, поднимаясь, с горечью подумал: "Сто сорок семь гиней".
Костюм был сшит на Сэвил-роу. Питер перебрался через ограду и услышал позади крик. Преследователи напали на след. Когда он преодолевал последние ярды открытого пространства, послышался другой крик, торжествующий.
Питера выдал свет горящего "мазерати". Его заметили, и снова послышался треск очередей. Но для такого оружия – короткий ствол, малая скорость стрельбы – дальность была слишком велика. Питер услышал над собой словно шорох крыльев летучих мышей – это пролетали пули – и тут же добрался до первых деревьев и нырнул за них.
Дышал он тяжело, но ритмично и ровно, рана пока не очень мешала. Питера, как всегда в бою, охватила холодная ярость, от которой не теряют голову.
"До изгороди пятьдесят метров", – прикинул он. Это была одна из лучших его дистанций, международный стандарт для стрельбы из пистолета по круглой мишени диаметром 50 миллиметров, но судей здесь не было, и он взял пистолет обеими руками и позволил преследователям наткнуться на изгородь.
Двое, налетев на изгородь, упали, громко чертыхаясь явно по-французски, а когда поднялись, пламя, пожирающее "мазерати", прекрасно высветило их сзади. У "кобры" же, как известно, есть световодная мушка. Питер прицелился одному из пулеметчиков в живот.
Пуля ударила в тело с огромной силой. Звук был такой, словно кто-то стукнул бейсбольной битой по арбузу. Удар приподнял пулеметчика и отбросил его назад, Питер повернулся ко второй мишени... но он имел дело с профессионалами. Выстрел со стороны леса стал для них полной неожиданностью, но они отреагировали мгновенно и исчезли, прижались к земле. Цель пропала, а у Питера было слишком мало патронов, чтобы огнем удерживать противников на земле.
Один из них дал очередь. Полетели ветви, листья, кора деревьев. Питер дал предупредительный выстрел в ту сторону, где из ствола вылетало пламя, нырнул и, пригибаясь, чтобы не получить шальную пулю, побежал в глубь леса.
Изгородь и угроза обстрела должны были на две-три минуты задержать погоню, и Питер хотел, чтобы к тому времени между ними оказалась открытая местность.
Горящий "мазерати" служил отличным ориентиром. Питер быстро двигался в сторону реки; не успел он пройти и двух ярдов, как его зазнобило. Городской костюм промок на дожде и под водопадами, которыми Питера обдавал каждый куст. Туфли у него были легкие, из телячьей кожи, с кожаными же подошвами, а идти приходилось по лужам грязи и через мокрую высокую траву. Холод пробирался сквозь одежду, болезненно пульсировала рана; Питер ощутил первые приступы тошноты. Каждые пятьдесят ярдов он останавливался и прислушивался к звукам погони. Один раз от дороги долетел шум мотора. Вероятно, проехала машина, и только; интересно, что подумают о брошенном полицейском фургоне и горящем "мазерати"? Если даже сообщат в полицию – настоящую, – то, когда прибудет патруль, все уже закончится. И Питер отбросил мысль о том, что помощь придет с этой стороны.
Пять минут он лежал совершенно неподвижно, напрягая зрение и слух, и, держа "кобру" в вытянутых руках, ждал, готовый мгновенно откатиться вправо или влево.
Еще через десять минут ему вдруг пришло в голову: преследователи могли сообразить, что гонят не ту дичь. Им нужна была Магда Альтман, а теперь им, должно быть, стало ясно, что перед ними мужчина, вдобавок вооруженный. Он задумался, как они поведут себя. Почти несомненно уйдут. Возможно, уже ушли.
Разобрались, что перед ними не женщина, стоящая двадцати-тридцати миллионов выкупа, а один из ее работников, вероятно, вооруженный телохранитель, который оказался за рулем "мазерати" либо для отвода глаз, либо просто перегоняя его в имение.
"Да, – решил Питер, – они уйдут. Заберут своего раненого и исчезнут. – Он был уверен, что не дал им никаких намеков на то, кто он такой на самом деле. – Хорошо бы допросить одного из них, подумал он и поморщился от острой боли в плече".
Он ждал еще десять минут, неподвижный и настороженный, подавляя накатывавший приступами озноб, потом неслышно встал и пошел к реке. "Мазерати", должно быть, догорел, потому что небо было совершенно черным и, ориентируясь, приходилось полагаться только на чувство направления. И хотя Питер считал, что остался один, тем не менее, через каждые пятьдесят ярдов он останавливался, чтобы прислушаться и оглядеться.
Наконец он услышал реку. Она шумела прямо перед ним, очень близко. Питер прибавил шагу и в темноте едва не свалился с берега. Там он немного посидел – плечо теперь болело немилосердно, а холод отнимал силы.
Особенно неприятной представлялась перспектива переправляться через речку вброд. Уже несколько дней непрерывно льет дождь, течение быстрое и мощное; вода, несомненно, ледяная и будет ему не по пояс, а скорее по плечи. Всего в нескольких сотнях ярдов ниже по течению должен был быть мост, и Питер встал и пошел по берегу.
Холод и боль не давали сосредоточиться, и Питеру приходилось прилагать большие усилия, чтобы оставаться начеку. При каждом шаге, прежде чем ступить, он ощупывал поверхность перед собой, "кобру" держал в вытянутой правой руке, чтобы не промедлить с выстрелом, и постоянно моргал, выгоняя из глаз капли дождя и холодный пот боли и страха.
Но предупредило его обоняние, острый запах турецкого табака. Этот запах ему никогда не нравился. Питер ощутил его мгновенно, хотя тот был очень слабым, и застыл на полушаге, пытаясь осмыслить неожиданность. Он почти убедил себя, что остался один.
Теперь он вспомнил шум мотора на дороге и понял, что люди, устроившие такую сложную засаду – поддельное дорожное происшествие, полицейский фургон, мундиры, – конечно, постараются заранее изучить район между засадой и тем местом, куда направляется жертва.
Они теперь лучше Питера знают расположение реки и моста и сразу поняли тщетность преследования по лесу в темноте. Умнее было проехать вперед и подождать, и они решили затаиться на берегу или на мосту.
Теперь Питера тревожила только их настойчивость. Сейчас они уже должны были знать, что перед ними не Магда Альтман... и вдруг, напряженно размышляя, он припомнил "ситроен", увязавшийся за ним от Елисейских Полей. Ничего случайного тут не было, и Питер медленно завершил шаг, посередине которого замер.
Он стоял совершенно неподвижно, сгруппировавшись, приведя мышцы и нервы в боевую готовность, но вокруг было темно, а шум воды заглушал все звуки. Если замереть надолго, противник обязательно зашевелится, и Питер ждал, терпеливо, точно леопард в засаде, хотя холод пронизывал до костей, а по щекам и шее текли струи дождя.
И человек наконец выдал себя. Хлюпнула грязь, зашелестела об одежду ветка. Потом наступила тишина. Он был очень близко, футах в десяти, но их окутывала кромешная тьма, и Питер очень осторожно повернулся на звук. Старый фокус: выстрелить и при свете вспышки сразу же выстрелить вторично. Но их было трое, а очередь из ручного пулемета с десяти футов рвет пополам. Питер ждал.
И тут выше по течению снова послышался шум двигателя, слабый, но приближающийся. И сразу кто-то негромко свистнул: двойной восходящий сигнал в сторону моста, явно условный знак. Хлопнула дверца машины – гораздо ближе, чем шумел мотор, взвыл стартер, заработал другой двигатель, более мощный, за пеленой дождя зажглись фары, и Питер, моргая, уставился на высветившуюся перед ним картину.
В ста ярдах впереди через реку был переброшен мост. Между его опорами струилась вода – сверкающая, черная, как только что добытый уголь. У въезда на мост стоял синий фургон; вероятно, он поджидал Питера, но теперь отъезжал, по-видимому, вспугнутый шумом мотора машины, приближавшейся со стороны "Ла Пьер Бенит". Водитель гнал фургон обратно к главной дороге, фальшивый жандарм бежал рядом, пытаясь на ходу запрыгнуть в открытую дверцу, его плащ хлопал на ветру. Из темноты, совсем рядом с Питером, вдруг послышался тревожный возглас:
– Attendez!
Третий не хотел оставаться и побежал вперед, уже не таясь. Питер видел его со спины: он бежал, отчаянно размахивая ручным пулеметом, хорошо освещенный фарами фургона, всего в десяти футах от Питера. Промахнуться было невозможно. Питер машинально поднял пистолет – и лишь перед тем, как нажать на курок и прострелить бегущему спину, сумел побороть искушение. Выстрел в спину, с такого расстояния – просто убийство? Питер давно избавился от подобных джентльменских рассуждений. От выстрела его удержала необходимость получить информацию. Следовало узнать, кто эти трое, кто их послал и за кем.
"Брошенный" оставил всякие попытки конспирации и бежал так, словно догонял автобус. Питер увидел возможность взять его. Они поменялись ролями, и теперь уже Питер бросился вперед, переложив "кобру" в раненую левую руку.
В четыре шага, пригибаясь, чтобы не попасть в поле периферического зрения, он догнал бегущего и хотел, обхватив его здоровой рукой за горло, провести полунельсон с поворотом, который лишил бы противника ориентировки, и только потом ударить его пистолетом по виску.
Однако этот человек оказался проворным, как кошка. Что-то предупредило его – может быть, хлюпанье промокших туфель Питера. Он пригнул подбородок к груди, ссутулил плечи и начал разворачиваться лицом к нападающему.
Питеру не удалось схватить "брошенного" за горло. Он ударил его локтем в зубы, но неожиданный разворот противника слегка выбил его из колеи. Имей Питер возможность свободно действовать левой рукой, он все же уложил бы противника на лопатки, но тут сразу понял, что потерял преимущество. Противник напряг шею, вырываясь, и Питер ощутил, что у него стальные мышцы.
Ствол у ручного пулемета короткий. Как только разворот будет завершен, его можно прижать к телу Питера, и очередь разрежет того на куски, точно пила.
Питер слегка изменил захват: больше не сопротивляясь повороту, он перенес всю свою тяжесть и силу здоровой руки в том же направлении. Противники развернулись, слаженно, как пара вальсирующих, но Питер знал – едва они оторвутся друг от друга, как "брошенный" снова получит смертельно опасное преимущество.
Единственный шанс – река, подсказало чутье, и, не дожидаясь, пока преимущество перейдет к противнику, Питер, не выпуская головы "брошенного", метнулся в сторону.
Они полетели в темноту, Питер – первым. Он подумал, что, если внизу камни, он будет раздавлен весом противника.
Они упали в быструю черную воду, леденящий холод оглушил, как дубиной, и у Питера невольно захватило дух.
Шок, вызванный погружением в холодную воду, как будто бы на миг привел его противника в оцепенение. Было слышно, как у того из легких вырывается воздух. Питер сменил хватку, просунув локоть ему под подбородок, но схватить за горло все же не сумел – противник отчаянно забился, как человек, который с пустыми легкими оказался под поверхностью ледяной воды. Оружие он выронил и теперь рвал лицо Питера обеими руками, а вода несла их обоих к мосту.
Питер не давал ему вдохнуть; удерживая в легких драгоценный воздух, он старался остаться сверху.
Пальцы впились ему сперва в закрытые глаза, потом в губы: противник отчаянно пытался выбраться наверх. Питер приоткрыл рот, и человек глубже просунул пальцы, пытаясь вырвать язык. Питер мгновенно сжал зубы с такой силой, что заболела челюсть, и его рот наполнился тошнотворной теплой кровью.
Борясь с отвращением, он продолжал сжимать зубы и руки. Свое оружие он тоже потерял, выронил из онемевших пальцев в темную воду, а противник бился исступленно, точно дикий зверь; всякий раз, как он пытался вырвать руку изо рта, с треском рвалась плоть, и Питер давился свежей кровью.
Они вынырнули на поверхность. Питер смутно различил над собой мост. Синий фургон исчез, зато посреди моста стоял мерседес Магды Альтман, и в свете его фар он узнал двоих телохранителей. Они перегнулись через перила, Питер с ужасом подумал, что кто-нибудь из них может выстрелить – и тут их с "брошенным" ударило об опору моста с такой силой, что они оторвались друг от друга.
Водоворот понес их к берегу. Тяжело дыша, борясь с изнурением, холодом и болью, Питер пытался нащупать дно. Пулеметчик уже сделал это и шатаясь брел к берегу. При свете фар лимузина Питер увидел, как телохранители бегут по мосту, чтобы перехватить его.
Питер понял, что этот человек раньше его доберется до берега.
– Карл! – крикнул он телохранителю, бежавшему первым. – Задержи его! Не дай ему уйти!
Телохранитель перемахнул через перила и приземлился по-кошачьи ловко, держа пистолет обеими руками.
Перед ним пулеметчик уже выбрался из воды по пояс. И только тут Питер осознал, что происходит.
– Нет! – Он подавился кровью и водой. – Возьми его живым! Не убивай его, Карл!
Телохранитель не услышал или не понял. Выстрел соединил его и бредущую по воде фигуру кроваво-оранжевой полосой пламени. Пули ударили пулеметчика в грудь и живот, и он упал как подкошенный.
– Нет! – беспомощно кричал Питер. – О Боже, нет! Нет!
Он бросился вперед и перехватил тело, прежде чем оно погрузилось в воду. Вытащил за руку на берег. Телохранитель принял тело и понес наверх. Голова мертвеца болталась, кровь в свете фар стала бледно-розовой.
Питер трижды пытался взобраться на берег, но каждый раз соскальзывал в воду. Потом Карл спустился и подал ему руку.
На берегу Питер согнулся, давясь водой и проглоченной кровью, и его вырвало.
– Питер! – послышался встревоженный голос Магды. Он поднял голову и вытер рот тыльной стороной ладони. Баронесса выбралась из задней двери лимузина и бежала по мосту, длинноногая, в высоких черных ботинках и лыжных брюках. Лицо у нее было мертвенно-белое, в глазах тревога.
Питер с трудом выпрямился и пошатнулся, как пьяный. Она подхватила его и удержала на ногах.
– Питер, о Боже, дорогой! Что случилось?..
– Этот красавец и горстка его друзей хотели пригласить тебя на прогулку, но ошиблись адресом.
Они посмотрели на труп. Карл стрелял из "Магнума .357", и рана была страшная. Марта отвернулась.
– Отличная работа, – с горечью сказал Питер телохранителю. – Теперь он уже ни на какие вопросы не ответит.
– Вы приказали остановить его, – проворчал Карл, пряча пистолет в кобуру.
– Интересно, что бы вы сделали, если бы я велел его убить. – Питер с отвращением отвернулся, но боль остановила его. Он охнул.
– Ты ранен. – Магда снова встревожилась. – Возьмите его за другую руку, – приказала она Карлу, и они помогли Питеру перебраться через парапет к лимузину.
Питер снял изорванную одежду, и Магда, осмотрев в освещенном салоне его рану, закутала Питера в шерстяной ангорский плед.
Пуля оставила небольшое посиневшее отверстие и застряла между ребрами и твердой плоской трапециевидной мышцей. Ее было хорошо видно – с крупный желудь, раздувшийся и пурпурный.
– Слава богу... – прошептала баронесса, сняла с шеи шарф от Жана Пату и осторожно перевязала рану. – Мы сейчас же отвезем тебя в Версаль, в больницу. Поезжайте быстрей, Карл.
Она открыла бар с крышкой из каштана и налила полбокала виски из хрустального графина.
Виски смыл вкус крови, от него стало теплее внутри, перестало сводить живот.
– Зачем ты приехала? – спросил он севшим от крепкого виски голосом. Такое своевременное ее появление показалось ему странным.
– Полиции в Рамбуйе сообщили о дорожном происшествии. Там знают мой "мазерати", и инспектор сразу позвонил в "Ла Пьер Бенит". Я заподозрила неладное...
Они уже добрались до ворот и выезда на главную дорогу. Сбоку лежали обгорелые останки "мазерати", вокруг, как бойскауты у костра, расположились с десяток жандармов в белых пластиковых плащах и кепи. Они как будто не знали, что им делать дальше.
Карл остановил лимузин, и Магда через окно поговорила с сержантом, который обращался с ней с огромным почтением.
– Oui, Madam la Baronne, d'accord. Tout a fait vrai...
Она кивком отпустила его, и жандармы откозыряли проезжающему лимузину.
– Они заберут тело у моста...
– Еще одно могут найти на краю леса...
– Ты очень хорош, верно? – Она искоса взглянула на Питера.
– Тех, кто по-настоящему хорош, не ранят, – ответил он и улыбнулся. Виски смягчил боль, снял напряжение. Хорошо быть живым, он снова начинал ценить это.
– Ты был прав насчет "мазерати", его ждали.
– Поэтому я и сжег его, – сказал он, но Магда не ответила на его улыбку.
– Ох, Питер. Тебе никогда не понять, что я почувствовала. Полиция сказала, что водитель "мазерати" сгорел. Я подумала... мне показалось, что какая-то часть меня умерла. Ужасное чувство... – Она вздрогнула. – Я почти решила не ездить, не хотела смотреть. Чуть не отправила своих "волков"... но мне нужно было знать... Когда мы свернули на мост, Карл увидел тебя в реке. Он сказал, что это ты, но я не могла поверить... – Она замолчала и вздрогнула. – Расскажи, что случилось, расскажи все, – попросила она и налила в бокал еще виски.
По какой-то причине – Питер сам не понимал почему – он не упомянул про "ситроен", который вел его от Парижа. Он повторял себе, что, возможно, это чистая случайность. Наверняка совпадение. Ведь шофер "ситроена" мог позвонить и предупредить, что в "мазерати" не баронесса Магда Альтман; в противном случае это означало, что охотились не на нее, а на него, Питера Страйда... но это глупость, ведь он только сегодня утром решил стать приманкой и у них не было времени. Он остановил головокружительную карусель мыслей. "Шок и виски, – сказал он себе. – Нужно верить, что они охотились на Магду, а я просто попал в их сети". Так он и доложил баронессе, начав с того момента, как увидел полицейский фургон, стоящий на дороге. Магда слушала очень внимательно, не отрывая взгляда от его лица, и все время притрагивалась к нему, словно стараясь убедиться в его присутствии.
Когда Карл остановился у входа в больницу, санитары с каталкой уже ждали: их предупредила полиция.
Прежде чем открыть дверцу машины, Магда наклонилась и поцеловала Питера в губы.
– Я так рада, что ты есть у меня, – прошептала она и потом, когда ее губы были совсем рядом с его ухом, добавила: – Это ведь снова Калиф?
Питер слегка пожал плечами, сморщился от боли и ответил:
– Не могу с ходу назвать никого другого, кто выполнял бы работу так профессионально.