– Один из главных уроков, усвоенных баронессой Альтман, заключался в том, как легко применить силу и насилие, какой огромный эффект они способны дать, какую выгоду принести. Опираясь на это знание, баронесса определила свой первый шаг в качестве нового властелина мира. Ее выбор диктовали политические убеждения, сложившиеся в детстве, когда она сидела на коленях у коммуниста-отца во время партийных собраний. Развитая не по годам девочка бывала на таких собраниях и в Париже. Дополнительным доводом в пользу этого выбора служила заинтересованность банка Альтмана в южноафриканском золоте – к этому времени баронесса добавила к своим коммунистическим убеждениям хорошую порцию капиталистического эгоизма. Можно только гадать, но нетрудно предположить, что, если бы план получения сорока тонн золота и организации черного правительства в изгнании удался, Калифу не потребовалось бы много времени, чтобы прибрать к рукам и то и другое... – Паркер пожал плечами. – Мы сейчас не можем сказать, сколь грандиозными и честолюбивыми были эти планы. Несомненно одно: команду для осуществления этого плана Калиф, или баронесса, подбирал с той же тщательностью, с какой делал все свои дела. – Он замолчал и улыбнулся. – Я думаю, мы все трое хорошо помним захват "ноль семидесятого", поэтому нет нужды вдаваться в подробности. Позвольте только напомнить, что план должен был успешно осуществиться – в сущности, и осуществился, – но тут Питер сделал свой непредвиденный ход, и все рухнуло. Однако план удался. Это было главное. Калиф мог поздравить себя. Баронесса добыла безукоризненно точную информацию. Выбрала подходящих исполнителей. Даже знала имя офицера, который будет командовать антитеррористической группой, посланной на перехват, и ее психологический расчет был безупречен. Казнь четверых заложников так шокировала и ошеломила оппозицию, что та оказалась бессильной. Баронесса уже поднесла чашку к губам, но ее выхватили – один-единственный человек. Это неизбежно пробудило в ней интерес к этому человеку. Возможно, женским чутьем она распознала в нем качества, которые могла бы использовать в своих целях. У нее есть очень важная особенность: она способна даже в обломках катастрофы найти залог будущих побед. – Паркер грузно пошевелился и слабо махнул рукой. – Надеюсь, вы не сочтете нескромностью то, что сейчас в этой истории появится ваш покорный слуга. Мне стало известно, что существует кто-то вроде Калифа. Вероятно, это было не первое ее действие после убийства Аарона Альтмана. В ее духе успешно выполнены и два других похищения, одно из них – похищение министров ОПЕК в Вене, но уверенности тут нет. Я был предупрежден и ждал появления Калифа. И много бы отдал за возможность допросить одного из похитителей...
– Они ничего не сказали бы, – резко вмешался Питер. – Это были просто пешки, вроде того врача, которого мы захватили в Ирландии.
Паркер вздохнул.
– Возможно, вы правы, Питер. Но тогда я считал, что перерезана единственная нить, ведущая к Калифу. Однако позже, когда все закончилось и я опомнился от потрясения, мне неожиданно пришло в голову, что нить есть – и она даже прочнее, чем раньше. Этой нитью стали вы, Питер. Именно поэтому я рекомендовал принять вашу отставку. Если бы вы не подали прошение, я бы все равно настоял на этом, но вы прекрасно подыграли мне... – Он снова улыбнулся. – Я еще не поблагодарил вас за это.
– Не за что, – мрачно сказал Питер. – Рад помочь.
– Вы действительно очень помогли. Как только вы освободились, баронесса предприняла первую попытку. Вначале она собрала о вас сведения. Каким-то образом проникла даже в наш компьютер. Это доказано. Через четыре дня после вашей отставки был послан запрос в базу данных ЦРУ. То, что она узнала, ей, должно быть, понравилось, поскольку последовало предложение от "Нармко" – по обычным каналам. Ваш отказ разжег ее интерес, и она использовала свои связи, чтобы получить приглашение в сельское поместье сэра Стивена. – Паркер усмехнулся. – Мой бедный Питер, вы нежданно-негаданно угодили в когти одной из величайших чаровниц в истории. Я достаточно знаю эту дамочку, чтобы предположить: ее подход к вам был тщательно рассчитан и основывался на всем объеме полученных о вас сведений. Она точно знала, какой тип женщин вас привлекает. К счастью, она ему соответствовала...
– Это какому же? – спросил Питер. Он не знал, что у него есть особые предпочтения.
– Высокие стройные брюнетки, – сразу ответил Паркер. – Подумайте, – предложил он. – Все ваши женщины были такие.
"Конечно, он прав, – понял Питер. – Дьявольщина, даже в тридцать девять лет можно узнать о себе кое-что новое".
– Вы хладнокровный ублюдок, Кингстон. Вам кто-нибудь говорил об этом?
– К счастью, да. – Паркер улыбнулся. – Но это неправда. По сравнению с баронессой Альтман я Дед Мороз. – Он снова стал серьезен. – Она хотела выведать, что известно о ее деятельности нам, в "Атласе". К тому времени она уже знала, что у нас появились подозрения, и через вас могла следить за нами. Конечно, чем дольше вы не работали в "Торе", тем меньшую ценность для нее представляли, но она могла использовать вас и по-другому. Вдобавок вы могли оказаться полезным "Нармко". И вы оправдали все ее ожидания, даже превзошли их. Даже сорвали попытку покушения на ее жизнь...
Питер вопросительно поднял брови.
– На дороге в Рамбуйе тем вечером. Здесь мы вступаем в область догадок, но это вполне обоснованные догадки. Русские к тому времени отчаялись вернуть ее. Они тоже заподозрили, что она – Калиф. И решили приенить к своему бывшему лучшему агенту радикальные меры. Они либо финансировали, либо сами организовали покушение, а может быть, сообщили в МОССАД, что она убила Аарона Альтмана. Я склонен считать, что они сами наняли убийц, МОССАД обычно сам выполняет всю грязную работу. Ну, кто бы ни платил – НКВД или МОССАД, – на дороге в Рамбуйе была организована засада, и вы попали в нее. Я знаю, Питер, вы не любите совпадения, но, с моей точки зрения, то, что именно вы тем вечером ехали в "мазерати" баронессы – простое совпадение.
– Ладно, – согласился Питер. – Раз уж я проглотил все блюдо, то крошками не подавлюсь.
– Случившееся серьезно встревожило баронессу. Она не знала точно, кто стоит за покушением. Думаю, она решила, что это "Атлас". Или что мы имеем к этому какое-то отношение. Вслед за тем вы почти сразу подтвердили наш интерес к ней. Вернувшись из Америки, вы либо все рассказали ей, либо как-то иначе подтвердили ее подозрения относительно "Атласа" и Кингстона Паркера. Это опять-таки предположение, но насколько я близок к истине, Питер? Скажите честно.
Питер смотрел на него, стараясь сохранять непроницаемое выражение, но мысли его смешались: "Произошло именно это".
– Мы все охотимся на Калифа. И вы не видели ничего плохого в том, чтобы обсудить это с ней, – мягко подталкивал его Паркер.
– Она знала, что я летал в Америку на свидание с вами, до того, как я ей сказал. Не знаю откуда – но она знала, – сдержанно сказал Питер. Он чувствовал себя предателем.
– Понимаю, – просто ответил Паркер. Он опять положил руку Питеру на плечо. Сжал и посмотрел Питеру в глаза – это был жест искренности и доверия. Потом положил руки на стол. – Она знала, кто охотник, и достаточно знала обо мне, чтобы понять, насколько я опасен. Вы, вероятно, единственный в мире могли бы добраться до меня и выполнить заказ, но вам нужно было дать мотив. И она выбрала тот единственный рычаг, который мог заставить вас действовать. Выбрала безошибочно... так, как делала все остальное. И добилась бы своего: одним ударом избавилась бы от охотника и приобрела первоклассного убийцу. Выполнив это задание, вы вечно принадлежали бы Калифу. Она заставляла бы вас убивать снова и снова, и каждый раз, убивая, вы бы все больше запутывались в ее сетях. Вы были очень ценным призом, Питер. Настолько ценным, что она применила к вам свои женские чары. – Он увидел, как дернулся угол рта Питера, как гневно вспыхнули его глаза. – Вы к тому же очень привлекательный мужчина; кто знает, может быть, она чувствовала потребность соединить полезное с приятным? У этой мадам сильно развиты сексуальные аппетиты.
Питер почувствовал неудержимое желание ударить Паркера по лицу. Его гневу нужен был выход. Он чувствовал себя грязным и униженным.
– Она достаточно умна, чтобы понять: голый секс не заставит вас пойти на убийство. Тогда она похитила вашу дочь и не раздумывая искалечила ее – точно как в Йоханнесбурге, когда без колебаний были расстреляны заложники. Мир должен научиться бояться Калифа. – Теперь Паркер не улыбался. – Я верю, что если бы к назначенному сроку вы не доставили мою голову, она не колеблясь выполнила бы свое обещание: последовала бы вторая ампутация, потом третья.
Питер вспомнил сморщенный белый палец с алым ногтем, плавающий в той ужасной бутылочке, и его снова захлестнула волна тошноты.
– Нам просто невероятно повезло. Информатор среди прово, – сказал Паркер. – А также вполне понятное стремление русских сотрудничать с нами в этом деле. Для них было бы лучшим выходом, если бы мы решили их проблемы. Они передали нам почти исчерпывающие сведения об этой даме и ее жизни.
– Но что теперь делать? – спросил Колин Нобл. – У нас связаны руки. Неужели мы будем ждать следующего злодейства? Надеяться, что нам повезет, когда Калиф убьет очередного арабского принца?
– Это обязательно произойдет – если Саудовская Аравия не добьется своего на сессии ОПЕК, – спокойно предрек Паркер. – Дамочка очень быстро переметнулась в капиталистический лагерь и владеет теперь половиной европейской тяжелой промышленности. Снижение цены на сырую нефть ей выгоднее, чем любому другому человеку на Земле. И в то же время это большая услуга всему человечеству. Мадам отлично сочетает политические и личные интересы.
– Но если это сойдет ей с рук, – настаивал Колин, – дальше-то что будет?
– Этого никто не может предугадать, – ответил Паркер, и оба они посмотрели на Питера.
Он, казалось, постарел на двадцать лет. В углах рта обозначились глубокие морщины, как следы эрозии на граните. Только глаза оставались живыми – синими, свирепыми, как у хищной птицы.
– Я хочу, чтобы вы поверили в то, что я вам сейчас скажу, Питер. Я не говорил вам этого, чтобы не давить на вас, – спокойно сказал Паркер. – Я рассказал вам только то, что считал необходимым, чтобы вы могли защититься, если решите вернуться в логово льва. Приказать вам сделать это я не могу. Невозможно оценить связанный с этим риск. Имея дело с более слабым человеком, я назвал бы это самоубийством. Но теперь вы предупреждены, а я считаю вас единственным человеком, способным справиться с Калифом на его территории. Пожалуйста, поймите меня правильно. Об убийстве речи нет. В сущности, я категорически запрещаю вам действовать в этом направлении. Запрещаю – и если вы ослушаетесь, сделаю все возможное, чтобы передать вас в руки правосудия. Нет, я прошу вас быть как можно ближе к Калифу. Попытайтесь предугадать ее шаги. Заставьте ее проявить себя, чтобы мы могли законно воспрепятствовать ее действиям. Я хочу, чтобы вы забыли все эмоциональные соображения: заложников в Йоханнесбурге, вашу дочь – забудьте об этом, Питер. Помните, мы не судьи и не палачи... – Паркер продолжал говорить, громко и настойчиво, а Питер прищурившись смотрел на его губы и внимательно слушал, стараясь все обдумать и живо воображая себе то, что ему предстоит. Но его мысли безостановочно вертелись, как на детской карусели, и после каждого круга возвращались все к тому же решению.
Есть только один способ остановить Калифа. Мысль о том, чтобы вызвать баронессу Магду Альтман во французский суд, смехотворна. Питер старался внушить себе, что месть никак не связана с его решением, но слишком хорошо знал себя, чтобы обмануться. Да, месть имела к этому отношение, да, его трясло от гнева, стоило начать вспоминать, но мало того. Он убил ту немку, ту девушку Ингрид, убил Джилли О'Шоннеси и не жалел о том, что сделал. Их нельзя было оставлять в живых. Но в таком случае Калиф тысячекратно заслуживал смерти.
"И убить его может только один человек", – понял Питер.
Говорила она быстро, все с тем же едва заметным очаровательным акцентом, и ее голос был легким и теплым; он хорошо его помнил, но забыл, как этот голос на него действует. Сердце его билось так, словно он долго бежал.
– О Питер. Как приятно снова слышать твой голос. Я так беспокоилась. Ты получил мою телеграмму?
– Нет, какую?
– Узнав, что ты освободил Мелиссу-Джейн, я послала телеграмму из Рима.
– Не получил, но это неважно.
– Я послала через "Нармко" – в Брюссель.
– Вероятно, она меня там ждет. Я с ними не связывался.
– Как она, Питер?
– Все в порядке... – Питер обнаружил, что ему трудно называть ее по имени, трудно произносить ласковые слова. Он надеялся, что голос его звучит не слишком напряженно. – Но нам пришлось нелегко.
– Знаю. Я понимаю. Я чувствовала себя такой беспомощной. Я очень старалась – поэтому меня и не было, Питер, cheri, – но дни шли, а я не могла получить никаких сведений.
– Теперь все кончено, – хрипло сказал Питер.
– Не думаю, – быстро возразила она. – Откуда ты звонишь?
– Из Лондона.
– Когда вернешься.
– Час назад я звонил в Брюссель. "Нармко" срочно ждет меня. Лечу сегодня первым рейсом после полудня.
– Питер, мне нужно тебя увидеть. Мы слишком давно не виделись. Но, oh mon Dieu, мне сегодня вечером нужно быть в Вене. Подожди, сейчас подумаем. Если я пошлю за тобой "Лир", мы можем встретиться, хотя бы на час. Ты полетишь поздним рейсом из Орли в Брюссель, а я в Вену на "Лире". Пожалуйста, Питер. Мне так тебя не хватает. Мы целый час пробудем вместе.
Питер вышел из "Лира". Его встретили и провели в зал для особо важных пассажиров над главным залом аэровок–зала.
Когда он вошел, Магда Альтман быстро пошла ему навстречу. Оказывается, он забыл, как в комнатах светлеет от ее присутствия.
На ней был безукоризненный костюм – жакет и юбка – строгий, металлически-серый и чрезвычайно деловой. Длинные изящные ноги, начинавшиеся, казалось, от самой талии, ступали как ноги балерины, и Питер почувствовал себя неуклюжим; его тяготило сознание того, что зло рядом.
– О Питер! Что с тобой? – тревожно спросила она; в ее огромных, полных сочувствия глазах светилась искренняя озабоченность. Баронесса протянула руку и коснулась его щеки.
Напряжение и ужас последних дней привели Страйда на грань физического истощения. Кожа посерела, стала нездорово-землистой, и на ней темнела щетина. На висках появилось больше серебра, светлые нити видны были и в густых волосах, в глубоко ввалившихся глазах поселилось затравленное выражение.
– О дорогой, милый, – прошептала она тихо, так, чтобы никто в комнате не расслышал, и подставила ему губы.
Питер тщательно готовился к этой встрече. Он понимал, как важно ничем себя не выдать. Магда не должна догадаться, что он теперь знает о ней все. Это было бы смертельно опасно. Следовало действовать совершенно естественно. Это необходимо. На мгновение в памяти возникло страшно осунувшееся, бледное лицо Мелиссы-Джейн. Питер наклонился и поцеловал Магду.
Он заставил свои губы смягчиться, а ее рот оказался нежным, влажным, теплым, от ее губ пахло зрелой женщиной и раздавленными лепестками. Питер заставил свое тело радостно прильнуть к ней и думал, что ему это удалось, но Магда мягко высвободилась из его объятий, чуть отстранилась, по-прежнему прижимаясь к нему стройными сильными бедрами, и внимательно посмотрела ему в лицо. Один быстрый, проницательный взгляд – и Питер увидел, как в глубине ее глаз что-то промелькнуло. Они погасли, остался только холодный безжалостный огонь, как искра в глубине большого изумруда.
Она что-то заметила – но ведь замечать было нечего. И все же баронесса что-то учуяла, какую-то новую настороженность. Конечно, она искала чего-то в этом роде. Ей требовалось лишь самое ничтожное подтверждение – нечаянная складка губ, осторожность во взгляде, легкая сдержанность и отчужденность – все то, что он надеялся скрыть.
– Я рада, что ты в синем. – Она коснулась лацкана его пиджака. – Тебе идет, дорогой.
Он заказывал этот пиджак с мыслью о ней, но теперь в поведении Магды появилась едва заметная резкость. Как будто она отдалилась, воздвигла между ними невидимый барьер.
Она села на диван рядом с Питером, не касаясь его, и кивком отпустила секретаря. Тот пересек комнату и присоединился к двум телохранителям, ее "серым волкам". Все трое удалились за пределы слышимости и там негромко переговаривались.
– Рассказывай, Питер. – Магда наблюдала за ним, но холодный зеленый огонь в глазах погас. Дружелюбная, сочувствующая, она внимательно слушала, как он во всех подробностях рассказывал о похищении Мелиссы-Джейн.
Старое правило – говорить правду, когда это полезно. Сейчас это полезно, потому что Магда и так знает все до мелочей. Он рассказал о требовании Калифа убить Кингстона Паркера и о своей реакции.
– Я бы сделал это, – откровенно сказал он, и баронесса сжала его руку и чуть вздрогнула.
Питер рассказал о счастливом звонке, который помог найти Мелиссу-Джейн. Подробно описал, как с ней обращались, описал ее ужас и то, какую психологическую травму она перенесла, и при этом внимательно следил за Магдой. Он что-то уловил в ее взгляде, что-то, подчеркнутое легкой складкой между бровей. Он понимал, ожидать чувства вины не приходится. Калиф должен быть далек от земных переживаний... но что-то было – не только наигранное сочувствие.
– Мне нужно было побыть с ней. Мне казалось, я ей необходим, – объяснил он.
– Да. Я рада, что ты так поступил, Питер. – Магда кивнула и взглянула на часы. – Как мало времени осталось, – пожаловалась она. – Давай выпьем шампанского. Есть повод. Мелисса-Джейн жива, она молода и легко оправится.
Питер открыл бутылку; когда пробка хлопнула, он разлил светло-желтое "Дом Периньон" по бокалам и улыбнулся, поднимая свой.
– За встречу, Питер. – Она была поистине превосходной актрисой: это прозвучало невинно, словно нечаянно, и он про себя восхитился. Подавив это чувство, Питер подумал, что надо убить ее здесь и сразу. Оружие для этого не потребуется. Под мышкой у него "кобра" в мягкой кобуре, но он справится и голыми руками. И двое телохранителей тут же застрелят его. Одного из них он может прихватить с собой, но другой его точно пристрелит. Это лучшие. Он сам отбирал их. Они его убьют.
– Жаль, что мы так долго не виделись, – сказал он с улыбкой.
– О, cheri, знаю, мне тоже жаль. – Она коснулась его лба – первое прикосновение после объятия при встрече. – Хотела бы я, чтобы было по-другому. Но мы с тобой оба слишком многое должны сделать, и нам нужно прощать друг другу.
Возможно, ее слова имели особое значение; в глазах баронессы на мгновение вспыхнул теплый зеленый свет и что-то еще – может быть, глубокое искреннее сожаление. Она пригубила вино и опустила длинные изогнутые ресницы, прикрывая глаза от его взгляда.
– Надеюсь, нам никогда не придется прощать друг другу ничего ужасного...
Он впервые впрямую рассматривал необходимость убить ее. До того он рассуждал в принципе, абстрактно, избегая задумываться о самом действии. Но теперь Питер представил себе, как пули "велекс" ударят по этому гладкому, красивому телу. Внутри у него все перевернулось, и он впервые усомнился, сможет ли это сделать.
– Ох, Питер, я тоже надеюсь. Больше всего в жизни я надеюсь на это. – Она на мгновение подняла ресницы, и ее глаза словно впились в него, о чем-то моля – о прощении?