– Давай! – сказала она, и женщины одновременно нажали на курок. Два выстрела слились в громовой рев, стволы изрыгнули облака синего порохового дыма, по всей кабине разлетелись обрывки горящего поролона, и удар пуль о живую плоть прозвучал так, словно о стену разбили арбуз.
Во второй раз Ингрид выстрелила на мгновение раньше Карен. Снова ошеломляющий взрыв звука – и в наступившей ужасной тишине послышался истошный крик террористов в салонах:
– Никому не шевелиться! Сидеть!
Питеру Страйду показалось, что эти несколько мгновений растянулись на много часов. Они бесконечно повторялись в его сознании, как ряд стоп-кадров из какого-то чудовищного фильма. Каждый кадр обособлялся от остальных, так что впоследствии всегда можно будет воссоздать их все, полностью, без искажений, и снова во всей полноте испытать парализующую тошнотворность этих мгновений.
Первая пуля досталась беременной. Женщина раскололась, точно переспелый плод – выстрел развалил ее разбухшее тело от позвоночника до пупка, – ее бросило вперед, она перевернулась в воздухе, ударилась о бетон и безжизненно застыла, неловко сплетя незагорелые руки и ноги.
Полная женщина крепко обхватила мальчика. Они стояли на самом краю люка, вокруг клубился сизый пороховой дым. Хотя женщина сохраняла равновесие, туго натянутый бежевый шелк ее платья покрылся десятками крошечных прорех, словно его десятки раз проткнули острой швейной иглой. Такие же дырочки испещрили белую школьную рубашку мальчика, и вокруг каждой стремительно расцвели, все шире расползаясь на ткани, маленькие алые цветы. Оба молчали, изумленные, недоумевающие. Грянул следующий выстрел, и они мягко, словно в их телах не было костей, повалились вперед, по-прежнему держась друг за друга. Их падение казалось бесконечно долгим, но наконец закончилось. Они упали на труп беременной.
Питер кинулся вперед, подхватил падающую девочку, и тяжесть ее тела заставила его опуститься на колени. Он мгновенно вскочил и побежал, держа ее, как спящего ребенка, одной рукой под колени, другой – за плечи. Ее хорошенькая головка билась о его плечо, тонкие шелковистые волосы лезли ему в лицо, мешая видеть.
– Не умирай. – Питер обнаружил, что твердит это в такт бегу. – Не умирай. – Но он чувствовал, как теплая кровь течет по его животу, пропитывает трусы, скатывается по бедрам.
Из здания аэропорта выбежал Колин Нобл и попытался перехватить у него девочку, но Питер не отдал.
Он передал хрупкое неподвижное тело врачу "Тора" и молча стоял рядом, пока доктор быстро работал. Лицо Питера оставалось каменным, губы превратились в тонкую полоску. Наконец врач поднял голову.
– Боюсь, она мертва, сэр.
Питер коротко кивнул и отвернулся. Его шаги гулко прозвучали на мраморе пустынного зала аэропорта. Колин Нобл молча шел рядом. Его лицо было таким же пустым и невыразительным, как у Питера. Они поднялись в кабину командирского "Хокера".
* * *
– Сэр Уильям, вы упрекнули нас в том, что мы содержим врагов государства в заключении без суда. – Министр иностранных дел подался вперед и, обвиняя, поднял палец. – Но вы, англичане, сами нарушили гражданские права и "Хабеас корпус", приняв закон о предотвращении терроризма, а задолго до того, на Кипре и в Палестине, тоже бросали в тюрьмы без суда. А ваш блок "H" в Ольстере – чем это лучше того, что мы вынуждены делать здесь?
Сэр Уильям, английский посол, негодующе забормотал, собираясь с мыслями.
Келли Констебл спокойно вмешался:
– Джентльмены, мы пытаемся найти общую почву, а не спорные области. Под угрозой сотни жизней...
Резкий телефонный звонок перекрыл гул кондиционеров, и сэр Уильям с терпеливым облегчением поднес трубку к уху, но, по мере того как он слушал, кровь отливала от его лица, и оно приобрело землистый оттенок.
– Понятно, – сказал он наконец. – Благодарю. – Он положил трубку и через длинный стол из полированного гринхарта посмотрел на внушительную фигуру премьера. – Господин премьер-министр... – голос его дрогнул, – ...с прискорбием сообщаю, что террористы отвергли компромиссные предложения вашего правительства и десять минут назад убили четверых заложников.
Слушатели недоверчиво ахнули.
– Заложникам – двум женщинам и двум детям, мальчику и девочке – выстрелили в спину, а тела выбросили из самолета. Террористы установили новый срок ультиматума – их требования должны быть приняты сегодня в полночь. В противном случае последуют новые жертвы.
Тишина длилась почти минуту. Один за другим присутствующие поворачивали головы, и наконец все посмотрели на большую понурую фигуру во главе стола.
– Обращаюсь к вам во имя человечности, сэр, – нарушил молчание Келли Констебл. – Нужно спасти хотя бы женщин и детей. Мир не позволит нам сидеть сложа руки, пока их убивают.
– Мы возьмем самолет штурмом и освободим пленных, – тяжело сказал премьер-министр.
Но американский посол покачал головой.
– Мое правительство непреклонно, сэр, как и правительство моего английского коллеги... – Он взглянул на сэра Уильяма. Тот утвердительно кивнул. – Мы не можем допустить и не допустим риска массового убийства. Если вы пойдете на штурм самолета, наши правительства откажутся от попыток смягчить условия резолюции ООН и не наложат на нее вето в Совете Безопасности.
– Однако если мы согласимся с требованиями этих... этих нелюдей, – последнее слово премьер-министр выговорил с яростью, – мы подвергнем наш народ чудовищной опасности.
– Господин премьер-министр, у нас всего несколько часов, чтобы найти решение. Потом убийства начнутся снова.
– Вы сами оценили шансы на успех "Дельты" как половинные, – заметил Кингстон Паркер, хмуро глядя на Питера Страйда с экрана. – Ни президент, ни я не считаем это приемлемым.
– Доктор Паркер, они убивают детей и женщин здесь, на этом самом бетоне. – Питер старался говорить нейтрально, держа себя в руках.
– Сейчас на Южно-Африканское правительство оказывают очень серьезное давление, чтобы убедить его принять условия освобождения женщин и детей.
– Это ничего не решит. – Питер больше не мог сдерживаться. – Завтра ночью мы окажемся точно в такой же ситуации.
– Если удастся освободить женщин и детей, число жизней, подвергающихся опасности, уменьшится, а за сорок часов ситуация может измениться – мы выигрываем время, Питер, даже если за это придется дорого платить.
– А если южноафриканцы не согласятся? Если к полуночи согласие не будет получено, что тогда, доктор Паркер?
– Трудно сказать, Питер, но если это произойдет... – длинные, изящные пальцы Паркера изобразили жест покорности, – ...мы можем потерять еще четыре жизни, однако это лучше, чем ускорять убийство четырехсот. А после южноафриканцы не выдержат. Им придется согласиться на освобождение женщин и детей – любой ценой.
Питер не верил своим ушам. Он знал, что вот-вот сорвется; ему требовалось несколько секунд, чтобы успокоиться. Он опустил взгляд к столу, к своим сцепленным рукам. На правой под ногтями темнели полумесяцы засохшей крови девочки, которую он принес от самолета. Вдруг Питер расцепил пальцы и сунул руки в карманы синего "торовского" комбинезона. Глубоко вдохнул, на мгновение задержал дыхание, медленно выдохнул.
– Если об этом трудно говорить, доктор Паркер, утешайтесь тем, что смотреть на это гораздо труднее.
– Я понимаю ваши чувства, Питер...
– Не думаю, сэр. – Питер медленно покачал головой.
– Вы солдат...
– ...и только солдат может по-настоящему ненавидеть насилие, – закончил за него Питер.
– Личным чувствам здесь категорически не место, – Паркер говорил резко. – Вынужден еще раз напомнить, что "добро" на переход в состояние "Дельта" – с согласия президента и вашего премьер-министра – даю только я. Без моего приказа никаких активных действий не будет. Ясно, генерал Страйд?
– Ясно, доктор Паркер, – спокойно ответил Питер. – Мы надеемся получить отличную видеозапись следующего убийства. Я пришлю экземпляр в вашу личную коллекцию.
Незадолго до объявления чрезвычайного положения всего в тысяче ярдов от "Спидберд 070" сел другой "Боинг 747", но служебные ангары и угол здания аэровокзала полностью скрыли его от похитителей.
Он был раскрашен оранжевыми и синими полосами "Южно-Африканских авиалиний", на хвосте красовалась летящая газель, но в остальном он представлял собой почти точную копию захваченного самолета. Даже расположение кабин соответствовало плану "Спидберд 070", переданному телепринтом из Хитроу, штаб-квартиры "Британских авиалиний". Удачное совпадение – и Колин Нобл немедленно его использовал. Он провел в этом самолете уже семь учебных "Дельт".
– Ну, ладно, парни, попробуем еще наддать. Мне нужно, чтобы от начала до вторжения прошло меньше четырнадцати секунд.
Бойцы штурмового отряда, сидевшие кружком на бетоне, переглянулись, и кое-кто театрально закатил глаза. Колин не обратил на это внимания.
– Попробуем уложиться в девять, – сказал он и встал.
В штурмовую группу входило шестнадцать человек – семнадцать, когда к ним присоединялся Питер Страйд. Остальные сотрудники "Тора" были техническими специалистами: электронщики и связисты, четыре лучших снайпера, оружейник-квартирмейстер, сержант – специалист по взрывчатке и разминированию, врач, повар, три сержанта-техника под командой лейтенанта, пилоты и другой летный персонал. Большой отряд, и каждый человек незаменим.
У бойцов – цельный костюм, из одного куска; облегающий черный нейлон, чтобы растворяться в темноте. На шеях болтаются готовые к немедленному использованию газовые маски. Черные брезентовые ботинки с высокой шнуровкой, с мягкими резиновыми подошвами для неслышного бега. У каждого свое особое оружие и оборудование либо на спине, либо на черном поясе. Никаких громоздких бронежилетов, которые так затрудняют движения и цепляются за препятствия, никаких жестких шлемов, которые могут ударом о металл предупредить противника.
Почти все здесь молодые люди двадцати с небольшим лет, отобранные из морской пехоты США и британских коммандос, того самого отряда, которым когда-то командовал Питер. Все отлично подготовлены и чрезвычайно опасны.
Колин Нобл молча смотрел, как его подчиненные занимают обозначенные мелом на бетоне позиции, представляющие выходы из аэровокзала и ближайших к борту 070 служебных ангаров. Он искал проявлений небрежности, малейших отступлений от немыслимо жестких стандартов, которые сам установил в "Торе". И ничего не находил.
– Ну хорошо, до ракет – десять секунд, – сказал он.
"Дельта" начинается с отвлекающего маневра: по носу штурмуемого самолета выпускают осветительные ракеты, которые спускаются на маленьких парашютах. Расчет делается на то, что террористы соберутся в кабине и попытаются выяснить, что происходит. Яркий свет к тому же обожжет им сетчатку глаз и на много минут лишит их способности видеть в темноте.
– Ракеты! – крикнул Колин, и штурмовая группа перешла к действиям.
Первыми к хвосту покинутого самолета ринулись двое с "палками" – длинными зондами из нержавеющей стали с гибкой пластмассовой муфтой, прикрепленными к баллону с газом на плече у бегущего. В баллоне у первого находился воздух, сжатый под давлением в 250 атмосфер, а к концу двадцатифутового зонда крепился алмазный резец пневматического сверла. Этот боец падал на одно колено под гигантским брюхом самолета, в десяти футах за шасси, поднимал зонд и прижимал сверло точно к месту, выбранному по чертежам изготовителя "боинга": толщина корпуса там минимальна, и сразу за тонким сплавом начинается пассажирский салон. Скрежет сверла должен был скрывать рев двигателей самолета, стоящего на южной стороне аэровокзала. На то, чтобы прорезать корпус и вставить в отверстие, проделанное сверлом, второй зонд, ушло три секунды.
– Питание отключено, – объявил Колин: описанные действия отключали электропитание самолета, тем самым прекращая работу кондиционеров.
Второй номер изобразил, как выпускает из своего баллона в помещения самолета газ. Этот газ с легким запахом свежевыкопанных трюфелей назывался просто: "ФАКТОР В"; при пятипроцентной концентрации в воздухе он за десять секунд частично парализовал человека. Начальными симптомами отравления были утрата контроля над мышцами, раскоординация движений, нарушение речи и расстройство зрения. Вдыхание "Фактора В" на протяжении двадцати секунд приводило к полному параличу, тридцати – к потере сознания; за две минуты отказывали легкие и наступала смерть. Противоядием служил свежий воздух или – еще лучше – чистый кислород; восстановление происходило быстро, без каких бы то ни было побочных эффектов.
За людьми с "палками" следовал штурмовой отряд, разбитый на четыре группы. Эти группы садились и ждали под крыльями – в масках, с оружием и оборудованием, готовым к немедленному использованию.
Колин следил за стрелкой секундомера. Подвергать пассажиров действию "Фактора В" дольше десяти секунд он не мог. На борту были старики, дети и больные астмой; когда стрелка достигла отметки десять секунд, он рявкнул: "Питание включено!"
Кондиционеры немедленно начали вытягивать газ из самолета: сигнал к началу проникновения.
Две группы по складным алюминиевым лестницам поднялись на основания крыльев и разбили стекла люков экстренной эвакуации. Две другие занялись главным входом, но могли лишь изображать действие специальных молотов, прорывающих металл; не могли они и пустить в ход парализующие гранаты.
– Пошли! – Командир группы, изображавший на этой тренировке Питера Страйда, дал сигнал к штурму самолета, и Колин остановил секундомер.
– Время? – послышался негромкий голос у него за плечом, и он быстро обернулся. Колин был так поглощен своей задачей, что не слышал, как подошел Питер.
– Одиннадцать секунд, сэр. – Ответ по уставу свидетельствовал о том, что полковника Колина Нобла застали врасплох. – Неплохо – но и не очень хорошо. Повторим.
– Пусть отдохнут, – приказал Питер. – Я переговорю с ними.
Все встали у выходящего на юг окна башни диспетчерской и в сотый раз за день принялись разглядывать большой красно-бело-синий самолет.
Полуденный зной поднял облака. На небе громоздились серебряные грозовые тучи; с завесой тропических ливней в кильватере они плыли на горизонте, создавая грандиозный фон, чересчур театральный, чтобы быть настоящим, а закатное солнце, нашарив в этих тучах просветы, просовывало туда длинные золотые пальцы, усиливая впечатление ненастоящести.
– Шесть часов до срока, – Колин Нобл нашарил в карманах очередную черную сигару. – Есть новости от местных властей?
– Никаких. Вряд ли они согласятся.
– До следующего расстрела. – Колин откусил кончик сигары и гневно выплюнул его. – Два года я ради этого ломаю спину на тренировках, а теперь нам связывают руки.
– Если разрешат "Дельту", когда бы ты начал? – спросил Питер.
– Как только стемнеет, – сразу ответил Колин.
– Нет. Они еще под сильным действием наркотиков, – рассуждал Питер. – Дадим им возможность пройти через вершину и начать спуск. Я думаю, следующую дозу они примут незадолго до того, как истечет срок ультиматума. Я бы напал чуть раньше... – Он помолчал, подсчитывая. – Без четверти одиннадцать, за семьдесят пять минут до окончания срока.
– Если объявят "Дельту", – сказал Колин.
– Если объявят "Дельту", – согласился Питер, и оба ненадолго замолчали. – Слушай, Колин. Меня мучает вот что. Если они узнали меня, что еще они знают о "Торе"? Может, они знакомы и с нашим планом штурма самолета?
– Господи, я об этом не подумал!
– Я ищу возможность изменить план, как-то сменить шаблон, сделать что-то такое, чего они не ожидают.
– Мы два года надрывались, чтобы все шло точно по плану... – Колин засомневался. – Ничего нельзя менять.
– Ракеты, – сказал Питер. – Обойдемся без сигнала о начале штурма. Пойдем без ракет.
– Эти уроды разбегутся по всему самолету, смешаются с пассажирами и экипажем...
– На Ингрид была красная рубашка. Я думаю, они все в таких, чтобы отличаться от заложников. Если моя догадка неверна, придется действовать в израильском стиле.
Израильский стиль – это приказ всем лечь и расстрел тех, кто не подчинился или проявляет агрессию.
– По-настоящему важна только девка. Девка с фотоаппаратом. Парни посмотрели записи с ней?
– Знают ее физиономию лучше собственных, – ответил Колин и добавил: – Эта дрянь чертовски красива... Пришлось трижды прокручивать запись казни, дважды замедленно, чтоб задавить в них рыцарей. – Трудно заставить мужчину убить красивую девушку, но с такой отлично обученной фанатичкой, как Ингрид, секундное колебание могло оказаться критическим. – И еще я приказал им посмотреть на девочку, прежде чем ее отвезли в морг. Теперь у них нужный настрой. – Колин пожал плечами. – Но, дьявольщина, "Атлас" не разрешит "Дельту". Мы зря тратим время.
– Хочешь проиграть подготовительный этап? – спросил Питер и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Будем считать, что мы получили от "Атласа" "добро" на "Дельту". Начни подготовку к операции точно в двадцать два сорок пять по местному времени. Делай все по-настоящему, до мельчайших подробностей.
Колин медленно повернулся и взглянул в лицо командиру; тот смотрел спокойно, открыто, честно; энергичные очертания рта и подбородка не дрогнули.
– Проиграть? – негромко переспросил Колин.
– Конечно, – коротко и нетерпеливо ответил Питер Страйд, и Колин пожал плечами.
– Дьявольщина, я ведь здесь только работаю. – И он отвернулся.
Питер поднял бинокль и медленно осмотрел огромную машину от хвоста до носа: никаких признаков жизни, все иллюминаторы плотно закрыты. Питер неохотно опустил бинокль чуть ниже и увидел груду тел, все еще сиротливо лежащих на бетоне под передним входом.
Приблизиться к самолету боевики позволили лишь четырежды: для подключения электричества, доставки медикаментов и два раза – Питеру. Всем прочим в доступе было отказано. Ни заправки горючим, ни очистки туалетов, ни поставки продовольствия – угонщики не разрешили даже убрать тела расстрелянных заложников, усвоив уроки прошлых угонов: в Могадишу жизненно важная информация о самолете была получена при очистке туалетов и канализации, а в аэропорте Лод спецназ проник в самолет под предлогом доставки пищи.