- Кто так решил?
- Я вынес вопрос на коллектив. Мы приняли резолюцию. - Коля Тайга криво усмехнулся. - Все как по закону.
- По вашему закону я не живу, - отрезал Червоный. - Советские законы мне вообще до одного места. А людей у меня хватает.
- У тебя? Тебя здесь кто-то бугром назначил, а, хохол? - оскалился Тайга.
- Меня никто никем не назначал. У нас общих сборов не проводят. Я решаю сам, с кем мне идти дальше и куда.
С Колей Тайгой никто из заключенных здесь, в лагере, не позволял себе говорить вот так, прямо и даже нагло. Немного зная главаря воров, я нутром чувствовал: даже если эти двое между собой о чем-то договорятся, чтобы только не начинать грызню за шаг до выхода на волю, при первой же возможности Тайга ударит Червоного ножом. Или выстрелит в него.
В спину. Иначе с такими, как Червоный, Томас или Лютый, такие, как Тайга и Шарик, не справятся.
Не знаю, как далеко зашли бы эти двое в ту ночь, если бы из темноты не выбежал запыхавшийся Ворон: на шинели с левой стороны расплылось пятно, левая рука двигалась плохо, но правая сжимала автомат. Ворон зачастил возбужденно:
- Друг Остап! Там наши оружие захватили!
- Отлично! - оживился Червоный, тут же забыв про Тайгу и других уголовников. - Потерял много?
- Москалей легло больше! Голыми руками работали, рукопашная началась! Только, друг Остап…
- Ну?
- Там, на вахте… В караулке…
- Что в караулке?
- Засухин… Лейтенант… С ним еще бойцы, у них пулемет… Думаю, патронов мало осталось, часто стреляли… Переговоров хотят…
- Время они тянут! - раздраженно сказал Червоный. - Сирену в поселке наверняка слышали. Связь тут тоже есть, думаю, успели сообщить куда следует. Если и не успели… Один черт из поселка уже подкрепление идет.
- Так что?
- Ничего! Никаких переговоров, друг Ворон! - Он бросил взгляд сначала на Колю Тайгу, потом на захваченного и связанного майора, скользнул глазами по мне, докторше, остановился на одноглазом литовце. - Томас, ну-ка все за мной, на вахту! У нас теперь больше стволов, выкурим всех! - Он опять глянул на воров. - Черт с вами, забирайте майора!
- Когда договорим?
- Никогда мы с тобой не договорим!
Это Червоный выкрикнул на бегу, а за ним поспешили остальные. Меньше чем через минуту я остался один на один с уголовниками, Абрамовым, стонавшим на снегу, докторшей Тамилой, тут же кинувшейся к майору и накрывшей его собой, и Свистуном. Кеша тоже не мог найти себе применения. Потому что воевать с советскими солдатами и офицерами - со своими же, как ни крути, - бывший старший сержант Красной армии тоже не был готов.
Тем временем Коля Тайга немедленно взял ситуацию в свои руки. Двое бандитов оттащили докторшу, еще трое дружно подняли избитого и раненого Абрамова. Главарь подступил к пленному вплотную, коротко замахнулся, сильно ткнул пистолетным стволом в центр лица майора, раскраивая кожу и выбивая дулом передние зубы жертвы.
- Ну как, начальник? Побазарим? Или ты не можешь меня выслушать?
Снова не сдержала крика Тамила. Тайга повернул голову в ее сторону. Я стоял в нескольких шагах от него, поймал даже в темноте этот взгляд, и он мне очень не понравился. Свистун почувствовал мои опасения - сделав несколько шагов вперед, встал рядом со мной.
- С тобой, сучка, тоже поговорим. Ты у нас врач? У нас тут вон сколько больных мужчин. Всех полечишь. Есть у тебя хорошее лекарство, куколка… Не бойся, жить будешь, от этого бабы еще не умирали.
Тамила снова закричала, но Колю Тайгу женщина пока не интересовала. Он опять повернулся к Абрамову, наотмашь ударил в лицо.
- Ну что, молчим, начальник? Холодно, язык примерз на морозе? Ничего, есть где погреться. Там твоих уже много греется. Айда, братва.
Когда начальника лагеря подхватили под руки и поволокли в сторону пожара, он все понял раньше, чем я, потерял контроль над собой, из последних сил задергался в руках своих палачей. Но один из бандитов резко ударил Абрамова сзади в затылок - и тело его сразу обмякло. Теперь майор не сопротивлялся своей страшной участи - только что Коля Тайга приговорил его к сожжению живьем в охваченном огнем бараке.
- Так нельзя, - вырвалось у меня.
- О, Танкист! - Главарь воров как будто только сейчас меня заметил. - Голос прорезался? Почему ты с дружками своими не поиграл? А ты, Кеша, чего киксуешь? Может, бабу ждете? Ничего, хватит. Пока там Червоный с начальниками все порешает…
- Коля, докторша здесь при чем? С женщинами не воюют…
- Кто тебе сказал, что мы с ней будем воевать? - Тайга глупо хихикнул. - Я сколько тебя знаю, земляк, а не думал, что ты такой дурак… Башка закружилась?
- Нет времени, Тайга. - Я решительно шагнул вперед. - Отпусти ее.
- На что у тебя нет времени? Ох, вижу, ошибался я в тебе… Стал я ошибаться в людях, Танкист, ох, стал… Ничего, мне наука будет, тебе тоже.
- Тайга…
- Хайло заткни! - рявкнул тот, стиснув в руке пистолет, но не спешил наставлять дуло на меня. - Беги на вахту, тебя там твои заждались! Вон, слышал?
В самом деле, со стороны выхода вдруг послышалась частая стрельба.
- Вали! Кеша, ты тоже вали! Или остаешься с нами? А то смотри! Мы подтянемся!
Двое блатных тем временем уже тащили перепуганную докторшу к дверям здания.
Потом все закрутилось очень быстро. Я не успевал следить за событиями и не управлял ни ими, ни собой. Ведь если бы не так, то вряд ли бросился бы за бандитами. Ничего не кричал - просто рванул с места, вооруженный только собственными кулаками.
Не сговариваясь, всего лишь реагируя на мой рывок и действуя на опережение, бывший старший сержант Свистун прыгнул на Колю Тайгу, подбивая вверх его правую руку с зажатым пистолетом и не давая выстрелить мне в спину. Мгновение - вор и фронтовик уже сцепились, покатились по снегу. На выручку главарю бросились двое, Шарик клацнул затвором винтовки. Я услышал этот звук за спиной, инстинктивно присел, нырнул влево, стремясь избежать пуль.
Но остановил меня не выстрел - один из блатных, тащивших докторшу, отпустил женщину, резко повернулся всем корпусом, встретил меня метким ударом. Что-то острое и жгучее пронзило живот, я вскрикнул, остановился, схватился руками за рану и осел на снег. Но сознания не терял.
Поэтому видел, хотя и в темном тумане, как Коля Тайга сбросил с себя Свистуна и, пока другие бандиты пинали его тело ногами, поднялся, а затем, не раздумывая, выстрелил в лежачего.
Где-то рядом отозвался автомат - и Тайга, скошенный очередью, упал на только что застреленного моего товарища. Остальные бандиты бросились врассыпную, в первую очередь те, кто взялся за Тамилу: растворились в темноте, в отличие от тех, кого свалили прицельные выстрелы.
А потом я увидел возле себя Червоного. Он держал автомат дулом вниз, шапки на стриженой голове уже не было. Червоный опустился около меня на колени, нагнулся близко, и впервые я услышал в его голосе растерянность:
- Думаю, куда ж ты подевался… Что же ты… Мог с нами… Хотел же…
- Не мог… - выдавил я, преодолевая жгучую боль. - Потом… Я не стрелял бы… Знаешь…
- Ты молчи, молчи, - Червоный положил руку мне на лоб. - Как же так, ну как…
- У вас что?
- Нормально все, - послышался рядом голос Лютого, и я увидел его у себя над головой. - Раскололи орешек. Выход есть, свобода, Виктор.
- Не для меня…
Червоный вздохнул, выпрямился.
- Выходит, нет у нас машиниста, друг Лютый. Куда его с собой…
Может, он еще что-то говорил. Но боль становилась сильнее меня. Я даже не чувствовал холода - постепенно погружался в мягкую вату, которая неизвестно откуда взялась здесь, в лагере, в темную воркутинскую ночь. Последнее, что уловило ухо, - скрип снега, отдаленные звуки выстрелов, далекие победные крики…
Потом наконец наступила тьма - настоящая, густая и безмолвная.
18
Меня выходила Тамила Супрунова.
Когда все закончилось, она никому ни слова не сказала о том, что в ту ночь я был вместе с Червоным и другими бандеровцами. Ничего не объяснила и мне. Сам догадался о причине хорошего и заботливого к себе отношения. Знаю только: когда Червоный и Лютый оставили меня и пошли к своим, чтобы попробовать завершить начатое, женщина, потерявшая надежду на спасение, подползла ко мне, подхватила, волоком затащила внутрь здания, нашла все необходимое и перевязала рану. Потом узнал: Тамила в свое время тоже нюхала порох, была военным врачом, а в управление лагерей перебралась после гибели фронтового мужа, какого-то полковника.
Она же добилась, чтобы после выздоровления я был при больнице, и меня сделали санитаром. Попытку бегства не шили: отчасти помогли показания Супруновой, отчасти то, что судить и навешивать новые сроки надо было всему лагерному контингенту без исключения. А оказалось, Червоный правильно говорил: не все, даже "враги народа", знали, как себя вести, когда вокруг бунт, убивают солдат и офицеров, режут друг друга и поджигают барак. Подавляющее большинство заключенных даже не пытались выйти за пределы лагеря. Более того - даже не рискнули приблизиться к периметру.
Поэтому, как я узнал от Тамилы, судили уголовников, которые разбежались, когда Данила Червоный вывел свою группу за лагерные ворота.
Им удалось, хотя и ценой потерь, подавить отчаянное сопротивление конвоя, завладеть оружием и до рассвета марш-броском добраться до поселка. Там, на околице, навстречу уже выдвигалась автоколонна - солдаты в кузовах трех грузовиков. Развернувшись в боевом порядке, бандеровцы и численно меньшие "лесные братья" дали бой. Когда закончились патроны, а это случилось, судя по всему, очень быстро, заключенные пошли врукопашную.
Им удалось заставить солдат отступить, оставив одну машину - восставшие просто отбили грузовик. Все, кто остался жив, вооружились заново. Среди заключенных нашелся тот, кто умел держать руль, они загрузились в кузов и поехали по единственному маршруту - в тайгу, стараясь обогнуть поселок сбоку и все-таки прорваться на Воркуту.
У них это получилось - успешному передвижению отчасти способствовала паника. Но сначала заключенные сбились с дороги, потом, когда разобрались, в баке полуторки вышел весь бензин: оказывается, бак был неполным. Тогда вооруженные заключенные пошли пешком - другого варианта у них не было.
Под вечер добрались до небольшой, в двенадцать домов, деревни. Там застрелили местного милиционера, который сдуру требовал сдаться, стали лагерем в двух домах, отогрелись и поели: впервые за долгое время они питались человеческой едой. А под утро деревню окружила регулярная армейская часть. Говорят, откуда-то пригнали даже два транспортера. Подробностей от докторши узнать я не мог, она сама не все знала. Выведывать же не хотел, чтобы мой интерес не восприняли как нездоровый.
Ну а потом…
Я вот так, при больнице, дотянул до 1953 года, без нескольких месяцев - десять лет из пятнадцати присужденных. Весной умер Сталин, летом меня и еще кучу народа вызвали с вещами, доставили в Воркуту, там выдали какие-то бумажки о пересмотре дела и досрочное освобождение. Потом, уже в Ленинграде, еще долго ходил, брал разные справки о реабилитации, но не дали. Или дали, но какие-то не такие… Я же особисту по морде заехал, а разве другой особист такого помилует, даже задним числом? Скостили треть срока - и будь здоров…
Еще через какое-то время вызвали в КГБ, бледный юноша сухо предупредил, что проживать в черте города я не могу, и посоветовал перебраться в Ленинградскую область, даже обещал поспособствовать с работой. Между прочим напомнил - лучше бы я поменьше говорил о своем уголовном прошлом.
Так и сказал, представляете: у-го-лов-ном. Судимость с меня же не сняли, только выпустили на волю досрочно. Дело не фабриковали, сам себя я не оговаривал, значит, сидел справедливо, а то, что оттянул две трети срока, - гуманизм власти, не иначе… Вот примерно на что намекнул их бледненький молодой сотрудник.
Но вас не это интересует… Конечно, конечно, не извиняйтесь, все прекрасно понимаю. Итак, Червоный…
Все, что я знаю теперь: вооруженные заключенные держались четыре часа. Живых осталось очень мало, четверо или пятеро, среди них Марат Дорохов и одноглазый литовец Томас.
Их лечили, чтобы судить и добавить срок по максимуму. Через год, когда Сталин вернул смертную казнь, их дела пересмотрели и присудили каждому расстрел.
Всех, кто оказывал вооруженное сопротивление, привезли в лагерь, сбросили тела на плацу навзничь и провели мимо них строй заключенных. И так трижды. Это рассказал доцент Шлихт - потом, когда имел возможность наведываться ко мне. Именно он, по привычке настороженно озираясь вокруг себя, полушепотом сказал: Червоного среди мертвых не было.
Точнее так: он, Борис Исаакович Шлихт, на плацу среди выложенных навзничь трупов Червоного не увидел. Или не узнал: хотя там лежали и Лютый с простреленной головой, и Ворон, с грудью, изрешеченной пулями, и все остальные, с кем мы делили барак. Даже трупы Коли Тайги, Шарика и других уголовников, в том числе тех, кого выловили потом в окрестностях Воркуты, лежали там. Их узнать было можно. Червоного же не было…
Между тем Шлихт обмолвился: лежали там, рядом с пригодными для опознания мертвецами, несколько человек с залитыми кровью лицами. Конечно, кто же их будет отмывать, смывать кровь, чтобы все увидели эти лица?!
Может, Данила Червоный был одним из них.
Может, нет.
Если вы ждете от меня готового ответа - его не будет…
Киев
Октябрь - декабрь 2011 года
Благодарность
Скажу честно: был большой соблазн дать волю творческому воображению и написать роман о событиях украинской истории ХХ века, не обращая внимания ни на что и ни на кого. А все упреки в стиле "Так не бывает!" списать на невежд, которые не понимают, что фантазию изобретательного автора связывают оковы исторической правды и настоящей, а не книжной реальности. К тому же давили и субъективные факторы: а именно - писательское нежелание раскрывать кому-то тему, идею, сюжет будущего произведения. Тем более - давать прочитать рукопись кому-нибудь, кроме будущего издателя.
Но здравый смысл победил. После длительной борьбы с самим собой я понял: без консультаций людей, находящихся в теме украинского повстанческого движения середины ХХ века намного глубже, чем автор, который решил взять для романа не очень знакомые страницы истории, точно не обойтись. Могу откровенно сказать - этот роман не был бы написан без помощи тех, кого искренне благодарю:
Николай Дмитриев, писатель с Волыни, лучанин, автор произведений военной тематики, исследователь военной истории и очевидец событий, использованных или только упомянутых в первой части романа;
Александр Булавин, генерал-майор СБУ - кроме прочего, помог мне детально прорисовать типичную оперативную комбинацию, вследствие которой такие, как мой герой, Данила Червоный, гарантированно попали бы во вражескую ловушку. И дал понять: времена не меняют методов, только совершенствуют и корректируют их…
Иван Патрыляк, кандидат исторических наук, первый читатель. Его заключения я боялся больше всего, но он, к счастью, понял: у художественного произведения свои законы. Зато его замечания помогли максимально приблизить художественную правду к исторической. Итак, события, описанные в романе, вполне могли происходить там и тогда, ведь история с его помощью только приобрела форму литературного произведения.
Вахтанг Кипиани, журналист, редактор "Исторической правды" - его замечания к тексту оказались очень точными.
Кроме того, замечу: не читая чужих книг, своей не напишешь. Поэтому источниками для создания этого романа служили:
- воспоминания ветеранов УПА Степана Семенюка "…И погибали первыми" и Марии Савчин "Тысяча дорог";
- заключенных ГУЛАГа Варлама Шаламова "Сучья война", Ивана Иванова "Колыма", Андрея Микулина "Концентрационные лагеря в Советском Союзе" и Густава Герлинга-Грудзинского "Иной мир. Советские записки";
- книги историков Ивана Патрыляка ""Встань и борись! Слушай и верь…": украинское националистическое подполье и повстанческое движение (1939–1960)" и Владимира Вятровича "История с грифом "секретно"";
- рассказы Варлама Шаламова "Последний бой майора Пугачева", роман Сергея Бортникова "Замок королевы Боны", а также фрагменты романов Владимира Высоцкого и Леонида Мончинского "Черная свеча" и Андрея Константинова и Александра Бушкова "Второе восстание Спартака".
А еще источниками были волынские газеты 1946–1948 годов из архивов Национальной библиотеки им. В. Вернадского, тематические публикации в современной печатной периодике и Интернете.
И все же не забывайте - прежде всего это художественное произведение…
Примечания
1
Использован фрагмент настоящей листовки, распространявшейся УПА в 1947 году. ( Здесь и далее примеч. автора. )
2
Дефензива - польская политическая полиция и контрразведка, действовала в период 1918–1939 годов.
3
Поц ( идиш ) - мужской половой орган. Распространено как жаргонное слово в одесском и других южных регионах Украины. В отличие от идиш, в украинском языке не всегда употребляется как нецензурное ругательство.
4
Здесь переведены фрагменты настоящих сочинений волынских школьников, написанных в 1947 году и опубликованных в местных газетах.
5
ППШ - пистолет-пулемет Шпагина, сконструированный Георгием Шпагиным в 1940 году.
6
У Онищуков крыйивка под картошкой. Там раненый есть ( укр. ).
7
Выходи на разговор. Приходи через час. Жди за околицей возле леса. Будь один ( укр. ).
8
ППД - пистолет-пулемет, разработанный Юрием Дегтяревым, базовая модель на вооружении Красной армии с 1934 года; "дегтярь" - разговорное название ручного пулемета Дегтярева, поставленного на вооружение в 1994 году.
9
В 1946–1947 годах во время послевоенного восстановления экономики и военно-промышленного комплекса СССР советская власть использовала украинское село как основного "донора". Чтобы подтвердить существующий миф о преимуществах социализма и стремясь раньше государств Западной Европы, тоже охваченных засухой, отменить карточную систему, в Советском Союзе по прямому приказу Сталина создавались так называемые резервы зерна. Хлеб поставляли не только будущим союзникам - странам формируемого социалистического лагеря, но и даже в некоторые капиталистические страны. Таким образом, произошло очередное тотальное выкачивание хлеба из села, что в условиях экономики нерыночного типа через механизм административно-командной системы привело к третьему массовому голодомору. Он охватил все регионы Украины, кроме западных - тамошнее сельское хозяйство еще не было уничтожено колхозами. Поэтому Западная Украина, по стратегическому замыслу руководства СССР, на то время стала поставщиком продуктов в так называемый госрезерв и за границу.
10
Использован фрагмент подлинного документа.