Тем временем апач набил трубку и закурил ее. Он пустил дым три раза к небу, три раза к земле, а затем на все четыре стороны света, после чего протянул трубку мне. Я повторил ритуал и передал трубку Сэму, а тот – Бернарду Маршаллу. В конце концов после завершения обряда трубка вернулась к Виннету.
– Мой краснокожий брат ведет много воинов? – спросил Сан-Иэр апача.
– Уфф!
Этот индейский возглас означает удивление, и Сан-Иэр, услышав в ответ только восклицание, подумал, что Виннету его не понял.
– Я спросил, сколько воинов ведет мой брат, – повторил он свой вопрос.
– Уфф! Пусть мой белый брат ответит мне, сколько нужно медведей, чтобы расправиться с сотней сотен муравьев.
– Достаточно одного.
– А сколько крокодилов надо, чтобы проглотить сотню лягушек?
– Тоже достаточно одного.
– А сколько вождей апачей надо, чтобы убить сотню ракуррои? Когда Виннету выступает на тропу войны, он не берет с собой воинов, а идет один, потому что он вождь не одного племени, а повелевает всеми апачами. Стоит ему протянуть руку, и, где бы он ни был, к нему поспешат тысячи воинов. У него повсюду глаза и уши, и он всегда знает, что делают сыновья команчей, и у него хватит томагавков и ножей, чтобы уничтожить всех своих врагов.
После этих слов Виннету обратился ко мне:
– Я знаю, что мой брат предпочитает говорить языком оружия, но я прошу его рассказать мне, что привело его сюда и что он собирается делать.
Я вкратце поведал ему все, что со мной произошло со времени нашей последней встречи. Он внимательно выслушал меня, а когда я закончил, выпустил последнее облачко дыма из трубки, спрятал ее в мешочек и встал на ноги.
– Пусть мои белые братья следуют за мной.
Он вывел свою лошадь из зарослей и вскочил в седло. Мы последовали его примеру и двинулись в путь. Виннету ехал на давно мне знакомом ширококостном гнедом жеребце, похожем на первый взгляд на заезженную ломовую лошадь. Только такой знаток, как Виннету, мог выбрать его для себя. Пущенный вскачь гнедой был недосягаем для других скакунов. Его размашистая спокойная рысь не утомляла всадника, конь не знал устали и не задыхался от долгого бега. По уму и преданности он мог сравниться лишь со старушкой Тони. Острые и твердые, как сталь, копыта раскроили череп не одному волку и не раз обращали в бегство пуму. Когда Виннету садился в седло, казалось, что всадник и лошадь имеют единое тело, единую душу и единую волю. Отважное и выносливое животное никогда не подводило хозяина.
Спустившись к реке, мы доехали до места переправы команчей. Поразительно, но они чувствовали себя в безопасности, так как даже не попытались замести следы. Мы двигались за ними, останавливаясь на каждом повороте и внимательно вглядываясь вперед. Внезапно на опушке леса апач осадил лошадь, подал нам знак молчать и застыл. Я вытянул шею и напряг зрение, пытаясь проникнуть взором сквозь густую листву, но ничего не увидел.
Виннету мягко, по-кошачьи, спрыгнул на землю, повесил ружье на луку седла, выхватил из-за пояса нож и без единого слова скрылся за деревьями.
– Что с ним, Чарли? – шепотом спросил меня Сэм.
– Не знаю, Сэм, но Виннету ничего не делает без серьезной на то причины.
– Странно! Он слишком молчалив даже для краснокожего. Разве он не мог сказать нам, куда и зачем идет?
– А разве ты не слышал его слова о том, что мужчина должен говорить языкком оружия? Наверное, ему что-нибудь показалось подозрительным, и он пошел на разведку. Неужели тебе надо объяснять подобные вещи?
– Но мог же он сказать, что его обеспокоило.
– Мы сами вскоре все увидим.
– Я не сомневаюсь, что увидим, но мы теперь не знаем, как себя вести и что предпринять.
– Это лишнее. Мы должны ждать здесь, пока он вернется или не позовет нас.
– Масса Чарли! Вы слышали, масса? – неожиданно подал голос Боб.
– Что? Ты не ошибся, Боб?
– Там кричал человек!
– Где?
– Там, за поворотом.
Я вопросительно посмотрел на Сэма и Бернарда, но они ничего не слышали. Однако Боб не мог ошибиться.
Вдруг – теперь все обратили на него внимание – прозвучал резкий крик пересмешника. Даже опытный охотник или краснокожий не смог бы отличить его от голоса настоящей птицы, но я знал, что это апач зовет меня. Мы давно условились подавать друг другу знак криком пересмешника.
– И здесь пересмешник! Куда только они не залетают!
– Этот пересмешник летает где хочет. Это Виннету зовет нас.
Я взял гнедого коня Виннету под уздцы и пошел к опушке леса, остальные двинулись за мной. Вождь апачей стоял в сотне шагов от опушки. Увидев, что мы приближаемся, он скрылся в кустарнике. Мы подъехали и увидели, что в колючих зарослях у ног апача лежит человек, связанный своим собственным ремнем. Он тихо стонал и с ужасом глядел на Виннету.
– Червяк! – брезгливо произнес апач и с презрением отвернулся от пленника.
Это был белый. Заметив меня, он несколько успокоился, видимо, цвет моей кожи вселил в него надежду на спасение. А когда к нему подошел Сан-Иэр, пленник и вовсе перестал дрожать, уверенный, что белые собратья не бросят его в беде.
– Да ведь это янки! – воскликнул Сэм. – Почему мой краснокожий брат решил, что он враг ему?
– Глаза бледнолицего лживы, – кратко ответил Виннету.
Внезапно позади нас раздался крик, а когда я обернулся, то увидел, что Бернард впился взглядом в лицо пленника.
– Хольферт?! Как вы здесь оказались?
– Мистер Маршалл! – не сдержал возгласа удивления пленник, явно знакомый с Бернардом. Однако, судя по всему, эта неожиданная встреча была ему очень и очень не по вкусу.
– Кто он такой? – спросил я.
– Его зовут Хольферт, он родом из Ноксвилла и работал у отца в мастерской.
Удивительное совпадение! Слишком удивительное, чтобы быть случайным. Мы встретили мастера-ювелира там, где пытались изловить убийцу старика Маршалла!
– Он был еще у вас, когда случилось несчастье и вам пришлось закрыть дело? – спросил я, осененный догадкой.
– Да.
Я обратился к пленнику:
– Мы давно искали вас, мистер Хольферт! Не могли бы вы оказать нам любезность и сообщить, где сейчас находится ваш приятель Фред Морган?
Перепуганный не на шутку Хольферт воззрился на меня и спросил:
– Вы сыщик, сэр?
– В свое время вы узнаете, кто я такой. А теперь потрудитесь отвечать на мои вопросы, пока я не заговорил с вами по-другому. Мне кажется, вы влипли в нехорошую историю, поэтому будьте благоразумны и говорите начистоту. Где Морган?
– Развяжите меня, я все расскажу!
У Бернарда Маршалла было такое выражение лица, словно он увидел встающий из могилы призрак.
– Ну что вы, Хольферт, мы не настолько наивны, чтобы развязать вас. Но мы и не звери. Боб, ослабь ремни.
– Как, Боб тоже здесь? – воскликнул Хольферт.
– Там, где масса Бернард, там и его слуга Боб. Почему масса Хольферт не остался в Луисвилле, а пошел в горы? Почему массу Хольферта связали?
Негр ослабил веревки и усадил пленника.
– Где Фред Морган? – продолжал настаивать я,
– На Хэд-Пик.
– Сколько времени вы провели вместе?
– Больше месяца.
– А где вы встретились?
– Он приказал мне приехать в Остин.
– Значит, вы и раньше были знакомы?
Хольферт не отвечал, мрачно глядя в землю. Я достал револьвер.
– Взгляните на эту штуку. Она стреляет безотказно. Я прекрасно знаю, с кем имею дело, но хочу, чтобы вы сами чистосердечно рассказали мне обо всех обстоятельствах смерти вашего хозяина и о том, куда исчезли деньги. И не пытайтесь юлить или играть в молчанку, а не то я пущу вам пулю в лоб. Здесь, на Диком Западе, мы судим грабителей и убийц намного быстрее, чем это делается в городах.
– Я не убийца, – с трудом выдавил перепуганный Хольферт.
– Я же предупредил вас, чтобы, вы не юлили. Я знаю, кто вы такой, но мне хочется понять, считать ли вас закоренелым преступником или человеком, раскаявшимся в совершенном злодеянии. Как давно вы знаете Моргана?
– Мы с ним родственники. Хотя и очень дальние.
– Он навещал вас в Луисвилле?
– Да.
– Продолжайте. Рассказывайте все и избавьте меня от необходимости задавать вопросы. Не забывайте, что вы в наших руках и что ваша жизнь висит на волоске.
– Я все расскажу, но пусть мистер Маршалл уйдет.
– Пусть будет по-вашему, – согласился я с неожиданной просьбой преступника. По-видимому, в его душе проснулось чувство раскаяния.
Я попросил Бернарда удалиться, и он ушел без возражений, но вскоре появился с другой стороны и встал под деревом за спиной у пленника.
– Рассказывайте! – приказал я.
– Фред Морган часто навещал меня и втянул в карточную игру.
– Он приходил к вам домой?
– Да. Он никогда не заходил ко мне в мастерскую мистера Маршалла. Сначала мне везло в игре, и я увлекся. Но потом я все чаще и чаще стал проигрывать, пока не задолжал ему несколько тысяч долларов. И тут черт дернул меня расплатиться с ним векселями, на которых я подделал подпись хозяина. Тогда Фред пригрозил мне, что донесет, если я не скажу ему, где прячут ключ от мастерской и от магазина. У меня не оставалось другого выхода, сэр.
– Вы знали, зачем Моргану понадобился ключ?
– Да. Мы должны были поделить добычу и уехать в Мексику. Но сначала нам пришлось расстаться, чтобы уйти от погони, и он назначил день и время встречи в Остине.
– И вы сообщили ему, что хозяин носит ключ при себе?
– Да, но я не думал, что Морган убьет его. Иначе я ни за что бы не согласился. Он говорил мне, что только оглушит хозяина. Мы подкараулили его, но Морган вытащил нож и ударил его в сердце. Потом мы открыли дверь и внесли тело, а найденные драгоценности тут же поделили.
– Он взял алмазы, а вы все остальное?
– Да, я все-таки мастер и разбираюсь в своем деле, поэтому мне не составило труда обменять свою долю на деньги, конечно, с некоторыми потерями.
– Но сейчас денег у вас, конечно, нет. Их у вас отнял Морган, не так ли?
– Вы правы.
– Разве можно полагаться на честность убийцы и грабителя? Вы очень доверчивы и поступили неосмотрительно. Нетрудно было догадаться, что он заманил вас сюда с единственной целью – завладеть всем состоянием старого ювелира. Как ему удалось отнять у вас деньги?
– Вчера вечером он стоял на часах, а я уснул. Неожиданно я почувствовал легкое прикосновение и проснулся, к счастью, вовремя. Морган потихоньку обезоружил меня, вытащил из кармана все деньги и уже собирался вонзить мне нож в сердце. Смертельная угроза придала мне сил, я оттолкнул Моргана, вскочил на ноги и бросился бежать. Он погнался за мной, но мне удалось скрыться в темноте, и я бежал всю ночь, не останавливаясь, потому что знал: как только рассветет, он пойдет по моему следу. Днем я решил укрыться здесь, чтобы немного вздремнуть, но меня спугнул отряд индейцев, и я решил бежать дальше. И тут на меня неожиданно напал вот этот краснокожий.
Хольферт очень устал. Страх и лишения измучили его, и, видимо, поэтому он решился на признание, так как в голосе его не слышалось ни раскаяния, ни сожаления.
Я повернулся к Бернарду:
– Этот человек принадлежит тебе. Ты можешь сделать с ним что хочешь.
Взволнованный рассказом о смерти отца, Бернард молчал, не находя слов. В его сердце жажда мести боролась с жалостью и состраданием. Он задал пленнику несколько ничего не значащих вопросов, а потом, так и не решившись на месть, сказал нам:
– Негодяй заслужил смертную казнь, но мы отпустим его, Бог ему судья!
– Это намного хуже, чем если бы мы его убили, Бернард. Без оружия, пеший и без опытных спутников он не уйдет далеко, и первый же встречный краснокожий снимет с него скальп.
– Тогда мы возьмем его с собой и отпустим на свободу в менее опасных местах.
– Он будет нам обузой, к тому же у нас уже есть один пленник.
– Все равно, нас будет четверо против двоих, мы с ними справимся.
– Даже если они сговорятся, им не удастся уйти от нас или застать нас врасплох. Я думаю о том, что в случае стычки с грабителями он станет для нас опасен, поэтому лучше дать ему одну из наших вьючных лошадей и ружье, и пусть убирается на все четыре стороны. А теперь давайте спросим мнение Виннету.
Вождь апачей стоял в стороне и с непроницаемым видом слушал все, о чем мы говорили. Он подошел к Хольферту и снял ремни, стягивающие его руки.
– Встань! – приказал Виннету.
Пленник встал, и Виннету спросил, показывая на него рукой:
– Белый человек смыл кровь убитого со своих рук?
– Да, – пробормотал в ответ Хольферт, испуганный вопросом.
– Кровь нельзя смыть водой, ее можно смыть только кровью. Так говорит Маниту и того же требует Великий ДУХ прерии. Видит ли белый человек то дерево на берегу реки?
– Вижу.
– А видишь ли ты нижнюю ветку? Если тебе удастся сорвать ее, я дарую тебе жизнь, потому что ветвь всегда была символом мира и милосердия.
Странное условие, выставленное Виннету, было для нас полной неожиданностью. Хольферт, недоуменно вертя головой, пошел к берегу, до которого было не более четырехсот шагов. Ветка висела не над водой, а над сушей, и сорвать ее не составляло труда, но когда пленник подошел к дереву и протянул к ней руку Виннету вдруг вскинул свое серебряное ружье. Прозвучал выстрел, и Хольферт рухнул с простреленной головой в воду.
Мы стояли как громом пораженные, а Виннету спокойно перезарядил ружье и произнес:
– Белый человек не принес ветку, поэтому он умер. Дух прерии справедлив и жалостлив, но его милосердие не ведет к гибели. Белый, которого вы называли Хольфертом, не мог остаться в живых, потому что его в любом случае ждала смерть: от рук команчей, или белых разбойников, или от зубов хищных зверей.
В то же мгновение апач оказался в седле и, не оглядываясь на нас, тронул коня. Мы двинулись за ним.
Следы команчей ясно виднелись на траве. Судя по раскраске, которую мы видели на их лицах, они выступили в военный поход, однако цель их находилась далеко, в противном случае они вели бы себя и осторожнее и предусмотрительнее. Безусловно, Виннету знал, куда и зачем они направляются, но такому воину, как он, следовало молчать и не высказывать собственного мнения, пока в том не было нужды. Я уже собрался подъехать к нему и расспросить его, когда вдруг прозвучал выстрел, а за ним еще два.
Мы немедленно остановились, Виннету подал нам знак вернуться назад, а сам пустил своего гнедого вскачь, осадил его у ближайшего поворота, укрыл коня в кустарнике и осторожно выглянул из кустов.
Вскоре он оглянулся и знаками позвал нас к себе.
– Команчи и двое бледнолицых, – сказал он, снова ныряя в заросли. Мы последовали за ним, а Боб остался караулить Хоблина и лошадей.
На огромном лугу в излучине реки стоял отряд краснокожих. У самой воды возле воткнутых в землю копий сидели вожди команчей и курили трубку мира. Их лошади паслись поблизости. Остальные воины разыгрывали дикое, но вполне мирное представление: они соревновались в верховой езде и владении оружием.
Лица белых невозможно было различить на расстоянии, поэтому я снова достал подзорную трубу и приложил ее к глазу.
– Сэм, взгляни и скажи мне, кто это там сидит? – сказал я, протягивая Сан-Иэру подзорную трубу.
Он посмотрел в окуляр и тихо присвистнул:
– Тысяча чертей! Это же Фред Морган с сыном! Откуда они взялись на поляне и почему сидят с вождями и курят трубку мира?
– Чему ты удивляешься, Сэм? В том, что они здесь, нет ничего странного. Патрик ехал перед нами, а Фред Морган шел по следу Хольферта – вот они и встретились. А с команчами они и раньше жили в дружбе.
– Так-то оно так, но мне такой поворот дела не по душе. Вот ведь незадача! Как же нам их выманить? Пока они с краснокожими, у нас нет никакой надежды схватить их.
– Не думаю, что они надолго задержатся среди команчей. Вряд ли им захочется делиться с индейцами зарытыми поблизости сокровищами.
– Тогда нам лучше остаться здесь и посмотреть, куда они двинутся дальше.
– А что нам мешает так и поступить? Кажется, индейцы не собираются ехать обратно.
– А разве Фред Морган не станет дальше преследовать Хольферта? – спросил Бернард.
– Он узнает от сына и команчей, что им по пути никто не встретился, и решит, что Хольферт убежал другим путем, – объяснил я. – Думаю, нам стоит укрыть лошадей.
Виннету кивнул в знак согласия, и я углубился в лес, чтобы найти подходящую поляну. Выбрав укромную, закрытую со всех сторон прогалину, я отвел туда и верховых и вьючных лошадей.
– Как далеко отсюда до долины, где ваш капитан зарыл сокровища? – спросил я Хоблина.
– Совсем близко, сэр. Вон там, справа, начинается овраг, через который можно попасть в долину.
– Плохо дело, – сказал я.
– Почему, Чарли? – вмешался Сэм.
– Потому что нам никак не попасть туда раньше Морганов. У меня нет сомнений, что, как только индейцы уйдут, разбойники пустятся прямиком в долину.
– Не волнуйтесь, сэр, – успокоил меня Хоблин. – Этот путь известен только капитану и мне, а лейтенанту придется идти вдоль одного из притоков Пекос.
– Это меняет дело. Тогда мы можем спокойно смотреть состязания индейцев.
Разделившиеся на две группы команчи изображали сражение, то устраивая поединки, то налетая друг на друга целыми отрядами, да с такой ловкостью и быстротой, что любой европейский зритель захлопал бы в ладоши от восторга. Большинство индейских племен не применяют седло и узду, с которыми их познакомили белые. Широкая ременная подпруга удерживает на спине лошади толстую шерстяную или кожаную попону, которая заменяет им седло. Второй ремень в виде свободного ошейника охватывает шею лошади. Ухватившись за него руками и цепляясь ногой за спину коня, краснокожие воины очень ловко перебрасывают свое тело с одной стороны на другую и используют коня как щит, умудряясь при этом послать во врага стрелу или пулю. В искусстве верховой езды им нет равных, словно они всю жизнь выступали в цирке. Даже если в бешеной скачке ослабнет подпруга и свалится седло, то есть попона, заменяющая его, всаднику не грозит падение. Его ноги, обутые в мокасины из оленьей кожи шерстью наружу, буквально прилипают к лошадиной спине. Ошейник, висящий у основания гривы, настолько свободен, что в него можно просунуть руку до плеча, и тогда краснокожие, свесившись набок, могут пустить стрелу из-под конской шеи или даже из-под брюха. Благодаря длительным упражнениям они не знают промаха.
Наше внимание было приковано к военным играм краснокожих, и я всего лишь один раз случайно бросил взгляд назад – к счастью, как нельзя более вовремя. Двое всадников, вглядываясь в следы команчей, медленно спускались к берегу на опушке леса.
– Джентльмены! К нам едут незваные гости, – предостерег я товарищей.
Все посмотрели назад, а Хоблин воскликнул:
– Да ведь это капитан с Санчесом!
– В лес! Все в лес, а мы с Виннету заметем следы.