Тут же нашлись и вьючные сумы. Упаковав все, что мы собирались взять с собой, мы нагрузили лошадей и Уже были готовы тронуться в путь.
– Что будем делать с остальными лошадьми? – спросил Сэм.
– Боб снимет с них путы и отпустит в прерию. Конечно, разбойники потом могут поймать нескольких из них, но не убивать же ни в чем не повинных животных! Вы поезжайте, а я останусь и подожгу эту кучу.
– А почему не сделать это сейчас же? – спросил меня Бернард.
– Огонь виден издали, и стейкмены тут же поспешат назад, поэтому лучше будет, если вы отъедете подальше. Я догоню вас.
– Ты прав, Чарли. Вперед, мальчики! – воскликнул Сэм, вспрыгивая на свою Тони и трогаясь в путь. За ним потянулись вьючные лошади, а сзади ехали Бернард и Боб, ведя между собой коня, на котором сидел связанный Хоблин. Выждав, пока не стихнет цокот копыт, я принялся рассыпать порох по ворохам награбленного добра. Распустил одеяло на длинные полосы, пропитал их оружейным маслом, и фитиль метров в двадцать протянулся от моих ног к пороху. Когда огонь побежал к фитилю, я взял мустанга под уздцы и пошел по тропинке. Дойдя до последних кустов, я прыгнул в седло, и в то же мгновение сзади загрохотало: это рвались завернутые в одеяла патроны. За моей спиной полыхали заросли, огонь безжалостно пожирал добро, награбленное стейкменами у несчастных путешественников.
Глава III
СРЕДИ КОМАНЧЕЙ
На территории Техаса, Нью-Мексико и Аризоны, там, где притоки Рио-Гранде стекают с хребтов и отрогов гор Сьерра-де-лос-Органос, Гуадалупе и Рианка, раскинулась огромная дикая страна. Беспорядочные нагромождения скал, глубокие ущелья с отвесными стенами, покрытые девственными лесами долины сохраняют столь первозданный вид, словно с того дня, когда Господь сотворил землю, были напрочь отрезаны от внешнего мира.
Ветер подхватывает цветочную пыльцу и семена и перебрасывает их через горные хребты и пики, благодаря чему в долинах и на лугах буйствует растительность. Черные и бурые медведи блуждают там, нагуливая жир перед холодной зимой, которую проводят в укромных берлогах. Стада бизонов в несколько сот голов с топотом протискиваются сквозь узкие проходы и кочуют в поисках новых пастбищ. Здесь же время от времени появляются белые и меднокожие действующие лица, по дикости не уступающие окрестностям, и когда они исчезают – никто не знает, что с ними произошло, так как каменные исполины молчат, молчит и первозданный лес, а человек до сих пор не понимает языка зверей.
Кто отважится ступить сюда? Иногда забредает отчаянный охотник, полагающийся только на себя самого и на свое ружье, иногда здесь находит убежище беглец, скрывающийся от людского возмездия за свои преступления, крадется индеец, вышедший на тропу войны против всего мира, потому что весь мир – и белых, и краснокожих – объявил его вне закона. Здесь из-за кустов может внезапно показаться меховая шапка траппера, широкополое сомбреро мексиканца или похожая на шлем, завязанная узлом на макушке черная грива индейца.
Что здесь понадобилось каждому из них, что привело в эти недоступные места? Ответ всегда один – вражда с людьми и борьба за существование. Однако выжить здесь так трудно, что иногда кажется: жизнь не стоит тех усилий, которые приходится тратить, чтобы ее сохранить.
Внизу по равнине проходит граница между владениями апачей и команчей, там вершатся героические дела, о которых история умалчивает. Иногда после кровопролитного сражения не один побежденный – целые их отряды вынуждены искать спасения в этих недоступных горах, где ждет их новое сражение не на жизнь, а на смерть – на этот раз с силами природы, победить которые значительно труднее, чем противников из плоти и крови.
Река Пекос зарождается в горах Сан-Хуан и вначале течет к юго-востоку, а затем, пробившись через Сьерра-Бланка, сворачивает прямо на юг. Миновав горы, река описывает огромную дугу в западном направлении; справа и слева от нее высятся горные отроги, но вдоль берегов тянется где широкая, а где поуже полоса прерии, приметная издали по высокой траве. Зеленые леса словно стекают со склонов в пойму реки.
Трудно найти более опасное место. Горы стоят такой сплошной стеной, что щель или каньон здесь редкость, и поэтому тот, кто не хочет встретиться с врагом, никак не может обойти его стороной. Конечно, можно бросить лошадь и, рискуя сломать себе шею, найти убежище в отвесных скалах, но человека без лошади ждет в этих краях верная гибель…
Итак, мы ехали по долине Пекос. Я бывал там и раньше, но тогда я путешествовал в компании многочисленных и опытных воинов племени апачей. Теперь же нас было всего четверо, к тому же нам приходилось не спускать глаз с пленника, которому, хотя он и слушался беспрекословно, доверять все равно было нельзя. Я хорошо знаю людей, опустившихся до грабежа и разбоя, и оттого не тороплюсь принимать за чистую монету их притворное раскаяние.
Была середина августа, солнце скрывалось за высокими горами сразу после полудня, и мы постоянно мерзли. Холод изнурял нас, тело коченело, мы зябко кутались в одеяла. В течение дня Хоблин ехал между нами, а на ночь мы его связывали. Стейкмен собственной жизнью ручался за достоверность своих слов. Однажды, когда время близилось к полудню, Бернард Маршалл спросил меня:
– Далеко ли еще до Скеттл-Пик и Хэд-Пик?
– Мы могли бы уже завтра быть там. Но Хоблин утверждает, что долина с тайником находится правее.
– А не лучше ли сначала поехать в горы и отыскать там Фреда Моргана?
– Отыскать его в горах не так-то просто. К тому же негодяй опытен и может заметить нас. Патрик опережает нас всего на несколько часов, и мы скорее нагоним его, чем отца.
– Стойте! – воскликнул вдруг ехавший во главе отряда Сэм. – Видите вот эту лежащую на земле ветку? Похоже, кто-то проехал здесь, и совсем недавно.
Мы подъехали поближе и спешились. Сэм поднял ветку, повертел ее в руках и протянул мне.
– Погляди на нее, Чарли.
– Готов поклясться, что ее сломали не более часа назад.
– Можешь не клясться, Чарли, я тебе верю, потому что и сам так думаю.
Я внимательно осмотрел землю.
– Здесь прошли двое белых. Смотри.
В кармане у меня лежали две палочки, вырезанные по длине следа тех, кого мы преследовали. Я достал их и приложил к отпечаткам, видневшимся в траве.
– Это они, мерка подходит к следам. Дальше ехать нельзя, Сэм.
– Ты прав. Патрик не должен заметить, что кто-то идет за ним по пятам. Но если уж негодяи сошли здесь с лошадей – сделали они это не без умысла. Видишь: вон там стояли их лошади и копытами разрыли песок. А человеческие следы ведут дальше в лес. Пойдем посмотрим, почему Патрика потянуло на лесные прогулки.
Мы приказали остальным ждать нас на опушке, а сами пошли по следу. Пройдя несколько шагов, вдруг остановились: кочки мха под вековой сосной были срезаны рукой человека. Мы подняли их.
– Кирка! – удивился Сэм.
Подо мхом виднелся четкий отпечаток инструмента.
– Действительно! – недоуменно согласился с ним я. – Здесь лежала кирка.
– Они унесли ее с собой. Но откуда она здесь взялась? – продолжал удивляться Сэм.
– По-моему, все очень просто. Капитан и лейтенант, после того как зарыли свое сокровище в долине, спрятали кирку здесь, чтобы она не мешала им в дороге. Наверняка где-то здесь на деревьях есть отметки, по которым легко найти этот тайник. А кирка обязательно понадобится негодяям, когда они вернутся за деньгами.
Я уложил на место кочки мха и осмотрел деревья – действительно на стволах сосен виднелись зарубки.
– Что ты скажешь, Чарли? – спросил меня Сан-Иэр.
– Думаю, что Хоблин не лжет: Патрик собрался в долину.
– Мы должны опередить его. Только вот ведь незадача: нам неизвестно, сразу он туда пойдет или будет дожидаться отца.
– Сейчас мы все выясним.
Когда мы вернулись к нашим спутникам, я спросил Хоблина:
– Как далеко отсюда до поворота на долину?
– Я был здесь давно и точно не помню, но, по моим расчетам, не больше двух часов.
– Тогда в путь! Мы пойдем по его следу и все поймем. Если Патрик сразу свернет в долину – значит, он спешит добраться до сокровищ; а если же поедет прямо – стало быть, решил сначала встретиться с отцом. Мы, что называется, сели им на пятки.
– Ты все верно говоришь, Чарли, но мы слишком близко от Патрика. Пусть отъедет подальше, не то он может заметить нас. А мы пока спрячем лошадей в зарослях и чем-нибудь перекусим. Я чертовски проголодался, а пост, вот ведь незадача, мне не на пользу.
Мы так и сделали. Сидя на мягком мху, мы с трудом пережевывали жесткое, как ремень, вяленое мясо, когда Хоблин вдруг тихо вскрикнул:
– Посмотрите вон туда, за овраг! Мне показалось, там что-то блеснуло на солнце. Может, это наконечник копья.
– Мыслимое ли дело, – презрительно отозвался мистер Маршалл, – с такого расстояния рассмотреть наконечник.
– Рассмотреть, конечно, нельзя, – вмешался я, – однако заметить отблеск солнца можно. Особенно если это команчи – у их копий широкие железные наконечники. А это значит…
В то же мгновение я умолк, заметив странный блик над оврагом.
– Несомненно, это индейцы. Слава Богу, мы успели спрятать лошадей. А если бы мы поехали дальше, они наверняка заметили бы нас – ведь солнце светило нам в лицо.
Мы немедленно отползли в кусты, а я достал подзорную трубу и направил ее на овраг. То, что я там увидел, не доставило мне радости.
– Полюбуйся на них, Сэм, – сказал я, протягивая подзорную трубу Сан-Иэру. – Их там сотни полторы, не меньше.
Сэм взглянул в подзорную трубу и передал ее Бернарду.
– Посмотрите и вы хоть раз на краснокожих, мистер Маршалл. Вы когда-нибудь имели дело с команчами?
– Никогда. А вы уверены, что это команчи?
– Уверен ли я? Да я в краснокожих разбираюсь не хуже, чем вы в своих дорогих побрякушках. Конечно, в этих местах можно встретить и апачей, но у них совсем другие прически. Обратите также внимание на боевую раскраску: красные и голубые полосы. Команчи откопали топор войны. Поэтому они до блеска надраили наконечники копий и набили колчаны отравленными стрелами, с которыми мне сегодня совсем не хочется знакомиться. Чарли, – обратился он ко мне, – что будет, если они поедут в нашу сторону?
– Они заметят нас.
– Ну, это не так-то просто, но нам все равно надо выйти и уничтожить следы под деревьями.
– Бесполезно, Сэм. Краснокожие обязательно наткнутся на наши следы у реки, пойдут по ним и обнаружат нас.
– Так оно и будет, но мы тем временем успеем унести отсюда ноги.
– Ты прав, так мы выиграем время. Попытаемся замести следы лошадей на опушке, не покидая убежища.
Позади меня стояла засохшая тонкая елка. Я срезал ее под корень и потряс ею над отпечатками лошадиных копыт. Сухая хвоя посыпалась на землю и прикрыла следы. Теперь только очень опытный глаз мог различить их.
– По-моему, ты перемудрил, Чарли, – произнес Сэм, с лукавой улыбкой глядя на меня.
– Почему же?
– Да потому что на клене не растут иголки.
Действительно, прямо над следами наших лошадей, которые я так "удачно" замел, стоял клен. Но на переделку уже не оставалось времени – все наше внимание было приковано к индейцам, которые остановились в овраге и выслали вперед разведчиков.
– Слава Богу! Они идут в другую сторону! – радостно воскликнул Сэм.
– Почему вы так решили? – удивился Бернард.
– Растолкуй ему ты, Чарли. У тебя это лучше получится.
– Все очень просто. Команчи выслали вперед трех разведчиков. Двое из них взбираются на холм, а третий едет вдоль реки, а это значит, что отряд будет переправляться вброд ниже по течению.
Вскоре разведчики вернулись к отряду, и команчи двинулись вдоль реки. Теперь мы могли видеть их и без подзорной трубы и пересчитать краснокожих. Выяснилось, что их вдвое больше, чем мне показалось вначале. Молодые, сильные, как на подбор, воины принадлежали к двум ветвям племени команчей, так как во главе отряда ехали два вождя.
– А эти двое с орлиными перьями в волосах – вожди? – спросил Бернард.
– Да.
– А мне как-то говорили, что индейские вожди всегда ездят на белых лошадях.
– На белых? Ха-ха-ха! – засмеялся Сэм.
– Тот, кто сказал тебе это, знал об индейцах понаслышке, – произнес я. – Краснокожие предпочитают лошадей темной масти, так как белый цвет виден издалека и даже на охоте невозможно приблизиться к дичи на светлом коне. Только на севере, зимой, когда все покрыто снегом, индеец садится на такого коня и сам укутывается в белое одеяло. И я не раз прибегал к этому способу.
Тем временем индейцы начали входить в воду и один за другим пересекать реку. Несмотря на бурное течение, они выходили из реки всего на несколько шагов ниже того места, где входили.
Увидев, что краснокожие снова выслали вперед разведчиков, а затем двинулись вниз по течению, мы вздохнули с облегчением.
Опасность миновала, Сэм гладил по шее свою Тони и приговаривал:
– Что ты об этом думаешь, моя старушка? Ничего страшного, правда? Во всяком случае, краснокожие не смогли бы отрезать мне уши; а тебе хвост. Нам с тобой бояться нечего. Чарли, – обратился он ко мне, – а что будет с Патриком и его сообщником? Ведь их следы индейцы наверняка заметят.
– Ничего с ними не будет, – ответил вместо меня Хоблин.
– Почему же?
– Они давно знакомы. Это команчи из племени ракуррои. Наш капитан и Патрик выкурили с ними трубку мира. Мы сбывали им добычу.
– Хуже не придумаешь. Значит, краснокожие станут на его защиту, – пригорюнился Сэм, – и нам с ними не справиться. Уж больно их много.
– Мы должны терпеливо ждать, Сэм, – утешил я его. – Я уверен, что Патрик не возьмет команчей с собой в долину, где зарыты сокровища. Он ограничится тем, что выкурит с вождями трубку мира, посидит у костра, а затем под благовидным предлогом улизнет, чтобы обделать свои делишки без лишних свидетелей.
Я подполз к опушке леса и высунул голову из зарослей, чтобы проследить за индейцами, которые уже исчезали за холмом у поворота реки. Прежде чем уползти обратно, я машинально бросил взгляд в другую сторону – вверх по течению реки – и поспешил снова спрятаться. Сэм, заметив, как я отпрянул, тихо спросил:
– Что случилось, Чарли? Еще индейцы?
– Да. Один краснокожий стоит у выхода из оврага.
Сан-Иэр поднес к глазам подзорную трубу.
– Боже, сколько их развелось! Но он только один, если, конечно, за ним не идут другие. Постой, постой! Да ведь это апач!
– Неужели?
– По-моему, это вождь. У него длинные волосы, он спускается к реке.
– Дай-ка мне подзорную трубу.
Но я ничего не увидел, так как индеец уже въехал в воду и скрылся за прибрежными холмами.
– Представляешь, Чарли, какая здесь каша заварится? Команчи вышли в поход, но и не подозревают, что за ними по пятам идут апачи. Ведь этот вождь поехал вперед, чтобы не спускать с них глаз. Он ведет себя чертовски умно: пошел не по следу, а выбрал дорогу повыше – через холмы, а затем по ближайшему ущелью. Теперь все притихните и замрите – краснокожие от природы наделены острым зрением. Апач поедет мимо нас, поэтому придержите лошадей и прикройте им ноздри, чтобы они не фыркнули при его приближении.
Мы не могли видеть апача, потому что находились за холмом, скрывавшим от нас правый берег реки, но не прошло и пяти минут, как послышался топот копыт.
Мои товарищи отползли назад к лошадям, а я остался лежать у самой опушки. Индеец ехал медленно, вглядываясь в землю. Может быть, он заметил следы Патрика?
Видимо, так оно и было, так как апач неожиданно остановил лошадь, бросил взгляд на елочные иголки, которыми я пытался замести следы, и в одно мгновение оказался на земле с томагавком в руке.
– Стреляй, Чарли, – послышался голос Сэма, и я заметил, что он вскинул ружье.
Индеец заметил его и, перепрыгивая через кусты, бросился на вестмена, но я вскочил на ноги и в прыжке, опережая их обоих, одной рукой отвел готовое выстрелить ружье, а другой удержал занесенную для удара руку апача.
– Виннету! Разве великий вождь апачей убивает своих друзей?
Краснокожий застыл, затем медленно опустил руку, и его темные глаза заблестели.
– Чарли!
Он всегда был скуп на слова и сейчас ограничился одним лишь возгласом, но в его голосе слышалась такая радость, какую гордые индейцы обычно стыдятся выражать вслух. Он заключил меня в объятия и прижал к груди.
– Что привело моего брата на Пекос? – спросил я.
Он заткнул за пояс томагавк и ответил:
– Собаки команчи покинули свои стойбища, чтобы отдать апачам свою кровь. Великий Дух говорит, что Виннету снимет с них скальпы. Но что делает в этой долине мой белый брат? Ведь он говорил мне, что собирается переплыть Великую Соленую Воду, чтобы навестить вигвам своего отца и сестер, а затем отправиться в огромную пустыню, которая страшнее Мапими и Льяно-Эстакадо?
– Я уже навестил вигвам отца и побывал в Сахаре, но дух прерии звал меня к себе и в свете дня и в темноте ночи. Я не мог не послушаться его зова.
– Мой брат поступил правильно. У прерии большое сердце, которое вмещает в себя и жизнь, и смерть, а тот, кто хоть раз почувствовал его биение, не может уйти навсегда, он должен вернуться. Хуг!
Он взял коня под уздцы и вместе со мной вошел под сень деревьев. Только тут он увидел остальных моих товарищей. Их присутствие его вовсе не удивило, и он вел себя сдержанно, ожидая, что я сам представлю их ему. Дотянувшись рукой до переметной сумы у седла, Виннету достал оттуда трубку и индейский кисет с табаком и невозмутимо уселся на землю.
– Виннету ездил далеко на север, – произнес он, – и там у Большого Озера взял священную глину для трубки. Чарли станет первым, кто ее закурит.
– Мои товарищи также желают пить из нее дым мира вместе с моим краснокожим братом.
– Виннету курит трубку только с мужественными воинами, в чьих сердцах нет места лжи и на чьих губах живет только правда. Но Виннету знает, что его белый брат избегает общества дурных людей.
– Великий вождь апачей не мог не слышать о смелом охотнике Сан-Иэре.
– Виннету слышал о нем, но никогда не видел его лица. Он знает, что Сан-Иэр мудр, как змея, хитер, как лисица, и храбр, как ягуар. Он пьет кровь краснокожих мужей и отмечает их смерть на прикладе ружья, но убивает только тех, кто причинил ему зло. Пусть подойдет и выкурит с Виннету трубку мира и дружбы.
Старый знаменитый вестмен смутился, как мальчишка, от похвалы великого воина прерии, известного своей справедливостью и отвагой.
– Мой краснокожий брат сказал правду, – произнес он. – Я убиваю только тех, кто хочет отнять у меня жизнь, но смелые и честные воины всегда могут рассчитывать на мою помощь.
– Пусть вождь апачей взглянет на этого бледнолицего воина, – сказал я, указывая на Бернарда. – Большое несчастье обрушилось на него. Еще недавно он был богат и счастлив, но по вине белых грабителей и убийц лишился отца и состояния. Убийца ищет убежища на Пекос, но вскоре умрет от его руки.
– Виннету станет его братом и поможет поймать убийцу отца. Хуг!
Виннету всегда держал свое слово, поэтому я обрадовался его обещанию. Помощь Виннету стоила больше, чем все усилия полиции. О большем нельзя было и мечтать.