Фольсом пошевелился и что-то пробормотал. Но мы не разобрали. Его сильно обожженное лицо было почти полностью забинтовано, и он жестоко страдал от боли, не прекращавшейся ни на мгновение: у него была целиком поражена правая щека, язык не слушался, отчего создавалось впечатление, будто он говорит на каком-то загадочном языке. Между тем здоровая левая часть лица настолько кривилась от боли, что глаз почти не было видно. Фольсом, и правда, являл собой жалкое зрелище.
Я обратился к Джолли:
- У вас остался морфий? - И тут же подумал: "Как жаль, что я не захватил его с собой, хоть немного, ведь морфия у нас на борту было больше, чем достаточно".
- Нет ни одной ампулы, - устало проговорил Джолли. - Я уже израсходовал упаковку, целую упаковку!
- Доктор Джолли работал не покладая рук всю ночь, - слабым голосом заметил Забрински. - Восемь часов кряду. Вместе с Роулингсом и Киннэрдом. Они так ни разу и не присели.
Бенсон полез в свою аптечку. Заметив его движение, Джолли вымученно улыбнулся - мне показалось, что он выглядит много хуже, чем вчера, когда я видел его последний раз. Тогда он был исполнен сил и энергии. И вот, проработав восемь часов без передышки, - за это время он даже умудрился наложить гипс на лодыжку Забрински, в этих-то условиях! - Джолли и сам едва держался на ногах. Он оказался отличным доктором - честным, верным клятве Гиппократа и теперь имел полное право на отдых: ведь ему на подмогу пришли еще два врача - наконец-то!
Джолли медленно нагнулся, чтобы поудобнее усадить Фольсома, - я взялся ему помочь. Вслед за тем он вдруг припал спиной к стене, весь обмяк и сполз на пол.
- Простите, - натужно выдавил он. Его обмороженное бородатое лицо искривилось в жалком подобии улыбки. - Бедный хозяин…
- Бросьте, доктор Джолли, предоставьте теперь действовать нам, - спокойно остановил его Свенсон. - Скажите только, все ли пострадавшие транспортабельны?
- Не знаю. - Джолли протер рукой налитые кровью, слезящиеся от копоти глаза. - Правда, не знаю. Один или двое из них так и не приходили в сознание с прошлой ночи. Потом, здесь такой холод, что они, похоже, схватили воспаление легких. Холод и на здорового человека действует убийственно, что уж говорить о тяжелораненых. Девяносто процентов своей энергии человек тратит не на борьбу с болезнью или инфекцией, а на то, чтобы выработать тепло, иначе пиши пропало.
- Успокойтесь, - сказал Свенсон. - Значит, перенести всех на борт за полчаса нам не удастся. Кого нужно забрать в первую очередь, Бенсон?
Странно, почему он обратился с этим вопросом только к Бенсону, а не к нам обоим? Ну да Бог с ним, в конце концов, Бенсон судовой врач, а не я. Голос Свенсона прозвучал довольно холодно - капитан как будто забыл о моем существовании, и я прекрасно понимал, отчего его отношение ко мне резко изменилось.
- Забрински, доктора Джолли, капитана Фольсома и вот этого… - посоветовал Бенсон.
- Я - Киннэрд, радист, - представился тот. - А мы уж грешным делом думали - ты не дойдешь, приятель! - обратился он уже ко мне. - С трудом поднявшись на ноги и зашатавшись, Киннэрд прибавил: - Вот видите, я и сам могу идти.
- Не спорьте, - тут же остановил его Свенсон. - Роулингс, да бросьте вы ковыряться в своей баланде. Лучше поднимайтесь и идите вместе с ними. Сколько вам потребуется времени, чтобы протянуть с лодки кабель, установить здесь пару электрообогревателей и светильники?
- Мне одному?
- Можете взять себе в помощники кого хотите, дружище.
- Через четверть часа все будет в ажуре. Я даже могу провести сюда телефон, сэр.
- Вот и отлично, действуйте.
Роулингс вынул ложку из котелка, попробовал свою стряпню, оценивающе облизнул губы и горько покачал головой.
- Ну и варево! Чистая отрава! - мрачно признался он, потом встал и вышел вслед за матросами, уносившими носилки.
Из восьмерых полярников, что остались лежать на полу, только четверо находились в сознании: водитель тягача Хьюсон, повар Нэсби и еще двое, представившиеся как Харрингтоны, братья-близнецы. И самое удивительное то, что у них были обожжены и обморожены одни и те же места. Остальные четверо то ли спали, то ли были без сознания. Мы с Бенсоном начали их осматривать. Бенсон старался вовсю, каждому совал градусник и каждого прослушивал стетоскопом, не то, что я. Хотя мне и без стетоскопа было ясно, что у всех восьмерых налицо явные признаки воспаления легких. А капитан Свенсон между тем задумчиво разглядывал внутреннее убранство домика, изредка бросая в мою сторону косые взгляды; время от времени он похлопывал себя руками по бокам, чтобы согреться: ведь одежда на нем была довольно легкая по сравнению с моей, добротной, из меха, а домик, где мы находились, даже несмотря на то, что там стояла печка, скорее напоминал морозильную камеру.
Первый человек, которого я осматривал, лежал на боку в крайнем правом углу. Глаза у него были чуть приоткрыты, зрачков почти не было видно, голова - перевязана, из-под бинтов проглядывали только полузакрытые глаза, впалые виски и мертвенно-бледный лоб, холодный, как мраморное надгробие на заснеженном кладбище.
Я спросил:
- Кто это?
- Грант, Джон Грант, - уныло ответил водитель Хьюсон. - Наш второй радист, напарник Киннэрда. А что с ним?
- Он мертв, причем давно.
- Мертв? - неожиданно спросил Свенсон. - Вы уверены?
Я окинул капитана высокомерным взглядом профессионала и ничего не ответил. Тогда тот обратился к Бенсону:
- Так сколько же из них нетранспортабельны?
- Думаю, вот эти двое, - ответил Бенсон и, не обратив внимания на косые взгляды, которые бросал в мою сторону Свенсон, передал мне стетоскоп.
Через минуту я поднялся с колен и кивнул.
- У обоих ожоги третьей степени, - сообщил капитану Бенсон. - Очень высокая температура, слабый и неровный пульс, ну и, конечно, воспаление легких.
- Их надо срочно перенести на "Дельфин", а может, они и выживут, - сказал Свенсон.
- Тогда уж они точно умрут, - вмешался я. - Даже если мы укутаем их с головой и донесем до корабля, они вряд ли выдержат подъем на мостик и спуск через люки.
- Но не можем же мы торчать здесь до бесконечности! - воскликнул Свенсон. - Будем переносить их на борт: всю ответственность я беру на себя.
- Простите, капитан, - резко встряхнув головой, возразил Бенсон. - Но доктор Карпентер прав.
Свенсон пожал плечами и промолчал. Спустя время вернулись матросы с носилками, а следом за ними подоспели Роулингс и еще трое - они несли кабель, обогреватели, светильники и телефон. Через несколько минут все было подключено. Роулингс отдал распоряжение по портативному телефону - в домике тут же загорелся свет и заработали обогреватели.
Матросы положили на носилки Хьюсона, Нэсби и братьев Харрингтонов. Когда они ушли, я снял со стены фонарь и сказал:
- Он вам уже не понадобится. Я скоро.
- Куда это вы собрались? - холодно спросил Свенсон.
- Скоро вернусь, - повторил я, - пойду кое-что посмотрю.
Немного поколебавшись, капитан отвернулся. Я вышел наружу, повернул за угол домика, остановился, прислушался и услыхал, как внутри затрещал телефон. Голоса я не расслышал - до меня доносились лишь невнятные обрывки речи, и я не мог знать точно, о чем шел разговор, однако догадаться было нетрудно.
Затем я двинулся наискосок к единственному уцелевшему домику - он стоял на южной стороне. Никаких следов пожара или даже слабого возгорания на его стенах я не обнаружил. Склад горючего, должно быть, находился по соседству, на этой же стороне, но чуть западнее, - в том направлении, куда дул ветер, вот почему, как я предположил, только один домик уцелел, а все остальные сгорели. Когда я более внимательно оглядел обуглившиеся, уродливо перекошенные балки строения, где некогда размещался склад горючего, мое предположение переросло в уверенность. Именно здесь, по всей видимости, и был очаг пожара.
С восточной стороны к уцелевшему домику примыкала крепкая пристройка - шесть футов в высоту, столько же - в ширину, восемь футов в длину. Деревянный пол, блестящие алюминиевые стены и потолок, большие обогреватели, прикрученные болтами к внутренним перегородкам и стенам. От обогревателей тянулись провода - нетрудно было догадаться, что они подключены к вышедшему теперь из строя генератору: тепло в пристройке, очевидно, поддерживалось круглосуточно. Здесь стоял небольшой гусеничный тягач, который, однако, занимал почти все внутреннее пространство; заводился он, наверное, с помощью простого ключа зажигания. Однако теперь обычным ключом его было не завести. Для этого понадобились бы три-четыре паяльные лампы и столько же дюжих молодцов, чтобы несколько раз провернуть двигатель. Закрыв за собой внутреннюю дверь, я очутился в самом домике.
Здесь стояли металлические столы, скамейки, хитроумные приборы и устройства, с помощью которых можно было автоматически записывать и расшифровывать информацию о состоянии погоды в Арктике. Но даже не представляя себе назначение большинства этих приборов, я без ФУ да догадался, что здесь размещалась метеостанция. После беглого, но довольно пристального осмотра я, однако, не заметил ничего необычного - все предметы находились на своих местах. В одном углу на пустом деревянном ящике стоял передатчик с наушниками, а вернее, приемопередатчик. Рядом, в тяжелой деревянной промасленной коробке лежали пятнадцать последовательно соединенных батареек. На стене, на крюках, висели две двухвольтные контрольные лампочки. Взяв проводки, подсоединенные к лампам, я подключил их к внешним клеммам собранного из батареек аккумулятора. Если бы батарейки работали, лампочки тут же бы ярко вспыхнули. Но этого не произошло - выходит, Киннэрд не врал, когда говорил, что аккумулятор полностью разрядился. Хотя, честно признаться, у меня в ту минуту и в мыслях не было подозревать его во лжи.
Выйдя из метеостанции, я направился к последнему домику- тому самому, где лежали обгоревшие тела семи полярников, погибших в пламени пожара. Мне в нос сразу же ударил смрад - тошнотворный дух обуглившейся плоти вперемежку с запахом сгоревшей солярки. Постояв немного в дверях, я, набравшись наконец решимости, зашел внутрь, расстегнул меховую парку, снял шерстяные рукавицы, поставил большой фонарь на стол, достал свой, карманный, и опустился на колени.
Не прошло и десяти минут, как мне вдруг захотелось отсюда бежать, и чем скорее, тем лучше. В медицинской практике порой встречается такое, от чего врачей, даже видавших виды патологоанатомов, буквально бросает в дрожь. Это - трупы утопленников, извлеченные из воды по прошествии довольно долгого времени, тела, разорванные на куски мощным взрывом, и те, что сильно обгорели, практически до неузнаваемости. Вскоре от пребывания в насыщенном зловонием помещении, меня начало воротить с души. Однако уйти отсюда, не закончив дела, я не мог.
Внезапно открылась дверь, я обернулся и увидел капитана Свенсона. Хотя не ожидал, что он появится так скоро. За ним вошел лейтенант Хансен, его рука со сломанными пальцами была обернута шерстяной тряпкой. Значит, капитан Свенсон звонил по телефону, чтобы вызвать подкрепление. Свенсон выключил свой фонарь, снял снегозащитные очки и маску. Пристально взглянув прямо перед собой, он невольно поморщился от отвращения и весь побледнел. Хоть мы с Хансеном и предупреждали капитана о том, что его здесь ожидает, тем не менее к такому зрелищу он не был готов. Человеческое воображение практически неспособно доподлинно восстанавливать картины из реальной жизни. Я вдруг подумал, что Свенсону вот-вот станет дурно, однако краска, тотчас же выступившая у него на щеках, меня успокоила.
- Доктор Карпентер, - проговорил он сухим неестественным голосом, - я требую, чтобы вы немедленно вернулись на корабль и больше никогда не покидали свою каюту. Я бы предпочел, чтобы вы сделали это добровольно, в сопровождении лейтенанта Хансена - он пришел специально, чтобы вас проводить. Мне бы очень хотелось избежать возможных осложнений, как, надеюсь, и вам. Если же я ошибаюсь, у нас вполне хватит сил изолировать вас против вашей воли. Роулингс с Мерфи поджидают снаружи.
- Не слишком ли круто, капитан? - сказал я. - Потом, Роулингс с Мерфи могут здорово простудиться, стоя снаружи.
С этими словами я опустил правую руку в карман штанов, нащупал рукоятку пистолета, затем обвел невозмутимым взглядом капитана и старпома и спросил:
- С чего это вдруг вам пришла в голову эта умопомрачительная идея?
Свенсон посмотрел на Хансена и кивнул на дверь. Хансен развернулся и уж было направился к двери, но я остановил его:
- По-моему, это уже слишком! Неужели вы даже не хотите меня выслушать?
Хансен чувствовал себя крайне неловко. Такой поворот в наших отношениях был ему явно не по душе, как, впрочем, и самому Свенсону, хотя капитан действовал так, как, по его мнению, и следовало действовать, отбросив прочь излишнюю сентиментальность.
- А вы не такой умный, как я думал, - заговорил капитан Свенсон. - Хотя еще недавно, надо признаться, я быт уверен в обратном. Но, как бы то ни было, наши действия вполне оправданы, и вы, смею надеяться, понимаете почему. Когда вы впервые ступили на борт "Дельфина", еще в Холи-Лох, мы с адмиралом Гарви отнеслись к вам крайне настороженно, да оно и понятно. Вы назвали себя крупным специалистом по Арктике, уверяли, будто участвовали в строительстве "Зебры". Но мы не приняли ваши слова во внимание и отказались взять вас на борт. И тогда вы поведали нам весьма убедительную историю про передовую базу дальнего обнаружения каких-то там ракет. Хотя ни я, ни адмирал Гарви и слыхом не слыхивали о ее существовании, мы, тем не менее, вам поверили. Громадные параболические антенны, огромные мачты радиолокационной установки, сверхсовременные компьютеры, которые вы нам так живописали, - куда же все это подевалось, а, доктор Карпентер? Оказывается, все это - химеры, плоды вашего изощренного воображения.
Я слушал капитана, не перебивая, а сам между тем размышлял о своем.
- Оказывается, - продолжал свое Свенсон, - ничего подобного здесь не было и в помине, разве не так? Стало быть, тут что-то нечисто, дружище. Не могу сказать, что именно, но, думаю, скоро мы это узнаем. Потому как главное для меня - это безопасность корабля, жизнь экипажа и уцелевших полярников с "Зебры". Я намерен доставить всех домой целыми и невредимыми, и потому мне вовсе не хочется рисковать.
- Значит, воля Британского адмиралтейства и приказы начальника управления боевого использования подводных лодок для вас пустой звук?
- У меня возникли серьезные сомнения насчет подлинности этих ваших приказов, - мрачно возразил Свенсон. - Уж слишком темная вы лошадка, доктор Карпентер, по-моему. Да и лгун, каких поискать.
- Вот вы уже перешли на оскорбления, капитан.
- Ничего не поделаешь, правда часто глаз колет. Так что собирайтесь и пошли.
- Простите, я еще не все здесь закончил.
- Понятно. Джон, будь любезен…
- Ладно, сейчас я вам все объясню. Вижу, это и впрямь необходимо. Выслушайте же меня.
- Еще одна история? - капитан покачал головой. - С нас довольно.
- Как угодно. Но я не сделаю отсюда ни шагу. И весь разговор…
Свенсон снова повернулся к Хансену - тот уже было собрался идти. Тогда я сказал:
- Ладно, раз уж вы настолько упрямы, что даже не хотите меня выслушать, пускай потом суд решает, кто из нас прав. Какое счастье, что здесь есть трое опытных врачей.
- Что это значит?
- А вот что!
Пистолеты бывают разные. Одни выглядят как безобидные игрушки, другие кажутся уродливыми пугачами, третьи тотчас внушают уважение. А есть такие, которые мгновенно ввергают в ужас; "манлихер" в моей руке вполне можно было отнести к категории последних. Он, и правда, внушал ужас. В свете стоявшего на столе фонаря его вороненая сталь сверкнула дьявольским, зловещим блеском. Это было грозное оружие, оно могло напугать кого угодно.
- Вы не станете стрелять, - решительно сказал Свенсон.
- Мне надоело умолять, чтобы вы меня выслушали, так что пусть Бог нас рассудит, дружище.
- Сударь, вы блефуете. Вы никогда не посмеете им воспользоваться, - выпалил Хансен.
- Посмею, потому что слишком многое поставлено на карту. Поймите меня правильно, и не стоит малодушничать, прячась за спины своих подчиненных. Не толкайте их под пулю. - Я отрезал ему все пути к отступлению. - Лучше сами попробуйте отобрать.
- Стой, где стоишь, Джон, - резко приказал Свенсон. - Он способен на все. У вас здесь, вероятно, целый арсенал, - горько усмехнувшись, прибавил он.
- Вот именно. Автоматические карабины, шестидюймовые корабельные орудия - в общем, все, что хотите. Но мне хватит и пистолета. Так вы выслушаете меня наконец?
- Валяйте, говорите.
- Сначала отошлите Роулингса и Мерфи. Я не хочу, чтобы еще кто-то был в курсе. Кроме того, они там, поди, вконец окоченели.
Свенсон кивнул. Хансен отправился к выходу, открыл дверь, отдал короткое распоряжение и тут же вернулся. Я положил пистолет на стол, взял фонарь, отступил на несколько шагов и сказал:
- Подойдите-ка сюда и взгляните.
Они подошли. Проходя мимо стола, где лежал пистолет, они даже не взглянули на него. Я остановился возле одной из странно деформированных обуглившихся глыб на полу. Свенсон, приблизившись, пристально посмотрел вниз. И тут лицо у него побледнело, а из горла вырвался странный гортанный звук.
- Это же кольцо, золотое кольцо… - начал было он и вдруг осекся.
- Как видите, я говорил правду.
- Да-да, теперь вижу. Право, я даже не знаю, что и сказать. Я чертовски…
- Какое теперь это имеет значение! - резко ответил я. - Посмотрите-ка сюда, на спину. В первый раз мне показалось, будто я расшевелил кучу угля, просто ужас!
- Шея, - пробормотал Свенсон, - она же сломана.
- Как думаете, почему?
- Наверное, чем-то тяжелым… ну, может, балкой перешибло…
- Только что вы побывали в точно таком же домике. Здесь нет никаких балок. Посмотрите: не хватает одного позвонка, размером с полтора дюйма. Если бы шею перешибло чем-то тяжелым, разбитый позвонок бы просто сместился, а его вообще нет на месте. Где же он? Его вышибло. Этого парня застрелили в упор, и пуля, попав в горло, вышла сзади навылет. К сожалению, одна лишь пуля вряд ли поможет понять, что же здесь произошло на самом деле. Судя по диаметру отверстия, стреляли из крупнокалиберного пулемета - может, из кольта тридцать восьмого калибра, а может, "люгера" или "маузера".