- Люди, которых вам предстоит найти, - продолжал я, - первоклассные специалисты в области радиолокации, ведения поиска с помощью системы инфракрасного излучения и электронной компьютерной техники, они работают с новейшими приборами, какие еще никто никогда не использовал. Мы вычислили - не имеет значения как - систему сигналов отсчета времени, которую используют русские при подготовке своих ракет к пуску. На "Зебре" имеется большая параболическая антенна, с ее помощью можно засечь и усилить эти сигналы за считанные секунды после их подачи. Антенны радиолокационной станции дальнего действия и тепловой системы самонаведения определяют пеленг ракеты, и в течение трех минут после ее пуска можно рассчитать ее вес, скорость полета и точный курс с ничтожной погрешностью. Все расчеты, конечно, делаются на компьютерах. Спустя еще минуту полученные данные поступают на станции наведения противоракет, рассредоточенные между Аляской и Гренландией, а еще через минуту в воздух поднимается противоракета с двигателем на твердом топливе, оснащенная системой самонаведения по тепловому излучению; вслед за тем ракета противника перехватывается и самым безопасным образом уничтожается в воздушном пространстве Арктики. Если вы взглянете на карту, то увидите - сейчас "Зебра" находится в непосредственной близости от места расположения пусковых шахт русских и всего лишь в нескольких сотнях миль от линии "дью" линии РЛС раннего обнаружения. А линия "дью" в настоящее время отчего-то полностью бедствует.
- В таких делах я ни черта не смыслю, - невозмутимо проговорил Гарви. - Мне и раньше-то никогда не приходилось об этом слышать.
Признание адмирала меня ничуть не удивило. Лично я тоже не слыхал ничего подобного, покуда сам не придумал. Представляю себе, что скажет капитан Свенсон, случись нам рано или поздно добраться до станции. Но, если нам это все же удастся, уж с капитаном-то я как-нибудь разберусь. Главным же сейчас для меня было отправиться на ее поиски.
- Сомневаюсь, - продолжал я, - чтобы во всем мире нашлась хотя бы дюжина человек, догадывающихся о том, что происходит на "Зебре". Зато вы теперь знаете. И, думаю, понимаете, как важно для свободного мира, чтобы станция продолжала работать. И если там случилось что-то серьезное, это надо выяснить как можно быстрее.
- Да уж, вы еще тот врач, - усмехнулся Гарви. - Капитан Свенсон, как скоро вы рассчитываете выйти в море?
- Закончим погрузку торпед, дойдем до Ханли, примем на борт последнюю партию провизии, заберем теплую одежду - и полный вперед, сэр.
- Вот как? А вы говорили, что собираетесь совершить пробное погружение - проверить горизонтальные рули и отдифферентовать лодку в подводном положении, поскольку из-за недокомплекта торпед, как вы сказали, могут возникнуть кое-какие трудности.
- Я сказал это до того, как послушал доктора Карпентера. Теперь же я готов мчаться на всех парах, сэр, как он того хочет. Я погляжу, так уж ли необходимо проверять дифферент лодки прямо сейчас. Если нет - мы сделаем это в море.
- Это ваша лодка, - подтвердил Гарви. - А где, к слову, вы думаете разместить доктора Карпентера?
- В каюте старпома и стармеха найдется место еще для одной койки, - улыбнулся мне капитан, - я уже распорядился отнести туда ваш чемодан.
- Наверно, здорово намучились с замком? - полюбопытствовал я.
Капитан, ради приличия, покраснел:
- Первый раз видел такой хитроумный замок на чемодане, - признался он. - Он-то, пожалуй, больше, чем все остальное, навел нас с адмиралом на подозрения, тем паче, что нам так и не удалось его открыть. Мне нужно еще кое о чем переговорить с адмиралом, так что давайте-ка я прямо сейчас вас и провожу в отведенное вам помещение. Обед ровно в восемь.
- Благодарю, но я обойдусь без обеда.
- На "Дельфине" еще никто не страдал от морской болезни, уверяю вас, - улыбнулся Свенсон.
- Уж лучше я посплю. Почти трое суток не смыкал глаз - последние пятьдесят пять часов провел в дороге. Я просто устал, вот и все.
- Да уж, сюда вы добирались долго, - снова улыбнулся Свенсон. Казалось, улыбка никогда не сходит с его лица, а ведь кто-то думает, что она еще что-то означает. - И где же вы были пятьдесят пять часов назад, доктор?
- В Антарктике.
Адмирал Гарви уставился на меня, но смолчал.
II
Проснулся я совершенно разбитый, как будто проспал целую вечность. Часы показывали половину десятого, понятное дело - следующего утра, а не прошлого вечера; стало быть, проспал я пятнадцать часов кряду.
В каюте было темно. Я встал, отыскал на ощупь выключатель, включил свет и огляделся. Ни Хансена, ни старшего механика не было: они, верно, зашли уже после того, как я уснул, а ушли до того, как я проснулся. И вдруг понял, что нахожусь в царстве тишины и покоя: крутом ни звука, ни малейшего шороха. Как будто я оказался в собственной спальне. Что случилось? Отчего мы все еще стоим? Почему, черт возьми, не плывем? Я был готов поклясться, что прошлой ночью капитан Свенсон согласился со мной - надо было спешить.
Я быстро умылся в раскладном, как в спальном вагоне, умывальнике, смирившись с отсутствием мыла, надел рубашку, брюки, ботинки и вышел из каюты. В коридоре, по правому борту, в нескольких футах я заметил открытую дверь. Приблизившись к ней, я заглянул внутрь. Без сомнения, это была офицерская кают-компания: один из офицеров еще завтракал, не спеша расправляясь с бифштексом, яичницей и жареным картофелем и умиротворенно почитывая иллюстрированный журнальчик, - одним словом, срывал цветы удовольствия. Он был примерно моего возраста, крупный и явно склонный к полноте - обычное дело, должен заметить, для тех членов экипажа, кто любит вдосталь покушать и не любит двигаться, - с коротко стриженными черными волосами, подернутыми на висках сединой, и веселым, умным лицом. Заметив меня, он поднялся и протянул руку.
- Вы, как я понимаю, доктор Карпентер. Добро пожаловать в кают-компанию. Меня зовут Бенсон. Садитесь, садитесь.
Я выпалил что-то вроде приветствия и тут же спросил:
- Что случилось? Задержка? Почему стоим?
- В этом-то и есть беда нашего времени, - безрадостно проговорил Бенсон. - Все куда-то спешат. А к чему приводит спешка? Сейчас скажу…
- Простите, мне нужен капитан. - Я повернулся, чтобы уйти, но Бенсон положил мне руку на плечо.
- Успокойтесь, доктор Карпентер. Мы в море. Садитесь.
- В море? Под водой? Я ничего не чувствую.
- Что можно почувствовать на глубине триста футов. А то и четыреста. Впрочем, я и сам в таких пустяковых делах ни черта не смыслю, - признался он. - Пусть ими занимаются механики.
- Механики?
- Капитан, старший механик и им подобные. - Он взмахнул рукой, изображая прямую линию, как бы давая мне понять, насколько широко значение слова "механики". Есть хотите?
- Мы вышли из Клайда?
- Если Клайд не простирается дальше на север - за пределы Шотландии, тогда да.
- Что-что? Бенсон усмехнулся:
- Последнее контрольное погружение-всплытие мы делали в Норвежском море, на широте Бергена.
- Значит, сегодня только утро вторника, - предположил я, ощущая, что выгляжу полным дураком.
- Только утро вторника, - рассмеялся Бенсон. - И если вы сумеете вычислить, с какой скоростью мы шли последние пятнадцать часов, то сможете определить наше точное местонахождение, однако, я буду вам весьма признателен, если свои вычисления вы оставите при себе. - Он откинулся в кресле и громко крикнул: - Генри!
Из закутка - судя по всему там был буфет - возник старший вестовой в белой куртке. Это был высокий худощавый малый со смуглым и печально вытянутым лицом, похожим на морду спаниеля, только что сожравшего какую-то гадость. Взглянув на Бенсона, он многозначительно спросил:
- Еще картошки, док?
- Ты же прекрасно знаешь - больше одной порции твоего подгоревшего дерьма мне в жизни не одолеть, - с достоинством отрезал Бенсон. - По крайней мере, за завтраком. Познакомься, Генри, - доктор Карпентер.
- Здрасьте, - слащавым голосом произнес Генри.
- Завтрак, Генри! - скомандовал Бенсон. - И учти, доктор Карпентер - англичанин. И мне бы не хотелось, чтобы он ушел, проклиная жратву, которую скармливают морякам американского военно-морского флота.
- Если кому-то не по душе наши разносолы, - мрачно выдавил Генри, - пускай тот оставит свои вкусы при себе. Эй, там! Еще один завтрак! Да поживей!
- Ради Бога, не стоит себя утруждать, - сказал я. - Есть такие вещи, которые мы, привередливые англичане, просто на дух не переносим, особенно по утрам. И одна из них - жареный картофель.
Генри сочувственно кивнул и удалился. Я сказал:
- Так вы, как я полагаю, и есть доктор Бенсон?
- Штатный судовой врач на "Дельфине", и к тому же офицер, ни больше, ни меньше, - признался он. - Единственный, чья профессиональная пригодность была взята под сомнение, иначе зачем вы здесь?
- Уверяю, я вас ни в чем не стесню.
- Знаю-знаю… - скороговоркой проговорил Бенсон. Причем я не смог не сообразить, что без участия Свенсона тут не обошлось: наверняка капитан строго-настрого запретил офицерам докучать Карпентеру своими расспросами. И я снова подумал: интересно, что скажет Свенсон, когда мы прибудем на полярную станцию - если мы до нее доберемся - и поймет, как ловко я их обвел вокруг пальца.
Между тем Бенсон, улыбнувшись, продолжал:
- Здесь, на этой лодке, и одному-то врачу нечего делать, не говоря уже о двоих.
- Значит, работой вы не особенно перегружены?
Судя по тому, что завтракал он не торопясь, именно так оно и было.
- Перегружен! Да я сижу в лазарете, как приклеенный, каждый божий день - хоть бы одна живая душа заглянула. Заходят только, когда мы возвращаемся после долгого плавания, да и то - снять паршивую головную боль. Так что главная моя работа и специальность - следить за уровнем радиации и загрязнения воздуха. В былые времена, на первых подлодках, воздух становился грязным через несколько часов после погружения. Не то, что теперь: сейчас мы можем месяцами торчать на глубине, - он осклабился. - В общем, работенка у меня не пыльная. У каждого на борту есть пленочный дозиметр, и мое дело - время от времени проверять его показания: уровень радиации здесь обычно меньше, чем где-нибудь на пляже, не в самое пекло, конечно.
С воздухом и того проще. Заботу доставляют только окись и двуокись углерода. Правда, у нас имеется воздухоочиститель, он поглощает выдыхаемую двуокись углерода и откачивает ее за борт. Что касается окиси углерода - а ее было бы гораздо меньше, будь курение на борту запрещено, вот только бунт на корабле нам совершенно ни к чему, тем более на трехсотфутовой глубине, - то она сгорает в специальной топке, после чего, как и двуокись, откачивается за борт. Но даже ко всему этому я не имею практически никакого отношения, потому как у меня есть толковый механик, он содержит очистительные машины в отличном состоянии. - Бенсон вздохнул. - Есть тут у меня и операционная, она вам очень понравится, доктор Карпентер. Хирургический стол, зубоврачебное кресло и еще много всего… И самое страшное, с чем мне довелось иметь дело, - это ожог: во время лекции наш кок заснул с сигаретой в руке и опалил себе пальцы.
- Лекции?
- Надо же мне хоть чем-нибудь заниматься, чтобы не свихнуться. Два часа в день я трачу на то, чтобы прочитать последние публикации из области медицины, но какой в этом толк, если у меня нет возможности практиковать? Вот я и читаю лекции. Рассказываю о тех местах, где нам предстоит побывать - и всем интересно. Меня слушают даже тогда, когда я говорю о здоровье и гигиене. Когда же речь заходит о пагубных последствиях переедания и слабой физической подготовке, тут уж они отключаются. Да и сам я не думаю о том, что говорю. Как раз на одной такой лекции наш кок и погорел. Вот почему дружище Генри, старший вестовой, критически и свысока судит о вкусах тех, кому, как он считает, недостает чувства меры. Сам он лопает за двоих, однако в силу того, что с его пищеварительным трактом творится что-то неладное, он всегда остается худым и плоским, как щепка. Хотя клянется, что это, мол, от недоедания.
- В общем, жизнь у вас - сплошная малина, не то, что у обычного практикующего врача.
- Что верно, то верно. - Он просиял. - Но есть у меня одна работенка, вернее, любимое занятие, - которой нет ни у одного практикующего врача. "Ледовая машина". Я на ней собаку съел.
- А что думает об этом Генри?
- Что? Генри? - Бенсон рассмеялся. - Это совсем не то, что вы думаете. Я вам потом покажу.
Генри принес завтрак. Как бы мне хотелось, чтобы здесь сейчас оказался метрдотель из какого-нибудь лондонского пятизвездочного отеля - он увидел бы тогда, каким должен быть настоящий завтрак!
Когда я покончил с едой, Бенсон сказал:
- Командир Свенсон предупредил, что вы можете осмотреть корабль. Я в вашем полном распоряжении.
- Очень мило, с вашей стороны. Но сначала я хотел бы побриться, одеться и поговорить с капитаном.
- Брейтесь на здоровье, никто вам не мешает. Что касается одежды, то самая удобная одежда на борту - рубашка и брюки. И еще капитан просил передать, что он непременно растолкует вам все, что может вызвать ваш интерес.
После того, как я побрился, Бенсон повел меня осматривать этот плавучий подводный город; должен признаться, "Дельфин" мог дать сто очков вперед всем британским подлодкам, которые я видел: по сравнению с ним они казались настоящими реликтами ледникового периода.
С самого начала нужно сказать, что размеры лодки были просто потрясающие. Внутри огромного корпуса помещались мощный ядерный реактор, равный по мощности реакторам, что стоят на трехтысячетонных надводных кораблях, и три нижние палубы вместо одной, как на обычной подлодке. Благодаря удачному сочетанию крупных размеров корпуса и мягких тонов, в которые были выкрашены все внутренние помещения, рабочие отсеки и проходы, создавалось удивительное впечатление легкости, воздушности и, кроме того, простора.
Первым делом Бенсон, конечно же, повел меня в лазарет. Это была одновременно самая маленькая и наиболее оснащенная операционная из всех, что я когда-либо видел: любой врач, который пожелал бы провести серьезную операцию или просто запломбировать зуб, мог бы найти здесь все необходимое. Однако в отличие от традиционных, утилитарных плакатов, которые обычно развешивают на стенах врачебных кабинетов, Бенсон украсил единственную, свободную от хирургического и прочего медицинского оборудования переборку лазарета красочными портретами всех мультипликационных персонажей, каких я знал - от Попая до Пиноккио; и как бы в довершение всего там висело двухфутовое изображение Мишки-Йога в безупречно чистом галстуке, усердно отпиливающего дощечку на указательном столбе, в том месте, где было первое слово объявления, гласившего: "Не кормите медведей!" Картинки висели во всю переборку - от пола до потолка.
- Совсем не похожи на обычные плакаты, с красотками, - заметил я.
- Этого добра у меня тоже хватает, - печально вздохнул Бенсон. - Я одолжил их у заведующего фильмотекой, понимаете? Но вывешивать на всеобщее обозрение такое нельзя - разлагает дисциплину. И все же. Они хоть как-то скрашивают затхлую обстановку, а то тут, как в морге, не так ли? Да и потом, я думаю, радует глаз редких больных - отвлекает внимание, пока я роюсь в старом учебнике в поисках злосчастной 217-й страницы, чтобы выяснить, какая хворь их одолела.
Выйдя из операционной, мы миновали кают-компанию, офицерские каюты и спустились на палубу ниже, где находились жилые помещения команды. Бенсон показал мне отдраенные до блеска, выложенные кафелем душевые, сверкающий чистотой кубрик, а затем провел в столовую команды.
- А вот и сердце корабля, - объявил он. - Оно не в ядерном реакторе, как полагают непосвященные, а здесь. Вы только взгляните: высококачественная система воспроизведения звука, музыкальный автомат, проигрыватель, кофейный автомат, машина, делающая мороженое, кинозал, библиотека, игорная комната. Разве можно сравнивать какой-то там ядерный реактор с эдаким чудом? Подводники былых времен перевернулись бы в гробах, знай они, как мы тут живем: по сравнению с ними мы - как сыры в масле. Может, оно действительно так и есть, а может нет, тем парням никогда не приходилось сидеть под водой месяцами… Кстати, именно тут я на сон грядущий читаю лекции о вреде переедания. - Бенсон нарочито повысил голос, как бы в укор семи или восьми матросам, которые сидели за столами, пили кофе, курили и читали. - И результат моих лекций о пользе диеты, доктор Карпентер, как вы сами можете убедиться, налицо. Вы когда-нибудь видали подобную компанию откормленных донельзя молокососов.
Матросы весело загоготали. Они, видно, уже привыкли к тому, что Бенсон любил перегнуть палку, и относились к его шуткам без всякой обиды. Они производили впечатление молодцов, которые не ударят в грязь лицом, окажись у них в руках нож с вилкой, и каждый из них с виду был весьма далек от идеала, который старался вылепить из них Бенсон. Матросы, высокие и маленькие, все, как один, имели любопытное сходство, объединявшее, как я успел заметить, Забрински и Роулингса, - это взгляд, спокойный, уверенный и жизнерадостный взгляд знатоков своего дела, отличавший их от обычных людей.
Бенсон добросовестно представил мне матросов и подробно рассказал, чем каждый из них занимается. А команде, в свою очередь, он объяснил, что я, дескать, врач британского военно-морского флота и в плавание на подлодку, мол, отправился, чтобы проверить себя в новых условиях. Свенсон, должно быть, велел ему говорить именно это, что, в сущности, было истинной правдой, дабы избежать ненужных кривотолков по поводу моего присутствия на лодке.
Бенсон заглянул в крохотное помещение, расположенное сразу же при выходе из столовой.
- Воздухоочистительный отсек, - сказал он. - А это - Харрисон, механик. Как ведет себя наш проказник, Харрисон?
- Отлично, док, нет слов. На углекислотном датчике по-прежнему тридцать миллионных единиц. - Он раскрыл вахтенный журнал с колонками цифр. Бенсон изобразил там какую-то закорючку, они обменялись еще двумя-тремя словами, и мы вышли.
- Полдня я занимаюсь только тем, что хожу с ручкой в руке и подмахиваю разные бумажки, - признался Бенсон. - Вы, я думаю, не горите желанием осмотреть мешки с мукой, говяжьи туши, тюки с картошкой и всякие консервы - их у нас около ста видов.
- Не очень. Зачем?
- Добрая половина носовой части, прямо под нами, занята под кладовую, там всякой снеди хоть пруд пруди. На мой взгляд, это и впрямь выше головы. Но, как ни крути, такой запас рассчитан на сто человек, как раз на три месяца - минимум столько времени мы можем оставаться под водой в случае необходимости. Черт с ней, с кладовой, от одного только вида всех этих запасов меня прямо с души воротит. Я сразу же ощущаю свое полное бессилие в борьбе за правильное питание. Тогда уж лучше пойдем поглядим, где все эти разносолы готовятся.
И Бенсон повел меня прямо на камбуз - маленькое квадратное помещение, сплошь выложенное кафелем и заставленное предметами из сверкающей нержавеющей стали. При нашем появлении кок, дюжий малый во всем белом, повернулся и, осклабившись, обратился к Бенсону:
- Пришли снять пробу, док?