После полученного инструктажа Алекса прошел в лабораторию, где его снабдили
микрофоном и ознакомили с правилами пользования незатейливым устройством.
Ровно в оговоренное время и в назначенном месте Алекс ожидал человека от
Либермана. В его руках был неприметный кейс с заветными бумагами.
Рядом затормозил желтый обшарпанный "москвич".
Игра началась.
* * *
РАЗГОВОР:
– Вы знаете, чем грозит нам ваша самодеятельность в купе с крайней
самонадеянностью, – Иван Денисович выходил из себя, и эхо вторило его словам под
высоким потолком кабинета. – Вы ликвидировали троих, но пожалели самого опасного
для нас человека. А мы не поощряем жалость!
– О жалости не может быть и речи. Согласен с вами, что для нас это
непозволительная роскошь, – Отец оставался спокоен, несмотря на бессильную злобу
своего собеседника, – я не отказываюсь от достигнутых между нами договоренностей,
но вы не ограничили меня сроками, а я не могу делать одно дело в ущерб другому.
Операция, в которой задействован Алекс, разрабатывалась на протяжении нескольких
лет. Завалить ее, значит навредить стране, а Родина для офицера – это святое.
– Вы со своим патриотизмом ставите нас под удар. Неужели до сих пор непонятно,
что с легкой руки вашего "сынишки" мы все будем видеть ежедневно небо в клеточку. Я
же не хочу коротать остаток жизни на жестких нарах. А СССР проживет и без вас.
– Со всеми этими событиями, Иван Денисович, я оказался слугой двух господ.
Приходится угождать обоим. Лучше Алекса кандидатуру мне не найти. От него
отвернулись все. А вы зря боитесь его. Он уже разыскивается милицией по подозрению в
убийстве иностранного гражданина. А кто поверит убийце? К тому же невозможно
доказать его причастность к нашему ведомству. Его имя нигде не значится.
– Кому надо, тот поверит и проверит. Не сомневайтесь, – продолжал стоять на
своем полковник. – И мой шеф уже не доволен. Ему не нужны даже сплетни,
затрагивающие каким-либо образом участие КГБ в августовских событиях. Пора бы уже
вам усвоить, что в сегодняшней действительности от сплетен до газетных публикаций –
один шаг. А какое влияние имеет сегодня пресса на народ, думаю, объяснять не надо.
Люди слепо верят газетчикам. В свое время пресса была глас правительства, а партия –
наш рулевой. Так что сейчас, в период гласности, средства массовой информации не
четвертая власть, а первая. И мы вынуждены с этим считаться. Если какая-то частная
бульварная газетенка напечатает слова вашего Алекса, то тему тут же подхватит
одна из центральных газет.
– Алекс нем, как могила, – вступился за своего подопечного Отец.
– Не скажите. Припертый к стене несколькими неудавшимися покушениями, он с
радостью выболтает все какой-нибудь смазливой журналисточке, чтобы насолить нам.
– Нет. Исключено. Он не падок на женщин. Кроме того, мы специально отдали его
милиции. Как только они его схватят, нам останется только нажать на некоторые
рычаги и…
– Не нам, а вам. И нажимайте на свои рычаги, нажимайте, – нетерпеливо
проговорил Иван Денисович. – На меня тоже давят сверху. Там, – он поднял указательный
палец, показывая в потолок, – там тоже хотят ускорения процесса. Иначе не сносить
кой-кому здесь головы.
– Вы намекаете на меня? В прошлый раз вы убеждали меня в обратном. Но, так или
иначе, я не боюсь. Зря тратите силы на запугивание. Пока мои ребята в строю, я нужен
Системе.
– Алекс должен быть мертв сегодня же, – приказал Иван Денисович, – вас не
забудут, если вы все сделаете правильно.
– Он профессионал, каких мало. С ним сложно справиться. Но сразу же после
завершения операции я сделаю все возможное… и невозможное.
– И что это будет за операция? Мне не нравится, когда наше общее дело ставится
под удар по неизвестным причинам.
– Неужели? – Отец расхохотался прямо в лицо полковнику, – мы – сотрудники
Комитета Госбезопасности, и секретность для нас никто не отменял! Меня никто не
уполномочивал вводить вас в курс дела. Не стоит знать больше, чем требует от вас
ваша работа. Это опасно для жизни.
– В момент, когда вся наша деятельность висит на волоске и зависит от
множества случайностей, вы считаете возможным что-то от меня скрывать. Из-за
вашей преданности СССР все грозит с треском провалиться, а я даже не могу знать, из-
за какой ерунды вы плюнули на нас всех, и стоит ли та операция, в которую вы ввели
Алекса, всех тех трудов и потерь, которые понесла наша Система, – надрывая свои
голосовые связки кричал Иван Денисович. – Кто будет отвечать за полный провал?
Президент уже отвернулся от нас, а что будет, если демократы узнают про то, что
творится у них под носом…
– Вы имеете в виду заговор? – осведомился Отец.
– Называйте это как хотите, но правительство России уже обратило на нас свое
пристальное внимание, и никто не встанет на нашу защиту.
Выдержав паузу и позволив собеседнику выпустить пар, Отец веско произнес:
– Я выполню приказ, Алекс будет мертв…
* * *
Все шло, как по расписанию. Желтый "москвич" сменился зелеными "жигулями",
"жигули" в свою очередь – белоснежной "волгой". Долго петляли по городу, высматривая
возможных преследователей. Встречающая сторона перестраховывалась, опасаясь, что
Алекс все же окажется подсадной уткой. К вилле Либермана они подъехали в уже
знакомой карете "скорой помощи". При входе в дом Алекса вновь обыскали, но не найдя
ничего предосудительного, пропустили внутрь.
В хорошо обставленной гостиной царил уют и тепло домашнего очага. В камине
приветливо потрескивали березовые поленья, плясали всполохи рыжего пламени.
Секретарь хозяина услужливо усадил гостя в глубокое кожаное кресло и предложил на
выбор кофе или чай. Получив отказ, он вышел, оставив гостя одного.
В просторной зале дышалось легко и свободно. Окружавший Алекса интерьер
поражал монументальностью и великолепием на грани кича. Высокие белые потолки,
паркет из мореного дуба, темно-бурая кожаная мягкая мебель, служившая образцом
консерватизма. Тяжелый дубовый стол с витыми ножками характеризовал собой грань
между стариной, представленной антикварными предметами искусства, и современностью
в виде новейшей видеодвойки производства страны восходящего солнца.
Большие двери неслышно отворились, и в гостиной вновь появился секретарь.
– Господин Либерман сейчас будет, – предупредил он с легким южным акцентом и
протянул руку, – вы принесли то, что просил босс? Дайте бумаги мне.
– Нет, – Алекс инстинктивно отодвинул кейс в сторону, – я передам их только в руки
Либерману. Не иначе.
Не вступая в спор, секретарь кивнул и удалился. Ответ его нисколько не удивил.
Посреди роскоши и достатка Алекс задумался о превратностях судьбы. Жизнь
разведчика сложна и непредсказуема. Одних она жестоко толкает в грязь и нищету трущоб
где-то на окраине мира, другим щедро дарует блага и удобства. В атмосфере сегодняшнего
СССР, стремительно погружавшегося во всеобщее обнищание, дворец израильского
"бизнесмена" выглядел до неприличия помпезно. И снаружи, и, тем более, изнутри. Какие
доходы должно приносить совместное предприятие, чтобы Либерман мог жить на
широкую ногу, не вызывая излишних вопросов? И на эти деньги он содержит дом,
многочисленную охрану и, наверняка, приличный автопарк. Едва ли МОССАД
потворствует своему агенту.
– Добрый день, добрый день, – радостно приветствовал хозяин дома своего гостя, -
мы с нетерпением ждали вас, Алекс, и ваших новостей.
Алекс обернулся и встал, пожав узкую и длинную ладонь. Израильтянин возник
точно из ниоткуда. Невидимый и неслышимый, точно старый лев на охоте.
– Может быть, выйдем на улицу? – предложил Либерман, пояснив, – я не люблю
вести деловые переговоры в помещении. Даже в моем собственном доме могут быть
чужие уши.
Они прошли по затемненному коридору на задний двор к бассейну. Еще одному
символу западного потребления, выражающего социальный статус владельца. На
выложенной плиткой площадке стояли два зонта, прикрывающие от солнца шезлонги и
небольшой стол для коктейлей.
– Не хотите составить компанию? – Либерман скинул толстый махровый халат,
оставшись в одних плавках, – я каждый день плаваю, независимо от погоды. Это полезно
для здоровья и фигуры. Не только женщинам стоит заботиться о внешности.
– Да, понимаю, – глубокомысленно протянул Алекс. – Спасибо. Но я подожду вас
здесь.
Он присел на край шезлонга, зажав кейс щиколотками. Либерман тянул время, не
говоря о деле, и это настораживало.
– Вы ставите меня в неловкое положение, – хозяин дома вновь влез в рукава, – вы мой
гость, а я заставляю вас ждать.
– Я подожду, – отмахнулся Алекс. – Мне торопиться некуда.
Он лукавил. Куда больше ему хотелось забросить кейс с секретными документами в
неведомые дали и дать отсюда деру. Находится в шкуре предателя, пусть и в оперативных
целях, претило его существу. В голове мелькнула мысль, что Либерман использует его, как
и все остальные, пытается заставить поверить в то, что МОССАДу вовсе небезразлична
персона беглого агента КГБ. Он даже не обмолвился о бумагах, будто это дело
второстепенное.
– Что задумались, мой друг? – израильтянин вынырнул из пучины вод, обтерся
полотенцем и щелкнул пальцами. – Сейчас будем обедать!
Алекс пожал плечами. Либерман строит из себя гостеприимного хозяина, точно
исполняет брачный танец. Нервничает. Не может не нервничать. Ждет. Проверяется.
Боится, не привел ли Алекс за собой "хвост".
– Давайте.
К столу поднесли большую супницу, из которой валил пар.
– Специально для вас, Алекс, сибирский борщ с грибами.
Потянув носом, Алекс уловил тонкий аппетитный аромат приготовленного блюда.
Пока хозяин, отпустив прислугу, разливал борщ по тарелкам, гостю оставалось лишь
глотать слюну.
– В чем причина вашей обходительности? – спросил вдруг Алекс.
– Обходительности?! – удивился Либерман, но ни один мускул не дрогнул на его
лице. – Это правила хорошего тона, мой друг.
– Мне не нравятся подобные игры. Они редко заканчиваются хорошо.
– Вы мне угрожаете? – повинуясь движению руки, два телохранителя спешно
спустились с террасы, – в моем собственном доме? Коммунизм уничтожил в русских право
на уважение частной собственности. В цивилизованном мире так не принято.
– Я хочу получить ответы на поставленные вопросы. Вы обещали.
Намеренно генерируя в себе ощущение беспомощности в сложившейся ситуации,
Алекс провоцировал собеседника на ошибку. Один неверный шаг, одно неосторожно
брошенное слово.
– Вы доверяете честному слову?! – Либерман расхохотался, дав охране отбой, – это
при вашем-то опыте работы "в поле" вы довольствуетесь обещаниями. Неужели вы столь
наивны, Алекс? Конечно, вы еще молоды и не знаете жизнь так, как я, но, по-моему, уже
достаточно разумны, чтобы понимать, что политика – грязное дело. Не только различные
правительства делают политику, но и мы, агенты спецслужб. Нельзя в нашем мире
секретности и насилия доверять человеку, даже если он дал вам клятву. За время службы
мне ни разу не довелось встретить настоящего человека слова. Так что запомните то, что
сейчас слышите. Если вы в сложившейся ситуации собираетесь прожить еще достаточно
долго, то вам стоит это учитывать.
Убрав со стола руки, он продемонстрировал Алексу генератор шума – прибор
размером чуть меньше спичечного коробка, используемый спецслужбами для подавления
возможной прослушки. А это означает только одно – микрофон, скорее всего, не работает,
и Отец с группой захвата могут лишь догадываться о происходящем на территории виллы.
Если они, лишенные информации, ворвутся сюда раньше, чем надо, то вся работа пойдет
коту под хвост.
Алексу стоило большого труда держать себя в руках, ощущая на себе казавшийся
непомерно тяжелым микрофон, следя за каждым произнесенным словом, чтобы самому
потом не попасться в руки госбезопасности. Когда же он понял, что кроме их двоих никто
разговор не контролирует, он едва не сорвался, и бледность, лишь мгновение оттенявшая
лицо, не укрылась от цепкого взгляда профессионала, коим был Либерман.
– Что с вами? – встревожился Либерман и, подозвав секретаря, что-то шепнул тому на
ухо, а затем повернулся к собеседнику, – мне не нравится ваш вид, мой друг. КГБ опять
решил нас надуть? Не выйдет!
– О чем вы, господин Либерман? – пришел черед Алекса изображать удивление. Но
переиграть матерого шпиона в актерском мастерстве ему было не под силу.
– Не дурите, Алекс, вам не идет роль шута. Вы осмелились привести за собой людей
из госбезопасности, – израильтянин был взбешен, – давайте сюда бумаги! Документы,
Алекс, скорей!
Слуга унес со стола нетронутый борщ и сменил скатерть. Алекс протянул Либерману
кейс, но резидент лишь криво ухмыльнулся, поступив предсказуемо.
– Что там? Вмонтированный в корпус пиропатрон с краской? Мне не нужна
собственность КГБ. Оставьте кейс себе. И папку тоже. Вытащите из нее документы и
передайте их мне. Только бумаги!
Понимая, что если сейчас он промедлит и начнет тянуть резину, то Либерман лишь
убедится в правильности своих подозрений, Алекс сделал единственно возможный ход.
Встал на защиту своих интересов. Открыв кейс, он не передал документы, а крепко зажал
папку в руке. Видел нервно бегающие глаза шпиона, застывшее в них нетерпение.
– В чем дело?
– Выполните то, что обещали. Бумаги никуда не денутся.
Израильтянин сделал знак одному из телохранителей и через пару минут получил
блестящий металлическими боками атташе-кейс. Водрузил его на стол, щелкнул замками
и, подняв крышку, развернул к Алексу, демонстрируя содержимое. Плотно обтянутые
банковской лентой пачки зеленых купюр с изображением президентов США радовали
глаз, поражали изумрудным блеском.
– Деньги? – поразился Алекс, – но я просил не денег, а помощи.
– Неужели вы откажитесь от валюты, Алекс? Берите, вам хуже не будет. Надо сказать,
что я приятно поражен. Вы не алчны, как большинство людей. К тому же, врываясь в
рынок, никто не откажется от лишних средств к существованию. Не обижайтесь, друг мой,
эта кругленькая сумма – первый шаг к нашему плодотворному сотрудничеству.
Алекс продолжал гнуть линию бессребреника, вынужденного пойти на
сотрудничество с вражеской разведкой в условиях войны, пусть и холодной. Папка под
грифом "Совершенно секретно" все еще оставалась в его руках.
– Я отказался от сотрудничества с МИ-6, и вы думаете, что я соглашусь работать с
МОССАД? Да никогда! Встреча с вами была лишь попыткой прояснить ситуацию. Моя
информация в обмен на вашу. Вы согласились, и когда я прихожу с необходимыми для вас
документами, вы начинаете юлить, бросив мне жалкую подачку. Все, что мне от вас надо –
это выслушать версию МОССАДа о происходящем. Неужели это так сложно?
– Версию МОССАДа? – Либерман раскатисто захохотал, – вам еще кто-то что-то
нашептал?
– Можно сказать и так…
– Держу пари, что это Отец. Разве вы еще ничего не поняли: вас отдали на съедение
волкам.
Алекс откинулся на спинку кресла, глядя, как Либерман выкладывает деньги на стол.
– Вы удивлены, друг мой?
– Нет, не очень. Вы знаете, кто именно меня сдал?
– Не обманывайте хотя бы себя, Алекс. Вы и сами прекрасно знаете этих людей.
Алекс положил документы на стол и потер глаза. Напряжение последних дней
тяжким грузом навалилось на него, не позволяя расправить плечи и поднять голову, и это
было неприятно.
К сидящим по дорожке приближался раскрасневшийся взмокший секретарь. Зрачки
его сузились, и глаза горели яростью. Либерман понял все сразу.
– Два автобуса стоят на развилке в километре отсюда, – сбивчиво произнес секретарь, -
оба пусты, окна зашторены. Охраняются тремя вооруженными людьми в камуфляже без
опознавательных знаков.
– Ну что ж, Алекс, я был прав, – удовлетворенно заметил Либерман, – вы привели за
собой "хвост". И сделали это умышленно.
– Если меня и выследили, то это не моя вина.
– Не лгите, Алекс, – Либерман взглянул на часы, – но у меня еще есть некоторое
время. А ложь вас больше не спасет…
* * *
Где-то вдали стучали лопасти вертолетов, подгоняя собравшихся. Либерман спешно
сложил бумаги в свой атташе-кейс и встал.
– Уберите его с глаз моих… А ты, – он обратился к секретарю, – готовь машину, мы
едем в аэропорт. Проверь, чтобы там все было в порядке.
Огромные, налитые свинцом темно-синие грозовые облака заслонили солнце. Резкий
порыв ветра пронесся по макушкам деревьев, нарушая прежнюю тишину, срывая
пожухшую листву, с треском ломая сухие ветви. Первые капли наступающего дождя упали
в траву, которую ветер настойчиво прижимал к земле, не позволяя подняться. Непокорные