Изгой, Крах Советской империи - Дмитрий Серков 13 стр.


Неприступность жилища обеспечивалась личностью хозяина. Но Алексу было на это

плевать. Всего мгновение, и ригель отошел, дверь отварилась. Безупречно смазанные

петли не издали ни звука. В последний раз оглядевшись, Алекс вытащил из-за пояса

пистолет и переступил порог.

Служба поглощала Отца целиком, оставив на закате дней завзятым холостяком, но в

доме царил безупречный порядок. Не как в казарме, а тепло и уютно. Может, немного

старомодно. Тюлевые занавески на окнах, кровать застеленная кипельно-белым

покрывалом, ни пылинки на столе и на шкафу; посуда перемыта и сложена в сушку. Везде

вязанные салфеточки – на спинке кресла, на кухонных табуретах, под пустой вазой, под

кассетником "Sony". Во всем ощущалось участие женщины. Но не хозяйки, а работницы.

Осмотревшись и убедившись, что он в квартире один, Алекс присел на диван. С чего

начать? Зачем он вообще сюда пришел?

Ответы. Ему нужны ответы. Где Отец может скрывать документы, столь

необходимые сейчас?

Первое, что приходило на ум – это сейф в рабочем кабинете на площади

Дзержинского. Безопаснее места не придумаешь. Но возможно, что часть личного,

собранного по крупицам архива хранится где-то дома. Одним из принципов Отца всегда

было: прячь все тайное на видном месте – это Алекс усвоил давно. "Видным местом"

запросто могла служить квартира – ни один здравомыслящий человек не оставит

документы с грифом "Совершенно секретно" дома.

Стоило признать, что Алекс понятия не имел, что ищет, и где это что-то лежит. Архив

может быть на бумаге, магнитной ленте… да на всем, что угодно. В считанные часы ему

предстояло отыскать нужную информацию, отделить важное от второстепенного.

МОССАД должен получить только то, о чем просил. Никаких лишних бонусов и подарков.

Интерьер в стиле минимализма, казалось, упрощал задачу. Но стены, пол, потолок

также могут содержать в себе тайник. Алекс прошелся по коридору, заглянул в санузел и

на кухню, вернулся в комнату, разглядывая паркет, итальянские обои, картины в

деревянных рамах. Думать, как Отец. Поступать, как Отец. Смотреть его глазами.

Оказаться в его шкуре. Где самое видное место, скрытое от окружающих?

Лязгнувшие в замке ключи прервали его размышления. Открывшаяся входная дверь

напомнила о себе дуновением ветра. В квартиру уверенной поступью вошел человек.

Зажав в руке пистолет, Алекс скользнул в дальнюю комнату и оттуда проник в

кладовую. Затаил дыхание. В нос ударил застарелый запах пыли. Здесь было темно, но

сквозь неплотно прикрытую дверь проникала полоска дневного света.

Отец вернулся домой.

Алекс слышал шаги, шуршание переворачиваемых бумаг. Внутри все опустилось.

Понимая, что встреча с командиром неизбежна, он всячески старался оттянуть момент,

надеясь, что разговора удастся избежать. Но возвращение Отца не было случайностью.

Опытный волчара запросто переиграл молодого воспитанника.

– Алекс, – Отец непринужденно набивал трубку, взятую с журнального столика, -

выходи! Мы одни.

Смысла скрываться не было. Отец видит сквозь стены!

Алекс вышел из кладовой, держа в руках взведенный, нацеленный на наставника,

пистолет.

– Не удивляйся, Алекс, не удивляйся. И к чему эти детские игрушки? – Отец указал

на оружие, – присаживайся, будь как дома. Хочешь выпить?

Он встал, достал из бара коньяк и два фужера и разлил содержимое бутылки.

– Мы тебя ждали.

– Мы?

– Да, ты засыпался с израильским агентом. Это пахнет изменой Родине.

– А что я теряю? Страшнее смерти еще ничего не придумали, – Алекс храбрился,

чувствуя себя двоечником перед строгим педагогом.

– Ошибаешься. Есть еще презрение и забвение, – категорично заявил Отец, одним

глотком осушив фужер, – давай поговорим обо всем по порядку. Тебе нужно вот это, – он

положил на стол голубую объемную папку. – Здесь все о работе КГБ в Египте и на

Ближнем Востоке.

– Откуда вы знаете? – понимая, что вновь попал в ловко расставленные сети, Алекс

даже не удивился, – неужели меня опять "кинули"?

– Нет, тут ты можешь быть спокоен. Мы прослушали ваш разговор. Не удивляйся. Их

глушилки дарят только иллюзию защиты, сейчас у нас на вооружении новые технологии…

Твоему заказчику ничего не известно о нашей осведомленности, а документы

действительно нужны Либерману, чтобы Израиль смог упрочить свои и без того сильные

позиции на Ближнем Востоке. Они находятся в ореоле вражеских государств, для них

состояние войны – норма, а безопасность границ – не пустой звук.

– По-моему, вы от меня что-то хотите.

– Молодец, догадался. Ты – профи, и я всегда в тебя верил. МОССАД должен

получить эти бумаги.

– Они "липовые"? – предположил Алекс.

– Нет, настоящие. От и до. Все агенты, их адреса и явки, связные и пароли – все

здесь. – Отец прихлопнул папку ладонью.

– Вы с ума сошли! – возмущению Алекса не было предела, – мало того, что Комитет

плюнул мне в душу, обвинил в шпионаже, так вы теперь хотите, чтобы я действительно

передал информацию иностранным разведкам. И опять я окажусь козлом отпущения.

– Тихо, Алекс, тихо, – Отец неожиданно перешел на шепот, – если тебя услышат, то

нас накроют обоих. Я такой же заложник своей охраны, как ты – всей Системы. После

августовского путча в КГБ наметился раскол, и я – в лагере тех, кто вынужден был

временно отступить, освободив место демократам. Так уж получилось. Но мы не можем

долго оставаться в тени, не можем позволить отщепенцам растащить страну на куски.

Потому эту папку надо обязательно передать Либерману, чтобы выиграть в сложившейся

ситуации. МОССАД нам очень мешает, а для того, чтобы расшевелить осиное гнездо и

взять резидента за горло, нам необходимо серьезное обвинение против них, такое, как эти

бумаги. И сделать это можешь только ты. Ты один из лучших моих учеников, а на данный

момент – мой лучший агент.

– Потому что живой, – пробурчал Алекс.

– Точно! И ты думаешь, что я смогу ликвидировать тебя? Пойми, данная операция -

твой единственный шанс реабилитироваться и не изменить долгу.

– И это нормально? Я сумел избежать нескольких покушений, а теперь вы хотите,

чтобы я продолжал работать на наши спецслужбы.

– Выслушай меня, Алекс, – попросил Отец, – я уже сказал, что не могу убить тебя. Я

организовал только одно покушение, но и оно не было настоящим. Погибла только

связной МОССАДа.

Алексу трудно было в это поверить.

– Но на ее месте мог бы быть я.

– Не мог, – отрезал Отец, – целью была только эта женщина и никто другой. Если бы

не этот выстрел, то Либерман бы никогда тебе не поверил, считая подсадной уткой,

каковой ты, впрочем, и являешься. Он заглотил наживку без особых проверок, а разведчик,

как и сапер, ошибается лишь однажды. Мы тебя подбросили им, как отверженного.

Меряя шагами комнату, Алекс раздумывал над услышанным. Обрастая новыми

деталями, общая картина происходящих событий становилась все более достоверной.

– А как же быть с остальными покушениями? Только не говорите, что вы в них не

замешаны.

Отец отпираться не собирался. Игра, которую он затеял, слишком серьезна, и не

может быть успешной без активного участия Алекса.

– Действительно, я о них знал, но, к сожалению, не мог предотвратить. А кто тебе

звонил с предупреждением об опасности?.. Тот полковник, помнишь? Он дал указание

ликвидировать тебя, но я отказался, если можно так сказать. А человек с "Узи", которого

ты, к сожалению, убил, был наводкой. Нашей задачей было заставить тебя поверить, что

тобой интересуется израильская разведка, и в кризисной ситуации ты обратился именно к

ним. Мы не оставили тебе вариантов.

Еще ни одно покушение не увенчалось успехом. Неожиданно для нас в дело

вмешалось МИ-6. В нашей системе завелась паршивая овца, стучавшая МОССАДу, ей мы

и подкинули сведения о том, что должны ликвидировать тебя. Но кто же знал, что эта

сволочь, оказывается, еще работает и на МИ-6. Пришлось исключить их из игры и

пожертвовать Милошем Соботкой, осложнив тем самым тебе задачу. Потом помогли

израильтянам направить своих агентов в нужное русло, и у мистера…

– …Роберта Хэмптона, – подсказал Алекс.

– Да. У него возникли большие неприятности, а мы остались с чистыми руками.

Запомни: КГБ на своей территории всегда контролировал и будет контролировать

ситуацию.

– Так значит, я могу положиться на вас? – с подозрением спросил Алекс.

Отец рассмеялся.

– Ты все еще не доверяешь мне, – он раскуривал давно набитую трубку. – Имеешь

право. Но поверь, нам было необходимо, чтобы ты ничего не знал и действовал

интуитивно, полагаясь только на себя. Иначе Либерман никогда бы тебе не поверил, или

кто-то донес бы ему про охоту на агентов МОССАДа. А так все вышло, как нельзя

лучше… Выкурим трубку мира?

Алекс не чувствовал ни обиды, ни злости за то, что его вновь использовали. Он

солдат, и его предназначение – стоять на страже Родины.

– Не курю, – на полном серьезе ответил он.

– Что мне сделать, чтобы вернуть твое доверие? – не унимался Отец, стараясь

добиться старых неформальных отношений между ними, ведь раньше они были почти

друзья.

– Оставьте Турова в покое, а я выполню то, что вы от меня ждете.

– Великодушно, великодушно. Не знал, что мой Алекс настолько сентиментален, -

Отец пускал клубы дыма, – он тебя продал с потрохами, а ты просишь за него!

– Я сделаю все, если мое условие будет исполнено. Только так и не иначе, – Алекс

хотел искупить вину за то, что втянул друга в игры, в которых тот ничего не смыслит.

Злости на Лешку Турова он не держал.

– Тебе не нужно прощение! – Отец был восхищен. – Но это непростительная слабость

для человека твоей профессии: прощать долги.

– Прощение дает только Господь, а не убийца, – в своих суждениях Алекс был

категоричен. – И не стоит жест доброй воли принимать за проявление слабости.

– Ты поверил в Бога?

Алекс оставил вопрос без ответа. Испачкав руки по локоть в крови, он нуждался в

вере, чтобы не сойти с ума.

* * *

Общение с Отцом вернуло Алекса к жизни. Если раньше он пребывал в неведении,

оказавшись марионеткой в чужих руках, то сейчас наступило прозрение, и все стало

предельно ясно. Он вновь в игре, его преследование – лишь часть оперативной

комбинации, многоходовки, в результате которой пешка должна стать ферзем. Ставкой в

игре оставалась всего лишь жизнь. Победитель получает жизнь и почести, проигравший –

вечную компанию костлявой старухи с косой.

Отцу хотелось верить, но опыт подсказывал, что победителем Алексу не быть. При

любом раскладе он попадет под перекрестный огонь, и ему отводится только одно место –

на кладбище. Иного не дано. Зато есть шанс сослужить службу Отчизне и выполнить долг

до конца.

Зайдя в кафе, он все еще надеялся на лучшую участь, взирая вокруг смиренным

взглядом смертника. Усевшись за дальний от входа столик, заказал чашку горячего кофе.

Одно неловкое движение официанта, и выплеснувшийся ароматный напиток едва не

испачкал его одежду. Коричневое пятно медленно расползалось по белой скатерти,

приобретая угрожающие размеры. Алекс сморщился и закрыл глаза. Из глубин памяти

поднимались невнятные образы, темные силуэты, такие знакомые и такие далекие,

живописные пейзажи Западной Европы, утопающие в алом тумане. Необычайно красивые

и глубокие голубые глаза возникли из ниоткуда и скрылись за серой пеленой. Алекс резко

отвернулся, схватившись руками за голову. Голубое сияние, разрастаясь внутри,

порождало взрывную энергию, стремясь вырваться наружу. В одном из множества ликов

Алекс узнал Софи. По ее щекам струились слезы. Губы едва шевелились, произнося

заветные слова любви. Образ становился все более туманным и вскоре просто растворился

во мгле.

Алекса изнутри пожирал жар, комок подступил к горлу.

– Извините, – официант протирал стол салфеткой, затем, поняв тщетность усилий,

просто смахнул скатерть. – Сейчас принесу новый кофе. За счет заведения.

Не в силах произнести ни слова, Алекс только мотнул головой, слезы затуманили

глаза. Он торопливо поднялся и вышел на улицу.

* * *

Предоставленная Отцом машина подобрала Алекса на улице Серафимовича возле

"Ударника". Он уже полностью пришел в себя и в ожидании разглядывал афишу

кинотеатра. Обошлись без паролей и прочих шпионских штучек.

– Ну, здравствуй, здравствуй, – Отец протянул руку, когда Алекс уселся в автомобиль.

– Куда едем?

– Сегодня мы с тобой решим одну из величайших проблем конца двадцатого века, -

произнес Отец, пропустив вопрос мимо ушей, – если дело выгорит, то силы Израиля в

Европе, странах Восточного договора сойдут на нет. Это будет сильный удар по репутации

МОССАДа. Они сорвали наши последние операции на Ближнем Востоке, мы отплатим им

той же монетой. Пускай не думают, что КГБ стал беззубым. Это все ширма. Алекс, ты

войдешь в историю… Правда, если о тебе и напишут в учебниках, то случится это через

добрую сотню лет.

– Куда мы едем? – повторил Алекс вопрос.

– К Железному Феликсу, – беззаботно ответил Отец. – Мы с тобой "тайные слуги

короля". Наша работа незаметна обывателю, но только мы даем ему возможность

спокойно ложиться спать и просыпаться в своей стране. Мы с тобой, Алекс, приносим

пользу не меньшую, чем сталевар или булочник. Просто результаты нашей работы менее

осязаемы.

– Вы думаете, я этого не знаю, – Алекс отвернулся к окну, погруженный в

собственные думы.

Обывателю известно только одно здание КГБ СССР – штаб-квартира, расположенная

по адресу площадь Дзержинского, дом 2. Монументальное здание, возведенное в конце

девятнадцатого века и некогда принадлежавшее Страховому обществу "Россия", как

нельзя лучше символизировало мощь и непоколебимость власти. Но мало кто знает, что

большинство домов на улицах и переулках, прилегающих к площади Дзержинского,

приютили под своей крышей различные управления и отделы всемогущего ведомства.

Проскочив площадь с памятником основателю ВЧК, автомобиль выехал на

Мясницкую, свернул в Большой Комсомольский переулок и, не доезжая Маросейки,

заехал во двор серого неприглядного особняка, классического представителя сталинской

архитектуры.

Завидев Отца, постовой на входе взял "под козырек", но внимательно рассмотрел

протянутое удостоверение. На Алекса даже не взглянул, не внес в обязательный для

заполнения журнал посетителей. За несколько августовских дней все здесь разительно

изменилось.

По широкой лестнице они поднялись на третий этаж. Еще один пост. Трепетное

отношение к документам и никакого внимания к Алексу. Будто и не было его вовсе.

Полутемный пустой коридор. Пустая приемная. Кабинет.

Отец зашторил окна, включил настольную лампу, предложил Алексу присесть. С

удовольствием расположившись в удобном кресле, Алекс позволил себе рассмеяться.

– Это гениально, люди из спецслужб хотят меня убить, а вы приводите меня сюда.

– Хотеть не вредно, – скупо улыбнулся Отец, – взгляни на это, – он протянул уже

знакомую папку, – прочитай, чтобы иметь представление.

– Зачем?

– Читай. Я не хочу использовать тебя "в темную".

Коротко и ясно, как выстрел. В кабинете воцарилось молчание. Умея читать с листа,

Алекс потратил менее четверти часа на знакомство с бумагами, затем небрежно бросил их

на стол.

– Теперь я знаю больше, чем следовало бы. Меня дешевле убить, чем оставлять в

живых, – в его словах не звучало и тени шутки. Спина прямая. Гордо поднятая голова.

Леденящий кровь взгляд. Вызов!

Предпочтя оставить выпад без внимания, Отец сконцентрировался на предстоящей

операции:

– Сегодня ты работаешь в команде, для тебя это непривычно. Раньше ты полагался

только на себя, сейчас же за тобой будут наблюдать несколько десятков человек. От нас

всех зависит успех операции. Мы – команда! Помни. Действуешь по ситуации, но в русле

поставленной задачи. На тебя, Алекс, повесят микрофон, поэтому я буду в курсе

происходящего…

– Если они обыщут меня и найдут микрофон, а они обязательно обыщут, то все

полетит к черту, – предостерег Алекс.

– В следующий раз меня не перебивай, – настойчиво попросил Отец. – О микрофоне

не волнуйся – на ощупь не обнаружат. Это тончайшая игла, аналог прибора, который был у

тебя во время путча. Спрячем под одеждой, так что ты там не раздевайся, – посоветовал

он, и уголки губ сложились в едва заметную улыбку. – Папку ни в коем случае не

выпускай из рук. Чтобы тебе не засыпаться, она не снабжена маячком, а мы не можем

допустить, чтобы документы уплыли. Ее ты вручишь лично в руки Либерману и никому

другому. Если мы хотим заполучить его целехоньким, нам нужны неопровержимые

доказательства его причастности к шпионажу против СССР.

– Да, но если при штурме он сбросит бумаги или просто выпустит их из рук, то

плакала наша доказательная база.

– Ты опять перебиваешь.

– Прошу прощения.

– Папка обработана специальным составом, так что стоит господину Либерману

коснуться ее, следы уже не смоет, – пояснил Отец, – тогда мы прижмем его к стенке. И если

все пройдет гладко, то может быть, удастся выудить из него дополнительную

информацию.

Назад Дальше