Дончо
Улучшения
Сегодня в первый раз взяли рифы. Мы окрестили их "рафами", по имени нашего друга и консультанта – известного варненского яхтсмена Рафаила Овчарова. Он помогал нам в подготовке каждой экспедиции, а для этой вместе с Митко Генчевым и Пешо Енчевым сшили запасные паруса. Митко – путешественник-одиночка. Один из первых в Болгарии. Он уже дважды пересекал Черное море. Мечтает предпринять большое путешествие и участвовать в регате одиночных мореплавателей в Атлантике, но у него нет яхты. Черное море Митко Генчев переплыл на очень старой яхте, место которой давно уж на корабельном кладбище.
Я пришел к убеждению, что паруса нашей лодки великоваты, а гик длинноват. Этим объясняется, почему румпель слишком тяжело удерживать, а лодку сильно качает, то есть, если говорить сухопутным языком, ее нос идет против ветра.
После взятия рифов румпель словно убавил в весе. Потеряли в ходе, но совсем мало. Управлять лодкой стало куда удобнее и проще, и не выматываешься до седьмого пота, как прежде.
Идем бабочкой – со стакселем, вынесенным гиком на один борт, и гротом – на другой. Такое расположение парусов "бабочкой" очень эффективно при ветрах бакштаг и фордевинд.
Скользко на палубе, и мы часто падаем. Хорошо еще, что остаешься в лодке. Худо будет, если свалишься за борт, когда другой спит, да еще ночью.
В полдень 28 марта определили местонахождение лодки по солнцу – южная широта 10°05 , западная долгота 89° 50 .
Тринадцать
"Фатальный" день. Тринадцатый со дня отплытия из перуанского порта Кальяо. Прошел он безлико. Сильно печет солнце, дует слабый ветер. Прошли примерно 60 миль, то есть 1° и 4 . До Гринвичского меридиана целых 90°, или 6 часов разницы по времени.
Острова Самоа диаметрально противоположны Болгарии, и разница во времени составляет 11 часов. Между Самоа и Фиджи проходит линия, на которой меняются даты. В общем, Фиджи – настоящий Рубикон.
Первый раз мы заговорили о Яне. Оказалось, что оба думаем об одном и том же: будет ли она встречать нас в Софийском аэропорту? Решили, если написать Тото, чтобы привез ее в аэропорт, он может обидеться. Просто деликатно намекнем, что еще здесь, в океане, мы представляли себе, как нежно расцелуем дочку в аэропорту. Тото человек умный, не может не догадаться.
Управление ведет себя прилично, но чувствуется, что оно держится на заплатах – лодкой стало управлять еще труднее. До Таити придется идти с уменьшенной площадью парусов, чтобы не перегружать перо руля.
Питание – не проблема
Хаотичная скачка волн изводит. Будто находишься не в лодке, а сидишь в телеге, которая мчится по ухабам и кочковатому жнивью. Швыряет из стороны в сторону. Волны небольшие, но катятся отовсюду. Лодка мечется и дрожит. Корпус гремит и бренчит, словно железная бочка. Грохот, шум и звон не дают покоя. В экспедицию отправились вроде на лодке, а оказывается, она истинный драндулет! Джу запрещает мне ругать ее.
Вообще-то лодка идет хорошо. Однако оценить по достоинству ее качества смогу лишь по тому, как она перенесет настоящий шторм.
Голова и все внутри дрожит от безумной качки, но это не морская болезнь и не имеет ничего общего с пережитым в первые дни нашего путешествия по Тихому океану. Уже через несколько часов после отхода из Кальяо меня прихватила морская болезнь и не отпускала почти неделю.
С нетерпением жду конца вахты. Мечтаю помыться с пенофиксом. Не знаю другого средства, которое бы так хорошо пенилось в морской воде. Мне доставляет огромное удовольствие лить ведро за ведром на свою плешивую голову.
Едим совсем помалу: 40 граммов сухарей, несколько маслин, баночка мясных консервов на 220 граммов и несколько ядер ореха. Все свежее и хорошее по качеству. Особенно лиофилизированные плоды. Только вот аппетита нет. Но мы уже привыкли, что в море у нас его и не бывает. Похоже, что уменьшенный паек действует благотворно и даже делает тебя более энергичным.
К обеду мы всегда добавляем порцию планктона. Уже несколько дней, как его количество постепенно уменьшается. Видимо, мы выходим из благодатного Перуанского течения. Изменился и цвет воды. Исчез бурый оттенок. Очень четко и ясно видны в воде животные. Вода стала настолько чистой и прозрачной, что, глядя в нее, теряешь всякое представление о глубине.
Aй да норвежцы!
Двадцать четыре часа идет дождь. Иногда прекратится ненадолго и снова льет. Ветер неравномерный. Весь океан – крученая волна. Лодка прыгает как сумасшедшая.
Перед заступлением на вахту надеваем непромокаемые норвежские костюмы. У меня – желтый, у Джу, по старой привычке, – оранжевый. Костюмы отличные. Не пропускают ни капли. Покрой удобный, и мы можем спокойно в них передвигаться. Огромная разница между норвежскими костюмами и нашими "канадками", в которых мы ходили в Эгейское море. "Канадка" – одежда, живущая в высшей степени самостоятельной жизнью, целиком независимой от тебя и твоих желаний. Оставь ее на палубе, и она будет стоять торчком. Если же промокнет и набухнет, то становится "железной", и тогда твои движения подчиняются лишь ее прихотям. На суше хотя и с большим трудом, но все-таки можно ее заставить согнуться в локте. В лодке – это мука, причем далеко не безопасная. Говорят, "канадка" когда-то была армейской формой. Не могу себе представить, как солдаты в такой "одежде" шли в атаку?!
Случайно обнаружил в своем костюме потайной карман. В нем оказалась табличка с надписью:
Фамилия…
Адрес…
Судно…
Ай да норвежцы! Все продумали! Даже если тебя найдут мертвым, все-таки будут знать, куда послать, кого известить.
Джу
Два дня уже нахожусь в непонятном напряжении и на душе тревожно. Даже писать не могу – нет настроения. Из-за проливных дождей всюду сыро и ничто не просыхает. Под парусом собирается дождевая вода. Она намного вкусней нашей.
Дончо
Кошмарная ночь. Дождь и неудачи. То ветер, то затишье. От усталости валимся с ног. Паруса совсем замучили: то их ставь, то убирай. И это в кромешной тьме. Нет хуже безветрия и неожиданных волн. Паруса исполняют странную пляску и могут в любой момент порваться. А сорванный антенный штырь путается в фалах, свисает вниз и мешает… Не могу его снять, крепко держится на стальном тросе. Иногда он сильно ударяется о мачту, и эти удары гремят, словно выстрелы. Больше всего бесит мелкая дрожь лодки.
Две ночи не спали вовсе и уже много суток на сон выкраиваем всего по 2–3 часа. Джу смертельно устала. Я мечтаю лишь о шести часах сна.
Непрерывно дремлю на вахте, и в глазах мерещатся цифры картушки компаса. Надо быть внимательным, чтобы не произошел "разворот" парусов относительно ветра. Дежурство еле выдерживаю. Правда, помогает дождь: держит в нужном напряжении.
Где ты?
Переутомленный волнениями и бессонницей, я задремал. Засыпаю быстро. Неожиданно вздрогнул и проснулся от странного шума. Паруса громко хлопали и бились о ванты. Лодка дрожала от сильных ударов. Я выскочил на палубу. Глянул в сторону румпеля и оцепенел: Джу там не было! Шкоты свободно болтались. Помчался на нос лодки, но и там ее не оказалось. Во мне все заледенело. Сердце сжалось до боли. Прошла бесконечно долгая секунда, пока я ее обнаружил: Джу забросило за левый борт. От верной гибели спас страховочный пояс, которым мы привязываемся в штормовую погоду. Джу висела вниз головой, у самой воды. Спустя мгновение я втащил ее в лодку. Джу была без сознания. Но время терять нельзя: в любой момент гик может снести ванты – и мачта рухнет. А лодка ведь без управления, волны яростно бьют и швыряют ее в разные стороны. Тут решают секунды! Дрожа всем телом, переполненный множеством дурных предчувствий, я все же бросился к парусам. В тысячу раз меня больше волновало положение Джу, но первым делом надо было подумать о нашей безопасности. В непроглядной тьме возня с парусами показалась вечностью. Наконец мне удалось поставить лодку на курс. Понемногу успокоился: Джу все-таки жива.
Она очнулась и встала. Голос у нее был тихий. Рев ветра заглушал его. Джу подошла ко мне ближе, и я увидел, что она серьезно ранена, а левый глаз опух. Она заговорила со мной, заикаясь. Постепенно пришла в себя и рассказала о злоключении. Честное слово, я был взволнован больше, чем она сама. Из головы не выходила страшная мысль: как близки мы были от непоправимой беды!
Видимо, от переутомления Джу задремала, шкот потянул ее за собой, и она ударилась о борт. Остальное уже не помнила. Глаз заплывал прямо-таки зримо, и, когда наконец я разыскал электрический фонарик и осветил ее лицо, мне даже смотреть на него было страшно. Левый глаз налился кровью, распух и почти закрылся. Удар в голову оказался очень сильным.
Самозащита
Вопреки очевидному факту Джу утверждает, что она не теряла сознания. Просто ей кажется это слишком страшным, и она не желает того допустить. По всему видно – у нее сотрясение мозга. Я заставил ее лечь в постель. Она чрезвычайно возбуждена и не может объективно оценить случившееся. Упорно твердит, что чувствует себя нормально. Она, конечно, прекрасно знает, что на лодке другой режим просто невозможен, что здесь нет места для больных.
Десять лет назад я на мотоцикле врезался в грузовик. Пролетел по воздуху метров пятнадцать, упал и потерял сознание. В двух шагах от меня мотоцикл сгорел. В больнице определили: сотрясение мозга. И предписали три месяца постельного режима. С тех пор я знаю, что в таких случаях самое главное – полный покой.
Как назло, погода устроила нам адскую карусель. Ветер стих, и нужно было убирать паруса. Потом снова поднялся, и надо было их вновь ставить. Под конец меня осенило: поставить двойные стаксели, чтобы обеспечить себе небольшую передышку. Но что-то в системе не сработало, и мы впустую потратили на это полтора часа изнурительнейшей работы. И таким образом, всю ночь не удалось глаз сомкнуть. Никто из нас не вспоминал о случившемся и о возможных последствиях, но оба были потрясены.
Глоток воды
Я взял на себя и дневные вахты, чтобы Джу хоть немного отдохнула. Что я мог ей еще предложить в данной ситуации? Волны, сумасшедшая болтанка и жгучее тропическое солнце вместо полного покоя, тишины и т. д. Худшего режима для человека с сотрясением мозга и не придумать! Ко всему прочему у нее разболелась голова и колено. Утверждает, что боль почувствовала лишь спустя несколько часов.
Джу давно побаивалась гика и все старалась обойти его стороной. Утверждает, что он ее заклятый враг. Хорошо, что ночью мы всегда привязываемся страховочными поясами. Но есть тут и минус: если бы она была привязана и без сознания упала в воду, то с первым же вдохом захлебнулась! Об этом даже подумать страшно, но это так. Это тот почти единственный" случай, когда пояс может сыграть роковую роль.
Джу
Диагноз
Дончо встал на вахту, а меня заставил немедленно лечь в постель. Я не должна даже шевелиться. Голова ужасно болит, кружится, а перед глазами черные круги. "Сотрясение мозга", – заключил Дончо. Вот только как тут не шевелиться – в лодке, посреди неспокойного океана! Лежала целый день, а вечером решила: единственный способ – притвориться, что у меня нет никакого сотрясения мозга, и принять вахту у руля.
Дежурство выдержала с огромным трудом: голова Разламывается. Наклонишься, чтобы взглянуть на компас, и перед глазами плывут красные круги. Дончо поспал совсем немного и пришел сменить. Я не ушла, Хотелось посмотреть на двух громадных рыбин, которые все время вертелись возле лодки. То были не дельфины. Дельфины выпрыгивают из воды, а эти – нет, видны лишь их спины. Рыбы быстро проносились мимо, оставляя за собой широкий светлый след. Дончо сказал, что они еще целый час сновали вокруг лодки.
Дончо
Благородный обман в эфире
Вот и первое апреля. Прошло ровно шестнадцать дней со времени отплытия. По старому обычаю, оставшемуся нам, вероятно, со времен язычества, сегодня в Болгарии все шутят и обманывают друг друга. Первое апреля – праздник людей веселых и жизнерадостных, праздник юмора. Всякий обман, розыгрыш в этот день прощаются, всякая выдумка, потешная выходка, веселая проделка – на доброе здоровье! Мама наверняка придумала много новых забав. Она великая мастерица на такие вещи. Каждый год на первое апреля мама разыгрывает все наше родственное "воинство", и, надо признать, с большим успехом.
Мы неимоверно устали, озабочены. И не обменялись шутками даже, как говорится, на доброе здоровье. В голову ничего не приходит. Вот ежели бы действовала рация, я бы передал: "Чувствуем себя отлично, никогда нам не было так хорошо!" И это было бы благородно и верно. Родные и близкие не должны за нас волноваться.
Разве правильно объявлять во всеуслышание о своих бедствиях? Нет уж, лучше вкратце сообщить о них, когда все закончится благополучно и страдания будут позади. Интересно, смогли бы мы на самом деле разыграть первоапрельскую шутку, если бы радиостанция действовала?
Обруч сжимает голову
В полдень порадовало солнце. Совсем ненадолго. Мы уж и забыли, что оно существует. Определили по солнцу свои координаты и теперь спокойны: на 2 апреля – широта 10°35 (южная), долгота 96°20 (западная). Семнадцать дней в океане.
Прошли 1140 миль. Это почти четвертая часть расстояния до ближайших островов на запад. В обратную сторону – 450 миль, до Галапагосских островов.
Мечтаю о пяти-шести часах сухой погоды, без дождей. Хотя бы просушить по комплекту одежды. Давно промокли до костей. Переодеться не во что. Мерзнем. Я где-то читал, что, сколько бы человек ни переохлаждался, если у него в организме нет бацилл, то ему не страшны ни насморк, ни даже пневмония.
Дождь вызывает раздражение и досаду. Но ветер добрый, попутный, и мы идем со скоростью 3,5 узла. Я доволен. Наверстываем потерянное за ночь. Волны стали по-настоящему океанскими, и я с удовольствием управляю лодкой. Наше суденышко держится на волнах очень хорошо.
Джу жалуется на головные боли: голову будто обручем сжимает. Глаза у Джу потускнели, и вокруг появились темные круги. Особенно пугает левый глаз: распух, налился кровью и почти закрылся.
Бывает и похуже
Могучие волны – это самое любимое мое зрелище. Я всегда ими восхищаюсь.
От погоды добра не ждем. Надвигается шторм. Через несколько часов прекрасное зрелище превратится в муки и страдания. Предстоит тяжелая ночная вахта. Взбесившийся ветер и скачущие волны. Джу пришла меня сменить. Хочет во всем быть на равных и не позволяет мне ее подменять. Жду ухудшения погоды, и потому мне необходимо хорошо отдохнуть, быть готовым к серьезным испытаниям. Еще неизвестно, сколько придется бодрствовать. Не знаю, что будет с Джу. Конечно, воля ее давно проверена, я верю в нее, но сотрясение мозга – дело нешуточное. Я не могу позволить, чтобы она переутомлялась. Но этого же не могу позволить и себе. Я должен быть в строю, должен выдержать любые испытания! От бессонницы реакция замедленная, рефлексы притупляются, и я могу натворить бед, например перевернуть лодку. Когда мы очень устаем, то всегда сожалеем, что на нашей лодке нет киля. Могли бы задраить люки, и спи себе, сколько душе угодно. К сожалению, у нас единственно возможная роскошь, если свободен от вахты: забраться в рубку. В эту ночь заснуть мне не удастся, факт. Разъяренные волны сильно бьют по корпусу. Рев бури кажется особенно жутким в закрытом пространстве. Естественно, и мысли всякие лезут в голову: эта шести-семимиллиметровая пластмассовая перегородка, отделяющая тебя от рассвирепевшего океана, может не выдержать могучих ударов волн и лопнуть… У нашей лодки нет шпангоутов. Корпус состоит из двух стеклопластиковых половинок, скрепленных по шву алюминиевой полосой тоньше мизинца. Ее-то мы и называем гордым именем – киль. Длинный путь проделало кораблестроение, пока мощный киль с форштевнем средневекового судна – галиона не превратился в наш алюминиевый киль.
Мачта сломалась, как соломинка
Ночью Джу позвала:
– Дончо!
– Что случилось?
– Мачта сломалась!
Я вскочил как ошпаренный. Мачта сломалась на высоте 1,5 метра выше рубки. Безвозвратно!
Темно, хоть глаз выколи. Впотьмах ощупал мачту руками. Будто мог чем-то помочь! Как ножом срезало! Печальная картина. В месте полома торчали щепки. Перелом почти горизонтальный.
Зверская качка. Ветер очень сильный. Джу объясняет, что не успела и глазом моргнуть, как мачты не стало.
Я ошеломлен, подавлен. Что это? Всему конец? Перевернемся, если ветер усилится? Но не надо впадать в панику.
Джу
А если перевернемся?
Неожиданно ветер стих, стало совершенно темно. Тьма кромешная. Неясная тревога и напряженное состояние. Длилось это 2–3 минуты. Потом я ничего не услышала, даже ветер не засвистел, а парус вдруг сильно надулся, задрожал, послышался треск ломаемого дерева, и мачта вместе с гафелем рухнула в воду. Все свершилось мгновенно, в считанные секунды. И только после этого послышался свист очень сильного ветра, хлынул проливной дождь.
Позвала Дончо, сказала, что мачта сломалась. Он немного помолчал, затем быстро отозвался: "Иду, Джу. Не волнуйся". Бросили плавучий якорь и отдались на волю волн. А они вздымаются ежеминутно.
– Единственное, что нам еще не хватает, так это перевернуться, – выдавила я мрачно.
Достали резиновую спасательную лодку. Я наполнила два мешка консервами, в каждый положила пенопласт, чтобы мешки не утонули, а могли всплыть. Еще в один мешочек уложила пластмассовый секстан, карту, устройство для опреснения морской воды (представления не имею, как оно действует), сигнальное зеркальце, удочки, сеть для планктона, ракеты и нож. Два резиновых резервуара с водой привязала к надувной лодке длинным тросом. И это все, что смогла сделать в непроглядную темень при бушующем океане.
Все готово на случай, если лодка перевернется. Надеюсь, мешки не утонут. Болтанка сильная, передвигаться можно только на четвереньках. Меня охватило такое чувство, будто в любой момент может случиться беда.